конце концов, хоть и с глушителями шла перестрелка, но все же мог отыскаться
на весь Каир хоть один полицейский, которого, пусть случайно, занесло в  тот
район?
   Вполне могло, убеждала себя  Марьяна.  И  теперь  атака  отбита,  Лариса,
Санька и Надя-БМП в безопасности, Виктору дали знать о случившемся, он давно
примчался от Азиза, заключил всех троих в объятия, обцеловал,  вокруг  виллы
поставили охрану, там все успокоились, может быть, тяпнули по стопарику  для
душевного комфорта, заказали ужин из соседнего ресторана - и  думать  забыли
про Марьяну, которая уже невесть сколько времени носится по Каиру, изображая
из себя наживку. Подсадную утку - так, кажется, сказал Васька. Вот именно!
   Вдруг ее качнуло. Васька оказался рядом, подхватил под руку.
   - Ну вот что, сударыня, - сказал почти сердито,  заглядывая  в  Марьянины
глаза, вдруг наполнившиеся слезами. -  Не  сочтите  меня  наглецом,  но  вам
необходим отдых. Осмелюсь настойчиво предложить...
   - Ради бога! - воскликнула Марьяна, едва сдерживая  рыдания.  -  Прекрати
накручивать!
   С отвращением услышав в своем  голосе  истерические  нотки,  она  тут  же
прикусила губу от злости и стыда, но Васька оказался потрясающе понятлив.
   - Аркадий, друг, молю: не говори красиво? - усмехнулся он. - Заметано!
   Короче, командовать парадом буду я. Сейчас быстро ловим  тачку,  едем  на
мою хату. Там ты сидишь в холодке, ловишь кайф,  а  я  сгоняю  на  эту  вашу
горячую точку, погляжу, что там и как. Лады?
   Марьяна хлопнула ресницами, потрясенная этим мгновенным преображением.
   Китмир, склонив голову, разглядывал своего хозяина не без замешательства.
   - Что-то я не помню, когда это мы пили на брудершафт? - не  без  ехидства
осведомилась Марьяна.
   - Блин Клинтон! - яростно раздул ноздри князь Шеметов,  и  Марьяне  вдруг
стало смешно:
   - Билл. По-моему, его все-таки зовут  Билл.  А  меня  -  Марьяна.  Ладно,
Васька, давай, лови тачку. Только зачем мне  отсиживаться  в  твоем  родовом
поместье? Сейчас проедем мимо виллы, я сама все  увижу.  Если  там  тихо,  я
выйду - и все.
   - Миледи, - сердито сказал  Васька,  -  вам  не  надоело  еще  вести  эту
войнушку? Пора отступить  перед  превосходящими  силами  противника  и  дать
возможность поработать разведке. В конце концов, у меня дома есть телефон.
   Можно позвонить куда угодно - и все выяснить, не разбивая  ног.  Поехали,
а, мамзель Марьяна? С матушкой вас познакомлю...
   - Тебя, - с улыбкой поправила  Марьяна  и  была  вознаграждена  смущенной
Васькиной улыбкой и восторженным тявканьем Китмира. - Хорошо, поехали.
   Только... такси я сама возьму, хорошо?
   Васька шумно вздохнул, завел глаза к небу:
   - Воля ваша, мадемуазель!
   Уже взгромоздившись в грохочущее  облупленное  такси,  толстый,  отчаянно
надушенный негр-шофер который  первым  явился  на  призывный  жест  Марьяны,
выиграв у конкурентов, летевших  из  всех  боковых  улочек,  не  меньше  чем
полкорпуса, она подумала, что отсидеться у  Васьки  -  это  самое  разумное.
Во-первых... нет, во-вторых, от него можно спокойно  позвонить  хоть  Азизу,
хоть на  виллу,  чтобы  поймать  по  сотовому  Виктора.  В-третьих,  изрядно
осточертело изображать  из  себя  приманку.  В-четвертых,  есть  хочется.  А
во-первых, в Васькином доме наверняка есть душ, и хоть это точно  разойдется
со светскими представлениями о приличиях, именно  в  душ  Марьяна  в  первую
очередь и направится, едва они доберутся до Гелиополиса!
