Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
, - ответила Марьяна почти сердито, хотя
сердиться следовало только на себя: сейчас она пожинала плоды собственной
глупости, выдуманной для Санькиного развлечения.
- Что ты пишешь? - не унимался мальчик.
- Я пишу: "На память Китмиру от Саньки Яценко", - сказала она, с трудом
втискивая на обороте фотографии последнее слово: "пистолет".
- Ну вот, от Саньки! - заканючил мальчишка. - Напиши: от Александра
Викторовича Яценко. Слышишь, Маряша?
- Так и напишу! - отозвалась Марьяна. Последняя буква "т", правда, не
поместилась, но и без нее все ясно. - От Александра Викторовича, конечно,
звучит внушительнее, это точно.
Она подошла к окну - и обомлела, вспомнив, что на Китмире не было
ошейника. Где же спрятать письмо? Можно привязать ремешком от Ларисиной
сумки.
Но как? Даже если пес встанет на задние лапы, до окошка не достанет...
Она вжалась в решетку, вглядываясь в темноту. Фото было зажато между
пальцами.
- Китмир, - прошептала Марьяна, - что же делать?
Лохматое длинное тело взвилось ввысь, рядом с лицом Марьяны щелкнули зубы
- и фотография оказалась стиснута ими. Оказавшись снова на земле, Китмир
прощально взвизгнул - и исчез в кустах.
Какое-то время Марьяна, ошеломленная, стояла у окна. Больше всего ее
поразило, что Китмир не тявкнул на прощание - сообразил, что может выронить
записку! Это непостижимо - до чего бывают умные собаки. Куда умнее некоторых
людей. В частности, ее, Марьяны...
Она присела рядом с Санькой, сунула ему руку под щеку, тот прильнул - и
мгновенно заснул: сон, стало быть, оказался на редкость терпелив и никуда не
ушел. Верхний свет, правда, мешал, и Марьяна хотела встать, чтобы его
погасить, но тут же забыла об этом. Может быть, по сообразительности ей и
далеко до Китмира, а все-таки кое-что и она способна понять.
Ну что же... теперь, кажется, Марьяне известна истинная причина всего
случившегося. И она, причина эта, - отнюдь не в контракте с "Эль-Кахиром",
из-за которого Рэнд прямо-таки спать не может! Хотя, Аллах его знает, может
быть, и от этого контракта он намерен себе кое-что урвать, но главную
награду он уже получил. И эта награда - Григорий.
Так, значит, не Григорий нашел десятого брата. Рэнд нашел его раньше.
Но как? Каким образом?!
Скорее всего случайно. Возможно, Азиз нанял Рэнда для убийства Виктора, и
тот, подготавливая операцию и проверяя охрану своей жертвы, увидел Григория,
узнал его...
Нет. Если Григорий не видел этого "десятого брата", значит, и Рэнд не
видел его. Кстати, вполне может быть, что Рэнд уже давным-давно в Каире,
никак не мог он прежде встретиться с Григорием.
И опять - нет. Не давным-давно! Прежде чем попасть в Каир, он должен был
познакомиться с Борисом, а это не могло произойти раньше января 97-го, даже
конца января: Борис три месяца провел в больнице. В Нижнем он пробыл до лета
- Марьяна знала точно: какие-то слухи доходили. Он говорил: "Рэнд увез меня
из России". Значит, они встретились еще там. И не раньше весны, конечно, а
может, и начала лета. И сразу вспыхнула такая дружба, подумать только...
Да почему сразу, спросила себя с изумлением Марьяна, откуда она это
взяла? Ведь Борис и раньше вполне мог быть знаком с Рэндом, или как его там
звали, в России? Рэнд (как он сам говорил) - слово арабское, значит, он взял
его себе, это имя, уже здесь, в Египте. А там как звался? Возможно, Борис
даже говорил об этом Марьяне - но разве теперь вспомнишь?! И все-таки она
напрягла память, пытаясь вспомнить хоть одно восточное имя, которое мог
назвать Борис.
Рэнд ведь кавказец... Как назло, в голову лезли из всех мыслимых и
немыслимых кавказцев только Тариэл с Автандилом из бессмертного и некогда, в
детстве, любимого Марьяною "Витязя в тигровой шкуре":
И тогда ему ответил Автандил красноречивый:
"Тариэл, прекрасный витязь! Лев могучий и учтивый!.."
