, чтобы начать сначала,
чтобы перестать слепо подчиняться ее канонам, которые, по аналогии с
прототипом, никогда не позволят нам выйти за пределы заповедного Естества.
  Все прочие домыслы, содержащиеся в хрониках, со временем, претерпевали
значительные отклонения от первоначального смысла, в особенности те, что к
разряду бонтуанских не относились. Собственно, бонтуанская школа как
таковая зародилась и выросла под сводами Аритаборской прики: мы увидели
апогей своего Естества, и пока он завораживает умы, нам не видать апогея
своих истинных возможностей, - говорили они. Но любителей праздно
пофилософствовать в прике хватало и без них, в особенности тех, кому не
давали покоя приемы древних мастеров, способных интуитивно манипулировать
Естеством. В основном это были отшельники Ареала, которых даже близко не
следовало подпускать к подобным достопримечательностям.
  В тот роковой день в прике их было порядка двадцати одного существа.
Каждому из них в свое время не слишком повезло: одни страдали болезнями,
другие горьким опытом бытия, третьи патологическим отчаянием, бросающим их
в те самые интеллектуальные тупики, которые благополучно миновали мастеров
Аритабора. У каждого имелась своя вполне достоверная история, описанная в
поздних бонтуанских источниках. (Нами был упомянут лишь
Мольх-первопосредник, на прочих описаниях следует пока что экономить силы.
Тем более, что гарантированно систематизировать их невозможно из-за
несоответствия имен: по хронике их можно насчитать не меньше миллиона.
Каждый из действующих лиц обладал непомерным количеством имен, сообразно
своему кругу общения. Древние аритаборцы имели манеру присваивать друг
другу имена, а не спрашивать при знакомстве. Это, с их точки зрения,
выглядело более логично в плане определения личности. Им уже в те времена
было наплевать на труды хроникеров.)

  Однако вернемся к роковому дню, который, по легенде, положил начало
великому расколу. Одному из бонтуанствующих безумцев, некоему
Тарох-о-Бруму (опять же, в разных хрониках - разные имена) пришла в голову
идея прогрессивная до ереси, которую он тут же взялся пропагандировать...
Тарох-о-Брум был здоров, силен и отнюдь не глуп, но слишком падок на
мировоззренческие идеалы в духе этических утопий. И оперировал
исключительно биполярными категориями, которые первопосредники старались
не употреблять вообще. К примеру: добро - зло, свет - тень, жизнь -
смерть, правда - ложь, удовольствие - страдание. Посредники считали
подобные категории школярскими штампами, скорее отупляющими, чем
развивающими, мертвыми для любого искусства, бессодержательными для любого
мировосприятия. Однако Тарох-о-Брум объявил их чистейшей первоосновой и
заявил, что все несчастья, приносимые стихией природы, и страдания,
приносимые стихией бытия, происходят лишь оттого, что существу,
наделенному разумом Естества, не дано распутать этого кома так же, как не
дано воспринимать света без тени, жизни без смерти и удовольствия без
страдания. Уж если древние мастера Аритабора сумели построить теорию
"чистого света", не дающего теней (в физическом смысле этого слова), то,
почему бы не предположить существования чистой истины, и не стать новым
поколением аритаборских мастеров (в философском, миропостроенческом
смысле).
  Ортодоксы-посредники не нашли в этой идее ничего, кроме очередной утопии
во самоуспокоение, и попытались объяснить вдохновенному Тарох-о-Бруму суть
природного равновесия: то, куда девается тень от "чистого света", и то,
чего может стоить "несуществующая" тень тому, кто ослеплен сомнительной
теорией. Но попытки вылились в отчаянные дебаты, длившиеся много дней и
ночей и закончившиеся беспрецедентной выходкой Тарох-о-Брума. Двадцать
свидетелей было тому, как, разгоряченный полемикой Брум, раскроил статую
надвое, и Аритабор содрогнулся от адского грохота. Вспышка огня,
вырвавшегося под купол прики, превратила воздух в плазму, а сбежавшиеся на
шум горожане обнаружили на месте происшествия двадцать одного ослепленного
очевидца.
