ой. Это не правда. Ту ночь  я  провел  с  Илоной  Хорват.  Вот  какое
"достоверное" донесение вы получили от своего агента.
   - Совершенно справедливо, но вы и после  убийства  могли  пойти  к  своей
невесте. Вы оба умеете конспирироваться.
   - Я прошу вас, господин майор, устроить мне очную ставку с Илоной Хорват.
   -  Это  что-то  новое.  Действительно  нужно  проверить.  Заметьте  себе,
капитан. У вас нервы -  как  канаты,  молодой  человек,  -  сказал  Шликкен,
обращаясь к Кальману. - Я признаю, что здесь  имеется  много  противоречивых
моментов. Я, конечно, видел  эти  противоречия  уже  давно.  Знаете,  что  я
сделал? То, что обычно делают драматурги. Я начал с третьего акта. Я остался
при своем идефиксе, что вы - Кальман Борши. И тогда я спросил себя,  что  бы
сделал Кальман Борши,  если  бы  узнал,  что  его  товарища  Шандора  Домбаи
схватили? Если бы я был Борши,  то  немедленно  поставил  бы  в  известность
человека, для которого опасен провал Домбаи. И вот  вы  узнали,  что  Домбаи
находится здесь, в подвале. Как же вы  поступили?  -  Кальман  молчал.  -  В
прошлом веке один  датский  ученый  изобрел  звукозаписывающий  аппарат.  Мы
применяем его всего года два. Особенно я,  потому  что  обожаю  технику.  Мы
устанавливаем чувствительный микрофон куда-либо и затем записываем  разговор
на магнитную ленту. Хотите, чтобы я воспроизвел  ночь,  проведенную  вами  с
Илонкой? Благодарение богу, вы очень внятно говорили. И имя  доктора  Шавоша
произносили довольно четко.
   Нависла гнетущая тишина. Кальман мгновенно оценил обстановку.
   Провалился. Спасения нет. Теперь надежда только на то, что дядя Игнац  не
попал к ним в руки.
   - Вы выиграли, - проговорил он тихо.
   - Первая разумная короткая фраза. Я знал, что перед фактами вы сдадитесь,
- сказал Шликкен.
   Кальман пожал плечами.
   - Приходится, господин майор. - Он закурил сигарету. - Когда вы  схватили
Домбаи?
   - К сожалению, мы еще не схватили его, но, надеюсь, с вашей  помощью  это
удастся сделать очень скоро.
   Кальман рассмеялся.
   - Чему вы смеетесь?
   - Рад, что не схватили Домбаи.
   - Это вопрос времени. Но я хотел бы спросить у  вас  кое-что.  Почему  вы
выдали Фекете? Почему провалили Виолу?
   - Я догадался, что Фекете - провокатор, что он ваш агент. Он был  слишком
упитанным для человека,  выдержавшего  шесть  недель  тюремного  заключения.
Многие годы он якобы был безработным, а во  рту  у  него  настоящий  золотой
прииск. Говорил, что не курит. А ментолом от него так и несло,  да  и  между
зубов виднелись крошки табака. И еще: вряд ли можно найти такого коммуниста,
который  бы  после  нескольких  часов  знакомства  выдал   важнейшую   тайну
организации. Не обижайтесь, но это была точно такая  же  примитивная  штука,
как и вчерашняя встреча в ресторане и комедия  с  этой  перевязкой.  Я  чуть
живот не надорвал, глядя, как ваши сыщики ведут наблюдение. В этом следовало
бы потренироваться и господину капитану.
   - Тодта там не было, - сказал майор, засмеявшись.
   Кальман махнул рукой и посмотрел на ботинки капитана.
   - Как хотите, но это так, господин майор.  А  теперь  можете  расстрелять
меня, потому что больше я уже действительно ничего не скажу.
   - Посмотрим. Вы не коммунист, - улыбнулся Шликкен,  -  следовательно,  не
одержимый, а разумный человек. А  я  все  еще  продолжаю  верить  в  здравый
смысл...
 
*** 
 
   Кальман до самого рассвета проговорил с Шалго.  Старший  инспектор  сразу
узнал его.
   - Вы Пал Шуба, не так ли?
   Кальман сел на солому, посмотрел на толстяка.
   - Почему вас это интересует? Не все ли равно, как меня зовут?
   - Мне абсолютно все равно. А вообще-то я Оскар Шалго. Мне кажется, что вы
знаете мое имя. - Старший инспектор остановился перед Кальманом. -  Если  вы
не Пал Шуба, тогда Кальман Борши. - Сев на солому  поближе  к  Кальману,  он
спросил:
   - Умеете свистеть?
