а любовалась этой штуковиной на ком-нибудь еще. От его спины
отделилось и неуверенной походкой ушло вглубь оранжереи эфироподобное
существо, до неприличия похожее на самого Фрея. Существо походило,
побродило, вдруг нервно задергалось, стало хватать себя за волосы и
набрасываться на Фрея с беззвучными репликами, судя по артикуляции,
местами нецензурные, типа: Что ты наделал... так тебя... Как ты мог...
такой-то!.. это допустить! Ты отдаешь ли себе отчет в том, что произошло?
  - Хм, - удивился Фрей. - Это еще что такое? Уберите от меня этот глюк...
  "Глюк" бушевал, стучал ногами по полу, даже пытался надавать Фрею по
мозгам. Но, в конце концов, успокоился и, сердито постояв рядом со своим
обидчиком, растворился в нем, как ни в чем не бывало. Анна
прокомментировала этот факт довольно конкретно: "Фрей пришел в себя". С
тех пор именно этой фразой заканчивалась каждая вылазка МФ-дубля.

  Второй раз Фрея "вывело из себя" известие, что срок пребывания Перры в его
распоряжении подошел к концу. Машину следует вернуть владельцу в обмен на
захваченный им корабль. Суф столкнулся с сиамствующими Онами неожиданно в
технопарке ЦИФа и безуспешно пытался им объяснить, что "то барахло", как в
комиссионке, возврату не подлежит, и уж тем более не меняется на Перру.
Более того, "пряник" привязался к новым хозяевам, за ним требуется
специальный уход, и планы Матлина давно изменились. Он больше не
путешествует по ареалу багажом и если его как следует рассердить, в нем
может проснуться фактуриал, с которым крайне опасно иметь дело. Но Оны
требовали "того самого фактуриала" и с Суфом обсуждать дела отказывались.
"Как знаете, - предупредил их Суф, - я его приглашу, а дальше - пеняйте на
себя".
  Явившись на место событий, Матлин не сразу их разыскал в помещениях парка.
Гораздо больше в поисках повезло МФ-дублю, надломленному тяжелой жизнью; и
он, падая на колени, жалобной мольбой стал увещевать Онов на своем немом
языке не отбирать "родненького пряничка", приправляя свои вопли соплями и
сентиментальными аргументами, не имеющими никакой ценности в глазах
прагматически мыслящего существа.
  Оны обалдели от неожиданности и бросились за разъяснением к Суфу.
  - Так что, это и есть тот парень, с которым нам предстоит иметь дело?
  Но Матлин уже "стоял на пороге" и, к своему удовлетворению, созерцал Онов
в натуральную величину. Они действительно выглядели как сиамские близнецы
и ростом едва доставали ему до пояса. Разве что, разорвав их пополам и
установив друг на друга, с ними можно было чувствовать себя на равных.
  - Нет, ребята, дело вам придется иметь со мной. Так что слушайте
внимательно, отдельно для каждой головы повторять не буду: ваша машина,
которая мне досталась при очень некрасивых обстоятельствах, мне до сих пор
нужна. Поэтому назад вы ее не получите. Свой агрегат я оставляю за нее в
залог и советую обращаться с ним бережно, потому что с ним у меня связано
много дорогих воспоминаний. Я все доходчиво излагаю? Если что не ясно -
лучше сразу переспроси(те), а если ясно - загружайтесь обратно и
проваливайте отсюда с миром.
  Оны оказались благоразумными существами и, не мешкая, поступили, как было
велено.

  Следующая серия "выходов из себя" у Матлина случилась по причине гораздо
более уважительной. О ней речь пойдет в следующей главе. Но, нужно
отметить, что эти выходы оказались последними. Вскоре после них МФ-дубль
стремительно утратил свою яркость, активность и бесследно исчез.


                                  Глава 33


  Из Аритабора Матлина вытащило тревожное сообщение: сработал передатчик
Суфа, оставленный в Акрусе, и принес известие не слишком обнадеживающее,
зато лаконичное: "Спаси меня".
  - Все, - развел руками Суф, - извел своего дуна красноперого? На этом
оборудовании я без него в Акрус не пойду. Если ты, конечно, намерен
забирать Гренса...
  Но Матлин, не теряя времени, развернул болф в направлении бонтуанской
платформы и запросил экстренную связь.
  - Они помогут найти того навигатора бонтуанца. Иди на пульт, ты должен
говорить с ним... Я только испорчу все дело. Суф, не спорь, это
единственная возможность.
  Суф нехотя, осторожно, но все-таки отправился на пульт.
  - С чего ты взял, что мы договоримся с этим навигатором? Что ты о себе
вообразил?
  - Мне точно известно, что он регулярно ходит в Акрус.
  - И все? Хорошо, давай сюда бонтуанцев и отойди подальше от пульта, а еще
лучше - возьми Перру и уберись с корабля.

