не Японией, а
внешним миром... Было бы легче, если бы исчезло само  понятие  "Япония"...
Японцы превратились бы просто в людей...  Но  этого  не  получится...  Ибо
культура  и  язык  -  историческая  "карма"...  Если  бы  и   Япония   как
государство, и народ ее, и культура, и история сгинули бы разом,  было  бы
по-своему хорошо... Но японцы все еще молодой народ,  волевой  народ,  его
"карма" жить еще не кончилась...
   - Э-э, простите... - сказал до  сих  пор  молчавший  помощник.  -  Если
позволите, нельзя ли господам ученым отдохнуть? Ведь они совсем  не  спали
все это время...
   - Куниэда, конверты...  -  старик  кивнул  девушке.  -  Благодарю  вас!
Отдыхайте, пожалуйста.
   Девушка  с  Куниэдой  помогли  старику  пересесть   в   кресло-каталку,
остальные трое не шелохнулись.
   - Сразу отправитесь в Токио? - спросил Куниэда, толкая кресло. - Хорошо
бы взять с собой и господ ученых. Машины есть. А здесь, думаю,  оставаться
опасно...
   - Ханаэда, - властно сказал старик, обернувшись к девушке. - Немедленно
вызовите врача. Пусть осмотрит ученых.
   Ватари решил не теряя ни минуты отправиться с бумагами в Токио, оставив
для  гостей  две  машины.  Когда  Куниэда,  собравшись  в  дорогу,  подвез
кресло-каталку со стариком к машине, с неба посыпал колючий  снег.  Открыв
дверцу "мерседеса-600", сделанного по спецзаказу, и спустив трап, он хотел
было погрузить кресло, как вдруг раздался  оглушительный  грохот.  Куниэда
обернулся. Со склона Фудзи, недалеко от вершины, поднимался дым.
   - Это кратер Хоэй, - спокойно произнес старик. - Судя по  дыму,  ничего
страшного, во всяком случае пока...
   Сзади послышались торопливые  шаги.  К  машине  подбежала  бледная  как
полотно Ханаэда.
   - Дедушка... - она закрыла лицо руками, - Фукухара-сенсей...
   - Что?!
   Куниэда испуганно обернулся к дому. Оттуда медленно шел монах.  Вытащив
из рукава-кармана кимоно четки, он молитвенно сложил ладони.
   - Кресло, - сказал старик  Куниэде,  который  еще  не  погрузил  его  в
машину. - Ханаэда, немедленно сообщи семье сэнсэя. Тацуно-сан, прошу  вас,
позаботьтесь обо всем.
   Монах, которого назвали Тацуно, все так же держа руки, поклонился.
   Со стороны Фудзи опять послышался  грохот.  С  легким  шуршанием  начал
падать пепел.



6

   На Кансае, куда Онодэра приехал после долгого отсутствия, по  сравнению
с Токио было относительно спокойно. Перед посадкой  в  Итами  транспортный
самолет сил самообороны сделал круг над Осакой. В панораме  раскинувшегося
внизу города Онодэра почувствовал какие-то изменения. В чем дело, он понял
позже, после разговора с братом по пути из крематория Нада.
   - Знаешь, я, пожалуй, переменю работу... - сказал ему старший  брат.  -
На Кансае почти все проектные работы приостановлены или вовсе  прекращены.
Я тоже могу оказаться не у дел.
   - Но почему? - удивился Онодэра. - Как же так,  из-за  землетрясения  в
Канто прекращаются работы на Кансае?!
   - А ты  не  знаешь?  В  последнее  время  здесь  происходит  сильнейшее
опускание почвы, - брат скрестил на груди руки. - Правда, началось это  не
сегодня, но  сейчас  темпы  возросли.  Кое-где  почва  опускается  на  два
сантиметра в день...
   - В самом деле? -  рассеянно  пробормотал  Онодэра  и  подумал,  что  в
последнее время он лучше знает, что творится на дне океана, чем на суше.
   - Да. И так уже с год. Причем происходит это  не  местами,  а  повсюду.
Кажется, что опускается вся земля.  Очень  странное  впечатление...  Будто
Западная  Япония  начинает  медленно  тонуть.  Создалась   опасность   для
засыпанных участков у  моря  Хансин  и  для  побережья  Осакского  залива.
Проводятся срочные работы по укреплению береговых дамб. Но  за  опусканием
не угнаться - у берега оно идет со скоростью десять сантиметров в  день...
За десять дней целый метр! Представляешь себе?  Ученые,  правда,  говорят,
что так долго не может продолжаться...
