и лучше, - сказал профессор Табори. - Я не хотел его  убить.
Я не знал, что наговорила Бланка Гезе Салаи.  Я  оказался  там  в  этот  час
случайно. Это ведь мое излюбленное место купания, ты сам знаешь.
   - И ты, конечно, не знал, что Меннель - шпион?
   - Конечно, нет. Узнал я это только от Бланки. Она призналась  мне,  зачем
сюда приехал Меннель. Представляешь, что я пережил после ее  признания!  Моя
сестра - шпионка! Конечно, она оказалась жертвой шантажа,  но...  Словом,  я
всю ночь не спал. Искал какой-то выход.  Что  мне  было  делать?  Донести  в
милицию на родную сестру? Утром я пошел купаться на  озеро  и  встретил  там
Меннеля. Я сказал ему, что все знаю. Он вел себя нагло. Заявил, что мы все в
его руках, что он и Казмера завербует. А я ответил ему, что пойду в  милицию
и заявлю. Меннель перепугался, бросился на меня, сбил с ног и чуть  было  не
задушил. Ну, остальное ты знаешь...
   - Почему же ты не пришел ко мне и не рассказал все, как было?
   - Дважды приходил. И оба раза не заставал тебя дома.
   - А жаль.
   Табори помолчал.
   - Что же мне теперь делать? - спросил он.
   - Ничего. Завтра утром явишься к майору Балинту и все ему расскажешь.
   Только откровенно, все, как было!
   В это мгновение в гостиную ворвался Казмер.
   - Она отравилась! - прошептал он. - Она умерла!
   Все оцепенели.
   Первым опомнился Матэ Табори и  бросился  к  двери.  Казмер  опустился  в
кресло, уронив голову на стол. Спина его вздрагивала от рыданий.
   С террасы в гостиную вошли Илонка, Лиза и доктор Сегфю.
   - Пройдите, доктор, пожалуйста, наверх. Вот сюда. Она там.
   Доктор Сегфю быстрым шагом пересек гостиную.
   Илонка, подойдя к Казмеру сзади, обняла его и  прижалась  головой  к  его
вздрагивавшей спине.
   Лиза постояла у двери, затем сделала знак Шалго, и они, неслышно выйдя на
террасу, спустились вниз по ступенькам и медленно пошли к своему дому.



