итываю на
тебя...
  Голл Гренс утвердительно кивнул.
  Какую именно ответственность Матлин возложил на Голла Гренса, Альба не
понял, поскольку монолог плавно перешел на непонятный ему язык. Настолько
плавно, что Альба ни за что бы не уловил этого перехода, если б не
почувствовал, что для несчастного Феликса это стало невероятным
облегчением. Много дней он был вынужден держать себя в напряжении,
вспоминая русские слова и произнося их с такой безукоризненной точностью,
от которой нормальные русские уши давно отвыкли. Но Голл Гренс по-прежнему
старательно кивал и отвечал исключительно по-русски: "Ничего
страшного...", "не волнуйся", "мы разберемся", "все будет хорошо",
"конечно, я понимаю..."
Когда Феликс окончательно убедился в том, что Голли осознал... он снова
перешел на русский, попрощался с Альбой, пожелал ему хорошенько отдохнуть
и, откланявшись в обе стороны, удалился тем же маршрутом, которым только
что удалился Ксарес.
  Голл Гренс проводил его экзотическим взглядом до ближайшего куста, а затем
немедленно переключился на Альбу, будто испугался, что эта дорогая игрушка
может испортиться, если каждую секунду не облучать ее фиолетовым светом.
Вскоре они остались в павильоне одни и имели возможность вдоволь
насмотреться друг на друга.
  - Ты совсем неплохо разговариваешь по-русски, - выдавил из себя Альба и
изобразил на лице легкое подобие улыбки, ровно настолько, чтобы не
выглядеть ни скучным занудой, ни улыбчивым идиотом.
  - Это язык моего отца, мой второй родной язык.
  - Ах, ну да! - вспомнил Альба и, осознав нелепость своего комплимента,
занялся построением зрительного образа акрусианской матушки.
  Голли тем временем покончил с визуальным анализом и решил ощупать новое
приобретение Феликса с ног до головы. Притом сделал это квалифицированно с
анатомической точки зрения, тщательно сверив каждую мышцу и каждый сустав
со своим общетеоретическим представлением о землянах. Альба не возражал:
во-первых, акрусианам как-то надо было расширять научный кругозор;
во-вторых, пауза в разговоре от этого перестала быть столь бестолковой;
в-третьих, караул кричать здесь все равно было некому. И, наконец, Альбе
самому было интересно, зачем это инопланетянин вырядился в походный
брезентовый костюм стройотрядовского фасона и в горные ботинки с шипами.
Но прежде чем запустить пятерню в оттопыренный кармашек с логотипом МИФИ,
следовало убедиться, что противоположная сторона осталась довольна
результатами первого контакта.
  Но Голл Гренс остался крайне недоволен. Он даже губы надул от досады и
совершенно по-человечески покачал головой.
  - Очень, очень паршиво. Просто никуда не годится.
  - Почему же? - испугался Альба.
  - Тридцать километров по горам ты не пройдешь. И на себе... - Голли
приподнял его на полметра от земли и легонько потряс, очевидно, надеясь,
что от этого все лишнее должно отвалиться, - ...и на себе тебя тащить
неудобно. Ай-яй-яй, и одного тебя здесь не оставишь.
  - Дойду, - обиделся Альба, - я выносливый. Может, не быстро, но точно
дойду.
  Голли испугался, что его новому знакомому сделалось дурно от одной мысли,
что его оставят в заброшенном особняке без стакана простокваши, а на одних
лишь витаминных брикетах. Оттого он и молотит чепуху.
  - Дойду, дойду, - успокаивал его Альба. Он что, по-русски перестал
понимать? Он не знает, что лучше сдохнуть в горах от усталости, чем в
кровати от ожиданий? До чего ж тупой гуманоид! Давай поворачивайся и иди!
  Гуманоид действительно повернулся, но прежде чем пойти, улыбнулся так
вкрадчиво и задушевно, будто оттаял от глубокой заморозки.
  - Альберт Белозерский... - произнес он, - вот это да... Ну, идем.


                                  Глава 6


  Выбравшись из зарослей сада, Голли остановился, чтоб еще раз оглядеть
Альбу. Но Альба был нарочито бодр и энергичен, несмотря на то, что
обещанная гора еще только-только начинала подниматься над горизонтом.
  - Вот здесь, - объяснил Голли, - проходит граница верхнего и нижнего
павильона, которая когда-то менялась, в зависимости от успеха боевых
действий. Проходить ее надо строго по тропе, а еще лучше - иди по моим
следам, иначе выскочишь на другой ярус и вообще не выберешься. Эту тропу я
вытоптал сам.
