естьдесят,  да  и  по
всем  остальным  параметрам мало подходил.  Ляка  -  женщина
романтическая,  с озорным настроем, а он угрюмый  скептик  с
компьютером вместо сердца. Когда поженились, Иван  Захарович
уже  давно был законченным импотентом и с гордостью об  этом
рассказывал  всем  знакомым.  Так  что  постель  между  ними
исключалась.  Правда,  раскладывая  пасьянс  из   финансовых
отчетов, он иногда возбуждался, но Ляка жаловалась, что  это
были  такие  короткие вспышки, что они  ни  разу  не  успели
использовать их по назначению. Предположить, он нашел в Ляке
умную   собеседницу  и  заботливого  друга,   трудно.   Ляку
интересует  только  то,  что  у  мужиков  ниже  пупка,  а  в
остальном  она вряд ли справится и с таблицей умножения,  не
говоря  уж  о  затейливых рассуждениях  о  смысле  жизни,  к
которым  склонен ее супруг. Другом она не могла быть потому,
что  понимала это слово лишь в его физиологическом значении.
Хозяйкой   также  была  никудышной,  хотя  деньги   тратить,
естественно, любила и, к примеру, два раза в год обязательно
меняла  мебель  в  загородном  поместье.  И  все  же,   могу
поклясться,   Гуревич  ее  боготворил.   Наверное,   в   его
привязанности  таилось что-то сакральное,  что  мы  называем
словом  "рок". Я однажды слышала, как в легком  подпитии  он
шепнул:
      -  Моя  драгоценная, маленькая ведьмочка, без  тебя  я
пропаду...
     И Ляка ответила с неподражаемым достоинством:
     - Не горюй, пупсик, я тебя не брошу.
      Да  и с чего ей бросать своего мужа, если жила за  ним
как   за  каменной  стеной?  Вольная,  как  птица,  богатая,
ухоженная,  весь мир у ее ног. И никакой ответственности  ни
перед кем.
     Как-то я спросила напрямик:
     - Лякушка, открой секрет, каким зельем опоила дурачка?
     Ответ поразил меня глубинной мудростью, какой от нее не
ожидала.
      - Никакого зелья, милая Нации, - сказала с неожиданной
грустью. - Он беспомощный, как скворушка на ветке, и я люблю
%#.,  как  всех своих нерожденных детей. Я его  единственная
защита. Ванечка об этом знает. Вот и весь секрет.
     Я не поверила, это не могло быть правдой, но в принципе
если  существует  любовь, о которой писали поэты  в  прошлом
веке,  то  она  должна быть только такой, как у  Гуревича  с
Вагиной. Все остальное туфта, "Сказки Венского леса". Я тоже
хочу,  чтобы  мои  дети  были  похожи  на  седенького  Ивана
Захаровича  с банком "Анаконда" в кармане. Честь  тому,  кто
навеет нам сон золотой.
      Ляка собралась в Анталию, чтобы потрахаться с турками,
которые  ей  очень нравились как любовники.  По  самоотдаче,
уверяла она, их можно сравнить с нигерийцами, на худой конец
с  австралийскими пигмеями, про которых вообще  рассказывают
чудеса,  но Ляка их еще не пробовала. Меня тащила  с  собой,
потому что одной ехать скучно. Стыдила:
      -  Ну  что, в самом деле, Надин? Подумаешь, в  борделе
поработала.  Гордиться должна, мир такой же бордель,  как  в
твоих Эмиратах. Разве нет?
     Я возражала вяло:
     - Не говори чего не знаешь...
      -  Да  я  хоть  сейчас  бы, добровольно,  но  не  могу
рисковать.  У меня Ванечка на руках. Две недели -  все,  что
могу себе позволить. Надька, не дури! Развеешься, турка себе
заведешь. Ох они какие, как огурчики малосольные!  Враз  все
забудешь - После первой палки. За мой счет, Надин.