  Как Тарох-о-Бруму удалось это совершить - до сих пор существует двадцать
одно различное мнение, плюс множество домыслов и догадок совершенно
разнородных по сути. Самое здравое из них заключалось в том, что Бруму
удалось нащупать точку дисгармонии и достать ее звуковой волной нужного
диапазона. Современники терялись в догадках: "точка дисгармонии" в
философии аритаборских мудрецов считалась одной из самых загадочных
категорий, неуловимой, как "абсолютная истина", вечным движущим
противовесом гармонии бытия. Может, Брум знал о ней больше мудрецов? А
может, он сам являлся "точкой дисгармонии"? Как бы то ни было, двадцать
хулиганствующих бонтуанцев были в тот же день, согласно легенде, изгнаны
из Аритабора. Та же участь в дальнейшем постигла всех бонтуанских
последователей.

  Хроники 4-й Книги свидетельствуют о том, что со временем, окрепшие в своей
"ереси" бонтуанцы, выразили Аритабору претензии на половину статуи якобы
исторически и теоретически им причитающуюся. Но ортодоксы запретили
нарушать свой новообразовавшийся мемориал, заявив, что он должен остаться
в том виде, который есть и ни "исторически", ни "теоретически"
разбазариванию не подлежит. Бонтуанцы же проявили настойчивость и добились
возможности организованной миссией осмотреть результаты хулиганских деяний
одного из своих "основателей цивилизации".
  - Если вам удастся определить, - заявили посредники, - которая из двух
половин теоретически ваша - так и быть, забирайте.
  Но бонтуанцы, протоптавшись несколько дней в прике, так и не определились
в своей теории: ни та, ни другая из половин не отвечала образу сложившихся
веками легенд. Легенды оказались дороже, а нетронутый мемориал так и
остался историей Аритабора.


                                  Глава 11


  Фрей представить себе не мог, какая необходимость заставила его погнаться
за этим субъектом. Все от дремучего суеверия и ожиданий, одурманивающе
действующих на психику под раскаленным светилом Аритабора. За стеклянным
куполом появилась фигура трехметрового длинноволосого горбуна в белых
покрывалах и, поманив его рукой, двинулась в пески. Фрей подскочил к
стеклу, но воздух за куполом начинал мутнеть и все, что он успел увидеть -
белую руку горбуна, приглашающую его следовать за собой. Фрей, закутавшись
по уши в пескозащитную ткань, выбрался из-под купола, кинулся за ним
наугад и вскоре увидел метрах в тридцати впереди себя его горбатую спину и
накрытую капюшоном голову. До бури у него была в запасе пара часов. "Что
ему надо? Куда он меня ведет?" - Думал Фрей, вглядываясь в удаляющийся
белый силуэт, маячащий как пламя свечи в тяжелом, насыщенном пылью
воздухе. Но горбун шел вперед, их ноги вязли в песке, и каждый следующий
шаг давался трудней предыдущего.
  Через четверть часа пути купол платформы поглотил песчаный туман, и Фрей
лишился последнего ориентира. Сколько они прошли, пока он почувствовал,
что дальше идти не в состоянии?.. С каждым шагом ноги по колено уходили в
песок все глубже. Фрей остановился, когда понял, что на обратную дорогу
может не хватить сил.
  Горбун опять поманил его.
  - Ничего не получится, - прокричал Фрей и пока отплевывался от песка,
набившегося ему в рот, почувствовал, что проваливается вниз. Стоять на
месте было рискованно. С испугу, он попытался выкарабкаться на поверхность
- да не тут-то было. Чем энергичнее он барахтался, тем быстрее тонул. Он
уже схватился за манжет, как вдруг вспомнил, что оставил его на платформе
вместе с одеждой. В Аритаборе было для него жарковато, но не до такой
степени, чтобы носить термозащиту, и он предпочитал загорать, а также
доверять местным КМ-технологиям и всем разумным существам без разбору. При
этом никак не предполагал, что трехметровые горбуны могут оказаться
подлыми обманщиками.
  "Что за помутнение на меня нашло? - cокрушался Фрей. - Сколько раз Суф
повторял мне, как первую заповедь: "КМ-манжет должен быть при тебе всегда,
что бы ни произошло, даже там, где ты в полной безопасности. Ты можешь
раздеться догола, снять с себя кожу, сдать на хранение свои внутренности,
даже если от тебя останется полскелета - манжет должен висеть на кости!" И
я, идиот, не шевельнув извилиной, ринулся в этот песчаный ад! Зачем? За
кем? Ради чего? И не пришло ли время попрощаться, Суф! Ты был мне, черт
возьми, лучшим другом! Прощай, Ксар! Али!"