   "Дом"  на  самом  деле  оказался  домиком.  Не  квартирешкой  в  бетонном
бараке-небоскребе, где каждый балкон увешан разноцветным бельем, а  из  окон
торчат полуразломанные  кондиционеры.  И  не  европеизированной  стандартной
виллой.
   Просто одноэтажным домиком  под  плоской  крышей.  Спереди  что-то  вроде
палисадника за  низеньким  забором,  позади  дворик,  огороженный  бетонными
плитами. Ива колыхалась у крыльца, при виде которого Марьяна так  и  ахнула:
ветхое, покосившееся крылечко  было  до  невозможности  русское,  от  резных
кружев до точеных балясин.
   - А что, правда ты говорил, будто у вас сам Би-либин бывал? -  в  который
раз недоверчиво спросила она, и Васька в который раз клятвенно прижал руку к
сердцу:
   - И Билибин, и Шаляпин, представь себе. Конечно, это  теперь  из  разряда
семейных преданий, но - ей-богу, не легенда,  а  истина.  Матушка  тебе  все
подробнейшим образом расскажет, если пожелаешь.
   Марьяна-то желала, однако хозяйки дома не оказалось. Васька  нашарил  под
ступенькой ключ - ох уж эта умилительная  российская  привычка!  -  и  отпер
огромный висячий замок, который из-за древности  и  несуразности  своей  мог
зваться либо Авосем, либо Небосем. Впрочем, в этом  прохладном  домике  мало
что могло бы прельстить каирских разборчивых воришек. Телевизор  допотопный,
обстановка  самая  простая.  Правда,   все   стены   загромождены   книжными
стеллажами, а свободные  места  чуть  ли  не  от  потолка  до  пола  увешаны
картинами, однако это ведь не для всякого сокровище. Тем паче если книжки на
русском языке, а на картинах изображены не пустыня, пирамиды  и  сфинксы,  а
какие-то тесные, заросшие лесом пространства, извилистые  речки,  неказистые
дома... Россия!
   Много старинных фотографий.
   - Это наше имение, нижегородское, - показывал Васька. - Это  мой  предок,
помнишь, египтолог, я тебе про него рассказывал? Это матушкины  родители  во
время свадебного путешествия в Париж...
   Все-таки без сфинкса не обошлось и здесь: Марьяна  с  изумлением  увидела
его на одной из фотографий. Однако же фоном  служили  отнюдь  не  пустыня  и
пирамиды,  а  Зимний  дворец  в  Петербурге.  Точно!   Академия   художеств,
Васильевский остров...  Рядом  с  огромной  покоробленной  сфинксовой  лапой
стояли юноши в студенческих тужурках, которые носили в начале века.
   - Это фото 1912 года, - пояснил Васька. - Князь Шеметов тогда  заканчивал
университет. А это его  кузен  -  между  прочим,  будущий  академик  Василий
Струве, тот самый, который расшифровал надпись на подножии сфинкса.
   И, прикрыв глаза, Васька продекламировал нараспев:
   - "Да живет Гор,  Могучий  телец,  коронованный  богатый  Маат,  господин
Диадемы, укрепитель законов, соединитель обеих  земель,  устроитель  Египта,
Золотой Гор,  Могучий  телец  царей,  покоритель  девяти  луков,  обуздатель
варваров, царь Верхнего и Нижнего Египта, владыка  обеих  земель,  Аменхотеп
Третий, подобие Ра..."  Этой  надписи  тысячи  лет,  а  расшифровал  ее  наш
родственник! - горделиво добавил Васька, распахнув сияющие глаза.
   - Ну, у тебя, я погляжу, родня  знатная,  -  усмехнулась  Марьяна,  сунув
наконец в угол обезьяну, которую порядком возненавидела за сегодняшний день.