   - Умею, - ответил  Кальман,  подумав  при  этом,  что  старший  инспектор
наверняка свихнулся.
   - Нагнитесь ко мне поближе.  -  Кальман  наклонился,  толстяк  начал  ему
что-то шептать на ухо. Кальман пожал плечами, повернулся, сел спиной к двери
и тихо начал насвистывать. А Шалго, закрыв носовым платком рот, спросил:
   - Как вы провалились?
   - С каких пор вы знаете, что я Кальман  Борши?  -  Они  сидели  плечом  к
плечу, разговаривали и свистели, так  как,  по  мнению  Шалго,  свист  мешал
подслушиванию.
   - Я давно уже вас подозревал. Но  убедился  в  этом  только  перед  своим
провалом. Вы  хорошо  работали,  только  все  наши  предположения  настолько
совпадали  с  вашими  действиями,  что  это,  как  бы   сказать,   предельно
подтверждало подозрение.
   - С какими действиями?
   - Ну, смотрите сами. - Шалго потер лоб. - Когда вы  дали  Хельмеци  адрес
Гемери, откуда-то вам нужно было  просмотреть  до  конца  это  драматическое
представление. С берега Дуная  ничего  нельзя  было  увидеть.  Церковь  была
заперта. Когда я узнал, что  вы  находитесь  в  связи  с  девушкой,  у  меня
закралось первое подозрение. Марианна из своей квартиры на улице  Вам  могла
отлично видеть этот божественный спектакль.
   - Скажите, кто был агентом в доме Калди?
   - Вы все еще не знаете?
   - Рози Камараш?
   - Кто вам сказал?
   - Как-то раз Марианна заметила, что Рози подслушивала у моей двери.
   - Ее интересовало, не у вас ли Илонка.
   - Она следила и за Илонкой?
   - Только за девушкой. Чисто женское  любопытство...  Илонка  Хорват  была
моим агентом...
   Они долго молчали.
   - Не шутите. Значит, меня провалили вы, а не Шликкен?
   - К сожалению. Я уже не мог предупредить. Я думал, что вы догадаетесь.
   - Это невероятно, - сказал Кальман. - Так, как она  любила...  нет,  нет,
так любят от всего сердца...
   - Она действительно любила вас от всего сердца, да со страху выдала...
   По всей вероятности, Шликкен заверил ее, что с вами все будет в порядке.
   Она и меня просила об этом. К тому же она ненавидела Марианну.
   - Но... Когда мы были вдвоем в камере, Марианна рассказывала, что  Илонку
избили немцы.
   - Они разыграли спектакль. Шликкен в этом деле большой мастер. Он сначала
пишет настоящее либретто и по нему уже ставит пьесу.  А  девушка  училась  в
театральном училище. Вообще-то она из  провинции.  В  восемнадцать  лет  она
стала любовницей одного политического деятеля и украла у него  драгоценности
на большую  сумму.  Ее  без  шума  арестовали  во  избежание  скандала.  Мне
посоветовали обратить на нее внимание. Я запросил ее дело.
   Поговорил с ней и предложил ей: или она в течение двух лет будет работать
на нас, или ей придется сесть за решетку. У  нас  она  должна  будет  хорошо
работать - убирать, мыть - и исправляться. Я пообещал, что потом  она  снова
сможет продолжать свои занятия. С прошлой жизнью будет покончено, и я помогу
ей в этом... Что ей оставалось делать? Она с радостью согласилась.
   И хорошо работала, только вы сбили ее с толку...
   - Почему вы так откровенно говорите со мной? - поинтересовался Кальман.
   - Покойники откровенны между собой. А мы ими и являемся. -  Шалго  закрыл
глаза, тяжело вздохнул.
   - Зачем вы, собственно говоря, переметнулись в другой лагерь?  -  спросил
Кальман. - Ведь если вас поймают коммунисты, они разделаются с вами.
   - Вряд ли у них на это будет время. Вообще объяснить это нелегко.
   Просто я сыт всем по  горло.  Вам  еще  не  приходилось  бывать  в  таком
состоянии, когда тебя воротит даже от  самого  себя?  Хотя  вы  еще  слишком
молоды. А я уже устал. Нет, я не сделался  коммунистом...  Но,  как  бы  это
сказать... Не сочтите, что я оправдываюсь, но я никогда не обижал их, я  был
человеком принципов, теории...
   - Вы ловили их с помощью своей логики, а палачи их мучили или забивали до
смерти. Так кто же больший преступник, вы или они?
   Шалго открыл глаза.