     Мамочка не осталась в стороне:
      -  Поезжай,  доченька, не думай ни  о  чем.  Вагиночка
плохого не посоветует.
      После  смерти отца она так и не оправилась  до  конца,
умственно сильно сдала, и последняя фраза свидетельствовала,
что  рассудком вернулась в детство. И я поехала,  дала  себя
уговорить. В конце концов, какая разница, где слезы лить?
      Поехала  - и не пожалела. Перемена обстановки,  теплое
море, черное вино, фрукты и цветы, долгие сны в номере  люкс
подействовали   благотворно,  душевное   оцепенение   начало
спадать,  как старая змеиная кожа. Стоял лучезарный  май,  и
тот клочок побережья, где мы очутились, напоминал рай, каким
его   в  смелых  мечтаниях  представляет  себе  какая-нибудь
старшеклассница из Замоскворечья, у которой родителям не  на
что  купить  упаковку нормальных прокладок. В первые  дни  я
только  и  делала,  что бултыхалась в воде,  пила,  жрала  и
спала, при этом Ляка вела себя с такой деликатностью,  какой
я от нее не ожидала. Я ее почти не видела. Едва обосновались
в  отеле, за ней приехали два тучных, с лоснящимися рожами и
крокодильими улыбками турка и увезли неизвестно куда. Хотели
и   меня   прихватить,  но  Ляка  шаловливо   погрозила   им
пальчиками:
     - Нет, мальчики, это пока не ваше!
      Турки понятливо закивали, а один с такой силой хлопнул
себя по жирным ляжкам, что люстра закачалась.
       Потом   Ляка   иногда  возникала  в   номере,   чтобы
переодеться, забрать что-нибудь из вещей, но не надолго,  на
минутку-другую.  Волосы  у нее стояли  дыбом,  и  ее  трясло
словно в затяжном оргазме. Но когда обращалась ко мне, глаза
b%/+%+(.
      - Как ты, кроха? Не скучаешь? - Все хорошо, Вагиночка.
Отдыхай спокойно.
      -  Надеюсь, скоро ко мне присоединишься? Есть  кольные
варианты.
     - Ой, не торопи, пожалуйста!
      Ко  мне  постепенно возвращалась воля к жизни,  и  вид
обнаженного  мужского  тела перестал  вызывать  тошноту.  На
пятый   вечер   уже  без  особого  внутреннего   принуждения
спустилась  в бар, чтобы пропустить рюмочку перед  сном.  По
пути, привлеченная музыкой, завернула на дискотеку.
      В небольшом помещении, освещенном настенными факелами,
билось  в  падучей  человек сорок, ничего интересного,  и  я
повернула   обратно,  но  встретилась  взглядом  с   молодым
мужчиной,   сиротливо  притулившимся  у  стеночки.   Мужчина
вскочил  на  ноги и учтиво поклонился. У него  были  хорошие
манеры, и я его узнала. Несколько раз видела в ресторане  за
обедом и на пляже. Кажется, он отдыхал с женой и дочерью, во
всяком случае, появлялся в сопровождении сухопарой блондинки
выше его на голову и вихлястой девчонки лет пятнадцати.  Сам
был  пухлый, ухоженный мужичок неопределенной внешности,  по
социальному  статусу  явно  принадлежащий  новорашенам.  Его
можно  было  спутать с немчиком, тут, как  и  русских,  было
предостаточно,  если  бы не мобильник, постоянно  зажатый  в
кулаке,  и  специфическое, уныло-нагловатое выражение  лица,
характерное для отечественных ворюг. На меня он глаз положил
с  первой встречи, но даже в моем заторможенном состоянии по
въевшейся  охотничьей привычке я сразу,  на  подсознательном
уровне, отмела его как возможную добычу. Какой-то поляк,  да
еще окруженный семейкой... При любом раскладе игра не стоила
свеч.
      Зато  улыбка  у  него была хорошая,  жалобная,  как  у
проголодавшегося телка.
