тягивая Марьяну поближе.
   Зашипев от  боли,  она  опустилась  на  колени  и  уставилась  на  черную
неподвижную  воду...  И  резко,  с  криком  отпрянула,   когда   глянцевитая
поверхность  вдруг  с  шумом  разошлась  и  из  нее,  словно   прямиком   из
преисподней, высунулась шишковатая голова  чудовища.  Приоткрылась  пасть...
Марьяна зажмурилась.
   - Да брось! - укоризненно проговорил Рэнд. - Это же совсем ребенок.
   Вроде нашего инфанта. Глупенький несмышленыш, иначе бы не попался сюда  в
числе трех или четырех других. Я, конечно, их не очень  хорошо  отличаю,  но
среди них есть и мой. Я собственноручно ставил на него наживку. Это,. знаешь
ли, штука  вроде  русского  перемета,  только  наживка,  конечно,  побольше.
Курица, например.
   Крокодилы, как и акулы, хватают  все  подряд,  все,  что  трепыхается,  и
поэтому поймать их на крючок сравнительно легко. Мой  приятель  -  тот,  что
владеет этим участком и виллой, - приучил меня к  такой  охоте.  Он  обожает
бифштексы из крокодильего мяса.
   Словно разгневавшись, крокодил звучно щелкнул челюстями. Из  воды  тотчас
высунулась еще одна длинная голова, потом другая...
   Марьяну затрясло, а Рэнд, похоже, наслаждался охватившим ее ужасом и  все
ниже пригибался к воде, увлекая ее за собой.
   - Один, два, три... - считал он, тыча пальцем, как школьник на уроке. - А
где же еще один? Неужели его уже скушали? На мой  взгляд,  мясо  жестковато,
вроде старой говядины, однако некоторым очень нравится. Чем крокодил моложе,
тем, естественно, мясо нежнее. Правда, в пищу идет только хвост, поэтому  от
громадной туши набирается от силы килограммов двадцать, а из этих  детенышей
- гораздо меньше. Эй, эй! -  Рэнд  посвистел,  и  головы  тварей,  точно  по
команде, обратились к нему. - Видишь, они уже  привыкли,  что  свист  -  это
пища! - обрадовался Рэнд.
   Марьяна рванулась так, что Рэнд не удержался на корточках и завалился  на
бок. Однако руку Марьяны он не выпустил и тотчас же вскочил.
   - Зря! - усмехнулся он. - А если бы мы оба сорвались в бассейн? Думаю,  я
бы выскочить успел, а вот насчет тебя - не знаю... Эти твари хоть и дети, но
ушлые - спасу нет. Я же говорю - хватают все, что дергается. Так что если бы
я тебя и вытащил, то изрядно обглоданной. Тогда тебя  оставалось  бы  только
пристрелить...
   - Чтоб не  мучилась,  -  глухо  выдохнула  Марьяна,  глядя  в  его  лицо,
казавшееся в блеклом лунном свете почти нечеловеческим.
   Чего он хочет? Зачем эти словесные  пытки?  Или  просто  развлекается?  А
может, хочет приготовить к той участи, которая ее ждет, если...
   Если что? Если она не откроет Рэнду того, о чем и так ему известно?
   Но ведь  это  идиотизм  какой-то.  Зачем,  зачем  это  пустое  сотрясение
воздуха?!
   А если и правда - идиотизм?..
   Что, если Рэнд - просто психопат, у которого от удачного завершения  дела
случился сдвиг по фазе, и он даже позабыл на радостях, что Виктор уже  убит,
один из охранников - тоже, а второй - в плену?
   Что, если  Рэнд  сейчас  отдаст  приказ  пытать  Марьяну,  опуская  ее  к
крокодилам?
   Недаром еще тогда, на допросе Надежды, Рэнд вел себя странно. Этот  наряд
арабского шейха, эта грубость, вылившаяся в звериную жестокость...
   Да он безумен, безумен! Она в руках безумца!