   - Вы что, уже прокурора из себя строите? Не рано ли? - спросил он.  -  Вы
ошибаетесь, если думаете,  что  я  собираюсь  защищаться.  Я  даже  не  буду
ссылаться на то, что я всего лишь соблюдал законы. Можете  удивляться.  Если
бы мне удалось выжить благодаря какой-нибудь ошибке или случайности, я бы не
стал  выставлять  этот  аргумент  в  свою  защиту,  хоть  это  и  правда,  я
действительно многих  коммунистов  раскрыл,  но,  когда  немцы  оккупировали
страну, я поставил точку, сказал себе: баста! Я предупредил даже  нескольких
человек, дал им возможность бежать, среди них был и  Калди;  кроме  того,  я
сжег массу своих записей.
   Кальман задумчиво сказал:
   - Мы не останемся в живых. Я не буду прокурором, а вы - обвиняемым.
   Если даже за другое и не накажут, то за убийство нас обоих повесят.
   Шалго странно улыбнулся.
   - Скорее нас замучают до смерти. Вы не знаете Шликкена.
   - Скажите, немцы проиграют войну? - спросил вдруг Кальман.
   - Они уже проиграли. И знаете когда? Летом сорок первого.
   - Почему именно тогда?
   - Потому что  плохо  рассчитали.  Потому  что  плохо  сработали  немецкие
разведчики. Мне известно несколько донесений тех времен...
   - Что ж было в донесениях?
   - Разведчики утверждали, что Советский Союз не был подготовлен  к  войне;
что его вооружение  было  недостаточно  современным  и  тем  самым  реальные
возможности ведения молниеносной  войны  были  налицо.  Но  они  ошиблись  в
главном: в оценке морального  духа  населения.  Они  утверждали,  что  после
нападения немцев все  республики  во  главе  с  Украиной  поднимутся  против
существующего режима. И я верил этим рассуждениям. Только позже  я  начал  в
этом сомневаться. А когда  прочитал  донесения  начальника  разведки  Второй
венгерской армии о действиях партизан, то  сказал  себе:  "Ого,  осторожнее,
возможно, тебе большевизм не нравится, но что-то в этом движении есть..."
   "Наверняка что-то в  нем  есть,  если  Марианна  могла  умереть  за  свои
убеждения, - подумал Кальман. -  А  она  ведь  не  принадлежала  к  рабочему
классу. Одно небо знает, что в нем такого".
   - Меня считали, - продолжал Шалго, - специалистом по делам коммунистов.
   Я сейчас не хочу разбираться в  их  теории  -  это  в  данный  момент  не
интересно. Я очень много раздумывал также над тем, почему к  этому  движению
присоединяется столько интеллигентов.
   - Вы считаете возможным,  что  после  войны  англосаксы  окажутся  против
Советского Союза? - спросил Кальман.
   - Сейчас я вам скажу такое, что ахнете, - заинтриговал Кальмана Шалго.
   - Я за последние недели прочитал несколько разведывательных донесений.
   Английская разведка пытается установить контакт с людьми Канариса.
   Возможно, и с самим Канарисом. Я даже считаю вполне  вероятным,  что  они
еще во время войны договорятся с ними выступить против Гитлера и  Советского
Союза.
   - Как так против Гитлера?
   - Да хоть бы так, что  люди  Канариса  уберут  Гитлера,  чтобы  сохранить
германскую военную  машину  и  предотвратить  вторжение  советских  войск  в
Европу.
   - Вы плохо знаете англичан, - возразил Кальман и убежденно продолжал:
   - Англичане не любят коммунистов, это  факт,  но  они  джентльмены  и  не
склонны к подобным аморальным действиям.
   - Не обижайтесь, молодой человек, если я скажу, что вы в политике профан.
Не имеете ни малейшего представления о ней.
   Кальман встал, потянулся, расправил свои закоченевшие конечности.
   Воздух в камере был тяжелым и затхлым, затрудняющим дыхание.
   Вдруг в тишине прозвучали обрывки разговора, нарушившие тишину.
   Послышались шаги. Кто-то спускался по ступенькам в подвал.
   Кальман подал знак Шалго, чтобы тот не шевелился.
   - Смена часовых, - шепнул он. - Сейчас  часовой  старой  смены  уйдет,  а
новый проверит все камеры. Слышите? Приближается.
   - Ничего не слышу.