     - Хотели потанцевать? - спросил он.
      Я невольно задержалась. В маленьком фойе никого, кроме
нас,  не  было, но через открытые широкие двери  видно,  как
извивался разгоряченный молодняк, словно рыбеха в котле.
     - Нет, не хотела... Вы почему один?
     - Дочь сторожу... - указал рукой в зал. - Чтобы в кусты
не увели. Приспичило подергаться перед сном.
      -  А-а...  - Говорить больше было не о чем,  приличия,
принятые  между  земляками, соблюдены. -  Что  ж,  cпокойной
ночи.
     Мужчина нервно переступил с ноги на ногу.
     - Может, выкурим по сигаретке? - Это была почти мольба,
и я откликнулась.
     - Здесь?
     - Можно в баре. Тут рядом, за углом.
     - Не прозеваете дочурку?
     - Не такая уж она дурочка... Хотя, знаете, четырнадцать
лет  -  опасный возраст. Всегда лучше подстраховаться...  За
несколько минут, надеюсь, ничего не случится.
     - Рисковый вы человек, - осудила я.
      Через  минуту  сидели  в глубине  полутемного  бара  с
*.*b%)+o,( "Ночи Кабирии". Познакомились. Его звали  рустам.
Фамилия - Петренок. Отчество - Феоктистович.
     Элитный набор.
      Разговор  тянулся  как-то нудно, неопределенно.  Когда
снимаешь  клиента, есть некоторые приемчики  и  правила,  но
когда  девушка в моем состоянии, измученная борделем, то  не
знаешь,  как  себя вести, теряешься, тем более имея  дело  с
новорашеном. Они все немного чокнутые, или, как считает  Оля
Иванцова (ох высоко теперь летает), они все мутанты. Но  при
этом им очень хочется выглядеть нормальными хозяевами жизни,
не  хуже  тех,  какие  представлены в американских  фильмах.
Абсолютно  уверенными  в  себе и ничего  не  боящимися.  Они
обзаводятся   женами,   детьми,   любовницами,   иномарками,
загородными виллами, секретаршами, богатыми офисами, носятся
по  всему  миру, соря деньгами, как мусором. Глубокомысленно
рассуждают о ценах на бирже, о правах человека, да обо  всем
на   свете,   о   чем  пишут  "Коммерсант"   и   "Московский
комсомолец",  но  в головах у них страшная  каша.  Новорашен
непредсказуем. От него никогда не знаешь, чего ждать: то  ли
отвалит  по  настроению  пачку  бакcoв,  то  ли,  на  что-то
обидевшись, подошлет киллера. Они отнюдь не идиоты, потому и
сами себе не рады.
      Олька  Иванцова  говорит, что  кумпол  у  них  треснул
дважды:  первый раз при Горби, когда они оказались в  нужное
время  в  нужном  месте  и озолотились,  а  второй  -  когда
Мриенковская братва подкинула им дефолт. Олька вся теперь  в
политике  и  приводит такой пример. Раньше они в один  голос
проклинали  "эту  страну  за то, что  в  ней  живут  рабы  и
коммунисты,  потом  вдруг все обернулись  патриотами,  круче
Жирика,  и поддержали сталинский гимн, а некоторые,  страшно
сказать,  проголосовали на выборах за Зюганыча. Я в политику
не  лезу, но Олька права. Новорашенов вечно кидает от одного
берега  к другому, а нам, верным подружкам, которые,  честно
говоря,  за  их  счет  живут, приходится  приспосабливаться.
Других-то   богатеньких  у  нас  нету.  Кроме,  естественно,
иностранцев.  Но  это только название одно:  иностранец.  На
самом  деле  те, которые в Москве сшиваются,  отличаются  от
наших бандюков только тем, что бойко щебечут по-английски  -
эка невидаль. В принципе точно такие же отморозки. За путным
иностранцем  надо ехать к нему на родину, а это  уже  другой
расклад. Я вон съездила - и что толку?