  Пока Суф работал на связи, а длилось это несколько часов подряд, Матлин
опасался даже приблизиться к пилотской, даже включить смотровую панораму -
там стояла подозрительная тишина, изредка нарушаемая протяжным гулом. Он
не один километр намотал пешком по внешней палубе, но так и не доставил
Суфу удовольствия убраться от болфа подальше. Единственное, чему его
научил Ареал сразу, окончательно и наверняка - это длительным ожиданиям.
Порой слишком длительным, никак не рассчитанным на срок его человеческой
жизни. Но Матлин смирился с этим так же, как Суф с его длинной шевелюрой.
Он мог ждать часами, неделями, месяцами - главное, чтоб цель того стоила.
"Феликс, - говорил он сам себе, - если ты можешь сделать это быстрее -
пожалуйста, сделай... А если нет - расслабься и не порть зря настроение
самому себе".

  - А! Ты еще здесь! - донеслось до него, наконец, из недр пилотской палубы,
не иначе, как произошла автоматическая проверка отсеков и запеленговала
инородный организм, маячащий по внешнему контуру. - Так и быть, возьму
тебя с собой... на прогулку...
  - В Акрус? В Акрус? - оживился Матлин.
  - Ну, да. Это самое подходящее место для прогулки, - проворчал Суф. -
Ничему тебя жизнь не научила, только зря на тебя время потратила.

  Навигатор бонтуанец обладал всеми привычками опытного мадистолога. Он
послал на болф Суфа схему своих ближайших маршрутов, подтвердил, что Акрус
входит в его ближайшие планы, а со всеми остальными проблемами велел
прибыть лично.
  - Имей в виду, - наставлял Матлина Суф, - если вдруг он начнет задавать
вопросы - отвечай, как на исповеди, даже если они покажутся тебе
странными. Спросит, каким образом ходили в Акрус в прошлый раз - говори
как есть. Если заметит, что ты лукавишь - никаких дел с нами иметь не
будет никогда!
  Матлин, не мешкая, принялся составлять речь, в которую на минимум времени
уложилось бы максимум информации. С этой задачей они двинулись в путь, а
когда схема маршрута показала приближение к кораблю бонтуанского
навигатора, обе машины сошли с транзитной сетки и состыковали приемные
мосты, - речь Матлина близилась к завершению. Но, оказавшись внутри той
самой бонтуанской махины, похитившей его несколько лет назад, - он уже
начисто забыл, с чего начинать.

  Их пригласили в карантинный зал, предназначенный для приема посетителей и
имеющий связь с диспетчерским пультом. Но на панораме изображения
навигатора не появилось.
  - Что ж, давай... - толкнул его Суф, - кажется, он готов тебя слушать.
  И Матлину ничего не осталось, как дать... Давал он без малого полчаса
подряд - такой длительной болтовни не выслушивал еще ни один живой
навигатор, но заподозрить в этом что-то неладное было чревато. "Держи свои
мысли при себе, - говорил ему в такой ситуации Раис, - если не умеешь
думать, лучше пой революционные песни". Матлин прошелся с самого начала
похищения, с того, что знал лишь со слов Гренса, и убедительно закруглился
на том, что участь Гренса вызывает у него серьезное беспокойство. Что в
Акрусе с ним происходит что-то неладное, что-то останется темным пятном на
совести тех, кто подверг его таким жестоким испытаниям...
  Присяжным заседателям давно пора было захлебнуться в слезах. Матлин же до
самого конца не был уверен в том, что его слышат. Но, как только речь была
закончена, слепая панорама сдвинулась с мертвой точки и, вместо того,
чтобы показать навигатора, захватила в контур сначала его, затем Суфа.
  Вопросов не поступило. Никаких признаков жизни в диспетчерской тоже не
появилось. Матлин знал, что серьезные навигаторы своему внешнему виду
значения не придают и частенько вовсе его не имеют. Они существуют
биологической субстанцией в организме своей машины и могут годами ее не
покидать. Поэтому перспективы лично увидеть своего похитителя были
ничтожно малы, но вдруг среди карантинного зала возник защитный купол, в
котором появилось существо неопределенной расы, наглухо закупоренное в
бесформенный защитный кокон, увенчанный неким подобием направленного в
сторону капюшона. Зрелище показалось Матлину жутковатым. Такой амуницией
пользовались лишь самые физически уязвимые существа, не выносящие даже
малых доз ультрафиолетового излучения.
  - Он будет принимать информацию о Гренсе лично и только с координатора
манжета, - объяснил Суф, - отстегни координатор и медленно отпусти.
  - Как?
  - Просто положи на пол.
  Матлин попытался уронить капсулу, но она замерла в воздухе, повисела
минуту и перевернулась.
  - Все. Аккуратно возьми и засунь на место.
  - Что он решил? - спросил Матлин. - Что нам делать?
  - Уже ничего. Если получится, он заберет Гренса сам. Мы ему не нужны. Если
не получится - значит, не получится.
  - Мы остаемся?
  - Да, - произнес Суф после недолгой паузы. - Подойди к куполу как можно
ближе и замри. На твоем координаторе была лишняя информация. С лишней
информацией он в Акрус идти не хочет. Он должен ее сбросить.
  Матлин приблизился к куполу и замер. Можно было бы, конечно, напрячь
воображение и представить себе существо, находящееся под суперзащитой.
Наверняка оно как-то выглядело и забавно копошилось внутри кокона, как
маленький лягушачий головастик. Плазматические коконы обычно используют
существа, не имеющие опорно-двигательной системы. Интересно было бы себе
представить его естественно-фактурную среду, если, разумеется, он не
забыл, что это такое. Но "капюшон" на голове навигатора неожиданно
развернулся в сторону Матлина, и все потуги воображения в один момент
показались ему бессмысленным баловством. В глубине прорези зияла черная
пустота, из которой прямо на него волчьим глазом мерцало пять едва
различимых светящихся точек.