- А мой отец, между прочим, говорил, что его  далекий  предок  -  тот  самый
офицер и дипломат Муравьев, который увидел этих  сфинксов  в  Александрии  и
раздобыл денег на их покупку.
   -  Правда,  что  ли?  -  недоверчиво  переспросил   Васька,   и   Марьяна
перекрестилась:
   - Святой истинный крест! Это наше семейное предание!
   - Господи! - всплеснул руками Васька.  -  Да  ведь  это  же  чудо,  перст
господний,  что  мы  встретились!  Я  всегда  верил  в   такие   случайности
судьбоносные, и...
   Он осекся и виновато покосился на Марьяну, очевидно, вспомнив,  благодаря
какой именно "судьбоносной" случайности они сегодня встретились.
   - Ой... - простонала та. - У меня от жары совсем мозги спеклись!
   Звонить же надо скорее! Где телефон?
   - Здесь, здесь, - захлопотал Васька. - Сюда, прошу.
   Телефон  висел  на  стене  и  явно  был  позаимствован  из  какого-нибудь
белогвардейского реквизита. Марьяна с опаской сняла трубку,  не  сомневаясь,
что для начала надо  будет  кричать:  "Алло,  Центральная?"  Или:  "Барышня,
соедините!"
   К ее изумлению, в трубке раздался обыкновенный гудок, да и диск с цифрами
оказался не декоративным, а вполне действующим.
   Условно говоря - потому что, сколько ни крутила  Марьяна  этот  диск,  ни
один из пяти известных ей номеров не набирался.  Мертво  молчал  дом  Азиза.
Никто не брал трубку на вилле. Сотовые Виктора, Ларисы, Надежды вообще то не
соединялись, то сигналили "занято".
   - Ну что? - нетерпеливо спросил Васька, успевший приготовить чай: правда,
чай  оказался  совершенно  арабский,  очень  крепкий   и   приторно-сладкий,
поданный, как здесь было принято, в махоньких стеклянных стаканчиках.
   Марьяна медленно повесила трубку:
   - Не знаю. Почему-то все телефоны молчат. По-моему, там не очень хорошо.
   Она боялась, что Васька спросит: "Что это значит?" Если бы Марьяна  могла
представить хоть один  вариант,  кроме  самого  плохого!  Санька...  Санька,
неподвижный, окровавленный, виделся ей. И  рядом,  выронив  из  мертвых  рук
револьвер, - Григорий.
   Что-то  горячее  плеснулось  на  ноги.  Марьяна   вздрогнула,   испуганно
оглянулась. Да она же пролила свой чай!
   - Извини, - пролепетала чужими, непослушными губами.
   - Ничего, бывает, - хмуро отозвался Васька. - Только знаешь что? Мы  ведь
ничего наверняка не знаем, поэтому глупо так переживать, по-моему.
   Марьяна быстро и мелко закивала, пытаясь смахнуть слезы, навернувшиеся на
глаза. Если она потеряет еще и Григория, тогда все. Все просто  -  все!  Ой,
нет, господи, помилуй, помилуй и спаси! С ним  ничего  не  может  случиться.
Нельзя думать о самом плохом, не то как раз и накличешь!
   Васька осторожно взял из ее судорожно сведенных пальцев пустой стаканчик,
подал другой - и не отходил от Марьяны до тех пор, пока  она  не  пропихнула
чай в горло. Кивнул:
   - Вот так, хорошо. Теперь пойди умойся. Там, в ванной, на  полках  чистые
полотенца. А когда немного придешь в себя, поговорим.
   Она послушно вышла из комнаты - нестерпимо захотелось остаться одной.
   Когда Марьяна через четверть часа  вернулась,  поправляя  мокрые  волосы,
Васька что-то говорил по-арабски в телефонную трубку со страшной скоростью -
так что Марьяна и двух слов не разобрала - Я позвонил  маме,  -  сказал  он,
положив трубку и оглянувшись на Марьяну. - Попросил ее  прийти,  посидеть  с
тобой, пока я прогуляюсь с друзьями.