   Онодэра почувствовал, как ногти впились в ладони.  Структура  основания
западной и восточной частей Японского архипелага различна,  следовательно,
различным должен быть и характер изменений. Но то, что Западная Япония так
же, как и вся...
   - Давайте в аэропорт,  -  сказал  брат  шоферу.  -  Там  у  фирмы  есть
вертолет. Покажу тебе сверху, что происходит.
   - Послушай, - повернулась к ним сидевшая рядом с шофером жена брата.  -
Может быть, не сегодня?
   - Ничего. Церемония получения праха состоится завтра утром. Ты  поедешь
домой и всем распорядишься... Мы скоро вернемся.
   Скоростные хайвеи Хансин, Медзин и Осака были еще в порядке, так что до
аэропорта они добрались быстро. Брат из машины по  радиотелефону  попросил
подготовить вертолет, поэтому по прибытии они сразу же поднялись в воздух.
   Сверху хорошо  было  видно  наступление  моря  на  побережье  Осакского
залива. Часть побережья и осушенные земли Хансина уже были  залиты  водой,
исключение  составляли  лишь  участки,  защищенные  волнорезами  и  срочно
сооруженными дамбами. Район Сакай, самый близкий к морю, тоже был частично
затоплен. Скрылся под водой и вновь стал болотом участок, осушенный было и
подготовленный для расширения нового аэропорта Кансай. От  него  далеко  в
открытое море тянулся мутный поток.
   Море стремилось взять обратно, слизнуть своим  огромным  языком  земли,
некогда отвоеванные у него человеком.
   В устьях рек повысился уровень прилива. В воде, постепенно  разрушаясь,
стояли  брошенные  заводы,  склады,  жилые  дома.  Тайсе,  Нисиедо-гава  и
Амагасаки - районы Осаки,  находившиеся  ниже  уровня  моря,  теперь  были
необитаемы. Особенно страшное зрелище представляла собой Нисиедо-гава - из
воды торчали черные утесы зданий.
   - Убедился теперь? - спросил брат. -  Если  здесь  и  можно  что-нибудь
сделать, то для этого потребуются гигантские  средства.  Но  разве  сейчас
станут этим заниматься, когда все брошено на  восстановление  Канто.  Наша
фирма на грани банкротства...
   - Ты говорил, что хочешь  переменить  работу.  Что  же  ты  собираешься
делать? - Онодэра угрюмо рассматривал землю.
   - Матушки теперь нет. Вот я и думаю собраться с духом и  отправиться  в
Канаду. Есть работа по благоустройству  в  нефтеносных  районах  Манитобы.
Хочу поехать всей семьей. Жена, правда, колеблется...
   - Это прекрасная мысль! - не удержавшись, воскликнул Онодэра и  положил
свою руку на руку брата. - И когда ты собираешься?
   - Из Канады-то торопят... Ну, пока соберешься, пока со здешними  делами
разделаешься, думаю, пройдет  месяц,  а  то  и  два.  На  будущей  неделе,
возможно, съезжу туда один, присмотрюсь.
   - Чем скорее, тем лучше, - Онодэра невольно крепко сжал руку  брата.  -
Брось все дела, не раздумывай. Махни сразу в  Канаду,  ничего  лучшего  не
придумаешь... Пусть жена ворчит, бери всю семью и переезжай...
   - Тебе легко говорить! В сорок лет менять работу...  -  улыбнулся  было
брат, но тут же недоуменно посмотрел на Онодэру. - А ты-то что так  горячо
меня гонишь?
   - Да ведь Япония... - начал Онодэра и запнулся.
   Он чуть было не проговорился. Уж очень обрадовался, что  его  родные  -
надо же! - собираются бежать от беды, о беде не ведая. Но сказать об  этом
брату он не имел права...
   Онодэра снова посмотрел вниз...  Беги,  беги,  брат!..  стучало  в  его
груди. Ему очень хотелось крикнуть это во весь голос. Беги в  чем  есть...
Япония тонет... И не просто тонет... До того как она исчезнет  под  водой,
произойдут  страшные  катаклизмы...  Спасутся  только  те,  кому  особенно
повезет...
   Онодэра даже удивился, обнаружив вдруг в себе такой прилив  родственных
чувств... Поступив в институт, Онодэра  сразу  отделился  и  отдалился  от
родных, а когда начал работать, это расстояние и в прямом, и в  переносном
смысле слова увеличилось еще больше. В Токио родственников у него не было.