   - Тогда вы просто глухой. Прислушайтесь и не сопите.  Вот  он  подошел  к
нашей двери. - Кальман услышал, как часовой осторожно отодвинул  задвижку  и
заглянул в глазок. - Теперь он вышел из  подвала,  -  прошептал  Кальман.  -
Слышали, как хлопнула дверь? Выходит во двор, поворачивает направо,  идет  к
воротам... - Вдруг Кальман резко обернулся; лицо у него было  взволнованное.
- Вставайте и не удивляйтесь, вставайте быстрее! Хотите рискнуть?
   - Что вы задумали?
   - Рискуете или нет?
   Шалго с глупым видом уставился на возбужденного молодого человека.
   - В нашем распоряжении двадцать минут. Или  мой  план  удастся,  или  нас
подстрелят, и тогда мы избежим пыток. Я знаю виллу как свои пять пальцев,  а
сад еще лучше. Ну так как?
   Толстяк пожал плечами.
   - Что я должен делать?
   Кальман подошел к двери. Лег на спину на бетонный пол ногами к двери.
   - Придавите меня коленом и душите. Я буду орать, а вы, не  жалея,  лупите
меня, лупите изо всех сил. Если часовой откроет дверь, отскочите в  сторону;
если он упадет, немедленно хватайте его автомат.
   Шалго наступил коленом Кальману на грудь, начал душить его и колотить.
   А Кальман стал что есть мочи вопить. Несколько  раз  он  ногой  ударил  в
дверь. Они услышали, что часовой подбежал к двери. Посмотрел в глазок, затем
быстро распахнул дверь.
   - К стенке! - рявкнул он, держа автомат на изготовку.
   Шалго, задыхаясь, поднялся, лицо у него налилось кровью, он прислонился к
стене, тяжело дыша и пытаясь что-то объяснить часовому.
   - Молчать! Свинья! - заорал эсэсовец и шагнул в камеру, направив  автомат
на Шалго. Одновременно он бросил взгляд на распростертого на полу Кальмана.
   - Встать!
   Кальман пошевелился. И вдруг молниеносным движением левой ноги он  носком
ботинка зацепил за пятку охранника, а правой ногой ударил  его  по  коленной
чашечке. Эсэсовец упал как подкошенный; головой он ударился о  стену.  Шалго
тут же навалился на него всей тушей. Они с Кальманом быстро связали его и  в
рот воткнули кляп.
   - Снимите ботинки и возьмите их с собой, - тихо сказал Кальман.
   Через несколько мгновений они уже бежали по коридору. Прижимаясь к стене,
поднялись по ступенькам. На площадке остановились. Кальман заглянул в  окно,
ведущее в полуподвальное помещение.  Коридор  был  погружен  в  темноту.  Он
кивнул Шалго, чтобы тот следовал за ним, открыл окно, влез на  подоконник  и
осторожно спустился в коридор. Шалго проявлял теперь максимум расторопности,
теперь  он  не  производил  впечатления  неповоротливого   толстяка.   Через
несколько секунд он уже сидел верхом на подоконнике; ловко перекинул ноги  и
с помощью Кальмана бесшумно спрыгнул на пол. Кругом стояла  давящая  тишина.
Кальман махнул своему  спутнику  рукой  и  на  цыпочках  подкрался  к  своей
комнате. Неслышно, как его учили  на  курсах  разведчиков,  открыл  дверь  и
вошел. За своей спиной он слышал приглушенное дыхание Шалго.
   Заперев дверь, он предостерегающе приложил палец к губам, затем достал из
тайника револьвер и отдал его Шалго. Тот  жестом  показал,  что  на  нем  не
держатся брюки и что на  ботинках  нет  шнурков.  Кальман  достал  из  шкафа
поясной ремень и отдал Шалго. Затем  открыл  окно.  Моросил  теплый  майский
дождь. В воздухе стоял свежий аромат сирени.
   Без всяких приключений они добрались до  развесистых  кустов,  скрывавших
ограду, осторожно встали, плотно прижимаясь к ограде. Было  так  темно,  что
Кальман и Шалго еле различали друг друга. Кальман склонился к  уху  старшего
инспектора.
   - А теперь осторожнее, - прошептал он. -  Ухватитесь  за  прутья  ограды,
встаньте на каменную кладку, затем на мои руки.
   Шалго кивнул. Быстро взобрался на верх ограды, перемахнул через нее.
   Прижимаясь к прутьям, спустился вниз и приник к земле.
   Кальман легко подтянулся. Он уже был на  ограде,  когда  услышал  быстрые
шаги приближающихся караульных. Перекинул ногу. В это время завыли сирены  и
кто-то заорал:
   - Тревога!
   Кальман спрыгнул  на  мягкую  землю  рядом  с  Шалго,  и  они  помчались,
пригибаясь к мокрой траве, по направлению к густым зарослям кустарника.
