ли  с
ложечки,    выводили   гулять,   демонстрировали    публике,
совокупляли  по необходимости, чтобы не усох, ставили  перед
камерами,   а   несчастный  лишь  открывал  рот,   зачитывая
подготовленные речевки, да подписывал счета и  контракты  от
своего  якобы  имени.  Олька  сказала,  что  таких  зомби  в
россиянском  бизнесе  полным-полно. Их готовят  по  западным
технологиям,  апробированным в развивающихся странах.  Когда
b  *.#.  зомби  загрузят по макушку, он  попросту  исчезает.
Живая,  ходячая офшорная зона. Кто в этих играх  дергает  за
веревочки, простым смертным знать не дано.
     Я собралась с духом, проглотила кусочек желтой гадости,
запила кофе.
      - Вы знакомы с Олей Иванцовой, любезный Дилавер? Турок
с  удовлетворением погладил огромный живот, словно она там у
него и сидела.
      -  Ольгу знаем, Громяку знаем. Ни о чем не беспокойся.
Почему не спросишь, сколько денег у тебя в банке?
      -  Мы  учились  вместе,  но она  мне  не  подруга.  Вы
ошибаетесь,  если  на  это рассчитываете.  Она  гордячка,  в
облаках летает. Я ей никто.
      -  Зачем  о плохом думать? Кушай ананас, отдыхай.  Все
хорошо будет. Тебе помогут.
     Я сорвалась, завопила:
      -  Кто поможет, в чем?! Что вы затеяли? Я приехала  на
солнышке погреться, ничего не хочу больше. Говорю же, у меня
башка  соломой набита. Не гожусь я вам, не гожусь! До десяти
считаю, пять раз собьюсь... Ляку, заразу, никогда не прощу!
      Восточные  повелители  не выносят  бабьих  истерик.  В
следующую  секунду  я увидела, каким у  Дилавера  бывает  ли
когда он наказывает обнаглевших рабынь: лоснящаяся, смуглая,
оплывшая жиром маска, выражающая вечный покой.
     - Не надо кричать, Надин. Я люблю, когда тихо.
      Ляка  изображала  святошу. Удалось  с  ней  поговорить
только  накануне отлета в Москву. Четыре дня и  четыре  ночи
Дилавер держал меня при себе неотлучно. Какой там "Купидон",
какой там бизнес... Что-то, видно, произошло с его психикой.
День  ото  дня заводился больше. Выдумщик оказался отменный,
поимел  меня  во  всех видах, но никак  не  мог  насытиться.
Говорил:  "Это  госпожа  Надин!"  Звучало  презабавно,  если
учесть,  в  каких  позах я это слышала.  От  вина,  анаши  и
недосыпа я чуть не сошла, вдобавок в перерывах, когда  турок
временно  истощался,  он с умильным видом  заставлял  читать
стихи, романтик хренов! Или тащил с собой в сауну, где слуги
делали нам чудовищный массаж с целебными мазями, от которого
я  вся  пошла какими-то зелеными пятнами. Долго буду помнить
дни "лубви". За четверо суток, не преувеличиваю, поспала  от
силы  часиков  десять,  да и то урывками.  Были,  правда,  и
приятные  моменты. Один раз стопудовый Дилавер поскользнулся
в сауне и всей тушей грохнулся с мраморных ступенек. Думала,
свернул   себе   шею,   так   заревел.   Но   радость   была
преждевременной.  Не  прошло  и  десяти   минут,   как   он,
очухавшись, кряхтя и постанывая, раскорячил меня на  скамье,
на мокрых простынях. "Лубовь снимает боль!"
      На  прощание, перед тем как отправить в отель, подарил
золотые  часики,  усыпанные микроскопическими  бриллиантами,
сопроводив  подарок очередным романтическим бредом:  в  этих
часиках якобы бьется его "влубленное" сердце. Посулил скорую
встречу в Москве. Как же, надейся.