   Марьяна вскинула брови:
   - В разведку? На горячую точку? Все-таки решил? .
   - Это самое разумное, ты же понимаешь, - пожал плечами Васька. - На  меня
никто не обратит внимания. Мы с Китмиром где хочешь пройдем.  А  тебе  лучше
там не показываться... пока. Мало ли что... Но что бы я ни узнал -  ей-богу,
сразу же позвоню, сообщу, что и как.
   Он выгреб из кармана горсть жетонов для автомата:
   - Видишь? Обязательно позвоню!
   "Странно, - подумала Марьяна. - Почему тогда понадобилось сюда ехать?
   Могли бы прямо на улице начать звонить". Впрочем, на улице не было  этого
благословенного, спасительного душа...
   - Давай договоримся на всякий  случай,  -  сказал  Васька.  -  Ты,  когда
телефон зазвонит, трубку сразу не бери.  Я  выжду  два  гудка,  потом  снова
перезвоню. Еще два. Ты опять не бери трубку. И только на третий раз...
   Марьяна невольно взглянула поверх его плеча на полку над телевизором, где
в беспорядке громоздились потрепанные коробки с видеокассетами. Так...
   "From Russia with love", "Gold Finger", "Hard to Kill"... Понятно. Агенты
007 и разные прочие Нико. Единственный союзник Марьяны -  просто  мальчишка,
который, конечно, искренне сочувствует соотечественнице, но при этом от всей
души "отрывается" в создавшейся "криминальной  ситуаций".  Да  ладно,  пусть
поиграет. В конце концов, чем еще она может вознаградить его за хлопоты?  Не
совать же фунтовые бумажки русскому князю!
   - Что, шифровка для Блюхера? - все-таки не удержалась она  от  иронии.  -
Или как это  там...  цветок  на  подоконнике  для  профессора  Плейшнера?  А
говорить ты будешь нормально  или  тоже  шифром?  Может,  акростихами  будем
изъясняться?
   - Нет, акростихи устно никак не  понять,  -  серьезно  сказал  Васька.  -
Однако мало вероятности, что мой телефон прослушивается. А вот если  бы  нам
пришлось переписываться, пришлось бы разработать систему цифровых шифровок.
   Накалывать на определенных страницах буквы...
   - Например, вспомнив твою татуировку на ладони? Нет, знаешь ли, уж  лучше
лимонным соком писать, - устало промолвила Марьяна. - Или молоком.  А  потом
чернильницу, слепленную из хлеба, съесть.
   - Как Ленин в тюрьме, да? - хихикнул Васька. -  Однако  же  заболтался  я
чрезмерно...
   "Да уж", - чуть не сказала Марьяна, однако сдержалась и лишь кивнула.
   - Побежал! - крикнул он, выскакивая на крыльцо. - Живой ногой обернусь.
   Китмир! За мной! Два звонка, потом еще два...
   И юнец с собакой исчезли в лабиринте глухих заборов, до того напоминающих
окрестности виллы "Клеопатра", что Марьяне даже  не  по  себе  сделалось  от
такого мрачного совпадения.
   Она ушла с раскаленного крыльца в прохладные сумрачные комнаты и  сначала
долго сидела в кресле, незряче разглядывая потускневшие от времени,  кое-где
даже потрескавшиеся картины. Она не спросила,  был  ли  Васька  хоть  раз  в
России. Вряд ли: дорогое удовольствие, а  живут,  по  всему  видно,  хоть  и
стабильно, но не в большом достатке. Так что для  него  Россия  воплощена  в
этих старинных, щемяще-прекрасных, почти фантастических своей недоступностью
пейзажах. Для нее сейчас - тоже. Господи, чего бы она только не дала,  чтобы
сейчас оказаться на берегу вон того озера!
