кли к  моему  прозвищу  Рэнд.  Это  слово  в  арабском  языке  довольно
многозначно. Меня вполне устраивает его основной смысл -  гуляка.  Поверьте,
мне очень - повторяю: очень!  -  не  хотелось  бы,  чтобы  в  отношении  вас
оправдалось еще одно значение этого слова.
   - Какое же? - тихо спросила Марьяна, и ей показалось, что она знала ответ
еще прежде, чем  янтарные  глаза  сузились,  а  негромкий  голос  равнодушно
бросил:
   - Убийца. Мстительный убийца!
   Дверь распахнулась, и на пороге возник Салех. На его лице  была  написана
тревога, и сердце Марьяны радостно екнуло в  безумной  надежде  -  нагрянула
полиция! Но, как ни быстро, взахлеб говорил  Салех,  она  все  же  разобрала
несколько слов. Эти слова заставили ее ахнуть, заломить руки.
   Санька! У Саньки приступ! Этот поганый Салех так  и  сказал:  "Мальчишкой
овладел  Зухал!"  Марьяна  знала:  арабы  полагают,  будто  падучую  болезнь
насылает звезда Зухал - то есть Сатурн. В народном суеверии это  понятие  до
сих пор сохранилось. И лечат здесь падучую  самыми  жуткими,  бесчеловечными
методами: прижигая припадочного раскаленным железом.
   Забыв обо всем на свете, она кинулась к Абделю,  схватила  его  за  руку,
затрясла нетерпеливо, так, что пистолет ходуном заходил и уставился прямо ей
в лицо:
   - Скорее! Веди меня к нему! Толстое черное лицо выразило испуг:
   - Да, госпожа. Ваша воля...
   Тут же, спохватившись, он воззрился на хозяина, но чеканные  черты  Рэнда
выражали благосклонную усмешку:
   -  Ладно,  ладно,  Абдель,  поторапливайся!  И,  едва  не  сметя  с  пути
застрявшего  в  дверях  Салеха,  Марьяна  с  Абделем  выскочили  в  коридор,
однако... однако Рэнд окликнул их:
   - Еще минуту. Марьяна, возьмите ваши  вещи.  Они  помогут  вам  скоротать
время.
   - Вещи? У меня не было никаких вещей, - изумленно обернулась Марьяна.
   - Эта книга, -  произнес  по-английски  Борис  и,  шагнув  вперед,  подал
Марьяне синий томик,  который  она,  чудилось,  видела  когда-то  невероятно
давно, в прошлой, а то и позапрошлой жизни. Но - всего лишь три-четыре  часа
назад  она  нервно   листала   "Тайну   пирамиды   Хеопса".   Странно,   что
отвратительный Салех ее не присвоил. Хотя на  что  ему  русская  книжка?  Он
небось и по-арабски читать не умеет.
   А вот вопрос: почему Борис говорит по-английски? Неужели все  еще  льстит
себя надеждой, что Марьяна его не узнала?
   Узнала, и очень легко, а теперь так  же  легко  прочла  в  больших  карих
глазах откровенную жалость. Наверное, именно так смотрят на приговоренных  к
смерти, которым предстоит узнать о казни лишь тогда, когда пуля уже  пробьет
им голову!
   Но сейчас ее собственная жизнь не очень много значила для Марьяны. Ни  на
шаг не отставая от Салеха, который рысью мчался по коридорам и лестницам,  и
непрестанно ощущая на шее тяжелое пыхтенье Абделя,  Марьяна  бежала  вперед,
начисто забыв о том, что надо бы наблюдать, запоминать, и двери, ступеньки и
повороты, которые  могли  послужить  хорошей  приметой,  расплывались  в  ее
глазах, вдруг наполнившихся слезами. Одно только и оказалась  она  способной
понять, что спустились они этажом ниже. Уже перед дверью, которую  торопливо
начал отмыкать Салех, она вспомнила, что главное успокоительное для Саньки -
ее собственное спокойствие, и  успела  торопливыми,  судорожными  движениями
размазать слезы по щекам. Однако через минуту  поняла,  что  зря  старалась:
даже ворвись она с истерическим воплем, Саньке не стало бы хуже.