- Али!!! - закричал он изо всех сил. - Потрясающе целительное
звукосочетание. Али!!! - повторил он еще раз и затих. С какой-то стороны
эхо обязательно должно вернуться. - Али!!!
  Голосники башен гудели глухо и равномерно, будто одновременно со всех
сторон. Чуть усилится ветер - начнется настоящий бой колоколов. Тогда
ошибиться в направлении будет невозможно, но как бы не оказалось поздно.
Эти бури способны в считанные секунды тебя втереть в недра планеты или, в
лучшем случае, вдребезги разбить о перекрытие платформы.
  - Али!!! - Фрей уловил справа от себя едва заметное "шевеление" звука,
похожее на застрявшее в лабиринте эхо; выбросил на поверхность свое
покрывало и исполнил истинную пляску смерти, чтобы залезть на него. "Ну,
уж нет! - думал он. - Столько пережить и так нелепо погибнуть! Это не для
меня, чертов горбун, предложи это кому-нибудь другом. Меня ты так просто
не получишь. Даже не надейся, что я захочу легко умереть!"
Очень скоро Фрей утратил чувство времени и пространства. Он несколько раз
погружался в песок с головой и все, что связывало его с жизнью, - одна
мертвая хватка, которой он держался за распластанное на поверхности
покрывало. Оно раздувалось от ветра и тянуло вверх как спасательный круг.
Но Фрею казалось, что его барахтанья напоминают попытки плавать в
свинцовых латах, которые, кроме того что не гнутся, с невероятной силой
тянут его ко дну. Он не чувствовал ничего. Мышцы были словно заморожены,
он не мог и приблизительно определить, сколько времени ему осталось до
начала настоящих приключений, когда вместо умения "плавать" скорее
понадобится способность планировать и тормозить. Может, час, может,
минута. Его критическое состояние организма сбило внутренние часы, и лишь
после последнего решающего рывка, когда ему удалось ухватиться за самую
середину своего спасательного круга, он понял, что шансы есть: голосники
еще гудят, это у него в ушах барабанный бой вперемешку с песком, время
есть! Он еще раз изо всех сил подтянулся, шлепнулся на поверхность
покрывала, и воздух моментально засвистел из всех щелей. "Черт с ним, -
решил Матлин, - на нем даже в сдутом состоянии засасывает медленнее, чем
без него".
  - Али!!! - Фрей поднял голову, и взору его предстало удивительное зрелище:
совсем близко, в полутора метрах от его вытянутой руки, прямо по курсу,
стоял тот самый горбун, утопая в песке по колено. - Наконец-то, - прошипел
Фрей и сделал отчаянный рывок в его сторону, чтоб ухватиться за подол. Ему
было все равно, кто это, и можно ли хвататься за это руками. Он знал: если
только ему удастся вцепиться в это белое чучело - он готов будет пройти с
ним в обнимку все круги ада. Но горбун дернулся, закинул руки за спину. Из
его горба вырвались в стороны огромные белоснежные крылья и завибрировали,
издавая упругий шелест. Один хлопок крыльев и существо, вырвавшись из
песка, взмыло вверх и стремительно понеслось, простирая вперед свои
огромные руки, будто клюв диковинной птицы.
  - Господи... Иисусе, - пробормотал Фрей, выбираясь из-под обрушившейся на
него песчаной волны. - Стой! Вернись! -
но вой голосников усилился и Фрей, как одержимый, устремился на звук.
По-пластунски растянувшись на покрывале, проделывая одному лишь инстинкту
понятные телодвижения, похожие не то на лягушачьи, не то на змеиные,
перекатываясь и извиваясь. Выбиваясь из сил, он делал остановки, чтобы
вытянуть утопающее в песке покрывало, задрать вверх его "киль", покрепче
вцепиться в этот "киль" зубами и по возможности более аэродинамично
разместить свое бесчувственное тело по курсу.