   Андраш БЕРКЕШИ 
   ПЕРСТЕНЬ С ПЕЧАТКОЙ 
 
 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
 
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 
 
Глава 1 
 
   Оливер Кэмпбел, авиаконструктор, проговорил:
   - Сделай это, Брюс. Я обещал  ему  и  должен  выполнить  обещание.  -  Он
поправил в камине горящее полено и взглянул на Дункана, курившего в раздумье
сигару.
   - Сколько лет юноше? - спросил Дункан глухим голосом.
   - Восемнадцать. Как раз вчера он получил извещение  от  моего  зятя,  что
принят в университет.
   - Тогда как же ты мыслишь себе все это?
   - Он уедет домой, как только окончит курсы, -  ответил  Кэмпбел.  -  Свою
задержку сможет объяснить войной.
   - А как чувствует себя доктор Шавош? -  спросил  Дункан  и  отхлебнул  из
чашки чая.
   - Он временно бросил исследовательскую работу. - Кэмпбел понял,  что  его
друг хочет переменить тему разговора, но продолжал:
   - Ты ведь знаешь, что мой внук живет у него.
   - А почему Игнац Шавош бросил научную работу?
   - Видимо, у него были на то причины. Он открыл частную клинику.
   Аннабелла - его первый ассистент.
   - Твоя дочь, как вижу, очень полюбила Венгрию.
   - Аннабелла - да. А вот Эржебет никогда не сможет полюбить эту страну.
   Мне кажется, что Кальман именно поэтому... - Кэмпбел умолк и  снова  стал
ворошить тлеющие поленья.
   - Она не любит сына? - спросил Дункан.
   - Эржебет отрицает это, но я знаю, что не любит. Хотя, по правде сказать,
Кальман очень приятный юноша и вполне заслуживает любви. - Кэмпбел  раскалил
докрасна конец железного  прута  и,  вынув  его  из  камина,  зажег  о  него
сигарету. Потом, кряхтя, выпрямился  во  весь  рост,  держась  за  поясницу.
Кэмпбел был высокий сухопарый мужчина; лицо его испещряли морщины. - Эржебет
боится, - продолжал он, - что Кальман унаследовал необузданный  нрав  своего
отца. Я, например, этого в нем не замечал...
   Прислать его?
   - Что ж, пришли, - согласился Дункан и стряхнул пепел с сигары.
   Через  несколько  минут  Кэмпбел  вернулся  с  высоким  стройным  молодым
человеком. Он включил свет и обратился к юноше:
   - Это мой друг, сэр Брюс Дункан.
   - Я рад, сэр, что могу познакомиться с вами, - проговорил молодой человек
и склонил голову.
   Дункан не подал ему руки и жестом указал на кресло. Кэмпбел продолжал:
   - С сэром Дунканом ты можешь говорить так же откровенно, как со мной.
   - Хорошо, дедушка, - с почтением ответил юноша.
   Кэмпбел вышел из комнаты, а Кальман повернулся к Дункану:
   - Разрешите налить вам, сэр?
   Дункан кивнул. Юноша осторожно наполнил рюмку и поставил ее на  маленький
столик.
   - Ваш дед упомянул, что вас приняли в университет.
   - Да, сэр. Я  хотел  бы  стать  преподавателем  венгерской  литературы  и
истории.
   - Вы любите литературу?
   - Я потому хотел бы стать преподавателем, чтобы и у других привить любовь
к литературе. Я с тех пор, собственно, и стал ненавидеть нацистов, когда они
начали сжигать книги.
   - И сейчас вы хотите сражаться против них?
   - Все мои помыслы только об этом, сэр.
   Дункан кивнул и заговорил тихо, неторопливо:
   - Война против нацистов идет вот уже три недели.  Она,  молодой  человек,
ведется по многим направлениям. Мы сражаемся с ними не только в воздухе,  на
море и на суше, но и в других сферах. Мы - организующие и  направляющие  эту
борьбу - находимся в трудном положении. Для того чтобы бороться с нацистами,
нам нужны не только летчики, моряки, танкисты и стрелки, но и такие солдаты,
которые сражались бы в тылу, действуя силой своего духа...
   Эта форма борьбы, разумеется, опаснее, сложнее и разностороннее, чем  те,
о которых мы говорили раньше. Вы согласились бы на подобную службу?
   - Почел бы за счастье, сэр, - убежденно сказал Кальман.
   - Даже в том случае, если бы эту борьбу вам  пришлось  вести  у  себя  на
родине?
   - В Венгрии?
   - Да, там, молодой человек. Ведь нацисты  наверняка  ввергнут  Венгрию  в
войну. Поэтому вам и придется сражаться дома. - После короткого раздумья  он
добавил:
   - За Англию и за свою родину.
   - В одиночку?
   - Возможно, и в одиночку, в отрыве от своих товарищей,  полагаясь  только
на свой ум и свою находчивость, а в отдельных  случаях  даже  в  безнадежных
условиях, потому что вам неоткуда будет ждать помощи.
   - Я согласен, сэр.
   Через три дня Кальман Борши стал членом секретной организации,  именуемой
"Политикл интеллидженс депатмент" (Пи-Ай-Ди). Под именем Гарри  Кэмпбела  он
был направлен на подготовку в один из специальных лагерей, расположенных  на
юге  Англии.  Его  товарищами  по  курсам  оказались  чехи,  греки,  поляки,
голландцы, венгры, сербы. Никто  из  обучающихся  не  знал  истинного  имени
другого, да никто и не  допытывался,  и  только  по  характерным  ошибкам  в
английском   произношении   можно   было   приблизительно   догадываться   о
национальности каждого. На  шестимесячных  курсах  проводилась  всесторонняя
подготовка.  Слушателей  знакомили  с  основами  разведки   и   диверсионной
деятельности, с обязательными правилами  конспирации;  наряду  с  различными
дисциплинами  психологического  свойства  им  преподавали   и   всевозможные
технические предметы: они обучались шифрованию, фотографированию, радиоделу,
вождению автомобиля.  Не  были  забыты  и  предметы,  развивающие  ловкость;
поэтому, когда закончилось обучение на курсах, Кальман  и  его  товарищи  не
только умели отлично владеть ручным оружием, но  и  неплохо  освоили  приемы
дзюдо. В этих "науках" Кальман особенно хорошо преуспел.
   После окончания курсов Дункан вызвал к себе молодого человека. В кабинете
было тепло, в камине весело потрескивал  огонь.  Дункан  предложил  Кальману
сесть и после краткого вступления, в котором он похвалил его за  прилежание,
сказал:
   -  Итак,  молодой  человек,  завтра   вы   как   солдат   Великобритании,
присягнувший на верность его величеству, возвратитесь в Венгрию.
   - Слушаюсь, сэр.
   - Учитесь, получайте образование, живите привычной вам жизнью.
   - А в чем будет заключаться мое задание, сэр?
   - Посмотрите, пожалуйста, на эту фотографию.
   Кальман взял в руки  фотографию  размером  6x9  сантиметров.  С  нее  ему
улыбалось лицо деда. Оливер Кэмпбел сидел у окна; правая рука  его  была  на
подлокотнике кресла, пальцы сжимали голову резного льва; левая  рука  лежала
на коленях.
   - Мой дед, - тихо произнес Кальман.
   - Внимательно всмотритесь во все детали.  Прочтите  также  и  надпись  на
обороте.
   - "Моему внуку, с любовью и гордостью. Лондон, 1940, февраль. Оливер",  -
прочел юноша.
   - Вам ничто не показалось странным в этом тексте?
   Кальман долго изучал надпись.
   - Да, сэр, - сказал он. - Дата написана дедушкой по  венгерскому  обычаю:
сначала год, потом месяц.
   - Верно, молодой человек. Так вот,  слушайте.  Вы  должны  беспрекословно
выполнять задания того человека, который предъявит вам эту фотокарточку.
   Возможно, что ваш шеф явится только спустя несколько лет.
   - А до этого какое будет у меня задание?
   - Соблюдать все законы и жить, не привлекая к  себе  внимания.  Так,  как
этому вас обучали. Вы должны раствориться в массе, в буднях. Без указаний вы
не можете принимать участие ни в каком политическом движении или акции.
   - Понятно, сэр, - проговорил Кальман и вернул Дункану фотографию. - А что
мне делать, если меня призовут в армию?
   - Подчиниться. И еще одно: вы добровольно изъявили желание служить нам.
   Поэтому за измену вы понесете строгую кару.
   Кальман встал.
   - Вы не разочаруетесь во мне, сэр.
   Когда он прощался со своей матерью, у него было такое  чувство,  что  они
никогда больше не увидятся.
 