Ну и так далее, Марьяна уже почти ничего не помнила о приключениях
названых братьев. Странно, что вообще они пришли на ум, выплыли из забвения.
Ах да! Совсем недавно о них напомнила Надежда...
Марьяна покачала головой. Надежда! Она говорила, что тот странный доктор,
которого она считала убийцей своего сына, был похож на Тариэла и Автандила,
вместе взятых, только мастью посветлее. Как там его звали? Фамилия - Вахаев,
а имя вроде бы - Алхан. Алхан, Алик... нет, таких имен Борис не упоминал. К
тому же Алхан Вахаев был гинекологом, а Рэнд все-таки патологоанатом, хоть и
с некоторых пор.
С некоторых пор... Он говорил, что раньше специализировался в другой
области. Может быть, в фармакологии? Борис прежде был фармацевтом, не там ли
они познакомились? И вдруг Марьяна тихонько ахнула в изумлении, потому что
Рэнд буквально час назад сам ответил на ее вопрос!
...Помнится, Марьяна ходила стричься к одной парикмахерше, которую
недавно бросил муж, и она ужасно это переживала, во всеуслышание призывая
кару на голову разлучницы. Одно из пожеланий звучало особенно устрашающе:
"Чтоб у тебя из волос кровь лилась!" Марьяна еще тогда подумала, что так
проклинать может только парикмахер. Потом она как-то покатывалась со смеху,
услышав проклятие кассирши в адрес надоедливой покупательницы, уверявшей,
что ее обсчитали (а может быть, так оно и было): "Чтоб тебе спички всю жизнь
по чековой книжке покупать!" И Марьяна поняла, что бывают "профессиональные"
угрозы и проклятия. Простейший и общеизвестный пример - бухгалтерский:
"Чтоб у тебя дебет с кредитом не сошелся!" Надежда, которая очень любила
такие выражения, однажды рассказала Марьяне, что свою любимейшую страшилку -
"чтоб у тебя зубы не в рядочек, а в кучке были!" - она позаимствовала у
какого-то стоматолога. Ну кто так скажет, кроме стоматолога? И кто... кто,
кроме гинеколога, упомянет фаллопиевы трубы? Обычные люди и слов-то таких не
знают...
Вот кем был Рэнд до того, как увлекся патологоанатомией, а потом
бальзамированием. Гинекологом! Гинеколог из Нижнего Новгорода, кавказец,
красивый, будто Тариэл и Автандил, только мастью посветлее...
- Алхан Вахаев, - прошептала Марьяна - и вздрогнула, как будто не она
сама произнесла эти слова, а кто-то другой, на миг возникший рядом, но тут
же вновь канувший в небытие.
Да... Вот почему Рэнд, обычно щеголявший в шортах, явился на допрос
Надежды в темных очках и в бурнусе! И говорил только по-английски, и не
давал ей слова сказать. Он не мог допустить, чтобы Надежда его узнала и
назвала по имени. А она была близка к этому. Какое изумление вдруг появилось
на ее лице... она и верила, и не верила себе. Конечно, это казалось ей
совершенно не правдоподобным: тот самый Алик Вахаев!
Не правдоподобно, в самом деле: зачем ему понадобилось устраивать эту
нелепую сцену с догом? Если Рэнд так хорошо успел изучить окружение Виктора
Яценко, то прекрасно понимал, какую опасность представляет для него Надежда.
Она была обречена - даже если бы Лариса не сказала, что лишь одной
Надежде известно истинное местонахождение Виктора. Вахаев все равно нашел бы
повод ее убить.
Но зачем было искать?! Почему ее не пристрелили еще на вилле "Клеопатра",
когда всех одурманили газом? Для чего везли сюда, держали взаперти,
избивали... для чего потом устроили допрос, изощренно выпытывая то, что и
так было, оказывается, известно? Почему предпринимали все меры, чтобы
Надежда и рта не успела раскрыть?! Ведь это все было похоже на плохой
спектакль...
И тут Марьяна поняла, что ее догадка тоже верна. Спектакль, вот именно.
А спектакли играют ради зрителей. В данном же случае - для зрительницы.
Для единственной зрительницы. Для нее, Марьяны.
Но почему?!