   Как образумить его? Напомнить, что все уже сделано, что нынче  вечером  в
ворота въехал "Патрол", из которого...  Может  быть,  Рэнд  все  вспомнит  и
оставит ее в покое?
   Ну да... Это напоминание всего-навсего будет означать,  что  Марьяна  все
видела. И что тогда сотворит с ней Рэнд,  в  дела  которого  она  осмелилась
сунуть нос?
   О господи, и так плохо -  и  этак  ужасно.  Если  бы  хоть  эти  мерзости
зубастые не пялились из воды, словно в ожидании, словно говорили:  мол,  как
ни крути, Марьяна, а попадешь к нам.
   Рэнд дернул ее за руку:
   - Ну?!
   "Да он все равно убьет меня, - будто о чем-то постороннем подумала она.
   - Этот человек безумен, но мало того: он по натуре жесток. Чужие  мучения
доставляют ему удовольствие. Это для него - как наркотик. Он  мучил  Надежду
не ради ответа - ради кайфа. Убил - ради кайфа. И меня тоже?"
   Она взглянула на Рэнда, увидела его зверский оскал - и  внезапная  ярость
овладела ею.  Воздух  вокруг  нее,  чудилось,  зазвенел,  завибрировал,  как
звенит,  вибрирует  ночное  небо,  пронзенное  встречными  стрелами  молний.
Марьяна перестала бояться Рэнда так внезапно, что ее даже оторопь  взяла.  С
самой первой встречи, даже еще до этого, пока ее везли к  неведомому  боссу,
Марьяна только и делала, что тряслась от страха. Потом она пыталась  уловить
смысл в его поступках - а в них, может быть, и смысла нет  вовсе.  Так  чего
ради трястись? Смерть не имеет лица - Марьяна все равно ее не увидит. И если
Рэнд взял на  себя  роль  этакого  Азраила,  то  это  уж  он  дал  маху.  Он
перестарался, пугая Марьяну! Даже страху человеческому  может,  оказывается,
наступить предел. Страху и готовности терпеть унижения.
   Она рванулась и высвободила руку. Но не  бросилась  бежать.  Дала  слезам
выкатиться из глаз и, дуя на синяки, кольцом охватившие запястье, прошептала
как могла жалобнее:
   - Не надо! Давайте уйдем отсюда! Пожалуйста... я не могу больше! Я  скажу
все, что знаю. Виктор сейчас должен быть на вилле Азиза - это  его  партнер,
Азиз Ашер. Адрес.., вроде бы Эль-Мансор, квартал 19. Да, точно - 19.
   Прямо на берегу, там очень красиво!.
   И тут она наконец-то позволила себе заплакать по-настоящему.
   Как ни странно, слезы принесли облегчение - но очень  недолгое.  Большего
Марьяна просто не могла себе позволить: надо было наблюдать за Рэндом. Она и
наблюдала, а точнее, пялилась на него широко раскрытыми глазами, из  которых
ручьями лились слезы, всхлипывала, задыхалась, тряслась...
   Было довольно темно, однако опасность  обострила  зрение,  и  Марьяна  не
упустила ни единого оттенка мимики: ни взлетевших бровей,  ни  расширенного,
остановившегося взгляда - Рэнд был  изумлен.  Однако  тотчас  это  выражение
сменилось улыбкой превосходства и нескрываемого удовольствия.
   Конечно, если воспринимать события с той точки зрения, с какой  их  хотел
преподнести Рэнд, это было объяснимо:  он  вырвал  у  Марьяны  информацию  и
должен быть доволен.
   На какой-то миг Марьяне даже обидно стало,  что  Рэнд  считает  ее  столь
беспросветной идиоткой, а ведь она с самого начала не сомневалась, что  этот
официальный адрес Азиза ему должен быть известен. Да и  неофициальный  тоже,
ибо Виктора больше нет...
   Чему же Рэнд так обрадовался сейчас? Ответ мог быть только один:
   Марьяниному предательству.