*** 
 
   Кальман вернулся на родину. Проходили месяцы, а доверенное лицо к нему не
являлось.
   Летом 1941 года - ему уже исполнилось двадцать лет - он вместе с  другими
студентами университета был призван на военные сборы.
   Накануне его отбытия в часть тетя  Аннабелла  устроила  по  этому  поводу
праздничный  ужин.  Кальман  был  тронут  заботой  и  любовью  Аннабеллы   и
внимательно слушал ее советы.
   После ужина дядя Игнац положил ему руку на плечо.
   - Пошли, мой мальчик. Кофе принесут ко мне в комнату.
   Доктор удобно расположился в глубоком кресле, закурил  сигару  и  спросил
Кальмана, почему он не садится. Тот стоял у окна, спиной к Шавошу, и смотрел
в сад.
   - Знаешь, Кальман,  -  слышал  он  голос  доктора,  -  военная  служба  в
колониях,  в  тропиках,  очень  тяжелая.  В  десяти  -  двенадцати   тысячах
километров от родины. Когда я был в Гонконге...
   - Ты был вместе с дедушкой в Гонконге?
   - Да, в тридцатом году... Там мы  и  познакомились.  В  ту  пору  старика
интересовала авиационная  промышленность  Японии,  и  он  на  несколько  лет
поселился в Гонконге. Пей кофе, а то остынет. Гонконг... Любопытный город, и
люди там любопытные. Это разведывательный центр Британской империи в  борьбе
против Японии. Место сбора международных авантюристов...
   На башне францисканской церкви пробило восемь часов.
   - Я пообещал твоему деду, что буду присматривать за тобой. Он  шлет  тебе
привет.
   Молодой человек вскинул голову.
   - Когда ты разговаривал с ним?
   - Он просит, чтоб  ты  не  забывал  его.  И  для  большей  убедительности
посылает тебе эту фотографию. - Шавош вынул из бумажника фотографию размером
6x9 и протянул ее Кальману. Это была та самая фотография, которую  показывал
ему Дункан. Кальман был ошеломлен.  Этого  он  никак  не  мог  предполагать.
Затем, чтобы скрыть свою растерянность, он заулыбался.
   - Понятно, дядя Игнац, - сказал он. - Я в твоем распоряжении.
 
