ые.  Президент  их  не  устраивает,  гимн  не
устраивает,  народ  не устраивает. Все  воровать  мешают.  К
америкашкам   взывают:  Клинтушка,  голубчик,  наших   бьют!
Ничего,  скоро  разворошим осиное  гнездо.  И  до  Клинтушки
доберемся,  и  старушке Европе задерем подол. По-суворовски.
Не   хотели   добром,  получите,  заразы,  наших  российских
клоников.  Мильоны нас! Да Клинтушка и так накрылся  пыльным
мешком.  У америкашек своего ума нет, под израильскую  дудку
пляшут, а все-таки сообразили в последний момент. Глобалисты
хреновы! С Россией шутки плохи, нам только дай размахнуться.
Верно, девоньки?
      Неожиданно  упал  в  кресло,  отдышался,  с  сомнением
оглядел мои коленки.
      -  Ишь  вырядилась, коза! Но товарец есть,  одобряю...
некогда лясы точить, давай бумаги, Ольга Анатольевна.  Учти,
на твою ответственность.
     - Как обычно, Владимир Евсеевич.
      Через секунду выкатились из кабинета, как из бредового
сновидения.
     - Как он тебе? - спросила Оля.
     - Настоящий народный лидер.
      Мне хотелось ей угодить. Я еще не утратила надежды  на
ее  помощь. Пусть она не в себе, пусть заигралась в  чумовые
игры,  пусть считает себя важной шишкой, но ведь есть  вещи,
от  которых нельзя отмахнуться просто так. Светлые  школьные
денечки, разделенные девичьи мечты, один на двоих прекрасный
витязь Коля Елдак.
      -  Как  лидер он, к сожалению, выдохся. Год  за  годом
повторяет  сам  себя,  дудит  в  одну  дуду.  Его  конек   -
патриотизм,  а кто теперь не патриот. Рейтинг, по  последним
опросам,  упал почти до нуля... Нет, я о другом.  Как  он  в
человеческом плане?
     - В смысле - как мужик?
     - По секрету, Надюх, предлагает обвенчаться.
     - Как? У него же есть жена.
     - Не имеет значения. Можно обвенчаться тайно.
     - Да? И что тебя останавливает?
      - В сущности, конечно, ничего. Но ведь он педик, Надь.
По-настоящему его интересуют только мальчики.  Я  ему  нужна
для прикрытия. На случай, если коммуняки вернутся.
     - Ой! - сказала я.

                      5. ПЕРВАЯ ПОПЫТКА

      После  того  как  я  удачно справилась  с  подписанием
контракта,  Геннадий  Миронович исчез из  конторы  на  целую
неделю,  не появлялся и не звонил, я не знала, что и думать.
Еще  не было явных признаков надвигающейся опасности,  но  я
Понимала,  что  время, отпущенное мне на предпринимательскую
деятельность,  уменьшается, сужается, как  шагреневая  кожа.
Отсутствие   Мосла  и  штиль  в  конторе  -  косвенное   то,
свидетельство. Вполне возможно, "Купидон" открыли  лиц,  для
разовой операции. Я мучительно искала выход - и не находила.
Бежать?  Но куда? Обратно в гостеприимные Эмирату? В Турцию?
В  Европу? Догонят везде, у меня не было иллюзий Не то чтобы
я представляла какую-то особую ценность, но девочки с такими
сведениями,  как  у  меня,  на  свете  не  задерживаются.  И
обижаться  не  на что - рынок. В коммерческих  суперпроектах
без  издержек не обойтись. Не удивлюсь, если Мосол  окажется
лишним,  а  уж  капризная бухгалтерша  Зинаида  Андреевна  -
точно.  Не  говоря  уж о несчастной секретарше  Вадике.  Так
всегда было и будет. Лес рубят - щепки летят.
      И тут меня осенило. Тошка Сидоркин. Вот кто мне нужен.