      Я лежала на кровати в номере, не имея сил принять душ,
когда  джигиты  Хаги и Эрай внесли на руках хохочущую  Ляку.
Более  счастливого  существа я никогда не  видела.  Она  вся
a"%`*  +  ,  покрытая ровным слоем спермы, как  перламутром.
Благородные турки, бережно опустили ее на диван и тут же нас
покинули, пообещав утром доставить в аэропорт.
       -  Охо-хо-хоньки!  -  запричитала  Ляка,  устраиваясь
поудобнее  среди подушек, - Как же дедочка устала...  Надин,
душа моя, принеси из холодильника сока. Умираю.
     Она избегала смотреть мне в глаза.
     - Может, поговорим?
       -   Ну   конечно,  поговорим...  Ох,  прости,  Надин.
Сумасшедшая поездка, поистине сумасшедшая. Такие  нагрузочки
уже  не  по мне. Зато будет что вспомнить... А как  у  тебя?
Надеюсь, довольна?
     - Сволочь ты, Ляка, - сказала я. - Какая же ты сволочь!
     Вагина не удивилась, но перестала копошиться.
     - Почему так решила?
     - За сколько меня продала? Не продешевила?
     - Ах, ты об этом... Что ты, малышка? Я просто не успела
предупредить. Значит, он сделал тебе предложение?
     - Какое предложение?
      - Откуда мне знать? Дилавер расспрашивал о тебе, я так
поняла, речь идет о каком-то контракте. У них полно в Москве
разных магазинов, контор. Думала, сама разберешься.
     Я не верила ни одному ее слову, но ведь не придерешься.
Да  и  глупо  сейчас придираться. Сперва еще надо  вернуться
домой, на свою территорию.
     - Что ты им сказала про Иванцову?
       -  Про  какую  Иванцову?  Ах,  про  эту  рыжую  телку
Громякина?..  Ничего не сказала. Сказала,  вроде  вы  вместе
учились. А что такое?
     - Ты дура или притворяешься?
      Ляка  выпрямилась,  села,  синие  плошки  подморозили.
Опасная тварь.
      -  Возьми  себя  в руки, Надин. Не смей  так  со  мной
разговаривать!    Не    забывайся...   Объясни    нормальным
человеческим языком.
     А в чем я ее обвиняю? Что сдала с потрохами туркам, это
дело житейское. Я тоже ее при случае не пожалею. Каждый, как
умеет,  ведет  свою  маленькую  войну.  Подлость  теперь  не
качество  характера, а такой же товар, как и все  остальное.
Как  титьки, к примеру. Как молодость. И ничуть я не боялась
ее синих гляделок. Еще посмотрим, кто кого переглядит.
      -  Не  думала, что так меня ненавидишь,  Вагиночка,  -
сказала я миролюбиво. Искренне удивилась.
       -  Ненавижу?  С  чего  ты  взяла,  малышка?  -  опять
откинулась  на подушки, заулыбалась. - С головкой поплохело,
да?  Чем тебя Дилаверчик опоил?.. Ладно, не будем ссориться.
Вот  послушай.  Кобели  они  отменные,  но  люди  серьезные,
деловые.  Капиталы  у  них отмытые.  Ванечка  давно  с  ними
хороводится.  Он  хоть импотент, но очень  головастый.  Если
хочешь знать, турки намного надежнее, чем европейцы.  У  них
везде  свои  каналы, кроме Штатов. Там у них пока  туговато,
китайцы  теснят,  япошки, но Западная Европа  вся  схвачена.
Пока  наши  пеньки  в России капитализм  строили,  турки  из
Европы шашлык строгали. Вместе с итальяшками. Улавливаешь, о
g%, я?
      Если я что-то и уловила, так только то, что Вагина  не
сексуальная  маньячка,  какой я ее  считала.  И  это  плохо.
Значит, я так и не научилась правильно оценивать людей.