   Ну что ж, подумала она, каждый "отрывается" по-своему.  Кто-то  -  убивая
или унижая людей. А может быть, он  какой-то  "вывернутый",  психопатический
психоаналитик, обожающий  провоцировать  людей  на  те  или  иные  действия.
Скажем, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предугадать реакцию Надежды на
появление розового дога. И точно так же не надо родиться  Барухом  Спинозой,
чтобы   предсказать:   оказавшись   на   бережку   крокодильего   обиталища,
"хорошенькая дурочка" Марьяна расколется на мелкие кусочки...
   Марьяна провела ладонью по волосам, по лицу. Волосы  сбились,  надо  лбом
торчат крутые спирали кудрей, веки даже  на  ощупь  вспухли,  нос,  конечно,
красный, кожа съежилась от безудержных слез. Нет, никто не назовет ее сейчас
хорошенькой! Ну а дурочкой?.. Пожалуй, Рэнд относительно нее ошибся дважды.
   Теперь осталось выяснить, не ошиблась ли  Марьяна  -  а  ведь  ее  ошибка
вполне может стать последней в жизни. Если Рэнд все-таки  не  удовлетворится
ее нравственным падением, ее предательством... если он захочет увидеть страх
смерти в ее глазах...
   Нельзя  молчать,  вот  что!  Нельзя  оставлять  Рэнда   наедине   с   его
умозаключениями! Говорить, говорить все равно что - что в голову взбредет!
   Она громко, всхлипнула:
   - Что вы с ним сделаете теперь, с Виктором? Убьете?
   - Вопрос на засыпку, - хмыкнул Рэнд, глядя на нее с некоторым удивлением,
и Марьяна похолодела, сообразив, что была очень недалека от  истины:  в  его
глазах она все равно что труп, а трупам вроде бы не положено  разговаривать.
- Угадай с трех раз!
   Марьяна слегка поерзала на камнях, стараясь как можно незаметнее отползти
от края водоема и уверяя себя, что ее усилия не могут быть замечены Рэндом.
   - Ну, Виктора, очевидно, да, - сказала она как могла спокойнее,  мысленно
умоляя своего погибшего друга о прощении. Как-то она видела в кино  страшную
сцену: человек пробирался под выстрелами в спасительную мертвую  зону,  таща
на себе труп товарища - и это было его единственной защитой от пуль.
   Сейчас Виктор был для нее такой вот защитой. - Его -  да,  я  понимаю.  А
остальных?
   -  Какой  смысл  оставлять   лишних   свидетелей?   -   ласково,   словно
несмышленыша, спросил Рэнд. -Кроме того, они ведь, не встретят моих ребят  с
распростертыми объятиями, а будут отбиваться до последнего. Хочу я этого или
нет, но они обречены. Таков закон войны, не я его выдумал. Мы оба  играли  в
смертельную игру, а победителя назовет время...
   Марьяна похолодела. Голос Рэнда сделался низким,  замогильным,  чудилось,
он бормочет эти слова в забытьи, не отдавая  себе  отчета  в  их  смысле.  У
Марьяны даже возникло ощущение,  что  Рэнд  разговаривает  не  с  ней,  а  с
кем-то... неведомо с кем! Нет, он точно шизанутый.
   Уж не вслух ли она это брякнула?
   -  Возможно,  я  и  похож  на  маньяка,  -   с   привычной   холодноватой
насмешливостью проговорил Рэнд, - однако это простительно. Слишком  долго  я
мечтал о встрече с одним человеком,  готовился  к  ней...  чтобы  оставаться
спокойным. Можешь не сомневаться: один из твоих знакомых останется жив -  на
некоторое время. Нет, не господин Яценко - с этим все ясно как дважды два.