   Идиллический пейзаж вдруг поплыл перед глазами, и Марьяна поняла, что это
слезы. Вскочила, бесцельно засновала по комнате.  Опять  принялась  набирать
уже наизусть затверженные номера, однако ни один по-прежнему не отвечал.
   Марьяна с ненавистью посмотрела на телефон, повесила трубку, пожалев, что
конструкция аппарата не позволяет грохнуть ее  на  рычаг.  Ох,  хоть  бы  уж
пришла эта самая матушка Васькина.  Как  бишь  ее  зовут?  Татьяна...  а  по
батюшке? Нет, Татьяна - это какая-то там Васькина прабабушка. А имени  своей
матери он не назвал. Забыл, что ли? То есть Марьяна вообще ничего о  ней  не
знает. И если придет любая женщина и скажет,  что  она  какая-нибудь  Милица
Кирибитьевна или Марь-Ванна Шеметова, Марьяне придется поверить ей на слово.
А та вдруг выхватит из кармана тряпку, пропитанную хлороформом, и...
   Ну, мания преследования обострилась! Марьяна не глядя  схватила  с  полки
какую-то  книжку,  открыла  наугад,  рухнула  в  кресло,   заставила   глаза
приковаться к строчкам, с трудом разбирая  дореволюционный  шрифт  с  ерами,
ятями, ижицей и фитой:
   "Можно сказать, что Хеопс был  похоронен  в  солнечных  часах.  Пирамида,
которая считается усыпальницей  этого  фараона,  была  построена  с  уклоном
граней 51 градус и 51 минута, а все плиты имели ширину 1,356  метра.  Именно
на 1,356 метра ежедневно укорачивается тень от пирамиды - вплоть  до  своего
полного исчезновения в день весеннего равноденствия - в последний день  года
древних  египтян.  То  есть  Большая  Пирамида  отсчитывает  год  с  большой
точностью: до 0,24219 дня!"
   Марьяна быстро перелистала книжечку. Все в таком же роде  -  малопонятно,
зато интересно. На титуле название: "Тайна пирамиды Хеопса. Сочинение  князя
Василия Шеметова, Париж, 1932 год".
   Ого! Не слабые книжки писал Васькин предок!
   Академик!
   Однако читать больше  не  было  сил.  После  ухода  Васьки  прошло  всего
полчаса, однако Марьяне казалось, что не меньше  полудня.  Солнце  и  впрямь
скоро двинется к закату, а там  мгновенно  рухнет  темнота.  Здесь  вечер  -
понятие условное.
   Вокруг нее ощутимо смерклось, только  из  соседней  комнаты  проглядывало
чуть заметное свечение. Марьяна почему-то на цыпочках прокралась к двери - и
тихо ахнула, увидев огонечек лампадки под образами в вышнем углу.
   Все так же, крадучись, она вошла  в  комнату  и  тихо  стала  на  колени,
прижимая к груди сочинение князя Шеметова, словно молитвенник.
   Огромные, вечно печальные глаза Пресвятой Девы кротко смотрели на Марьяну
из-под низко надвинутого на лоб белого убруса, шитого не то жемчугом, не  то
серебром, не то белым шелком. Мальчик у  нее  на  руках  глядел  затаенно  и
равнодушно.
   - Господи, Иисусе Христе, - робко сказала Марьяна,  -  матушка  Пресвятая
Богородица! Помилуйте всех, кого я люблю. Папочка, родненький, заступись  за
нас здесь,  на  чужбине!  Пожалуйста,  спаси  Григория  и  Саньку,  Виктора,
Надежду, Женьку, Ларису - всех наших!
   Небесные, предвечные мать и сын смотрели на нее выжидательно:  мол,  кого
еще назовешь? Себя не забудь! Марьяна на всякий случай попросила  еще  и  за
князя Ваську, ну и матушку свою  упомянула,  хотя  вряд  ли  ей  там  что-то
угрожало, в том  баснословно  далеком  Дивеевском  монастыре,  за  тридевять
земель отсюда.