  Альба послушно пристроился вслед за ним и даже остановился, чтобы закатать
штанины, а заодно почтить память павших в этой совершенно непонятной ему
войне.
  - Там, наверху, - спросил он, - обитает племя людоедов?
  - Вот именно, - подтвердил Голли и захохотал, - это племя называется "мой
папаша". Они с Феликсом в прежние времена устроили здесь настоящие боевые
действия. И дрались бы до сих пор, если б я не растащил их. Сейчас между
ними дипломатическая война, но я люблю обоих. Я вообще люблю землян.
  - За что? - удивился Альба.
  - За что... - Голли задумался, пытаясь вникнуть в самую сердцевину этого
неожиданного для него вопроса. Похоже, задуматься на эту тему ему пришлось
впервые. - Они искренни. Самые искренние существа из всех, что я знаю. А
я, поверь, повидал их немало, - важно произнес он и прибавил шагу по узкой
кромке "пограничной полосы".
  - Из-за чего же они дрались, твои земляне?
  - Это длинная история, - отмахнулся Гренс. - Сначала они любили друг
друга. Учились в одной школе, сидели за одной партой. Когда выросли,
поняли, что стали совершенно разными людьми, но искренне желали друг другу
добра... каждый по-своему. Началось с того, что Феликс не позволил отцу
достойно умереть, как он выразился, "вытянул за шнурки с того света",
когда отец уже морально был готов там остаться... морально и физически.
Мой бедный отец до последнего момента не мог поверить, что это не Земля. А
когда поверил, они рассорились насмерть. Феликс долго терпел, прощал, но
не выдержал, после того как отец меня отлупил. С этого и началась война,
то есть я хочу сказать, что они впервые подрались. Точнее, не подрались,
это Феликс надавал отцу по мозгам и сказал: "Если ты еще раз посмеешь
ударить ребенка, я перестану считать тебя человеком". Конечно, это было...
  - Непедагогично, - помог ему Альба.
  - Непедагогично, - согласился Голл, - может быть, но Феликс считал, что
никто не вправе ударить существо, которое по каким-то моральным или
физическим причинам не может ответить тем же. И меня воспитывал
соответственно.
  - Странно, нормальных землян как раз таки учат постоять за себя.
  - Так то ж нормальных землян. А мне против отца руки распускать - нет!
Вдруг зашибу насмерть? Что делать? Ты бы видел, как он вел себя в
лаборатории в прошлый раз. Ты бы знал, как Феликсу было стыдно за него.
Бионики сказали: "Хватит! Еще раз убьется, ты его сюда не тащи. Лучше
закопай, как положено, и воткни осиновый кол". Но Ксарес запретил
закапывать. У него на этот счет своя этика. Короче, паршивая может
получиться ситуация, безвыходная... Когда отец захотел вернуться на Землю,
его не пустили; когда отец захотел вернуться в Акрус, его опять не
пустили; потом он сбежал в заповедник, обосновался там и запретил
пересекать границу всем, особенно Феликсу.
  - А ты?
  - Я то здесь, то там... Не могу же я его бросить.
  - С тех пор он больше тебя не бил?
  - Как же... если бы! Я привык. Ему это для нервов полезно, а мне - вместо
массажа. Главное, чтоб Феликс не знал. Они такие разные...

  Альба на момент представил себе душераздирающую сцену побоища между
Феликсом, олицетворявшим собой до сих пор одно сплошное спокойствие, и
неизвестным ему монстром, засевшим в горах. На душе у него похолодело, а в
голове образовалась полная каша. Голл Гренс на время замолчал, будто
почувствовал, что его подопечному землянину понадобится время, чтобы
справиться с новыми впечатлениями. Но дорога была долгой, тропа пошла на
подъем, и с каждым шагом Альбе приходилось сильнее упираться в землю
скользкими подошвами ботинок.
  - Отец усыновил меня в 12 лет, по вашему земному календарю - больше
двадцати лет тому назад.
  - Я думал, мы ровесники, - удивился Альба.