      Рустай  Феоктистович  клеил  меня  плотно,  но  быстро
поплыл,  что, в общем-то, мне польстило: приятно  убедиться,
что  опять  в  форме.  Мне  не  стоило  больших  усилий  его
охмурить.  Это был простой случай. Он рассказывал о  дочери,
которую  почему-то  звали  Эдита,  о  том,  как  трудно   ее
воспитывать  в  православных  традициях,  когда  все  вокруг
пропитано   американской  дешевкой.  Эдита  хорошая,   умная
девочка, но она из поколения пепси, и этим все сказано.  Она
верит  Интернету, а не своим родителям. Больше всего ему  не
нравилась школа, куда он перевел ее в этом году. С виду  там
все  прилично, классные преподаватели с научными  степенями,
бассейн,  теннис, языки и все такое, но оценки по  предметам
ставят  просто так, за красивые глаза, и по-настоящему  учат
b.+l*.  безопасному  сексу.  С этого  года  даже  собираются
ввести  практические занятия. Он человек  широких  взглядов,
либерал, но всему должна быть мера.
      Я  слушала,  неотрывно глядя ему в глаза,  поддакивала
хрипловатым  голоском, иногда подрагивала грудью,  подмечая,
как  синхронно  вспыхивает на его виске  голубоватая  жилка.
Могла  поручиться,  ладони у него уже вспотели.  Наконец  он
решил   выяснить  кое-что  обо  мне.  В  жизни  искательницы
приключений это всегда щекотливый момент.
     - Вы впервые в Анталии, Надин?
      -  Да.  Обычно  предпочитаю Кипр. Там уютнее.  Подруга
уговорила. Не хотела ехать одна. У нее строгий муж.
     - Извините, а дома чем вы занимаетесь? Каким бизнесом?
      -  Фотоателье,  - ответила я наобум.  -  Работаем  для
иллюстрированных журналов.
     - Можно сказать, человек искусства?
      -  Что  вы,  Рустам!  Какое там искусство...  Рутинные
заказы. Но требования, конечно, высокие.
      Наверное, теперь я должна была спросить, кто он такой.
Собственно,  единственное,  что  новорашены  любят,  -   это
говорить о себе, о своих успехах и прочее. Но я не спросила.
Это дурной тон. Наоборот, напомнила о времени:
       -   Мне  приятно  с  вами,  Рустам,  но  кажется,  мы
засиделись?
     - Вы спешите?
      -  Я  -  нет.  Но как же бедняжка Эдита?  Тут  столько
соблазнов для молоденькой девушки...
      Ох  как  ему  не  хотелось  отрываться  от  мысленного
поедания моих прелестей!
       -  Да,  конечно...  Пора...  Надин,  дорогая  Я  могу
рассчитывать на продолжение знакомства?
     - Все зависит от вас, - сказала я с таким красноречивым
намеком, что сама почувствовала жар внизу живота.
     - Знаешь, Надин... Ничего, что я на "ты"?
     - Конечно, Рустам. Какие могут быть церемонии? Мы же на
отдыхе.
      -  Тебе  не кажется, что между нами вспыхнула какая-то
искра?
      -  Еще какая! - подтвердила я, потупясь. - Но ведь ты,
увы, не один.
      -  Тамара?  О, это замечательная женщина,  но  немного
диковатая,  со множеством предрассудков. Обкомовская  дочка.
Когда я на ней женился...
      Он  не  успел досказать. В бар, озираясь, как в  лесу,
вошла его диковатая половина и через минуту подтвердила, что
он  не  заблуждается насчет нее. Подскочила к нам и с воплем
"Ах  ты,  развратная гадина!" влепила моему кавалеру звонкую
оплеуху.  Рустам  чудом  удержался на  стуле,  но  недопитый
коктейль  вырвался у него из руки, как камень  из  пращи,  и
долетел аж до стойки. Привыкшая к таким сценам, я равнодушно
отвернулась.   Зато   немногочисленные   посетители    разом
вылупились на наш столик. Бесплатное шоу.