   Наконец-то Марьяна вспомнила и о себе, и за себя помолилась...
   И тут телефон начал трезвонить. Однако  это  были  не  условные  Васькины
звонки,  а  долгие  трели.  Похоже,  звонившие  к  Шеметовым   были   весьма
терпеливыми  людьми,  потому  что  один  раз  Марьяна  насчитала  пятнадцать
басовитых, напоминающих пароходную сирену  гудков!  Только  тут  она  вполне
оценила выучку и мудрость князя-суперагента: не разработай Васька свой  код,
Марьяна хватала бы трубку на всякий бряк,  а  ведь  наверняка  все  приятели
Шеметовых  -  местные,  арабы.  Хороша  была  бы  Марьяна,  отвечая  на   их
недоуменные вопросы со своим более чем скудным словарным багажом! Разве  что
по-английски... Но как объяснять, пусть и по-английски,  кто  она  и  почему
сидит у Шеметовых на телефоне?
   А потом, телефон замолчал, и надолго.  Однако  легче  Марьяне  не  стало,
потому что, когда она, посидев  в  тишине,  снова  решилась  дозвониться  до
кого-нибудь из своих, трубка не откликнулась гудком.
   Аппарат отключился.
   Марьяна уставилась на него с испугом, щедро приправленным ненавистью.
   Теперь она совершенно не представляла, что делать!
   Бежать отсюда? Ждать? Но чего ждать?
   Ей частенько приходилось  искать  подсказку  судьбы  в  наобум  раскрытых
книжках, искать в сумятице строк особый пророческий смысл. Вот и сейчас:  не
глядя, открыла "Тайну пирамиды", оказавшуюся под  рукой  весьма  кстати,  не
глядя, ткнула пальцем в страницу. Однако почему-то никак не  могла  решиться
посмотреть на предсказание. Наконец, двадцать раз уверив себя, что все равно
это просто чепуха, осторожно прочла:
   "Еще Страбон писал о пирамиде Хеопса:  "На  боку  пирамиды  на  небольшой
высоте есть камень, который можно отодвинуть. Если приподнять  этот  камень,
откроется извилистый ход, ведущий к могиле".
   В это последнее слово и упирался палец Марьяны,  словно  указующий  перст
судьбы...
   Тут слезы снова нахлынули, а поскольку некого было стыдиться, кроме себя,
Марьяна и предалась единственному доступному ей занятию: горькому плачу.
   Испугавшись, что вот-вот просто спятит на почве истерики, наконец пошла в
ванную  и  долго  умывала  распухшее,  горящее  от  слез   лицо,   пока   не
спохватилась, что за шумом воды не услышит  звонка,  если  телефон  каким-то
чудом исправится.
   Ринулась обратно в комнату - и запнулась, услышав чей-то негромкий  окрик
за окном:
   - Эй, ты! Выходи!
   Говорили по-английски.
   Марьяна, прячась за выгоревшей, однако до хруста накрахмаленной  ситцевой
шторкой, подкралась к окну - и обомлела, увидев две высокие мужские  фигуры,
стоявшие в палисаднике и наставившие на дом пистолеты.
   Первым чувством  было  какое-то  полудетское,  наивное  изумление  полной
разболтанностью охраны правопорядка в этом несусветном городе. Ни стыда,  ни
совести у здешних громил! А вдруг все-таки нагрянет  полиция?  Хоть  бы  для
приличия таились, перебегали к крыльцу под прикрытием кустов...
   Ей стало чуть полегче, когда один из Незнакомцев, невысокий, тощий  араб,
задрал майку и вынул из-за пояса нечто,  до  боли  напоминающее  полицейский
жетон.
   Неужели все-таки правопорядок здесь блюдется?! Марьяна  не  верила  своим
глазам: от кого охраняют граждан? От нее? Каким  об