Что значит она для замыслов Рэнда? Скажем, в будущем Азиз будет
сотрудничать с наследниками Виктора, и, чтобы русская сторона "Сфинкса" не
рыпалась, Рэнд заранее демонстрирует силу, которая будет стоять за спиной
Азиза. Но еще неизвестно, нужен ли Рэнду "Сфинкс" - похоже, что нет, что им
движет только месть, а все остальное - игра Азиза. И Марьяна-то кто такая?
Каким образом ее впечатления могут оказать влияние на будущую
деятельность "Сфинкса"? Демонстрировали бы все это для Ларисы - было бы
понятно. Хотя той и так достается...
Нет, ничем иным нельзя объяснить сцену с собакой, кроме как желанием
подавить Марьяну, уничтожить ее психологически, заставить "выдать" Хозяина.
А все-таки, мимолетно возгордилась Марьяна, ей это и в голову не пришло,
пока она не увидела Виктора мертвым и не уверилась, что ее слабость уже
ничем ему не повредит.
Зачем же необходимо Рэнду запачкать ее в этой крови? Только ли для того,
чтобы насладиться зрелищем человеческого ничтожества - в данном случае
ничтожества именно Марьяны? Мотив не хуже других, но слабоват, слабоват
все-таки! Или она должна стать козлом отпущения? Вот интересно, всерьез
задумалась Марьяна, а как будет звучать это выражение применительно к
женскому полу? Не скажешь ведь - коза отпущения! И говорится именно "мальчик
для битья", а никак не "девочка...". Может быть, подобная роль для женщин
вообще не предусмотрена? Однако Марьяне, похоже, придется ее сыграть.
Какой-то анималистический период наступил в ее жизни: вчера была подсадной
уткой, сегодня стала козлом отпущения... или все-таки козой?
Ладно, пусть так. Но зачем, о господи, зачем?!
А если... а если все дело опять в Григории? Если Алхан хочет не только
убить его, но и морально уничтожить? Можно ли приготовить для Григория яд
покрепче, чем сказать, будто выдала его любимая женщина - и она же стала
причиной гибели Виктора?
Вдруг возникла в памяти сцена: Григорий рассказывает, что после тяжелого
ранения был уволен из армии, а работы найти не может. В милицию пошел было,
да сразу понял, что это не для него: слишком привык жить по законам войны,
преступник для него враг, которого надо уничтожить, а в милиции все-таки
работа иная. Он устроился бы охранником, да неохота прислуживать
какому-нибудь сволочному ворюге, тем, кого ныне называют "новыми русскими",
тоже, по сути, преступникам...
- Они не все сволочи, - сказала тогда Марьяна. - Я работаю у порядочного
человека, а не у преступника. Знаю его уже лет пятнадцать, не меньше. Он
всегда был хорошим человеком, всегда! И ему нужен охранник.
Она не сказала Григорию, что заботится в ту минуту не столько о нем или о
Викторе, сколько о себе самой. Ей хотелось ни на день не расставаться с
человеком, которого полюбила, - впервые в жизни она полюбила! Хотя Григорий,
конечно, все понял. Да и Виктор - тоже. И вообще все в доме знали об их
любви.
Женька, к примеру, на Марьяну сразу рукой махнул, как на существо,
совершенно для него потерянное, даже до высокомерной Ларисы это, кажется,
дошло... Но каким образом обо всем этом мог пронюхать Рэнд? Откуда он знает,
что известие о предательстве Марьяны окажется для Григория ударом? Азизу об
их отношениях вряд ли было известно... А впрочем, откуда Марьяне знать?!
Виктор вполне мог об этом обмолвиться. Уж если Рэнд пронюхал, что Григорий
Орлов, который служит в охране партнера Азиза, тот самый Григорий Орлов,
который собственноручно расстрелял каждого из его братьев, то он, конечно,
вызнал о своем враге все, что можно.
Чтобы причинить ему боль.
Самую ужасную боль...
И вдруг, внезапно, Марьяна осознала, какие пустяки ее размышления, и
страхи, и негодование по поводу Рэнда, который пытается выставить ее
предательницей, и тоска, снедающая ее сердце, - какие все это мелочи по
сравнению с тем, что испытывает сейчас Григорий, и с тем, что еще предстоит
ему испытать! Обезглавленные мальчишки представились ей вдруг, и она,
зажмурясь, впилась зубами в руку, чтобы не завыть от ужаса. Вот что ждет
Григория! И не только это. Воображение Марьяны даже не в силах представить
себе тех мучений, которые приготовил ему бездушный, безжалостный Алхан,
воодушевленный идеей кровавой мести.