Друзья менялись,  уходили,  приходили.  В  молодости  человека  ошеломляет
широта открывшихся перед ним горизонтов, и в тридцать лет он порой все еще
ищет  перемен.  А  Онодэру,  кроме  того,  захватил  и  понес   гигантский
водоворот. Судьба его сложилась так, что в ней не было места личной жизни.
С родственниками он виделся за это время всего один раз - когда умер отец.
Ровно  через  семьдесят  пять  дней  старший  брат  выслал  ему  его  долю
наследства - сто тысяч иен. Эти деньги Онодэра сейчас же отослал  обратно,
матери, написав, что он работает и ему ничего не нужно.  Он  действительно
работал. Изо дня в день погружался  в  пучину  моря,  поднимался  в  небо,
вступал в единоборство с двигателями и заполнял графы бесконечных диаграмм
по программе исследований. Он имел дело с гигантским куском скалы площадью
в триста семьдесят тысяч квадратных километров, с беспредельным океаном, с
чудовищно огромной огненной змеей под его дном. Во время работы он забывал
не только о родственниках, но и о себе...
   Однако сейчас, поговорив с братом, Онодэра ощутил, что в нем продолжают
жить сильные родственные чувства. Онодэра никогда не вспоминал  о  детских
ссорах и драках, а вот как брат ему помогал, как  защищал  его  -  это  он
помнил. Брат был старше на десять лет. Сестра, средний  ребенок  в  семье,
умерла очень рано... Память, она хранит многое...  Первое  воспоминание  -
брат вытаскивает его из канавы... А потом поздний  вечер  после  храмового
праздника, брат несет его домой на  спине,  а  он  засыпает...  Брат  идет
босиком - у него на гэта порвались тесемки... Позже брат  ловил  для  него
жуков, учил удить рыбу, плавать, делать модели самолетов... Когда брат был
уже студентом, Онодэра помнил, с каким  благоговением  он  взирал  на  его
книги на японском и иностранных языках... Теперь  эти  воспоминания  разом
нахлынули на Онодэру.
   Мучительно трудно было молчать. Как это ужасно - не иметь права сказать
ни единого слова родному брату, брату, тепло которого он помнит всем своим
существом.
   А может быть, произнести  роковое  слово?..  Сказать:  "Беги,  брат,  с
Японией конец"... Брат будет потрясен  и  начнет  торопливо  собираться  в
путь. Жена потребует объяснений. В запале брат обязательно проговорится. А
перед отъездом он скажет самому близкому другу  или  самому  надежному  из
тех, кто будет на  прощальном  вечере...  А  потом  он  наверняка  захочет
захватить кого-то из подчиненных, с кем проработал не  один  год.  "Тайна"
станет передаваться из уст в уста... Может, это  не  так  и  плохо?!  Ведь
тогда люди сами будут уезжать, хоть кто-то спасется... Почему этого нельзя
делать?
   Но ведь это не его тайна. Ее разглашение может расстроить осуществление
большого плана... Это служило каким-то оправданием...
   Онодэре и в голову  не  приходило,  что  он  следует  древнему  закону:
хранить верность долгу, даже принося в жертву близких.
   Вертолет снижался  в  восточной  части  аэропорта,  вдалеке  от  трассы
регулярных рейсов. Онодэра, избегая смотреть  брату  в  лицо,  разглядывал
землю.   Красные,   зеленые,   серые   крыши.   Улицу   переходит   группа
младшеклассников в желтых шапочках. Их  ведет  женщина.  Дом...  В  окнах,
выходящих на юг,  развешено  белоснежное  белье,  сушатся  одеяла.  Светит
солнце. Какая-то женщина пальцем показывает малышу  на  их  вертолет.  Вон
домохозяйки в фартуках, с платками на головах, идут за покупками... Заныло
сердце. Наверное, он по-настоящему  еще  не  понимает,  что  такое  "груз"
семьи, жизни. Семья брата... Какое место занимают жена и двое детей в  его
жизни... Жена у брата упрямая, с характером, сейчас начинает полнеть и  до
исступления занимается косметической гимнастикой...  Старший  сын,  ученик
первого класса средней школы. Дочь, в четвертом  классе  начальной  школы.
Чадолюбивый брат любит ее без ума... Только и говорит о  ней:  "...девочка
заняла  первое  место  на  школьном  конкурсе  по  классу  рояля,   а   на
префектуральных  соревнованиях  -  второе...  Надо  купить  ей  концертный
рояль..." А вообще он в семье играет роль матери... И  все  это  давит  на
плечи брата как счастливый груз.