      -  Мне до лампочки, что они делают с Европой, лишь  бы
меня не трогали. Можешь им сказать, чтобы оставили в покое?
     - Хорошо. Что тебе предложил Дилавер?.. Погоди, сначала
принеси соку. Глотка пересохла.
      Собственно, это тоже маленький тест. Она вполне  могла
сама  добраться до холодильника, но посылала меня.  Проверка
на  вшивость.  Кто  есть ху. Кто у кого на  побегушках.  Так
всегда есть и будет. Один командует, другой лижет. Но я  без
всяких колебаний выполнила ее просьбу. Принесла сок, стаканы
- и заодно бутылку "Чинзано" и два яблока.
      -  О-о!  - обрадовалась Ляка. - Именно то, что  нужно.
Молодец, малышка. Налей по глоточку.
      Но  в  глазах  опять лед: заново меня изучала.  Зачем,
интересно  знать? Выпили вина, закурили. Скоро - сон,  потом
аэропорт и Москва.
     - Слушаю тебя, грубиянка.
     Я рассказала все - фирма "Купидон", бизнес - и показала
небесно-голубую пластиковую карточку. Ее еще  раз  вместе  с
золотыми  часиками Дилавер вручил мне, когда я уже сидела  в
машине. Подарки влюбленного турка.
      -  Бред  какой-то, - сказала я. - Ты  сама  что-нибудь
понимаешь?
      -  Чего  тут понимать? Прекрасные перспективы.  Черное
золото. Что тебя смущает?
      -  Наверное, я произвожу впечатление идиотки, но не до
такой же степени? Такие фирмы, возможно, всегда возникают из
воздуха, но туда не берут директорами девочек с улицы...
      -  Не  совсем с улицы. - Ляка еще отпила вина, смочила
луженую глотку. - У тебя хорошие рекомендации. - Засмеялась,
но была в напряжении, как охотник в кустах.
      Я  это  чувствовала спинным мозгом и взвешивала каждое
словечко:
      -  Боюсь  вас  подвести.  Я  ведь  больше  по  мужикам
специалист. Да и то, как выяснилось, не первой категории.
      -  Откуда  знаешь? - заинтересовалась Ляка. -  Дилавер
сказал?
      -  Нет, Дилавер доволен... Сама чувствую, сильно сдала
после  Эмиратов.  Лякочка,  не заводились  бы  вы  со  мной.
Честное слово, не гожусь. И Иванцова мне никакая не подруга,
да  и  Громякина  я  вообще ни разу  не  видела.  Только  по
телевизору. Пустышку тянете. Объясни им, Ляка. Не бери  грех
на душу.
       Синие   заплывшие  глазки  изучали  меня,   как   два
микроскопа.
      -  Чего-то  химичишь,  Надин. Может,  перекупалась  на
солнышке перегрелась?
     - Да я четверо суток из постели не вылезала, - сообщила
я с гордостью.
     - Тогда, может, тебе деньги не нужны? Большие деньги?
      -  Нужны. Но не такой ценой. Вагиночка, бесплатный сыр
!k"  %b  только  в  мышеловке. Это  же  наша  общая  девичья
заповедь.
     - Не называй меня Вагиной. Какая я тебе Вагина?
     - Извини, сорвалось...
     - Денежки, конечно, не бесплатные. Отработаешь. Поумней
нас люди подскажут как.
      -  Не  хочу,  Вагиночка. Помилуй ради  Христа!  Мольба
возымела  такое  же  действие, как если бы  я  обратилась  к
кирпичной  стене. Ляка повертела в пальцах  эолoтые  часики,
сверкнувшие хитрым желтым глазом.
     - Аванс взяла?
     - Насильно дал. И потом, это за другое.
      -  Какая  разница?  -  важно  изрекла  она,  -  Хватит
дурачиться,  малышка. Поезд уже ушел, нам  с  тобой  его  не
догнать.