      - Ты не права, Тома, - прошамкал Рустам, вытирая губы.
- Веди себя, пожалуйста, прилично.
     - И это говоришь мне ты, негодяй?
      -  Кто  же  тебе должен говорить? Из-за чего психуешь?
Нельзя рюмку выпить?
      -  Ах  рюмку!  Можно, конечно, можно! - с  неожиданной
ловкостью и силой она сдернула его со стула и потащи,  да  к
выходу   примерно  так  же,  как  менты  выводят   из   зала
раздухарившихся пьянчуг.
     Во время этой бурной семейной сцены мы с ней всего один
раз   встретились   взглядами,  но  по  женскому   телеграфу
обменялись короткими репликами. Дама предупредила: "Не лезь,
милочка! Этот сундук под замком". На что я ответила:
      "Успокойся,  девушка.  Твой валенок  мне  на  хрен  не
нужен".
      Рустамчика  я  не презирала и не жалела,  он  был  мне
неинтересен.

                    2. НА БЕРЕГАХ АНТАЛИИ
                        (продолжение)

      Утром,  когда  я  еще  валялась в  постели,  в  номере
возникла  Ляка. Мы пили кофе, и я рассказала ей о  вчерашнем
приключении. Ляка обрадовалась.
     - Значит, оживаешь, подружка... Рустамчика не отпуcкай.
Ни в коем случае.
     - Почему?
     - Да ты что! Крутяк в натуре. Из него зелень течет, как
вода из крана. Только руки подставляй.
     - Ты же его не видела.
      -  Как  не  видела?  Прекрасно видела.  Такой  пирожок
запеченный.  И  мочалку  его  помню,  дылду  стоеросовую.  И
молоденькая шлюшка с ним. Дочка его, да?
     - С чего ты взяла, что он крутяк?
     - Малышка, поживешь с мое... Не сомневайся, это родник.
      Важно  прихлебывала  кофе с  истомной  гримасой  сытой
персидской  кошки. Я не очень удивилась. Ляка  действительно
просекала мужиков с первого взгляда. Куда мне до нее.
     - Короче, собирайся, поедем со мной.
     - Куда, Лякочка?
     - Отоспалась, отогрелась, пора начинать активный отдых.
Хватит  киснуть. Я для тебя кое-кого приглядела.  Не  думай,
что забыла о подруге.
     - Не понимаешь, Лякочка.
     - Что такое?
      -  Еще  с  российским бобиком могу  попробовать,  а  с
турками!.. Да меня вырвет.
      - Вот! - Ватина наставительно подняла палец. - Слишком
мы гордые, слишком аристократичные. От народа оторвались.  А
в народе как говорят: от чего заболели, тем и лечимся.
     - Это пьяницы так говорят.
     - Пьянство - такая же болезнь, как наша с тобой. Они на
глотку слабые, мы на передок... Но если серьезно... Ты чего,
собственно, добиваешься?
     - В каком смысле?
     - В смысле светлого будущего... Может, у тебя профессия
%abl? Может, еще что-то умеешь? Денежки чем заработаешь?
      Возразить нечего. Я ничего другого не умела. А те, кто
умел,  перебивались с хлеба на квас. Не  было  сейчас  такой
профессии,   которая  могла  обеспечить  хотя   бы   сносное
существование.   Любую  нормальную  девочку   спроси.   Пока
молодая,  пока  тельце  съедобное -  лови  миг  удачи.  Кому
повезет,  богатенького мужика подцепит. Но это  редко  кому.
Большинство гуляет до первой морщинки. Потом спокойно ложись
и  подыхай.  Рынок.  Свобода, блин.  Офисные  девочки,  топ-
модели,  спортсменки  -  ну  все  те,  кто  вроде  бы  бабки
заколачивает  не  лежа  на спине, - это  все  то  же  самое.