  "Если только я в верном направлении, - рассуждал он, - фигу ты меня
получишь, белокрылый... - за "белокрылым" следовала череда нелитературных
эпитетов, которая прибавляла ему бодрость духа. - Главное - успеть до
бури... До бури бы успеть. Если энергично ползти - непременно успею! -
Подбадривал он себя и полз, полз, полз... До последнего момента не
представляя, какое расстояние отделяет его от дрейфующей платформы. Он еще
несколько раз повторил свое магическое эхо "Али" и оно, едва различимое,
больше похожее на галлюцинацию, возвращалось к нему все быстрей и быстрей.
Но, когда ветер усилился, покрывало обернулось вокруг него саваном, а
телодвижения стали напоминать брачный танец болотной гадюки, завернутой в
целлофан, прямо над ним с оглушительным громом ударили голосники. Он
треснулся лбом обо что-то жесткое и сквозь искры всех оттенков радуги
разглядел подъем купола, распластался на нем голым телом и потерял
сознание.
   
Глава 12

  - ... самым умным среди них был Баю, который никогда не отвечал на
вопросы. Когда его спрашивали, он молчал и лишь изредка говорил "не знаю",
"не могу сказать", "это выразить невозможно", - рассказывал незнакомый
низкий голос, едва справляясь с артикуляцией, будто разговаривал первый
раз в жизни.
  - Что ж ему было делать? - спрашивал другой незнакомый голос, похожий на
женский. - Снова учиться разговаривать?
  - Ни в коем случае, - отвечал первый, - его молчание многого стоило...
  - Говорить для него - все равно, что сойти с ума, - вмешался третий голос.
  - Не надо столь буквально... - возразил первый. - Не надо. Тем более что
никто из нас не может себе представить, что творится в голове Баю. Он был
самым способным из нас даже тогда, когда умел говорить.
  - А Фрей? Кажется, он начинает с того, чем должен был кончить?
  - Фрей просто красив, - заметил женский голос.
  - Ты находишь?
  - Я нахожу его очень красивым.
  "Убийственная женская логика", - подумал Фрей. Он чувствовал, что
говорящие находятся где-то поблизости и ему самое время пошевелиться,
чтобы дать им понять, что он, между прочим, еще не совсем сдох, чтобы
позволить обсуждать свои физические достоинства в своем же присутствии.
Голоса умолкли, и мягкие шаги направились в его сторону.
  - Посмотрим-ка, что происходит, - сказал первый голос, зависая прямо над
его лицом, - очухался!
  - Красавец! - подтвердил женский голос, и Фрей, прежде чем открыть глаза,
уже нафантазировал себе прелестную синеглазую инопланетянку, которая
непременно влюбится в него по уши и, возможно, он согласится с ней
разделить некоторые счастливые минуты личной жизни, которые полагались ему
по природе и в которых он вынужден был себе отказывать, в силу сложившихся
обстоятельств. Но красивых инопланетянок Фрей еще не встречал. Более того,
он не встречал инопланетянок как таковых и был уверен, что за пределами
его планеты ничего ни женского, ни эстетически привлекательного вообще
водиться не может. Вот и теперь над ним склонялось лысое белокожее
существо с красновато альбиносьими глазами. Не было сомнений, что именно
оно обладало глубоким женственным голосом, так возбудившим его воображение.
  - Ты зачем за дуном погнался, балда?
  - Чем дун тебя приманил? - уточнил четвертый, незнакомый ранее голос.
  - Я видел ангела, - ответил Фрей и снова закрыл глаза.
  Раис развел руками столпившихся вокруг него существ и положил Фрею на
грудь весь набор его навигаторских манжет.
  - Это был дун, - подтвердил он, - такое случается с непривычки, особенно
перед началом бури. Однако никому еще не приходило в голову бегать за ними
по пескам.
  - Этот ангел хотел погубить меня.
  - Это нормальный дун, который не может хотеть кого-либо погубить. Хотя бы
потому, что ему банально на все наплевать.
  Фрей приподнялся со своего ложа, которое больше напоминало
гроб-раскладушку, и огляделся. Их было семеро вместе с Раисом, чудно
одетых гуманоидов, скорее всего, принадлежащих к одной и той же расе. Они
рассаживались вокруг на мягком полу и с нескрываемым интересом его
разглядывали.