   А сирены продолжали зловеще выть, выть, не переставая...
 
ЧАСТЬ ВТОРАЯ 
 
Глава 1 
 
   - Могу я пригласить вас на коньяк,  коллега?  -  спросил  профессор  Акош
Кальмана Борши, когда они вместе  возвращались  в  отель  с  заключительного
заседания  конгресса.   Вежливо   пропустив   профессора   вперед,   Кальман
проследовал за ним в кафе при гостинице.
   Они выпили. Коньяк был отличный.
   -  Да,  -  продолжал  профессор,  -  должен  поздравить  вас  с  успешным
выступлением, но чем вы так угнетены? Насколько  мне  известно,  в  июне  вы
собираетесь жениться?
   - Если все будет в порядке, господин профессор.
   - Сколько вам лет, дорогой коллега?
   - В день свадьбы мне будет сорок три.
   - А Юдит?
   - Ей недавно исполнилось двадцать три.
   - Ну так вы же молодец, милый мой.
   В этот  момент  в  кафе  вошли  представители  французской  делегации,  и
академик Корзье, едва завидев Акоша, оставил своих коллег и заспешил к нему,
улыбаясь во весь рот и еще издали протягивая ему сразу обе руки.
   Меньхерт Акош, извинившись перед Кальманом,  стремительно  вскочил  из-за
стола. Ученые обнялись.
   Кальман неподвижно сидел, откинувшись в кресле, и думал о своем.
   Минувшие восемнадцать  лет  сильно  изменили  Кальмана  Борши  не  только
внутренне, но и внешне. Он возмужал, стал видным мужчиной.  Никто  не  знал,
почему Борши вдруг бросил преподавательскую работу и стал физиком-атомником.
Вернее, один человек знал - это был полковник Эрне Кара.
   Когда в сорок четвертом году  Кальман  Борши  и  Оскар  Шалго  бежали  из
застенков гестапо, им, хоть и с большим трудом, удалось  пробраться  к  Гезе
Такачу, граверу с текстильной фабрики  "Гольдбергер",  который  спрятал  их:
несколько дней они скрывались в угольном  погребе  одноэтажного  домишки  на
улице Апат, в ожидании, когда за ними придет Шандор  Домбаи.  Оба  они  были
совершенно равнодушны к тому, что в последнее время происходило с  ними,  но
успешный побег возродил в них жажду жизни.
   Кальман и Шалго разговаривали мало. Больше  думали  каждый  о  своем  или
просто, без всяких дум в  голове,  лежали  и  молчали.  Кальман  был  сражен
гибелью Марианны. Ему было стыдно, что он остался в живых, и мало-помалу  им
овладела навязчивая мысль, что, продолжая жить,  он  совершает  преступление
против Марианны.
   Затем в одну из ночей пришел со своими людьми Шандор Домбаи и увел их.
   Они стали членами вооруженной группы Эрне Кары. До войны Кара  преподавал
математику и физику в средней школе. Это был высокий русоволосый мужчина лет
тридцати. Шалго он встретил с недоверием, но Кальману все же удалось убедить
его в том, что старший инспектор хортистской контрразведки не подведет их. И
Шалго позднее доказал это. Он выполнял задания одно фантастичнее другого  со
смелостью человека, для которого словно не существовало  страха  смерти.  На
разведывательные операции он брал с собой и Кальмана. Вскоре они с  Шалго  и
Домбаи получили приказ перейти линию фронта, к русским, потому что в  городе
немцы организовали за ними самую настоящую охоту и своим провалом они  могли
поставить под удар всю  подпольную  организацию.  В  районе  города  Печ  им
удалось перейти линию фронта, и они присоединились к  гвардейцам  полковника
Семенова. В этом полку их прикомандировали к разведке. Кальман шел с Красной
Армией по разрушенным, выжженным, разграбленным гитлеровцами городам и селам
и никак не мог понять, почему их жители не восстали  против  немцев,  почему
терпеливо сносили такую страшную разруху. Он закрывал глаза, не желая видеть
и не желая верить, что все им увиденное - горькая правда.  Нет,  не  правда,
твердил он себе, а только долгий страшный сон,  как  не  правда  и  то,  что
больше нет в жизни его Марианны. И он старался бежать  от  действительности,
обретая прибежище в мечтаниях.  Когда  они  подошли  к  Будапешту,  от  него
оставалась только тень прежнего Кальмана Борши; он пристрастился к спиртному
и одичал настолько, что не знал больше понятия "милосердие".
   А вскоре после Нового