Глава 2 
 
   На другой день утром Кальман явился в часть. Указания, полученные  им  от
дяди Игнаца, показались ему детской забавой.  Не  так  представлял  он  себе
борьбу против нацистов. Может  ли  повлиять  на  положение  на  фронтах  его
информация о том  чему  их  обучают  на  сборе,  каковы  технические  данные
венгерских танков и что дали наблюдения за офицерами и рядовыми?
   Уже близился конец учебного сбора, когда Кальман поделился своими мыслями
и переживаниями с доктором. Они сидели в саду; в воздухе  уже  чувствовалось
дыхание осени. Кальман сказал, что он  хотел  бы  получить  более  серьезное
задание.
   Шавош запустил пальцы в свои седеющие волосы,  потом  скрестил  на  груди
мускулистые руки.
   - Разумеется, ты, мой мальчик, способен и на большее, - проговорил он.
   - Но сейчас ты должен заниматься этим. Это нужно для тебя,  нужно  и  для
меня. Пока что мы закладываем лишь фундамент.
   Успокоив Кальмана, Шавош ушел. Он отправился в гости к профессору  Калди,
приехавшему  на  несколько  дней  из  Сегеда  в  Будапешт.  Кальман  получил
увольнительную до следующего утра. Откинувшись на спинку плетеного диванчика
и  закрыв  глаза,  он  наслаждался  тишиной,  теплым  осенним   воздухом   и
горьковато-пряными запахами,  приносимыми  вечерним  ветерком.  Он  думал  о
приближающемся учебном годе.
   Учебный  год  пролетел  незаметно,  а  сразу  после  окончания  экзаменов
Кальмана призвали в армию.  После  шести  недель  общевойсковой  подготовки,
когда начались аудиторные занятия, Кальман попросил разрешения проживать вне
расположения части.  Его  задача  казалась  ему  несложной:  он  должен  был
наблюдать за людьми, присматриваться, кто сочувствует нацистам,  а  на  кого
можно будет положиться в случае вооруженного восстания. О своих  наблюдениях
он регулярно сообщал Шавошу.
   В 1943 году произошло неожиданное событие, которое вынудило к решительным
действиям не только Кальмана, но и Шавоша. В первых числах  сентября  группа
офицеров и унтер-офицеров выехала в Германию. И в это самое время всю страну
с молниеносной быстротой облетело известие, что союзные войска высадились  в
Италии. На Восточном же фронте соединения Красной Армии неудержимо двигались
вперед.
   Кальмана и еще нескольких человек из батальона - в том числе и его нового
друга Шандора Домбаи - откомандировали в распоряжение одной  из  карательных
частей оккупационного командования на Украине. На сборы им  дали  сроку  три
дня; отправляться они должны были с вокзала Йожефварош.
   Домбаи, как только это ему стало известно, тут же отыскал  Кальмана.  Они
присели на скамейку под диким каштаном. Домбаи решительно сказал:
   - Я не поеду.
   - А что же ты будешь делать?
   - Сбегу. Хочешь со мной?
   - Куда же? - спросил Кальман.
   - Еще не знаю. У нас в распоряжении два дня. Что-нибудь выдумаю.
   - У тебя есть связи?
   - Была одна нить, да оборвалась. Но...  -  Он  в  раздумье  посмотрел  на
Кальмана.
   - Твои друзья - коммунисты?
   - Не все ли равно? Важно, что антифашисты.
   - Не торопись. Если мы решим бежать, то переход на нелегальное  положение
нужно как следует подготовить. Дело это не простое.
   После обеда Кальман пошел домой, переоделся в штатское и поехал в клинику
к Шавошу. Год назад доктор Шавош передал свою  частную  клинику  государству
для лечения раненых,  прибывающих  с  фронта,  и  правительство  с  радостью
приняло его подарок. Однако никто не подозревал, что  в  трехэтажном  здании
клиники  по  улице  Тома  занимаются  не  только  лечением  раненых,  но   и
организацией движения Сопротивления. Шавош был  специалистом  по  нервным  и
душевным болезням, и среди его больных попадались  и  буйнопомешанные;  этих
несчастных лечили в закрытом отделении на третьем этаже. Коллеги Шавоша были
антифашистами: он подобрал их из  своих  знакомых  врачей  после  долгого  и
пристального  наблюдения.  Никто  из  них,  за  исключением  двух   человек,
разумеется,  не  догадывался  о  том,  что  главный  врач   был   одним   из
руководителей английской разведки, действующей на территории Венгрии, и  что
он, будучи убежденным англофилом, уже много лет работает на англичан.