   Хуже было просто некуда...
   Он бился в руках Надежды, выгнувшись дугой, и всей силы БМП  не  хватало,
чтобы сдержать худенькое детское тело. С губ Саньки рвался хриплый  крик,  а
потом глаза его закатились. Он потерял сознание, однако судороги  продолжали
скручивать тело.
   Марьяна подскочила к Надежде, перехватила Саньку, попыталась уложить себе
на плечо его запрокинутую голову на  словно  бы  окостеневшей  шее.  Мельком
увидела, что губы мальчика посинели, а лицо и шея налились кровью.
   Марьяна с тревогой ощупала его мокрые штанишки: дела, видно, были  совсем
плохи - припадок ударил с внезапностью взрыва.
   Обычно в таких случаях она старалась удержать Саньку на  руках,  прижимая
его к себе как можно крепче. Необъяснимым образом ее тепло, запах, ее тихий,
бессвязный шепот действовали на него успокаивающе - сильнее, чем даже  отвар
корней волчьего лыка, а ведь это крепчайшее снотворное, от  которого  трудно
разбудить человека. Марьяна сама не знала, что именно она бормотала, пытаясь
утихомирить болезнь, но  сейчас  черная  тьма,  объявшая  Саньку,  приобрела
зловещий синюшный оттенок, поэтому было не до разговоров.  Едва  не  выронив
мальчишку, так дергалось и билось его тельце,  она  откинула  голову,  чтобы
беспорядочно молотящие воздух руки не ударили  по  лицу,  а  потом  опустила
Саньку на пол так, чтобы он раскинулся навзничь.  И,  с  трудом  разжав  его
левый кулачок, всей тяжестью наступила на мизинец.
   Санька тихо вскрикнул - и вытянулся во весь рост. Судорожные подергивания
мгновенно  прекратились,  от  лица  отлила   кровь,   а   черно-синяя   мгла
растворилась в воздухе - она  всегда  так  исчезала,  совершенно  бесследно,
Марьяне никогда не удавалось проследить, куда она девалась и откуда ее потом
ждать, с какого края света. Санькины брови сошлись возмущенным уголком,  рот
плаксиво искривился - палец-целитель, конечно, болел. Стиснув зубы, чтобы не
заплакать от жалости, Марьяна взяла  его  на  руки:  теперь  льняная  голова
привычно скатилась на ее плечо. Санька вздохнул, засопел ровно, протяжно...
   - Его нужно помыть, - властно сказала Марьяна,  поворачиваясь  к  Абделю,
который смотрел на нее,  вытаращив  глаза.  -  Ты  что,  русского  языка  не
понимаешь?
   Ах, вот же черт! - спохватившись,  она  повторила  все  по-английски,  но
выражение лица Абделя не изменилось.
   -  Чего  уставился?  -  вызверилась  Надежда,   вмиг   обретая   душевное
равновесие. - А чтоб тебе на нос - понос, на задницу - насморк! Плюнь ты  на
эту  черную  образину,  пойдем,  покажу,  где  ванная.  Это  уже  было  явно
адресовано Марьяне.
   - У  нас  зиндан  со  всеми  удобствами,  -  невесело  пошутила  Надежда,
препровождая ее в роскошную ванную: сплошь розовый мрамор  и  мельхиор  там,
где в нормальных домах кафель и никель или хром. А может, это и  вовсе  было
серебро!.. В  санузле,  достойном  голливудской  дивы,  имелся  только  один
недостаток: в нем отсутствовало даже самое маленькое окошко.