Марьяна широко раскрыла глаза и уставилась на светлые стены. Картины,
которые рисовал ее пылающий мозг, были невыносимы! И в самое сердце вдруг
уколола ее ненависть - за то, что Рэнд не дал ей умереть в зловещем водоеме
с темной, маслянистой водой. Или что не перерезал ей горло, не положил на
один из ледяных, облицованных кафелем столов, накрытых черной клеенкой...
Умереть. Умереть сейчас, немедленно, любой ценой, любым способом!
Марьяна вскочила с кресла и, обо всем забыв, как-то сразу обезумев,
заметалась по комнате, хватая что-то, она не видела что, отбрасывая эти
вещи, натыкаясь на мебель... Подскочила к двери, занесла кулаки: стучать,
кричать, пока не явится охранник, наброситься на него, нарваться на пулю!
И отпрянула, когда дверь внезапно распахнулась и в комнату вошел высокий
человек, держа на руках Ларису.
Это был тот самый красавец араб, которого уже видела Марьяна прежде.
Высоченный, широкоплечий, он без малейших усилий нес тяжело обвисшую, с
запрокинутой головой, очевидно, бесчувственную женщину. Шагнул было к
дивану, но увидел, что там спит Санька, - и небрежно свалил Ларису в кресло.
Марьяна в испуге следила за ним - и вдруг устыдилась своего страха.
Этот красивый зверь и то поостерегся беспокоить ребенка, а она-то в своем
истерическом припадке напрочь забыла про Саньку! Еще чудо, что он не
проснулся, пока Марьяна металась, как сумасшедшая, все круша на своем пути!
Она отвела со лба спутанные волосы и в беспомощности уставилась на араба.
Тот безуспешно пытался запахнуть на обнаженном Ларисином теле какой-то куцый
розовый халатик, но он был явно мал Ларисе, и араб оставил свои попытки
соблюсти приличия. Сверху вниз. придирчиво, оглядел Марьяну. У той пересохло
во рту от страха, но араб то ли счел ее слишком бесцветной, то ли похоть его
была утолена. Красивые глаза его остались холодными, рот сыто зевнул.
Человекообразный красавец мягкой поступью двинулся к двери и запер ее,
более не оглянувшись на Марьяну.
Ту слегка отпустило: во всяком случае, унялась противная дрожь в ногах,
да и как-то не до своих переживаний стало при виде истерзанной Ларисы.
Волосы Ларисы были влажны, на ногах и спине не было следов крови, как в
прошлый раз, и Марьяна догадалась: насильники обмыли ее, перед тем как нести
сюда, а поскольку от платья остались, наверное, одни лоскуты, напялили на
Ларису то, что нашлось из женской одежды. Может быть, команду Рэнда
развлекали какие-нибудь шлюшки, вот и оставили халатик.
Странная заботливость о своей жертве, подумала Марьяна. Обмыли... как
обмывают труп'.
Ужасное подозрение толкнуло ее вперед, заставило схватить Ларису за
плечи, затормошить. Нет, жива, слава богу. Перекатила голову по спинке
кресла, приоткрыла мутные глаза. Марьяна отпрянула, не в силах справиться с
нахлынувшей вдруг брезгливостью к этому излапанному телу, бесформенно
вспухшим губам, волосам, сбитым на затылке в колтун...
"А ведь это могли сделать с тобой! - подумала тотчас - и даже ладони
прижала к щекам, так вдруг запылало лицо. - Тут лежать могла бы ты... Только
еще неизвестно, выдержала бы ты все это - или нет!"
Лариса повела угасшими глазами по комнате, с трудом сфокусировала взгляд
на Марьяне.
- Ни-че-го, - едва разлепила запекшиеся губы. - Я ничего...
Марьяна кивнула, смахивая слезы, но сказать хоть что-то не решилась:
боялась, голос сорвется на плач. А ей-то чего плакать? Лариса вон и то
держится...
Да, Лариса не плакала. Она не шевелилась, только рассеянно обводила
взглядом комнату. Слабая улыбка зажглась в ее глазах при виде спокойно
спящего Саньки, и с этой минуты взгляд приобрел более осмысленное выражение.