  - Как ты думаешь, кто они? - спросил Раис. - Ты говорил: "Покажите мне,
наконец, хоть одного бонтуанца"? Вот, гляди. Может, тебя заинтересует, о
чем болтают между собой эти юные особи? Их язык понятен. Как ты думаешь, -
обратился он к женщине, - чему вы можете научить Фрея? Только учти, его
мозги работают не всегда. При виде дуна они отдыхают.
  Женщина приблизилась к Фрею и провела рукой по его волосам примерно так,
как гладят по голове большую и ласковую собаку.
  - Тебе с ним придется тяжело, Расс, он станет самым чудовищным,
неблагодарным учеником, который будет усложнять простое и упрощать
сложное. Тебе придется потратить много сил, чтобы спихнуть его с
пьедестала стереотипов. Если хочешь, чтоб он тебе доверял, помоги ему
найти друга.
  - Ни за что, - улыбнулся Раис, - сейчас он будет на меня слишком зол,
чтобы принимать помощь.
  - А ты сделай подарок, - женщина еще раз запустила пальцы в лохматую
шевелюру Фрея и слегка растерялась. - Никогда не думала, что земляне
красивы.
  - Это уже не совсем землянин. Если не ошибаюсь, его как следует обработали
перед Акрусом.
  Матлин от ярости заскрипел зубами. "Кто тебя тянул за твой подлый длинный
язык!"
- Действительно, - согласилась женщина, - он весь кипит от ярости. Скрытый
темперамент - это именно то, что нужно. Спасибо, Расс, ты умеешь подбирать
компанию.
  - Ладно, эстетствуй. Только недолго. Он мне сегодня нужен. - Раис
удалился, а Фрей был за руку приведен в общий круг и усажен на пол рядом с
эстетствующей бонтуанкой.
  - Можно я дам тебе имя, - шепнул он ей на ухо. Женщина растерялась еще
больше.
  - Если хочешь...
  - Анна. Я хочу называть тебя Анной.
  - Но почему?
  - Не знаю, но очень хочу.
  Бонтуанцы пропустили по кругу сильный телепатический импульс, который
задел даже Фрея, но смысла ему уловить все же не удалось. "Чуть-чуть бы
помедленнее, - казалось ему, - и я почти их человек". Он подвинулся ближе
к середине круга, чтоб выйти из их "кольца" и не трясти головой после
каждого импульса - так следовало поступать каждому существу, оказавшемуся
в среде телепатов, чтобы избежать перенапряжения психики и заставить
собеседников переключиться на понятный ему язык. Двое из них в
совершенстве владели артикуляцией. Один - кое-как, двое остальных
предпочитали отмалчиваться, но представились все. За исключением Анны,
которая деликатно промолчала...
  - Ты хотел нас о чем-то спросить? Пока мы здесь - ты имеешь на это право,
- начал Юзеп, бывший некогда "первым голосом".
  - Если только вы мне позволите начать с наивных вопросов, - засомневался
Фрей, но понял, что ничего особенно изощренного эти молодые особи от него
и не ждут. - Кто вы? Бонтуанцы это религия?
  - Нет, - ответила Анна. - Бонтуанские влияния в фактуре иногда имеют формы
религий - вопрос не так уж наивен.
  - Что вы можете сказать о бонтуанских влияниях на Земле?
  - Это будет зависеть от твоих отношений с Землей, - вступил в разговор
"третий голос", Грют.
  - Почему? Моя осведомленность может иметь дурное влияние на цивилизацию?
  - С чего ты взял, что влияние будет дурным?
  - Из некоторой исторической аналогии с Акрусом.
  - Есть такая аналогия. Но речь идет не о цивилизации, а о тебе. Не думаю,
что один умалишенный провидец способен внести смуту в естественный ход
событий.
  - Если один и тот же исторический процесс, - вмешался "четвертый голос"
Бегара, - начинает повторяться, то не за тем, чтобы окончиться столь же
нелепо. Скорее наоборот. Ты мало изучал аналогии развития - это особый
логический ряд, структура слишком зависимая от каждой мелочи внутри себя и
сказать однозначно, к чему это развитие приведет, невозможно.
  - Тебе известно, что произошло в Акрусе?
  - Это известно всем.
  - Ты скажешь мне?
  Бонтуанцы опять пропустили по кругу импульс, и Фрей инстинктивно откинулся
назад, чтоб уловить его, на случай, если они решат не говорить...
  - Скажу. Они спровоцировали опасный процесс... почти астроф