  - А мы ровесники. До 40 лет у акрусиан мальчишеский возраст. По крайней
мере, так считает отец. Он был моим учителем в школе и еще в то время в
Акрусе наделал скандалов. Представь себе, он заставлял своих учеников
приходить к нему лично, рассаживал нас вокруг и рассказывал часами. Он
терпеть не мог программ на мозговых стимуляторах и всегда говорил: "Только
глядя в глаза, можно чему-то научить". Коллеги считали его ненормальным, а
нам нравилось, хоть мы и отставали по времени, рисковали остаться
недоучками. Я был самым бестолковым, самым младшим и самым худым учеником
в этом классе. Сначала он меня жалел и подкармливал. Потом забрал к себе.
  - Что он тебе преподавал?
  - Генезис ранних акрусианских цивилизаций.
  - Ты уверен, что он землянин?
  Голли усмехнулся.
  - Ты не видел моего отца. Тебе Феликс рассказывал что-нибудь о гуминомах?
  - Нет.
  - А свою историю в Ареале?
  - Нет.
  - Так что ж вы, молчали всю дорогу?
  - Нет. Изучали его компьютер, но я не научился.
  - Зря. Без этих, как ты выражаешься, компьютеров здесь, как на Земле без
кислорода. Так и будешь всю жизнь сидеть в противогазе.
  - Он сказал, что нормальным способом меня не научишь. Надо разбираться,
что у меня с головой... будто бы это дурная наследственность от отца,
которому он много чем обязан, поэтому постарается мне помочь. Я и сам
знаю, что это от отца... Но чем Феликс ему обязан, не знаю.
  Голли ничего не ответил, и Альба, выждав время, перешел в лобовую атаку.
  - Мне никто никогда ничего не рассказывал о моем настоящем отце. Прожив 18
лет, я впервые встретил человека, который признался в том, что был знаком
с ним. Ты второй, и тоже молчишь...
  - Я видел его мельком один раз, - ответил Голл, - в Акрусе, когда Феликс
из-за меня слетел с вышки и поломал себе кости. Твой отец кричал ему:
"Либо крылья, либо мозги, - что-то надо иметь, прежде чем лазать так
высоко". И то я сам не слышал, но Суф потом любил вспоминать... Мой отец
тоже видел его мельком. Тебе надо расспрашивать Феликса или Суфа, кроме
них, тебе никто о нем не расскажет. Я могу сказать только, что ты
совершенно на него не похож... да ты и не можешь быть похож на него.
  - Почему? Он не был человеком?
  - Я этого не говорил...
  - Я так и знал.
  - Что ты знал? - возмутился Голли. - Что ты вообще можешь знать, покуда я
не проболтаюсь? Ты думаешь, я такой болтун? Феликс сам просил вводить тебя
в курс дела, только постепенно.
  - Кем был мой отец? Я так и не понял...
  - Спрашивай Суфа. Он единственный любит рассуждать на эту тему.
  Альба задумался.
  - По-моему, про Суфа я уже что-то слышал...
  - Ничего удивительного. Во всем ЦИФе только и разговоров, что про Суфа. Он
здесь единственный приличный навигатор, который не отказывается от
авантюр. Его бы в первую очередь стоило расспросить про Латина. Он такой
же болтун, как и я, Феликса ни капли не боится, и ему на всех нас
наплевать.
  - Он тоже акрусианин?
  - Ботриш. Селекционное поколение Коруна, почти оптимал.
  - Это мне ни о чем не говорит.
  - Если б ты не упрямился и освоил компьютеры Феликса, тебе бы стало проще
жить. Я бывал в Коруне и вот что должен сказать: никогда не связывайся с
ботришами. Они хитры, упрямы и все как один ворюги - это у них в крови, от
этого они особенно сообразительны и нахальны, будто цивилизация их не
коснулась. Но Суф - совершенно другое дело. Честнейший, порядочнейший,
бескорыстнейший гуманоид. К тому же он мой учитель, и я люблю его не
меньше, чем Феликса и отца. - После такой тирады Голли притормозил и
задумался, все ли лестные эпитеты он употребил на описание Суфа? Может,
некоторые все же стоило приберечь на случай, если Альбе действительно
придется с ним познакомиться. - Вот еще, - вспомнил он, - пока не забыл.
Суф понимает по-русски... так уж вышло. Хотя говорит с каждым годом все
хуже, но ты его не провоцируй. У нас на это дело табу. Любой другой язык
подойдет, только не русский.
  - Почему? - удивился Альба.
  - Он сквернословит, - с сожалением произнес Голл. - Это свойство в нем
неистребимо. Знает-то всего штук пять бранных слов, но такие кренделя
заворачивает, что Феликс и тот краснеет. А я понятия не имею, как это
интерпретировать.