Таинственный, неуловимый, похожий на Иванушку-дурачка. Мы  с
ним познакомились при довольно пикантных обстоятельствах. Он
меня  подобрал  в ночном клубе "Ниагара", где  двое  хачиков
собирались  меня  отметелить.  В  клуб  я  попала  случайно,
увязалась за Скомороховым, а он меня кинул. Пошел в туалет и
не  вернулся - его обычный прикол. С горя я крепко набралась
в  баре, и хачики приняли меня за местную обслугу. Я  динамо
не крутила, сразу культурно объяснила, что я с кавалером, он
просто  пошел отлить, но чем-то все же задела их обостренное
мужское самолюбие, и они поставили ультиматум. Пока кавалер,
дескать, отливает, по-быстрому обслужить обоих. С кавказцами
я вообще-то умею ладить и знаю, что не так страшен черт, как
%#.   малюют.  Главное,  держать  дистанцию.  Причем   такая
тонкость, даже если вступила с кавказцем в интимный контакт,
ну  мало  ли  как  бывает, понадобились,  допустим,  быстрые
бабки,  а  кавказцы всегда отстегивают сразу или  вообще  не
платят,  кидают  по-черному, с грязными  оскорблениями;  так
вот, даже в этом случае надо вести себя с умом, не допускать
душевного   сближения.  Чисто  техническая  сделка.   Ничего
личного, никаких эмоциональных нюансов. Ни страха, ни любви.
Иначе   можно   так  влипнуть,  что  не  выпутаешься.   Если
заподозрят  бабью  слабину  -  тебе  крышка.  В   прямом   и
переносном  смысле.  Короче, я  кавказцев  не  боялась,  как
некоторые, просто предпочитала не иметь с ними дела. Правда,
живя  в Москве и ведя светский образ жизни, на них все равно
натыкаешься то тут, то там.
      На ультиматум я ответила дерзко, повторяю, вдобавок  в
обиде  на  Витюню. Как чувствовала, что он задумал  какую-то
большую пакость.
     - Пошли на хрен, - сказала им. - Не мешайте отдыхать.
      -  Кого на хрен? - удивился один абрек. - Нас, что ли,
Халтаз?
      - Не может быть, - откликнулся Халтаз. - Повтори, чего
сказала, девушка.
      Я  на  них не смотрела, уткнулась в свой коктейль,  но
немного  протрезвела.  У  меня  часто  так  бывает,   сперва
взорвусь, а потом жалею.
      -  Хороший разговор не понимаешь, да? - гудело уже над
ухом. - Или работай, или бить будем. Я прав, Халтаз?
      -  Абсолютно, - согласился Халтаз. - Бить надо больно.
Наглая очень.
     Опомнясь, я взмолилась:
      -  Ребятки,  отвалите, а? Ну пожалуйста! Живот  болит,
спасу нет.
     Подняла глаза, а лучше бы не глядела. Жуть. Обкуренные,
в  черной  щетине, один с какими-то хлопьями  на  губах.  Во
нарвалась... Теперь и соглашаться поздно.
      -  Живот пройдет, ничего, - посочувствовал абрек. - За
грубость  платить надо, сама знаешь. На хрен  кого  послала,
думала головой?
      -  Брюхом  она  думала, - добавил  Халтаз.  -  Пойдем,
девушка, кино смотреть. Веселый кино, посмеемся.
      Не  в  моих привычках падать духом, но положение  было
безвыходное. Один шанс - ломануть по коридору, но  удеру  ли
бухая на шпильках?
      И  вот  тут  в дверях столкнулась с Тошей  Сидоркиным.
Тогда  я  не знала, как его зовут, а просто увидела высокого
парня,  да  не  парня,  скорее  мужчину  лет  тридцати  -  с
улыбающимся, простецким лицом. И шепнула ему:
     - Помоги, земляк, отработаю!