   Другой! Ему даже  будет  предоставлена  возможность  попутешествовать  по
морю.  Не  скажу,  что  это  окажется  комфортабельное  путешествие.   Будет
связанный валяться в трюме! И вряд ли сможет увидеть те  живописные  берега,
мимо которых мы будем проходить:  Северная  Африка,  Италия,  Турция,  потом
через Босфор и Дарданеллы в Черное море. Ну а уж там рукой подать. Горы... и
селение в горах, где его давно ждут. Полтора года! Там рядом  девять  могил.
Возле них все и закончится. А я вернусь в Каир, в свою лабораторию.  Я  ведь
врач, ты знаешь?
   - Патологоанатом, да? - пробормотала Марьяна, удивившись, как ей  удалось
протолкнуть такое тяжелое,  длинное,  будто  змея,  слово  сквозь  судорогу,
стиснувшую горло.
   Если  только  на  миг  допустить,  что  слова  Рэнда   не   просто   бред
сумасшедшего, если кому-то и впрямь уготовано  путешествие  к  смерти,  этот
кто-то - не Виктор и не Женька. Оба мертвы, жив только Григорий, а значит...
   Сурова стала судьба, сурова и  немилостива!  Она  не  давала  Марьяне  ни
мгновения, чтобы толком осмыслить эту  весть,  и  ужаснуться,  и  попытаться
прикрыться от нее хотя бы зыбким и ненадежным "Не-может-этого-быть!".
   Неосторожное слово безотчетно  сорвалось  с  ее  губ  и  мгновенно  стало
добычей хищного слуха Рэнда:
   - Патологоанатом?! Откуда  ты  знаешь?  Что  ему  сказать?  Сослаться  на
Бориса? А с  какой  радости  Борису,  вернее.  Бобу,  сплетничать  с  первой
встречной - вдобавок пленницей, вдобавок обреченной - о  своем  друге?  Нет,
Бориса подставлять нельзя. Пока еще мерцает та  самая  звездочка  в  вершине
пирамиды Хеопса... Что же сказать, о господи?! И тут же она сообразила что.
   - Салех что-то такое говорил, - обронила Марьяна, небрежно пожав плечами.
- Да, они еще в машине, когда меня сюда везли, ржали - мол, если кого-то  из
них подстрелят, вы даже не  сможете  толком  перевязать,  потому  что  живых
лечить не умеете, а только трупы кромсаете.
   Ей даже легче стало от той рассчитанной гадости, которую она  с  невинным
видом влепила в яйцо Рэнда.  Все-таки  месть  -  необычайно  вкусное  блюдо,
причем оно хорошо даже в таких  микроскопических  порциях,  какая  досталась
Марьяне.
   Конечно, до насыщения далеко, а как приятно!
   - С-суки! - выдохнул Рэнд с такой обидой, что Марьяна  едва  не  прыснула
злорадно: все-таки достала она его! Хоть чуть-чуть,  но  достала!  -  Ладно,
Абдель сдох, а Салеха я еще накрою. Рану перевязать не сумею, ишь ты!  Да  я
ему яйца фаллопиевыми трубами перевязал бы, чтоб отсохли!
   Такой изощренной по своей нелепости угрозы  Марьяне  еще  не  приходилось
слышать ни разу  в  жизни.  Тем  более  что  эти  самые  трубы  -  как-никак
принадлежность женского организма, а... а все остальное -  сугубо  мужского.
Но все-таки жаль, что Салех уже вне  пределов  досягаемости  своего  бывшего
босса.
   Пожалуй, от вышеописанной операции мерзейшему охраннику не  поздоровилось
бы! И Марьяне удалось хотя бы отчасти  расквитаться  с  мерзавцем.  Впрочем,
Салех и так оказался изгнанным - не без ее участия. Странно, что Рэнд за нее
заступился. Но бессмысленно пытаться искать человечность  в  его  поступках!
Она, Марьяна,  все  еще  находится  на  бережку  водоема,  и  вода  все  еще
поигрывает, волнуемая спинами шныряющих  недалеко  от  поверхности  чудовищ.
Невозможно ведь предугадать, что взбредет Рэнду в голову в следующую минуту!