   Надежда,  перехватив  разочарованный  взгляд  Марьяны,  кивнула,   злобно
оскалясь:
   -  Хоть  сквозь  канализацию  просочись!  А  под  окном  в  комнате  хари
черномазые торчат. И рожи самые отчаянные. Но добралась бы я до  них...  ох,
как добралась бы!
   Она с таким ожесточением принялась мылить  и  тереть  описанные  Санькины
шорты, словно это была шея одной из  харь  (или  рож),  до  которой  Надежде
все-таки удалось добраться.
   - Ты представляешь, где мы находимся? - быстро спросила Марьяна, стараясь
удержаться от заразительного  ожесточения,  обмывая  под  душем  подопревшую
Санькину попку.
   - Едва-едва, - отозвалась Надежда. - Нас вырубили газовой  гранатой,  так
что очухались, когда уже к воротам этой хавиры подъехали. Вдобавок нам  всем
завязали глаза. Но пара-тройка  мыслей  все-таки  имеется.  Мне  приходилось
бывать в Херсоне, там степи все сплошь в курганах. На этих курганах  отзвуки
шагов по земле слышатся необычайно гулко. Здесь, я заметила, звук такой же.
   - Откуда же в центре пустыни  курганы?  -  удивилась  Марьяна,  осторожно
оборачивая Саньку мягким розовым, с серебристой нитью полотенцем.
   - А где ты видела пустыню? - в свою очередь удивилась Надежда, принимаясь
выкручивать шорты.
   - Привет! Меня везли сюда часа три,  самое  малое!  Понятно,  что  вокруг
должна быть голая пустыня.
   - Ну да, а это - живописный оазис! - ядовито отозвалась  Надежда.  -  Или
вовсе мираж. В том-то и дело, что мираж. Возить-то можно хоть  до  скончания
бензина - скажем, по кольцевой, вокруг Каира. Помнишь,  как  в  Абудабии  на
сафари ездили?
   Абудабией  Надежда  называла  все  Объединенные  Арабские  Эмираты,  хотя
отдыхали они (перед приездом в Египет) совсем не в Абу-Даби, а в Шардже.
   Однажды Виктор заказал для своей семьи экзотическое развлечение - поездку
на сафари. Подъехали два сверкающих белизной джипа (в  Эмиратах  все  машины
новехонькие, не старше двух лет, и по большинству белоснежные) с развеселыми
неграми за рулем - и ринулись в пустыню, оказавшуюся в часе  пути.  А  потом
еще час машины скакали по барханам, то вставая на дыбы, то зарываясь в песок
носом, то юзом съезжая, лишь чудом не сваливаясь, по  крутому,  осыпающемуся
склону песчаного холма, то заваливаясь на бок и выходя из  виража  на  одном
колесе...
   Поездочка была еще та. Марьяну укачало уже через двадцать минут, и только
отличные кондиционеры да стыд перед хохочущим от восторга Санькой не  давали
ей скиснуть.
   Потом,  уже  глубокой  ночью,  после  наперченного  ужина   в   настоящем
караван-сарае, катания на меланхоличном верблюде и  созерцания  непременного
танца довольно тощего живота, они вновь погрузились в джипы... и оказались в
отеле через полчаса. Непроезжая дорога, глухая пустыня - это  все  оказалось
дорогостоящей липой для туристов.
   Марьяна так и ахнула. Ну конечно! И тут - липа! Она же видела,  выйдя  из
машины, зарево большого города на горизонте.  А  курганы?  И  впрямь  вокруг
Каира полно таких странных гулких холмов.  Неужели  Абдель  и  Салех  просто
гоняли по кругу, чтобы заморочить голову пленнице? И это им вполне удалось -
особенно если учесть, в каком та была состоянии.
   - Очевидно, этот Рэнд - очень состоятельный человек, - сказала она.  -  Я
слышала лай множества собак! Наверное, тут по  периметру  через  каждый  шаг
охранник с собакой.