      Все он понял, но прошел мимо, будто не услышал. Ничего
другого  я  не  ожидала:  так уж, кинула  крючок  на  всякий
случай. Какой олух будет связываться с хачиками, да  еще  на
их  территории Сердце екнуло - и я приготовилась к бегу.  На
высоких  каблуках по паркету, наверное, действительно  будет
кино.  Абреки  дышали  в  затылок. Но  бежать  не  пришлось.
Oаренек   оказался   не  промах.  Меня   озадачила   тишина,
установившаяся сзади. Оглянулась: хачики сaми сидят у стены,
как   два  черных  вороненка,  притулившиcь  друг  к  дружке
плечами. Головки свесились безвольно, а прень стоит  как  ни
при чем и придурковато улыбается.
       -  Упали,  -  сказал  с  простодушным  удивлением,  -
сударыня, что водка делает с людьми.
      Наш  роман не имел продолжения. Не по моей вине я  как
раз прониклась к Сидоркину полным доверием. Он вывел меня на
улицу,  посадил  в тачку (помнится, задрипанная  "шестеха"),
отвез домой (я тогда жила на Плющихе за квартиру платил  гад
Скоморохов),  естественно, поднялся наверх выпить  кофе,  и,
естественно, я его отблагодарила как умела, за то, что  спас
от  ордынцев. Но все получилось как-то обыденно, дежурно, и,
наверное,  я  не сумела выказать благородному  рыцарю  своих
чувств. А они были. Он глубоко поразил меня тем, что рискнул
жизнью  ради незнакомой путаны. У него даже не было  времени
для  раздумий,  он  принял решение за доли  секунды,  словно
отточенный клинок, летящий в пространстве. Безусловно, в нем
было  нечто  такое, что мерещится юным девам в грезах,  а  в
реальной жизни не встречается никогда.
      Он  исчез, пока я спала. Но перед тем как исчез и  еще
перед тем как легли в постель, я сделала маленькую подлость,
которую  обычно  себе не позволяю. Пока  он  был  в  ванной,
заглянула   к   нему   в  карманы  и  обнаружила   служебное
удостоверение  в  красивом кожаном  переплете.  Но  какое-то
странное.  В  нем  не было даже фамилии, только  фотография,
красная печать и цифровой код. Я таких удостоверений  прежде
не  видела. На обложке - герб. Все гадала, с кем же довелось
переспать.  Похоже,  с каким-то сверхсекретным  агентом.  Об
этих  сверхсекретных агентах я ничего не знала,  кроме  того
что  читала  в  книжках  и  видела  по  телеку.  У  нас  при
сталинском  режиме была такая страшная организация,  которая
называлась  КГБ.  В Америке тоже была подобная  организация,
которая называлась ЦРУ. Разница в том, если судить опять  же
по  кино,  что  их секретные службы занимались  благородными
делами,  спасали человечество от фашизма и ядерной войны,  а
КГБ  настроил лагерей, где людей пытали и расстреливали  без
суда  и  следствия. Наш КГБ возглавлял палач и изувер Феликс
Дзержинский, чей памятник раньше стоял на Лубянской площади.
Потом  по пьянке сносили с пьедестала разъяренные демократы.
Может  мой  спаситель был одним из тех, кто чудом спасся  от
толпы.  Пока мы еще не уснули, меня подзуживало спросить  об
этом,  но  я не рискнула, потому что пришлось бы признаться,
что  рылась  в его карманах. Если говорить серьезно,  то  я,
разумеется,  знала, что секретные службы  много  раз  меняли
названия,  маскировались,  заметали  следы,  чтобы  избежать
возмездия  граждан, вырвавшихся из-за колючей  проволоки  (в
каком-то  журнале  я  читала, что в  лагерях  сидело  больше
людей, чем их было в стране, мистика какая-то, но сейчас все
возможно), и наконец перешли на рыночные отношения, то  есть
смешались   с   прочим  населением  в  царстве   победившего
капитализма.  Но за последний год опять что-то переменилось:
собственными  ушами я слышала по телеку, как  сам  святейший
/  b`( `e, поздравляя силовиков с каким-то праздником, может
быть,  с  днем рождения Дзержинского, возвестил,  что  среди
чекистов встречаются хорошие и даже верующие люди. Допустим,
он   имел  в  виду  сидящего  в  президиуме  президента,  но
возможно, намекал на Антона Сидоркина. Как бы то ни было,  я
пришла  к  мысли, что следует немедленно отыскать в записной
книжке  телефон  Сидоркина и умолить спасти  меня  вторично,
причем за любую плату. Главное, что этот телефон у меня был.