- Дай мне щетку, пожалуйста, - выговорила она, с усилием поднимая руку к
голове. - Волосы... видишь? Щетка в сумке.
- Нету ее там, - сообщила Марьяна. - Наверное, эти твари стащили: она же
красивая была, с позолотой. Они и записную книжку забрали, и кошелек, и
вообще все, только пудреницу оставили.
- Спасибо и на том, - усмехнулась Лариса. Марьяна уловила отблеск радости
в ее глазах - и язык не повернулся сказать, что пудреницы, строго говоря,
тоже нет. Ох, криворукая бестолочь! Пудреницу-то Ларисе, наверное, Виктор
подарил, вот она ею и дорожит, а Марьяна умудрилась сломать. Крышка как
улетела под диван, так там до сих пор и валяется. Надо будет улучить момент
и найти ее. Может быть, удастся как-нибудь починить, приделать. А если нет,
крышка хоть не потеряется. Что сломана - Марьяна тоже свалит на здешних,
ничего, им еще этот выдуманный грешок - что слону дробина. И так странно,
что вовсе не тронули явно очень дорогую, ценную вещь.
- Поесть бы, - тихо сказала Лариса. - Не помню, когда я ела. Меня там все
время заставляли пить, пить... - Она с отвращением поморщилась.
Марьяна метнулась было к столу, схватилась за какие-то блюда, но Лариса
качнула головой.
- Помоги мне встать. Я сама.
Марьяна обняла ее за плечи, потянула с кресла. Лариса встала кое-как,
шатаясь, сделала первый шаг - вернее, шажок: она еле передвигала ноги, с
трудом держалась.
- Ничего, - криво улыбнулась, поймав перепуганный взгляд Марьяны. - Я
выдержу. Я сильная, ты даже и не знаешь, какая я сильная! Да я и сама раньше
этого не знала...
"Выдержишь ли? - с тоской подумала Марьяна. - А когда тебе скажут про
Виктора?.. И ведь еще ничего не известно: может быть, мы все умрем здесь!"
Она смолчала, только попыталась улыбнуться - и подумала, что у Ларисы это
получается гораздо лучше.
Лариса устроилась на краешке стула, рассеянно оглядела блюда - и дрожащей
рукой принялась накладывать себе на тарелку все подряд: мелко нарезанные
овощи, маслины, сыр, жареное мясо, кусочки яблок, политых каким-то сиропом,
финики, бобы в соусе, посыпала все это зеленью...
Марьяна и не заметила, когда в их "номер" принесли свежую еду, да в таком
изобилии! Наверное, пока Рэнд таскал ее по саду...
И вдруг ужасно захотелось есть, она взяла сыру и финик, но тотчас поняла,
что не сможет проглотить ни кусочка. И даже с каким-то изумлением смотрела
на Ларису, которая ела сейчас все подряд, мешая сладкое, соленое, горькое,
кислое... Опустошила тарелку, наполнила снова - и так же жадно опять
принялась есть.
Случайно поймала взгляд Марьяны, передернула плечами:
- Господи, ну чего ты уставилась? Из-за тебя кусок в горло не лезет. Не
понимаешь, что ли, - я двое суток не ела, только; пила и... ну, понятно. А
еда, говорят, лучший транквилизатор.
Марьяна со стыдом отвела глаза. Да уж... кому-кому, а Ларисе
транквилизаторы нужны. И чем больше, тем лучше.
Наконец Лариса отодвинула тарелку, с явным сожалением поглядев на
опустевшие блюда:
- Все. Сейчас лопну. А знаешь, и правда легче стало... Только в животе
тяжелее. - Она хихикнула. - Я вообще люблю, когда всего на тарелке много - и
разного. Первое, второе и третье вместе. Чтоб все сразу!
"Она же еще пьяная, - поняла Марьяна. - Она еще не в себе!"
Лариса оперлась на локти, прижала ладони к щекам.
- Тебе противно? - Голос ее звучал глухо. - Но, может быть, выпивка меня
и спасла. Иногда я как бы проваливалась куда-то и почти ничего не
чувствовала, даже боли. Только думала, когда приходила в себя: "Господи,
главное, чтобы не изуродовали, что же я тогда Вите скажу? А так, может быть,
он и не догадается, не узнает никогда!"
"Не догадается, - кивнула Марьяна. - Не узнает. Никогда..."
- Наверное, тебе это покажется странным, но для меня все