   - Я тоже так подумала, - кивнула Надежда, развешивая шорты  на  серебряно
сверкающей трубе отопления. - Сначала. А потом прислушалась и поняла что лай
доносится не со всех сторон, а только с одной. И это значит - что?
   - А что? - Марьяна замерла, тихонько баюкая Саньку. Он даже не проснулся,
даже звука не издал во время мытья. Да, сейчас рядом с ним  хоть  в  барабан
грохочи, хоть в трубу труби: будет спать чуть ли не сутки.
   - Как это - что? - удивилась ее тупоумию Надежда. -  Значит,  все  собаки
содержатся в одном месте! То есть...
   Она снова многозначительно  примолкла,  но  Марьяне  сейчас  было  не  до
"Угадайки".
   - Да говори ты скорее, - едва ли не рявкнула она. -  Сейчас  нас  погонят
отсюда!
   И как в воду  глядела.  Надежда  рта  не  успела  открыть,  как  в  дверь
просунулась круглая голова Абделя.
   - Извините, - сказал он, вопросительно поглядывая на Марьяну. - Но у меня
приказ... Не могли бы вы уже выйти?
   - Не могли бы! - отрезала Марьяна, осторожно передавая Саньку Надежде.
   - Уложи его попросторнее. А мне помыться надо - умираю!
   Для Абделя она повторила все по-английски - и  даже  сама  была  изумлена
угодливой торопливостью, с которой он  заработал  своей  жирной,  складчатой
шеей, согласно кивая. Что же говорить о Надежде?
   - За-ши-бись! - протянула та потрясенно. - Что ли  это  рыло  немытое  на
тебя запало, а, Марьяна? Ты мне смотри: у  советских  собственная  гордость.
Умри, но не давай поцелуя без любви!
   С этими словами  она  вышла  так  стремительно!  что  Абдель  едва  успел
отскочить, не то Надежда не переменно сшибла бы его крутым плечом.
   Абдель  почтительно   закрыл   дверь,   но   все-таки   показал   Марьяне
растопыренную ладонь: мол, пять минут, и ни пенса больше.
   Спасибо и на том.
   Она содрала пропотевший крепдешин и первым делом выстирала комбинезон под
краном. Раскинула на палке для занавеси.  Ничего,  тут  полотенца  с  добрую
простыню, есть во что обмотаться, дабы не пробудить низменных  инстинктов  у
охранников. Впрочем, если при пленных останется  Абдель,  можно  успокоиться
насчет сексуальных домогательств. Почему-то  Марьяна  не  сомневалась,  что.
этот толстый негр не даст ее в обиду. Конечно, на него огромное  впечатление
произвело то, что пленница не  заложила  своих  проштрафившихся  стражничков
боссу.
   Этот Рэнд, судя по всему, умеет держать народишко в ежовых  рукавицах,  и
ослушников  ждет  подобающая  кара.  Ну  и  потом   Абдель,   суеверный   до
умопомрачения,  как  все  африканцы,  не  мог  не  оценить   "нетрадиционную
медицину" Марьяны. Хорошо бы закрепить достигнутый триумф...
   Размышляя об этом, она туго обернулась полотенцем (препоясала,  выражаясь
библейски, чресла перед сражением), решительно вышла из ванной - и ее боевой
задор улетучился с такой же легкостью, как  воздух  выходит  из  проколотого
шарика.
   Надежда и Лариса дрались.
   Ну, конечно, множественное число тут не  годилось.  Если  бы  Надежда  со
всеми силами вступила в этот бой,  Лариса  уже  давно  валялась  бы  в  углу
подобно тряпичной кукле. Сейчас БМП только  слегка  работала  руками,  держа
свою противницу на приличном расстоянии, однако ярость, с какой Лариса снова
и снова налетала на нее, поразила Марьяну, как внезапная боль.
   Не ею одной было замечено, что эти две  женщины  органически  не  выносят
друг друга. Смешнее всего, что именно Лариса  через  каких-то  там  знакомых
узнала о Надежде, преподающей в школе милиции,  и  сманила  ее  работать  на
Виктора.