      Сидоркин,  улизнув  в  то утро, по  какому-то  капризу
шпионского ума нарисовал его помадой на зеркале в ванной,  и
я,  отлично  помню,  переписала его в записную  книжку.  Все
собиралась  позвонить, да закрутилась. То да се, хлопоты  по
добыче деньжат, сложные отношения с Витюней Скомороховым,  а
вскоре  уже Эмираты замаячили на горизонте девичьей  судьбы.
Но  сейчас,  лихорадочно  листая  телефонную  книжицу,  я  с
необыкновенной   отчетливостью   осознала,   что   совершила
непростительную  глупость: умная девица не должна  ссылаться
на  занятость, коли ей выпало счастье повстречать  истинного
героя,  что  в нашем мире почти невозможно. Тут еще  сыграло
роль  дурацкое самолюбие. Он тоже мог меня найти, знал,  где
спал,   но   не  захотел.  Значит,  принял  за  обыкновенную
московскую телку, которая проводится с кем попало по  ночным
клубам.  С  такой  можно  спать, но  поддерживать  серьезные
отношения  неприлично.  Второе: я его  боялась.  В  принципе
мужиков  бояться,  в лес не ходить, но  уж  больно  лихо  он
разделался  с матеры абреками, усадив их у стены.  Опять  же
кожаная  книжица,  фамилии, но с  фотографией.  Для  вольных
охотниц,  к  кони  я  себя,  конечно,  причисляла,   чувство
опасности  то же самое, что копье для первобытного человека.
Иногда только оно дает шанс выжить.
      Наконец  наткнулась на телефон - и в ту же  секунду  в
комнате  некстати  возник  Геннадий  Миронович.  И  опять  в
раздвоенном воплощении. На сей раз это выразилось не  только
в  проявлениях, но и в одежде. От коммерческого директора на
нем  были  серые брюки от Юдашкина и претенциозный  аглицкий
галстук; от Мосла - мокасы на каучуковом ходу и алый клубный
пиджак  с  золочеными  пуговицами. После  недельной  разлуки
обоих едва признала. Бухнулся в кресло.
      -  Налей,  Надюха,  чего-нибудь покрепче...  В  глотке
пересохло... И собирайся, сейчас поедем.
      -  Куда, Геннадий Миронович? У меня рабочий день.  Вам
советовала   бы   написать  объяснительную.   Где   изволили
пропадать целую неделю?
     Разинул пасть - точно, Мосол.
     - Ты чего, Надь, упарилась?
     - В каком смысле?
      - Да не бзди, все путем. Хозяин доволен. Сейчас повезу
на смотрины.
      -  На какие смотрины? О чем вы, Геннадий Миронович?  -
Чтобы  скрыть страх, я пошла к бару, налила водки в  стакан.
Мосол  вообще ничего не пил, кроме водки и одеколона. Подала
ему. - Кушайте на здоровье и ступайте себе с Богом. Сами  не
работаете, хотя бы другим не мешайте.
      Глядел  остолбенело  - и водку  зажал  в  кулаке,  как
#` - bc.
     - Ты чего в натуре, Надь? О чем базар? Не врубаюсь.