Разновидности б..ства. Торгуй, пока молодой. Вагина права. И
поездку  надо отработать. То, что она обещала за  свой  счет
свозить, конечно, пустые слова. Я с самого начала не придала
им   значения.  Мои  душевные  терзания  -  это  только  мои
проблемы,   никого   не  касаются.  Подумаешь,   в   борделе
затрахали. Цаца какая!
      -  Я  не  против, - повинилась я, - Только боюсь  тебя
подвести. Чего-то внутри сломалось.
      Ляка  выпила  ликера, самодовольно ухмыляясь.  Так  бы
врезала между глаз.
      -  Поверь, Наденька, девочка, я тебе добра желаю. Сама
через  это  проходила. Сломалась, говоришь? Это не  страшно.
Наша  бабья доля такая - ломаться и снова вставать.  Страшно
другое, когда хандре поддашься и поплывешь по течению  Тогда
одно  спасение - игла и могила. Но тебе еще рано, умненькая,
цепкая. Да, сейчас тебе трудно, а кому легко, не знает,  тот
думает, мы как сыр в масле катаемся Только и забот,  как  бы
утробу насытить. А ты попробуй... простая деревенская девка,
в  Москву  пехом  пришла, как Лoмоносов,  чтобы  в  техникум
поступить.  Пять мужей поменяла думаешь, мне легко?  С  моим
Ванечкой, думаешь, легко? Да может, от него говном воняет на
весь  дом,  и я этим дышу с утра до ночи. Это как? Говоришь,
вырвет?  Вырвет, значит - пора на свалку. Но не  думаю,  что
вырвет. Нет, не думаю.
     Слов нет, как разошлась. Никогда ее такой не видела. Но
слушать  было забавно. В каждом слове вранье, это тоже  надо
уметь. Я спросила:
     - Кто он такой?
     - Про кого ты?
      -  Ну тот, кому меня ладишь? Тряхнула кудрявой башкой,
словно  выходя  из  транса.  Еще ликерцу  приняла.  Задымила
косячком. Двужильная какая...
     - Не бойся, не черт с рогами. В обиде не будешь.
     - По-русски хоть говорит?
      -  По-русски они все говорят, когда надо. У него целая
сеть  магазинов  на  побережье. Весь  обсыпан  бриллиантами.
Зовут Дилавер. От беленьких дамочек балдеет, как от героина.
Но  это  ничего не значит. Раскошеливаются они  туго.  Вроде
наших  кавказцев. С виду шик и блеск, а за копейку удавятся.
Чего тебе говорить, сама все знаешь.
      Я  знала.  Но так не хотелось приниматься за старое...
Случайная  охота  хороша на заре туманной юности,  когда  за
каждым  поворотом  мерещится клад.  Пройденный  этап.  Риски
!.+lh(%,  откат сомнительный. Даже если порой  сорвешь  куш,
все  равно  в итоге себе дороже. Ходишь потом неделю  -  как
обоссанная.  Тушку  легко отмыть, а на  душе  лишняя  ранка.
Сколько   их   там  накопилось?..  Намного   благороднее   и
безопаснее   не   спеша   приглядеть   солидную   жертву   и
приближаться шажок за шажком. Чтобы никто никого не неволил.
С прицелом на долгие отношения. С поэтическими прибамбасами.
Это  почти как любовь, почти как семья. Кавалер тебя оценит,
и  сама  поймешь, кто такой. И лишь потом, после сексуальной
разминки,   -  решительный  рывок.  Но  и  тут,  разумеется,
гарантий   нет.  Жизнь  есть  жизнь.  Вон  как  рванула   сo
Скомороховым,    аж   до   Эмиратов.   И    прежде    бывало
оскальзывалась. Но сейчас чего гадать? Отработка. С Лякой  в
нерав