   Нашла-то Лариса, однако Надежда отдала  свое  сердце  Виктору  с  первого
взгляда, хотя никогда в жизни, Марьяна уверена, не задумалась  бы  завлекать
его. Да и Виктору мысль о  Надеждиной  влюбленности  вряд  ли  пришла  бы  в
голову. Застав жену и охранницу в "стадии цап-царапанья", как это называлось
в доме,  он  умел  мгновенно  гасить  назревающий  пожар,  доверительно  (но
достаточно громко, чтобы быть услышанным и разошедшимися женщинами)  сообщая
Марьяне:
   - Ну вот, опять из-за меня бабы дерутся.  А  знаешь,  Гертруда,  что  они
будут кричать друг дружке? Марьяна тотчас бросалась на приманку:
   - Что?
   - Одна: "Забирай его себе!", а вторая: "Да на хрена он мне нужен!"
   Взрывоопасная ситуация рассасывалась мгновенно: или Лариса, или  Надежда,
или они обе вдруг прыскали, а потом начинали сконфуженно хохотать уже вполне
миролюбиво переглядываясь. Со временем такие "схватки" становились все реже:
обе постепенно смирились с тем, что ни от одной,  ни  от  другой  Виктор  не
откажется; вдобавок кому охота служить посмешищем для всего дома?  Последнее
время их взаимной неприязни хватало только на жалкие пикировки. Но  то,  что
видела Марьяна сейчас, невозможно было себе представить даже  в  пору  самой
разнузданной "холодной войны" в семье Яценко.
   Вид у Ларисы был совершенно обезумевший: распатланные волосы, потеки туши
на  щеках,  расплывшееся  пятно  помады.  Не  выдержал  натиска  легендарный
несмываемый "Каптив": на щеке Надежды остался след Ларисиной косметики  -  и
это не было следом от дружеского поцелуя. Явно та не только царапалась, но и
питалась кусаться.
   Туго, видно по всему, приходилось пока  Надежде,  однако  Лариса  хлебнет
куда больше,  когда  Надежда  выйдет  из  ступора,  в  который  ее  повергло
нападение, и поведет наконец правым и левым рукавами. Пойдут тогда клочки по
закоулочкам!
   Конечно, это шутка, вряд ли Надежда разъярится до такой  степени,  однако
Марьяна не желала присутствовать даже в начальной стадии рукопашной.
   Вдобавок Абдель и Салех возбужденно тараторили,  разглядывая  двух  белых
леди, как заправских борцов, азартно били по рукам. Похоже,  заключали  пари
на победительницу! Одно было хорошо: Санька спал беспробудным сном. А потому
Марьяна могла смело набрать в легкие побольше воздуха и закричать  что  было
мочи:
   - С ума сошли! Дуры проклятые! Стервы, проститутки!
   Годилось что угодно, лишь бы  погромче,  однако  Марьяна  попала  в  цель
первым же выстрелом: Надежда, отбросив свою визави довольно сильным тычком -
та свалилась в угол и на  некоторое  время  замерла,  оглушенная,  -  бешено
воззрилась на Марьяну:
   - Это кто здесь проститутка?
   Марьяна  подавила  искушение   попятиться   и   оказаться   под   защитой
какой-нибудь мебели: следующий угол вполне мог стать местом ее отдохновения.
   Молча она перетащила в кресло Ларису.
   Салех бил в ладоши, кричал что-то в том смысле,  что  куриные  бои  стоит
продолжить,  однако  Абдель,  перехватив  бешеный   взгляд   Марьяны,   вмиг
стушевался и взашей выгнал Салеха за дверь.
   Повернулся в замке ключ, и Марьяна вздохнула свободнее.
   - Стыда у вас нет! - сказала она сердито. -  Устроили  для  этих  жареных
петухов развлекалочку!