      - Извините, Геннадий Миронович, мне нужно в туалет.  С
гордым  видом покинула комнату. Зинаида Андреевна  за  своим
столом, как обычно, согнулась над ведомостями, окатила  меня
злобным  взглядом. Весь стол завален бумагами, если  учесть,
что  по  штату  в "Купидоне" числилось четыре  человека,  то
наличие  такого огромного бухгалтерского учета являлось  для
меня  неразрешимой загадкой, как и мнодутое.  Бухгалтерше  я
дружески    кивнула,    а   с   секретарей    Вадиком-Таней,
накладывающим   на   бледную  физионoмию   дневной   макияж,
обменялась парой фраз:
      -  Вадюша,  если кто придет, меня нету. - Где  же  вы,
Надежда Егоровна?
     - Буду совещаться с Шатуновым. Ты видел, как он?
     - Извините, Надежда Егоровна, не видел. Он всегда такой
бесшумный, очень таинственный мужчина, прямо вам скажу.
     - В чем таинственный?
     Вадик шаловливо стрельнул подведенными глазенками.
     - Ох стыдно сказать.
     - Ну и не говори...
      То,  что  Вадик  не  заметил прихода  Мосла,  меня  не
удивило. Как все юные геи, он вечно витал в грезах. В чем-то
я ему завидовала. Точно так же он, скорее всего, не заметит,
как  однажды  сбоку подкрадется смерть и разнесет  вдребезги
гнилую черепушку.
      В  туалете, плотно прикрыв дверь, достала мобильник  и
набрала  номер,  который  нашла в  записной  книжке.  Что-то
подсказывало,  если  не  успею сделать  это  сейчас,  другой
случай  представится  не  скоро.  Ни  на  что  особенно   не
надеялась,  облик секретного героя, возникший в воображении,
был,  скорее  всего,  не  более чем  фантазией,  поэтому  не
расстроилась,  когда  услышала сперва длинные  гудки,  потом
характерный  щелчок  и  шорох  ленты.  Мужской  голос  бодро
объявил:  "Сидоркин, к сожалению, отсутствует,  если  хотите
передать что-то важное, сделайте это после сигнала. Сидоркин
вам обязательно позвонит".
      Я тупо слушала шуршание ленты и не знала, что сказать.
Пришлось набирать номер второй раз.
      -  Антон, дорогой, - окликнула тихонько, - ты когда-то
спас   меня,   вырвал  из  рук  изуверов.  И  у   нас   была
восхитительная,  волшебная ночь. Потом  ты  исчез.  Позвони,
пожалуйста. Позвони, как только сможешь, - и добавила  после
короткой паузы:
     - Я соскучилась по тебе, Антон.

                       6. ОПЯТЬ ТУРКИ

      Мосол  привез  меня  в  дачный  поселок  на  двадцатой
километре  Калужского  шоссе. У  него  была  страсть  менять
машины и водителей чуть ли не каждый день, и на этот раз  мы
ехали  в симпатичном желтеньком "Седане", за баранкой  сидел
незнакомый башибузук. Видимо, он был глухонемой, потому  что
Мосол  разговаривал  при  нем совершенно  свободно.  Пока  я
'".-(+ , он пару раз приложился к бутылке и заметно закосел,
что  было  на него непохоже. Обычно водка его не  брала,  он
только  разбухал,  наливался розовым соком,  и  бешеные  очи
проваливались  внутрь черепа. А сейчас развезло.  Он  был  в
каком-то умильно-сладковатом настроении, как в сиропе. Лапал
меня  на  заднем  сиденье, но тоже как-то по-домашнему,  без
азарта. Повторил несколько раз, что товар сделал ноги и босс
чрезвычайно  доволен.  В  частности,  и  мной.  Теперь  мне,
возможно, светят премиальные. Я не стала интересоваться, что
это такое - премиальные, попросила его угомониться:
      - Геннадий Миронович, мы не одни. Неужели нельзя вести
себя прилично?
      -  Расслабься  малек, - рокотал он. -  Никто  тебя  не
тронет, любому пасть порву, поняла, нет?