       Вязкий,  бессмысленный  пошел  разговор...  Вставать,
предстояло  до света, и через час мы улеглись.  Я  уснула  в
печали.  В  голове вертелось одно и то же: кого-ток  увяз  -
всей птичке пропасть... Прощай, прекрасная Анталия.

                     4. ФИРМА "КУПИДОН"

     Действительность оказалась проще, чем грезы турка. Офис
- одно название что "Купидон". На самом деле - трехкомнатная
квартира  на  Пятницкой,  в жилом  доме,  снятая  в  аренду.
Провели ремонт, развалили пару стен, натащили финской мебели
и  компьютеров - вот тебе новая фирма зарегистрированная,  с
лицензией,  со  штатным расписанием и уставным  капиталом  в
тысячу баксов.
      Сотрудников  четверо, включая меня,  генерального,  то
бить  директора. Но все тоже не совсем всамделишные, а якобы
сотрудники.  Натуральнее всех выглядит бухгалтер  -  Зинаида
Андреевна   Шмелева,  крашеная  блондинка  лет   пятидесяти.
капризная,  властная  -  и  голос  зычный,  с  истерическими
нотками.  В  первый  же  день завалила  стол  ведомостями  и
циркулярами  и предупредила, что если кто-то без  разрешения
сунет  туда  нос,  она его прищемит. В разговорах  со  мной,
вроде  бы  своим начальником, она пучила глаза и выдерживала
исключительно обвинительный тон. В своей жизни я мало видела
бухгалтеров, но, по-моему, они такие и должны быть.
       Моя  личная  секретарша  -  толстозадый  юноша  Вадик
Апресян,  стопроцентный гей с наивными, птичьими глазками  и
нежными  щечками, которых, кажется, еще не касалась  бритва.
Думаю,  его  взяли  в  секретарши,  учитывая  предполагаемую
ориентацию "Купидона". Впрочем, не знаю. Ко мне он обращался
почтительно и по имени-отчеству, но это было даже не смешно.
Во  всем  его незрелом облике явственно проступала заведомая
обреченность. Видно было, что не жилец. Я испытывала к  нему
материнские  чувства. Он был безвредный. Таких  по  нынешним
временам  стирают с карты жизни обыкновенной резинкой  -  не
остается  никаких следов. Вдобавок по мути  в  глазах  легко
определялось, что Вадик уже крепко торчал. Редкие посетители
называли  его  ласково Таней, и он охотно отзывался  на  это
имя.  Зинаида  Андреевна с самого начала  возненавидела  его
+nb., даже больше, чем меня, и потребовала огородить ее стол
ширмой,  чтобы  не  видеть, как Вадик шастает  в  туалет.  Я
попробовала заступиться, но нарвалась на строгую отповедь.
      - А вы знаете, милочка, что он делает в туалете, педик
проклятый?
     - Ну, полагаю, то же, что и все.
      -  Ах вы полагаете?! - Сарказм сокрушительный. - Тогда
со своей стороны полагаю, нам не о чем разговаривать!
      Особый  сказ - Геннадий Миронович Шатунов, который  по
штату  числился  как  бы моим коммерческим  заместителем.  В
действительности,   конечно,  он  был   в   мыльном   пузыре
"Купидона" главным персонажем. И именно через несколько дней
после моего возвращения из Анталии заехал за мной на Зацепу,
где  я  жила  с  мамочкой, и отвез на  Пятницкую  "принимать
дела".   Приехал  на  серебристом  "Ситроене"   и   выглядел
респектабельным,  ухоженным  бизнесменом  лет  за  сорок.  В
добротном костюмчике аглицкого пошива, с модной прической, с
прекрасными  фарфоровыми челюстями и располагающей  улыбкой,
смягченной  круглыми  очочками  с  золотыми  дужками.  Когда
подсаживал в тачку, не преминул ловко ухватить за  попку.  Я
резко огрызнулась, и Геннадий Миронович добродушно хохотнул:
       -   Как   скажешь,  командир.  Твое  слово  -  закон.