   И таких семей, которые  находятся  на  грани  гибели,  больше  двадцати
миллионов... Онодэра приподнялся на сидении, чтобы в последний раз,  перед
посадкой, окинуть взглядом  простиравшуюся  внизу  панораму.  Тесные  ряды
маленьких домиков, кооперативных массивов, дешевых доходных домов, кое-где
разорванные зелеными пятнами холмов и лесов, тянулись до самого горизонта,
переходя в затянутую коричневой завесой дыма Осаку. И  в  каждой  из  этих
коробок  творилась  жизнь  человеческая,   чуть   расцвеченная   скромными
надеждами  и  удовольствиями...  Узы  родства,  совершенно  неприметные  в
повседневной  жизни,  обретают  вдруг  свинцовую  тяжесть   при   малейшем
отклонении от нормы - таком, как супружеская ссора,  болезнь  ребенка  или
смерть близких...
   И нужно спасти, переместить, переселить более двадцати миллионов семей,
обремененных тяжестью многотрудной жизни. Заставить  их  бросить  дом,  за
который наконец-то выплатили половину ссуды, пианино, купленное для дочери
ценой огромных  жертв...  Все  бросить  и  отправиться  в  чужие  края,  в
неизвестное завтра?..
   - Задумался? Давай выходить, - отстегнув ремень, брат  хлопнул  Онодэру
по плечу. - Рановато немножко, но не  пообедать  ли  нам?  Как  ты  насчет
рыбки, кузовка, а?
   - А что, можно кончить пост? - рассеянно спросил Онодэра.
   - А почему нет? Я вчера весь день и  сегодня  до  двенадцати  постился.
Похороны фактически уже кончились... - брат легко  спрыгнул  на  землю.  -
Только жене не  говори.  В  последнее  время  она  вдруг  стала  проявлять
строгость в таких вопросах. Возраст, наверное, сказывается.
   Пообедали в районе Хокусинти, в японском ресторане, где хорошо готовили
рыбу и который славился своим сакэ. Онодэра выпил много, -  давно  он  уже
так не пил, но почему-то почти не опьянел. Они вышли на улицу и  окунулись
в море света, хотя  его  здесь  было  чуть  меньше  обычного  -  экономили
энергию. Ведь приходилось снабжать  пострадавший  от  землетрясения  район
Токио, да и в самой Осаке станции снизили выработку  электроэнергии  из-за
опускания почвы. Тем но менее у баров, как всегда, весело звучали  звонкие
голоса женщин, которые провожали и встречали клиентов.
   Брат предложил походить по барам, а потом заночевать у него, но Онодэра
отказался - необходимо было рано утром вылететь в Токио. Номер  у  Онодэры
был заказан в отеле при аэропорте, да и билет на самолет забронирован.
   - Обойдись уж без меня на завтрашней церемонии... - сказал он брату.  -
Мне, правда, тяжело уезжать... Опять же родственники ворчать будут...
   - Не беспокойся, положись на меня, - успокоил брат, оплачивая счет. - А
сюда будешь наведываться? Или опять надолго исчезнешь?
   - А-а... - издал неопределенный возглас Онодэра, думая о бесконечной  и
странной работе, которая вновь начнется  с  завтрашнего  дня.  -  Не  знаю
еще... Я тебе сообщу, что и как...
   Выходя из маленького кабинета,  брат  вытащил  из  внутреннего  кармана
пиджака узкий длинный конверт.
   - В таком случае возьми вот это, - сказал он. - Память о матери.
   Онодэра взял конверт. В горле что-то застряло,  готовое  вырваться,  но
сказал он совсем не то, о чем думал.
   - Брат, отправляйся в Канаду, так будет лучше!  Так  будет  лучше...  -
повторил он горячо и взволнованно. - Обязательно надо ехать!
   - Чудной ты! - рассмеялся брат и двинулся вперед. - А  ты  сам-то  как,
какие у тебя планы? Не пора ли тебе  обзавестись  семьей?  Холостяк  после
тридцати, это как-то уже нечистоплотно...
   Они расстались у ресторана - брат пошел в одну сторону, он в  другую...
На каком-то здании бежали буквы светящихся новостей:  "Извержение  кратера
Хоэй вулкана Фудзи".
   Город тонул в леденящем  февральском  холоде,  с  неба  начинал  сыпать
колючий редкий снежок, но на центральной  улице  царило  обычное  вечернее
оживление. Все тот же  поток  машин.  Все  те  же  банкеты  в  ресторанах.