   - Вы что - частник? - спросила она.
   - Кто? - вскинул брови Рэнд.
   - Ну, я хочу сказать, работаете на дому? Видите ли, я была  уверена,  что
эти, пагало... - Наконец-то Марьяна запуталась в дебрях этого словца! -  Ну,
что доктор мертвых работает в морге, а не... не в домашних условиях. Вот я и
говорю - вы частник?
   - Частник! - фыркнул Рэнд. - Скажите еще  -  кооператор.  Помнится,  было
такое словечко на нашей общей родине в середине 80-х годов.  Я  его  в  свое
время тоже удостоился, хоть и врач. Да, теперь я, пожалуй, частник. На своем
веку  я  сменил  как   минимум   две   медицинские   специальности,   однако
патологоанатом  -  это  тоже  лишь  ступенька   на   лестнице,   ведущей   к
совершенству. Теперь меня можно называть бальзаматором.
   Теперь уж Марьяна вытаращила глаза.
   - Бальзамо... -  начала  она,  и  это  новое  слово  оказалось  столь  же
неодолимым для ее дрожащих губ, как прежнее.
   - Ни к Бальзамо, ни К.Калиостро отношения не имею, - перебил  Рэнд.  -  Я
бальзаматор! - И рывком, схватив за  плечи,  поставил  Марьяну  на  ноги.  -
Пошли, да поскорее!
   Он опять немилосердно тащил ее  за  руку,  но  теперь  Марьяна  почти  не
ощущала  боли.  Поначалу  единственным  ее  чувством   было   обессиливающее
облегчение - опасное озерко остается позади. Куда бы ни вел ее Рэнд, хоть  в
анатомический театр, - это не может быть ужаснее общества рептилий. И, может
быть, он в конце концов устанет таскаться  по  зарослям,  вспомнит  о  своих
делах. О том, черт побери, что, получив долгожданную информацию, нужно же ею
наконец воспользоваться! Хотя бы  из  вежливости:  все-таки  Марьяне  дорого
стоило ее "признание". Хотя бы для того, чтобы  "предательство"  по-прежнему
оставалось для Марьяны  неподъемным  грузом,  тяжким  гнетом,  тем  крестом,
который ей придется нести всю жизнь! Рэнд странным образом  забылся...  нет,
не  зря  он  так  разъярился  из-за  "сомнений"  Салеха  в  его  медицинских
способностях.  Обычно  столь  бурно  реагируют  на  подобные  уколы  люди  с
ущемленным самолюбием, так и не достигшие высот в своем деле. И  они  готовы
перед  каждым  встречным-поперечным  распинаться  о   трудовых   победах   и
достижениях, о наградах, премиях, баснословных  открытиях,  о  соперниках  и
завистниках, которые стоят на пути... Однако все это существует только в  их
воображении. Ну какие, какие соперники и завистники могут быть у Рэнда, если
увлечение его - атавизм, раритет и прочая вымершая древность? Ну кому  нужны
в наше время бальзама-торы?!
   Словно прочитав ее мысли, Рэнд оглянулся:
   -  Смысл  бальзамирования  отнюдь  не  утрачен  с  годами.  Древнее,  чем
египетские мумии, вера человека в переселение  души.  Индийцы  называют  это
сансарой. Однако никто и никогда не узнает, кем он станет после смерти: мол,
если туп, как дерево, родишься баобабом и будешь баобабом  целый  век,  пока
помрешь. Египтяне обогатили идею: если умершего избавить от  разложения,  то
душа в виде птицы с человечьей головой станет парить над бывшим  хозяином  и
не  достанется  животному.  Разумеется,  сейчас  такие  тонкости  мало  кого
заботят.