Разумеется,  он и был бизнесменом, но это не  вся  правда  о
нем.  Как  многие  нынешние воротилы,  он  был  человеком  с
двойным дном, или, проще говоря, двуликим Янусом. Мы  с  ним
трудно  сходились, а когда наконец сошлись, он сам  об  этом
рассказал,  нарушив  одно из строжайших  коммерческих  табу.
Короче,  кроме того что он занимался легальным бизнесом,  он
был  еще  вором в законе по кличке Яша Мосол,  причем  вором
старой,    нэпмановской   закваски.    В    "Купидон"    его
откомандировал  сходняк для выполнения какой-то  чрезвычайно
важной для всего воровского дела миссии. Вскоре я убедилась,
что  связи  у  него немалые. В его гроссбухе имелись  номера
телефонов  видных шишек из разных министерств и ведомств,  а
также   он   хорошо  знал  турка  Дилавера,   который   меня
завербовал. Уже на второй-третий день я прекрасно  понимала,
что  если кто-то поможет мне выбраться из "Купидона"  живой,
так  это  Геннадий  Миронович. Какой вывод  из  этого  могла
сделать такая девочка, как я, ежу понятно. Мы оба глазом  не
успели  моргнуть, как оказались в одной постели, и я сделала
все  возможное, чтобы он остался доволен. Довольной, как  ни
странно,  осталась только одна его половина  -  та,  которая
была Яшей Мослом.
      Вторая  половина, которая была коммерческим директором
"Купидона",  не верила ни в какие любовные сказки  и  вообще
была равнодушна ко всему, кроме звона монет. Отличить одного
от другого не составляло труда. Вальяжный Геннадий Миронович
говорил на двух языках, на английском и польском, запросто и
со  знанием  дела  употреблял такие слова, как  "маркетинг",
"компьютерный   анализ",  "капитализация"  и  "дебилизация",
курил  контрабандный золотой "Парламент" и  пил  охлажденные
коктейли.  Яша  Мосол жрал руками, сосал "травку",  играл  в
"сику"  и  изъяснялся  исключительно  матом  или  по   фене.
Находиться вместе в одном туловище им было тяжело,  и  я  не
` ' наблюдала, как спровоцированный чьим-нибудь неосторожным
замечанием  благообразный бизнесмен Шатунов вдруг покрывался
свекольной  рябью, начинал размахивать руками и  задыхаться,
будто готовился к обмороку, - и это значило, что в неурочное
время пытался вырваться на волю Яша Мосол. Естественно,  мне
ближе  и  приятнее был вор в законе, который балдел от  моих
ласк  и  в  один прекрасный день поклялся страшной воровской
клятвой, что замочит каждого, кто попробует меня опустить. В
ту  же секунду двойник бизнесмен Шатунов отозвался на клятву
холодным, скептическим смешком.
      Геннадий  Миронович сидел в одной комнате со  мной,  и
столы  у нас были одинаковые, но ему еще принадлежал сейф  с
электронными запорами, который он при мне ни разу не открыл.
Вообще в контору он заглядывал редко, и то на час, на два. В
остальное  время наша троица - я, бухгалтерша  и  секретарша
Вадик  -  в  основном  бездельничала, но  никто  не  скучал.
Зинаида  Андреевна корпела над якобы квартальным отчетом,  я
названивала  по  телефону, смотрела телевизор  и  мучительно
искала   выход   из   создавшегося   положения,   Вадик-Таня
прихорашивался  перед карманным зеркальцем,  подолгу  курил,
мечтательно  глядя  в окно (за его окном краснела  кирпичная
стена),  иногда приводил какого-нибудь посетителя:  "Надежда
Егоровна, это к вам".