Служащие фирм - дельцы и деляги - на отдыхе.  Продефилировала  подвыпившая
компания, распевая  военную  песенку.  Молоденькие  хостэс  с  обнаженными
плечами, дрожа от холода, отвечали визгливым смехом  на  фривольные  шутки
клиентов. Размеренной  походкой  прошагал  господин  в  роскошном  тяжелом
пальто. Перебежала улицу официантка, старательно и зябко придерживая подол
кимоно.  Девочка-цветочница,  закутанная  в  платок,  предлагала  прохожим
букеты. Прошел бродячий певец  с  аккордеоном  и  гитарой.  С  передвижных
лотков продавали - в расчете на хостэс - горячие  шашлыки  из  каракатицы.
Дверь общественной столовой - единственной на всю улицу - широко  открыта,
видно, как валит пар от только что вынутой из котла лапши.
   Шагая  в  этом  столпотворении  под  ледяным  боковым  ветром,  Онодэра
почему-то вспомнил, что скоро праздник Взятия воды Февральской башни храма
в Пара. Эта мысль заставила его содрогнуться.
   Жизнь идет,  как  обычно.  Все  живое  ждет  прихода  весны...  В  этой
круговерти каждый человек  думает  о  своем  завтра.  После  суровой  зимы
наступает весна,  расцветает  сакура,  подрастают  дети,  наступает  новый
учебный год, рядовой служащий становится столоначальником, хостэс  находит
покровителя и открывает свое дело или выходит замуж. В  неотвратимом  ходе
времени люди вынашивают свои скромные надежды,  ждут  смены  времен  года,
размышляют  о  жизни,  расцвеченной  небольшими   радостями,   замутненной
горестями. Онодэре опять сделалось нехорошо, как тогда в кабине вертолета.
Теперь от всей этой жизни он отделен  прозрачной  стеной.  Это  не  просто
стена, это экран смерти. Если смотреть на жизнь с его стороны, любая самая
веселая сцена обретает  черты  смерти.  По  залитой  светом  улице  шагают
бесчисленные пары туфель, каждая пара несет жизнь... И опять горячий комок
подкатил к горлу Онодэры.
   "Бегите! Все бегите! Спасайтесь!" - захотелось крикнуть ому.
   Скоро наступит весна. А вот наступит ли лето?  Или  осень?..  Будет  ли
будущий год?.. Эта земля, по которой вы сейчас шагаете,  наверно,  его  не
увидит. Вы уверены, что для того, чтобы попасть  в  завтра,  нужно  просто
идти вперед... Но завтра, наше завтра, будет не таким, каким вы  его  себе
представляете. Гигантская катастрофа опрокинет это завтра. А что последует
за ним? Пока никто этого не знает. Бегите, спасайтесь немедленно! Бросайте
все, бегите, в чем есть, спасайте свою жизнь!..
   Онодэра внезапно почувствовал опьянение. Его охватил страх, что  он  на
самом деле сейчас встанет посреди толпы и начнет  кричать.  Начнет  спьяна
кидать всем подряд  безумные  слова,  хватать  всех  за  грудки  и  орать:
"Бегите! Спасайтесь!"
   Мучимый страхом и пьяным желанием заорать, Онодэра схватился за голову.
Пробираясь сквозь толпу неверным шагом, он налетел на  кого-то,  выбил  из
рук сумку, из которой посыпалась всякая мелочь.
   - Извините... - Онодэра поспешно наклонился, чтобы  собрать  содержимое
сумки. - Простите, пожалуйста.
   Потянувшись за палочкой губной помады, он потерял равновесие, чуть было
не врезался лицом в асфальт. Каким-то чудом ему  удалось  удержаться,  но,
чтобы не растянуться, он присел на корточки.
   - Онодэра-сан! - услышал он над головой.
   Что?!
   Он увидел прямо перед собой на  асфальте  черные  дамские  лакированные
туфли, а над ними черные бархатные брюки. Он переводил взгляд все  выше  и
выше, как вдруг на его плечо мягко легла рука.
   -  Сколько  я  вас  искала,  Онодэра-сан!  Мне  с  вами  нужно,  просто
необходимо поговорить...
   Чувствуя тяжелое, раздвигающее черепную коробку  опьянение,  Онодэра  с
трудом поднял голову.  Перехваченные  обручем  волосы,  смуглое  серьезное
лицо. Улыбка.
   Это была Рэйко Абэ.



7

   Штаб Д-плана занимал одиннадцать комнат, расположенных на трех этажах в
здании Управления обороны. В  самой  большой  из  них  недавно  установили
дисплей ДЗ. Он был гораздо больше, чем на "Есино". На экранном  устройстве
наглядно  отражались  все  эне