   Смешнее всего, что египтяне признают мумии только в музеях,  а  вот  наши
соотечественники... Именно у них  мое  ремесло  нарасхват.  "Новым  русским"
нужно знать одно: после смерти он останется как огурчик. Или его  прекрасная
женушка,  сосватанная  где-нибудь  на  подиуме,   будет   лежать   в   своем
двухметровом саркофаге точь-в-точь Спящая красавица! Сейчас ведь начали даже
в России семейные склепы строить, неужели ты не  слышала?  Словом,  когда  я
надумаю возвращаться, организую там Бюро Нетленных Дел.
   Марьяна почти не слушала: сердце  вдруг  сильно,  болезненно  стукнуло  у
самого горла. У нее  даже  дыхание  перехватило!  Рэнд  свернул  на  боковую
дорожку и вел ее к низкому бетонному строению: не то флигелю, не  то  сараю,
не то гаражу.
   Марьяна быстро оглянулась через плечо - и поняла, что не ошиблась. Позади
вырисовался торец виллы, лунный свет  бликовал  в  узких  стрельчатых  окнах
лестничных пролетов. Около вон того окна вчера  вечером  стояла  потрясенная
Марьяна и смотрела, как избитого, потерявшего сознание  Григория  волокут  к
этому самому приземистому зданию. И Рэнд ведет ее именно сюда!
   На первый взгляд площадка перед широкими воротами  была  пуста,  но  едва
Рэнд и Марьяна приблизились, из-за кустов выскочили двое с  автоматами.  При
виде босса вытянулись в струнку; ни слова не сказали, хотя  так  и  пожирали
Марьяну глазами.  По  знаку  Рэнда  отперли  ворота.  Вспыхнул  свет.  Голые
бетонные  стены  неширокого  коридора.  Сладковатый  запах  -  легкий,  едва
уловимый, но неприятный.
   Лампы дневного  света,  рубильник  на  стене.  Еще  одна  дверь.  Скрежет
ключа... и в лицо Марьяны ударил яркий свет и волна того же  запаха,  только
ставшего гораздо более сильным.
   Она замерла на пороге, но  Рэнд  легонько  подтолкнул  ее  в  спину  -  и
невольно пришлось шагнуть вперед, оказаться ближе к белым кафельным  столам,
стоявшим в  два  ряда.  Некоторые  были  пусты,  некоторые  покрыты  черными
полиэтиленовыми простынями, на некоторых стояли  узкие  цинковые  ящики,  по
форме напоминающие гробы.
   Морг.
   Рэнд пошел меж столов, ласково похлопывая то, что вздымалось под  черными
покрывалами, и принялся вещать, подобно экскурсоводу в музее:
   - Строго говоря, современный процесс  бальзамирования  давно  отлажен.  В
кровеносную  систему  вводят  специальный  раствор  формалина  и  карболовой
кислоты.
   Прекрасно сохраняет формы мышц и раствор каучука в  бензине,  формалин  и
спирт. И все-таки тело в таком случае следует хранить в специальной ванне.
   Марьяна почувствовала руки Рэнда на своих плечах, а потом он  пригнул  ее
поближе к одному из цинковых ящиков.
   Она вскрикнула, ожидая увидеть труп, однако  ящик  был  наполовину  пуст,
если не считать  зеленоватой  жидкости  с  маслянистым  оттенком,  так  живо
напомнившей Марьяне медленное колыханье воды в озерке в  глубине  сада,  что
она вывернулась из рук Рэнда и отшатнулась.
   - Но это ведь только раствор, - сказал тот, глядя  непонимающе:  мол,  ну
чего тут особенно пугаться-то? - Кстати, я не принадлежу к числу сторонников
этого метода. Он примитивен и бездуховен. А  вот  как,  например,  выглядела
процедура настоящего бальзамирования в Древнем Египте: через нос  извлекался
головной мозг, взамен которого вводилось  некое  смолистое  вещество.  Затем
вскрывали брюшную полость и, вынув внутренности,  промывали  тело  пальмовым
вином, наполняли миррой, кассией  и  другими  благовониями.  Затем  усопшего
клали на семьдесят дней в соль,  после  чего  обмывали,  обм