  - Я тебе все интерпретирую, если расскажешь про отца.
  - Ну нет! Пусть Феликс сам расскажет. Или Баю, или Ксарес...
  - Ксарес не захотел даже поздороваться со мной.
  - Ты же обозвал его "мама дорогая".
  - Ой, да... - спохватился Альба, - но он не мог это слышать.
  - Здесь тебе не Земля, а Ксар тебе не человек.
  - А кто?
  - Извини, он не фактуриал, чтобы иметь родословную. Он наш шеф, наша "мама
дорогая" и все, что ты видишь вокруг себя, - его работа: горы, почва,
солнце, наконец, только растительность Суф с Земли... позаимствовал. -
Голли присел на корточки, чтобы лучше разглядеть желтый шар, сверкающий в
кроне деревьев. - Эта планета расположена далеко от светила, и, чтобы мы
могли на ней жить, Ксару пришлось весь материк накрыть несколькими слоями
купола. - Голл вычертил веточкой на влажном песке примерный рельеф
материка. - Это один слой купола... это другой... здесь температурный
баланс ...здесь галерея световращения. Как на Земле, только звезд по ночам
не бывает. Отсюда... вниз идут шахты лабораторных площадок, когда-нибудь я
все тебе покажу. А на орбите растянут защитный экран, поэтому с планеты
большие корабли не стартуют.
  Альба лишь хлопал глазами и крутил головой, пока Голли не закончил чертеж
и не поднял на него фиолетовый взгляд.
  - Понятно немножко?
  - Немножко, - вздохнул Альба, и они двинулись дальше.

  К сумеркам позади был первый перевал, а к утру следующего дня, когда
желтоватый диск начал подниматься с противоположной стороны павильона,
Альба уже совсем ничего не соображал: где он, кто он и с нужной ли стороны
восходит рукотворное светило. Он ничего не видел кроме колючих кустов под
ногами, которые то и дело цеплялись за штанины, будто призывая одуматься,
куда ты идешь? Зачем? Но поворачивать было поздно, поскольку Альба не чуял
под собой ног от усталости и не мог приказать им ни повернуть, ни
остановиться.
  - Видишь дом за озером, у подножья холма? - спросил его Голли Гренс. Но
Альба не увидел ни дома, ни озера, ни неба, сплошь затянутого рваными
облаками. Последнее, что он сумел различить на фоне зеленовато-серых
пятен, это фигуру пожилого мужчины с длинной бородой, который выплывал им
навстречу, размахивая руками и выкрикивая одну и ту же фразу:
  - Сыночек мой вернулся! Сыночек мой вернулся!
  В какой-то момент Альбе померещилось, что эта фраза относится к нему. Что
сейчас его подхватят, задушат в объятиях и станут долго рыдать от счастья
над его стертыми до кровавых мозолей ногами; радоваться, что он остался
жив и вернулся домой после долгих скитаний. Но куда... и откуда, Альба уже
не помнил.


                                  Глава 7


  Что-то припоминать он стал лишь утром следующего дня, лежа в постели под
дощатым потолком, в доме, где приятно пахло деревенской избой, стружками,
немного сыростью и печным дымом. К стенке у кровати был приколочен
плетеный коврик, за который цеплялась детская фотография Голли с надписью,
вероятно, на акрусианском языке. По стеклу шлепали ветки сирени, и
камышовая занавеска побрякивала на сквозняке.
  - Я Альберт Гренс... - торжественно произнес Альба, - последнее
селекционное поколение беглых висельников... - и сделал попытку упереть в
пол свои полуживые ноги.
  В доме не было ни души. Он снял с коврика фото маленького Гренса и с
удивлением обнаружил, что в детстве его глаза не были столь
ядовито-фиолетовыми; в детстве он был гораздо больше похож на человека, а
стало быть, очень скоро превратится в ходячий кошмар... как только глаза
начнут светиться в темноте - считай, уже взрослый.
  - ...фактуриально-селекционный гибрид... неприкаянных королей, скрывающих
под звездной мантией свои неотрубленные головы, которые с недавних пор...
мне действуют на нервы... Уговорил... Ты будешь первым... Как всегда, у
плахи и у трона, уговорил... Но лишь тогда, когда покажется звезда под
сводом павильона...
  На крыльце что-то громыхнуло, и Альба притих.