      Появление каждого нового лица меня пугало, потому  что
было необъяснимым. Никакой мало-мальски осмысленной трудовой
деятельности  мы не вели, объявлений не давали,  и  о  нашем
существовании   свидетельствовала   лишь   скромная,   почти
незаметная   табличка   под  козырьком   подъезда   -   "ООО
"Купидон"".  Но люди, ведомые таинственным рыночным  чутьем,
все  же  забредали, преимущественно старики  и  старушки,  а
также  молодые  коробейники, готовые всучить задешево  любой
товар,  начиная  от поролоновых подушек и плееров  и  кончая
виагрой  с  Пелевиным  с  Марининой.  Старики,  естественно,
просили  хоть  какого-то вспоможения,  ссылаясь  на  близкую
голодную смерть, и так как с каждым днем их становилось  все
больше,  я  предложила Зинаиде Андреевне  открыть  небольшой
благотворительный  счет  и раздавать  особо  нуждающимся  по
десять-двадцать  рублей. Бухгалтершу от моих  слов  едва  не
хватила кондрашка.
     - Милочка, вы хоть думаете, что говорите?
     - Что такое, Зинаида Андреевна?
      -  Да  я  не  знаю, чем зарплату платить...  Извините,
Надежда Егоровна, вы где работали раньше?
     - По-всякому бывало... Какое это имеет отношение?..
     - Такое, милочка, что у нас солидное учреждение. Кто же
вам  позволит  выходить за рамки сметы? Чтобы открыть  новый
счет, потребуется решение координационного совета.
      - Понятно... Но ведь жалко стареньких. Им тоже хочется
молочка с хлебушком.
      -  Коли  вы такая жалостливая, выходите с предложением
наверх.
     - Куда наверх?
      Бухгалтерша  не ответила, на мгновение остекленела  и,
сокрушенно разводя руками, удалилась.
      Несколько раз я пыталась связаться с Лякой, но  у  нее
дома  никто  не  отвечал,  а сотовая  трубка  сообщила,  что
абонент   вне  предела  досягаемости.  Набравшись  духу,   я
позвонила Ивану Захаровичу в банк "Анаконда". Он узнал меня,
но  держался как-то скованно. Учтиво поинтересовался, все ли
у  меня  в  порядке,  но когда я начала жаловаться,  тут  же
перебил,  сказав,  что у него совещание  и  не  могла  бы  я
перезвонить в другой раз, через денек-два.
      - Иван Захарович, - заспешила я, - никак не могу найти
Ляку...    Не   подскажете,   где   она?   Ответ    получила
поразительный:
     - Надин, дружочек, а разве вы с ней не в турпоездке?
      Я  положила трубку. Абсурдность происходящего меня  не
смущала, наоборот, вдохновляла. Я не вчера родилась и хорошо
усвоила,  что  в этой стране шуршание больших  денег  всегда
сопровождается  потусторонними  явлениями.  Но  такими   они
кажутся только непосвященным.
      Примерно на десятый день Геннадий Миронович  явился  в
офис какой-то всполошенный. Мне даже показалось, что и Мосол
пришел  вместе  с  ним.  Секретарша  Вадик-Таня,  как   было
заведено,  подал кофе с ликером, и Шатунов выставил  его  за
дверь, дружески потрепав по заду. Обратил на меня злые очи:
     - Ну, Надюха, готова?
     - К чему, Гена? Хочешь прямо здесь?
     - Не до озорства сейчас. Пора выходить на Иванцову. Из-
под   очочков  посверкивали  голубоватые  лучики,   огромной
пятерней  почесал  под рубахой грудь в  том  месте,  где,  я
помню, любовалась, - вытатуированы два летящих ангела.
     - Как это, Гена, выходить на Иванцову? Долго смотрел на
меня,  словно  не узнавая, потом выпил ликеру, поморщился  -
ах,  не водка. Мосол явно пробивался наружу, в кабинете  это
случилось впервые.
       -  Сл