     - Ага, - усомнилась я. - У вас, наверное, таких, как я,
десятки.  Только  для  забавы. Серьезных  чувств  вы,  Мосол
Миронович, не испытываете.
      -  Не-е,  падлой  буду. - Он вдруг посерьезнел,  убрал
лапы.  -  Ты  особенная. Не токо я заметил. Из  тебя,  Надь,
вполне возможно, центровую слепят.
     - Объясните ваши непонятные слова.
      - Чего непонятного? Центровой в бизнесе, как законник.
Неприкосновенный.    Со   всеми   полномочиями.    Сходняком
коронованный.
     - Чем же я могу заслужить такую честь?
     - Вопрос с закавычкой. Скоко пользы принес общему делу,
стоко и получишь. Оценка идет по многим статьям. Но главное,
конечно,   поручители.  Поручиться  должны  те,  кому   воры
доверяют, не фраера. Причем кровь слить в залог.
      -  Вы, Мосол Миронович, немного выпивши, потому несете
бог весть что. Откуда у бедной девушки такие поручители?
      - Найдутся, Надь. Не трухай, найдутся. На смотринах не
оплошай, а там видно будет.
      Меня  мутило от перегара, которым он дышал, и  от  его
сивой  рожи, и оттого, что опять шел разговор, в котором  не
понимала  ни  словечка.  Но должна была  соответствовать.  В
одном  Мосолушка  прав: у бизнеса и у урок общие  законы.  И
там,  и  там,  если  догадаются, что  только  прикидываешься
своим, - разорвут всей стаей.
      К  загородному особняку подъехали около полудня, когда
ослепительное  июльское солнце прокалило землю  до  какой-то
почти  яичной желтизны. Глухонемой водила покатил  машину  в
каменный  гараж,  а  мы с Мосолушкой чин  чином,  под  ручку
взошли  на крыльцо двухэтажной виллы. Вор в законе,  заметно
нервничая, дал последнее наставление:
      -  Ты это, Надь... Ежели чего, гляди на меня. Подмигну
правым глазам, значит, все путем. А вот так пальцами сделаю,
значит, соображай. Поняла, нет?
     - Еще бы! - сказала я.
     В гостиной - батюшки светы! - ждала такая компания, что
я   обомлела.  Вся  Анталия  сюда  перебралась.  Незабвенный
черноокий, с жирным пузом Дилавер, кривоногие янычары Эрай и
Хаги, а уж с ними сама кудрявая, розовощекая пышка Вагиночка
с  бокалом  в руке. Не хватало, пожалуй, только ее  муженька
Bани  Гуревича, не удивлюсь, если тоже подскочит на  огонек.
Увидев  меня, все так заржали, будто цирк приехал. Вагиночка
кинулась ко мне, затискала, затормошила, да с такой страстью
и  напором,  что  от ее визга и щипков померещилось,  напала
целая толпа.
      -  Ах сюрприз, ах сюрприз! - вопила ненормальная. - Ну
что,  рада, счастлива?! Видишь, кто явился? Видишь,  кто  по
тебе истосковался?
       Истосковавшийся  Дилавер,  господин  мой,   лучезарно
улыбаясь, как подпаленный блин, поманил меня пальчиком. Одет
был не в шорты и маечку, как привык, а в строгий европейский
костюм  и  истлевал  в  нем  от жара.  На  о  пальчик  я  не
отреагировала, напротив, сразу дала ему урок хорошего  тона.
Может, это не моя территория, но и не его тоже.
      - Любезный Дилавер, конечно, приятно снова вас к деть,
но  у  меня  теперь другой повелитель, вот, познакомьтесь...
Геннадий Миронович Шатунов...
      Вагина опять заржала, и турки ритуально захлопал  себя
по  ляжкам.  Оказывается,  "Генку  все  знают,  он  давно  в
колоде",  и  знакомить