  - Кто там? - крикнул он, но не дождался ответа. - Сквозняк? Войдите. Для
вас никогда не заперто.
  Но сквозняк оробел, и Альба кое-как, на еле гнущихся ногах вышел на
крыльцо.
  У кромки озера, сгорбившись и укутавшись в стеганый пуховик по самую
макушку, неподвижно возвышался Гренс-старший. Перед ним торчала долговязая
удочка толщиной с оглоблю, которую вполне можно было принять за шлагбаум,
если б с ее противоположного конца не свисала цепь с поплавком, который за
внушительные размеры можно было назвать буем. Гренс время от времени жал
ногой на педаль, укрепленную на противовесе этой нелепой конструкции, и
длинная стрела плавно ходила вверх-вниз, приподнимая буй за макушку.
Хищный взгляд папы-Гренса ритмично ходил вслед за буем, но при виде
приближающегося Альбы вмиг утратил свой хищный блеск.
  - Садись. Замерзнешь стоять. - Он укутал Альбу в свой пуховик и усадил
рядом. - Ботинки не промокнут? Ну, гляди... А то сапоги дам. Надо будет
еще одно одеяло достать. Погода совсем испортилась. Середина мая, а того
гляди, снег пойдет. Черт те что творится... черт те что... - вздыхал он,
подпирая бороду шипованной "ладонью" рукавицы.
  Альба понимающе кивал. Действительно, в нижнем павильоне погода была
лучше. Но Голли просил в присутствии отца о нижних павильонах не
упоминать. На всякие прочие разговоры табу не распространялось, и Альбе
было чрезвычайно интересно и непонятно, зачем на ладонях рукавиц шипы?
  - Ты голодный? - перебил его мысли Гренс. - Козье молоко горячее кушать
будешь? - Он, не дожидаясь ответа, оставил рыбалку и побежал в дом ставить
на печь котелок с молоком, а Альба, едва успев проводить его взглядом,
услышал лязг цепи. Буй взлетел над водой, как резиновый мячик, с шумом
шлепнулся обратно и, сделав несколько безуспешных попыток уйти на дно,
принялся плясать в фонтане брызг.
  - Дядя Ло! Дядя Ло! Клюет!
  Дядя Ло с разбега, прямо с крыльца, вбежал в озеро, едва успев поднять
голенища сапог.
  - Держи удочку, Альберт! Вот он! - Гренс вцепился рукавицами в рыбину, но
та вырвалась и дернулась так, что оборвала цепь, выскочила на мелководье,
и они с Гренсом, как две лягушки, в брызгах выше головы скакали друг за
другом, пока Гренс не загнал рыбу на песок и не набросил сверху
брезентовую накидку.
  Альба в оцепенении наблюдал это событие, стоя в обнимку с бревном, которое
уже не было похоже ни на удочку, ни на шлагбаум, а лишь жизнеутверждающе
указывало в небо, позвякивая обрывком цепи.
  - Вот он какой! - воскликнул Гренс, наваливаясь всей массой на добычу. -
На Земле такого не поймаешь. На Земле таких нет. Желтое мясо.
Вкуснотища!!! - Он мечтательно закатил глаза, но деликатес собрался с
духом, врезал ему хвостом по самой нежной части организма, выскочил из-под
накидки и был таков. До глубины ему оставалось три хороших прыжка, но
чудище отчего-то передумало спасать свою чешую и припустилось прямо на
Альбу.
  Таких рыб Альба действительно еще не видел. Встретив такую рыбу на Земле,
наверняка испугался бы до смерти. Морда у этого существа была совершенно
не рыбья: тупая, зубастая, с одним глазом во лбу и торчащими вперед усами.
Альба от неожиданности подпрыгнул так высоко, как не смог бы даже на
здоровых ногах, а Гренс, переведя дыхание, подхватил свой брезентовый
сачок и устремился в погоню.

  К приходу Голли все было в полном порядке. Альба и дядюшка Ло сидели на
кухне у печи, над которой сохла мокрая одежда, хлебали горячее молоко из
глиняных склянок, а строптивая рыба была побеждена, выпотрошена, повешена
в чулане и заперта на засов.
  - Только не говори Голли, - предупредил старший Гренс, - для него это
сюрприз.
  Но Голли, вернувшись, лишь удивленно посмотрел на развешенные у печки
штаны.
  - Ты что, отец, опять из лодки выпал?
  Дядя Ло только почесал свою дремучую бороду и ничего не ответил.

  Ужин происход