   Знакомая лексика помогла Надежде прийти в себя.
   - Да чтоб ты беременной два года ходила! - сделала она последний выпад  в
сторону полуживой Ларисы и возмущенно повернулась к Марьяне:
   - Я сама ничего понять  не  могу:  с  какой  радости  эта  дура  на  меня
накинулась? Я принесла Саньку, уложила, говорю: слава, мол, богу,  спит  аки
ангел... и тут она ка-ак бросится с криком: "Молчи! Молчи! Накличешь!"
   - И все? - недоверчиво  спросила  Марьяна.  Надежда  высокомерно  дернула
плечом: все знали, что она никогда не  врет,  -  если  это  не  в  интересах
Хозяина, разумеется.
   - Лариса, ты... - робко повернулась к дивану  Марьяна  -  и  едва  успела
отпрянуть, с такой стремительностью полетело вперед стройное Ларисино тело.
   - Расскажи им! Все расскажи! Мне их босс пригрозил, что Саньку пристрелят
первым, на моих глазах. И даже если мы потом скажем, где Виктор,  все  равно
будет поздно! Ты, тварь, вечно одна, как волчица, хочешь,  чтобы  и  я  одна
осталась?!
   - Господи... - выдохнула Марьяна, словно молнией, пронзенная догадкой:
   Лариса требует, чтобы Надежда выдала местонахождение Виктора.
   Выдала бы Виктора!
   Она  еще  не  успела  осмыслить  эту  потрясающую  догадку,   как   дверь
распахнулась, и Салех с Абделем  ворвались  в  комнату.  От  их  беззаботной
веселости и следа не осталось: теперь это были  два  натасканных  сторожевых
пса, вдобавок их сопровождали еще два араба с крутыми бицепсами  и  угрюмыми
физиономиями.
   Ларису схватили, что называется, еще в полете. С  заломленными  за  спину
руками,  безвольно  поникшая,  она  напоминала  красивую  бабочку,   которую
истрепал ураган и влечет невесть куда. Ее  выволокли  за  дверь  в  глубоком
обмороке.
   Надежда, вмиг забывшая обо всем на свете, кроме своих обязанностей, сбила
с ног одного из нападающих, однако открылась для удара по горлу прикладом  и
сползла по стенке на пол, хрипя и закатывая глаза.
   Салех страховал Марьяну пистолетом, хотя она стояла  столбом,  беспомощно
прижав к груди руки и вытаращив испуганные глаза.
   Абдель, замыкая победоносное шествие, с извиняющимся  видом  обернулся  к
Марьяне и счел необходимым пояснить:
   - Босс услышал шум. Он не выносит шума, тем более -  женского  крика.  Он
приказал привести ту, которая кричала так сильно. Вот...
   И, пожав плечами и потоптавшись в  дверях,  он  как-то  по-детски  махнул
Марьяне розовой ладонью и вышел, оставив ее по-прежнему стоять столбом.
   Единственное, что изменилось в ее позе,  -  она  крепко  прижала  руки  к
сердцу. Оно вдруг так дико забилось, что показалось, будто выскочит -  прямо
сейчас, в ту минуту, когда  Марьяна  увидела  на  пухлой  желтоватой  ладони
Абделя до боли знакомую татуировку... хотя с другими цифрами: 20.12.97.
   Но сначала она занялась Надеждой. Принесла из  ванной  холодной  воды  и,
смочив  полотенце,  принялась  менять  компрессы  на  голове,   с   тревогой
вслушиваясь в надрывное дыхание.
   Вопросы роились в голове, будто хищные птицы, и  от  взмахов  их  крыльев
дрожал воздух. Их было так много, что Марьяна не знала, о чем раньше думать.
   Куда и зачем уволокли Ларису? Ладно, предположим, что бы с ней ни делали,
она при всем желании не выдаст Виктора, потому что не знает, где он.
   Зато  знает,  что  Надежде  это  известно.