   Доктор как раз разговаривал по телефону, когда Кальман  вошел  к  нему  в
кабинет. Он жестом пригласил племянника сесть, но Кальман подошел к  окну  и
углубился в созерцание медленно плывущих по Дунаю к северу барж.  Шавош  тем
временем закончил телефонный разговор, положил  трубку,  сказал  секретарше,
чтобы та никого не впускала, затем подошел к Кальману,  пожал  ему  руку  и,
обняв за плечи, подвел к  письменному  столу.  Кальман  рассказал  ему,  что
послезавтра на рассвете его в составе группы особого  назначения  отправляют
на фронт, и попросил указаний. Одновременно он сообщил,  что  Шандор  Домбаи
намерен бежать, но в данный момент у него нет надежного места  укрытия,  так
как в результате арестов его связи с друзьями нарушились. Доктор внимательно
выслушал Кальмана, а затем сказал, что в соответствии с имеющимся  указанием
тот  должен  перейти  на  нелегальное  положение.  Сообщение  Шавоша  навело
Кальмана на мысль, что доктор уже обсуждал  с  кем-то  этот  вопрос,  а  это
означало, что есть начальство и повыше дяди Игнаца.
   - Я уже принял  необходимые  меры.  -  Несколько  минут  Шавош  задумчиво
молчал, словно проверяя мысленно, все ли он сделал. - Профессор Калди  знает
тебя?
   - Нет, не знает. А я знаю старика, слушал его лекции.
   - У профессора Калди есть вилла на Таборхедьском шоссе.
   - Где это?
   - В Обуде, на склоне Розового холма. Виллу ты скоро сам увидишь, а вот  о
старике я кое-что тебе расскажу. - Доктор, куривший обычно сигары,  на  этот
раз закурил сигарету. - Калди человек со странностями,  -  продолжал  он.  -
Унаследовал большое состояние,  но  не  придает  ни  малейшего  значения  ни
деньгам, ни имуществу и  растрачивает  средства  на  какие-то  глупости:  он
собирает антикварные вещи. Наверно, поэтому он и купил у черта  на  куличках
этот уродливый дом, в котором  не  менее  десяти  комнат.  Профессор  больше
находится в Сегеде, чем в Будапеште;  он  преподает  там  в  университете  и
проживает у младшей сестры своей жены Белы Форбат.
   - Художник Форбат - его зять?
   - Да.
   - Старик, несомненно, антифашист, и это всем известно. Свои убеждения  он
настолько открыто высказывает, что их не принимают всерьез. Поэтому Калди не
вовлекают и в движение Сопротивления - в конспирации он ни черта не смыслит.
Что у него на уме, то и на языке. Некоторые  утверждают,  что  старый  чудак
потому отваживается так откровенно высказывать свои мысли,  что  кто-то  его
поддерживает. Летом сорок второго  года  его  несколько  раз  допрашивали  в
контрразведке; на него пало подозрение в связи с  тем,  что  его  ассистент,
Миклош Харасти, оказался членом нелегальной коммунистической партии. Харасти
жил у него. Правда, до судебного разбирательства дело не дошло, так как,  по
официальным данным, молодой человек покончил с собой.  Это  не  правда.  Его
адвокат утверждает, что он умер от пыток. Относительно же  Калди  ничего  не
смогли доказать, вероятно потому, что и не стремились к этому,  ибо  видели,
что старик не имеет  ничего  общего  с  коммунистами.  Его  имя  известно  в
зарубежных университетах; после первой мировой войны он несколько лет жил  в
Париже и Веймаре.
   - Да, странный он человек, - проговорил Кальман. - А его дочь?
   - Марианна? - спросил  задумчиво  Шавош.  -  Интересная  девушка.  Миклош
Харасти хотел жениться на ней. Во всяком случае, его  влияние  на  нее  было
несомненно. В сорок втором  году  она,  правда,  еще  не  была  причастна  к
движению, ибо тогда она провалилась бы. Однако я вполне допускаю, что теперь
Марианна поддерживает связь с коммунистами.
   -  А  из  чего   ты   заключаешь,   что   девушка   занимается   подобной
деятельностью?
   -  Я  не  утверждаю  этого,  а  только  предполагаю.  Словом,  завтра  ты
переселишься на виллу Калди и станешь там садовником.
   - Садовником? Я?
   - Ты, мой мальчик. Конечно, не как Кальман Борши, а как Пал Шуба, инвалид
войны, юнкер-фельдфебель. До призыва в армию ты  -  Шуба  -  окончил  высшую
сельскохозяйственную  школу  в  Нови-Саде.  -  Шавош  рассказал  затем,  что
несколько дней назад у них в клинике умер Пал Шуба, из  юнкеров.  Его  тайно
похоронили, а официально смерть его не зарегистрировал