  УЧЕБНИК
ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ
Опыты мадистологии (19-я Книга Искусств. Хроника Астари).

  Возможно, этот фрагмент окажется здесь преждевременным - не страшно.
Гораздо хуже, если нужного фрагмента в нужном месте не окажется. Если уж
повествование идет, а точнее, отталкивается от 19-й КИ, где иногда
встречаются противоречивые сведения о мадисте, объясню вкратце, что именно
меня спровоцировало на преждевременную главу. Дело в том, что мемуары
Феликса Матлина к этому времени прошли свои добрых две трети и, если в
дальнейшем будут встречаться упоминания об этом персонаже, то из иных
источников. Примерно в конце мемуаров приводится описание "теста". Вряд ли
стоило воспроизводить это описание в первозданном виде, обрывками
хаотических воспоминаний, половина из которых, бьюсь об заклад, никакого
отношения к "тесту" не имеют. Но есть в этих обрывках одна деталь,
принципиальная для будущего развития сюжета: некоторое время после "теста"
Феликса навязчиво посещало одно и то же видение: квартира, женщина с
маленьким ребенком, которого она старательно оберегает от посторонних
взглядов: "Ты больше всех не желал его появления на свет, ты не имеешь
права подходить к нему близко, даже думать о нем..." И Феликс пытается
заглянуть рассерженной матери через плечо, чтоб разглядеть это недоступное
существо, которого, по всем разумным законам природы, не должно было быть.
Но когда ему это удавалось - он обнаруживал, что у ребенка нет лица,
пальцев, будто это не человек, а биологическая заготовка, из которой
только предстояло вылепить человека.

  Раис не соврал Матлину, когда сказал, что из посредников могли бы
получиться неплохие мадистологи, но Раис не сказал ему главного, почему
они, вопреки своему природному обыкновению, не слишком увлечены этой
"закрытой" темой; и в чем заключается существенный вклад посредников в
странную науку мадистологию. Не скажу, что этот вклад чересчур велик в
соотношении с заслугами других признанных авторитетов этой области.
Подобные вещи тоже иногда называются "началами наук". Речь идет о технике
безопасности и только о ней. Возможно, именно в этой, предложенной
посредниками мере предосторожности и следует искать причину их взаимного
нейтралитета с мадистой.
  Начало истории относится к постаритаборскому периоду, когда к посредникам
обратились существа, относящие себя к одной из ветвей цивилизации Хаброна,
которая здесь еще никоим образом не описывалась и к Кальте отношения не
имеет. Проблема состояла в изучении совершенно нового явления: "Похоже, мы
задели цивилизацию, существующую в необычной для нас среде, - объяснили
посредникам хаброниты, - похоже, мы не сможет друг друга понять, а это
сейчас жизненно необходимо. Способу их языка мы не можем найти даже
приблизительного аналога". В качестве переводчиков посредников
использовали часто и охотно, и если вдруг где-то сталкивались два
непонятных друг другу способа передачи информации - само собой, между ними
должен был появиться кто-то, способный уладить эти проблемы.
  Проблема же заключалась в том, что хаброниты, совершенно интуитивным
образом умудрились совместить каналы ИИП с Е-инфополем там, где они в
принципе считались несовместимыми. К счастью, этим занималась лишь
небольшая группа "смертников" изолированно от внешнего мира. То, что
получилось в результате этой деятельности, и стало тем самым "неопознанным
явлением" языку которого аналогов в ЯА не нашлось.
  Цивилизация Хаброна до той поры еще не сталкивалась с мадистой, даже с
явлениями, похожими на нее и, естественно, грамотно объяснить суть
происходящего было невозможно. Поэтому аритаборские переводчики, прибыв
лично на место происшествия, сразу оказались в эпицентре события. Зрелище
казалось ужасающим: каналы ЕИП действительно были вскрыты, но принимали
информацию уже умалишенные существа. Информационный поток имел напор
чудовищной силы, способной парализовать каналы-приемники, "прорвать дно"
во всех имеющихся в наличии архивах и замкнуть процесс. После чего всю
экспериментальную территорию надо было срочно уничтожить, как пораженную
смертельным вирусом. Умалишенные лаборанты пытались выровнять напор в
каналах, но сами становились частью этой адской машины, и реагировали на
окружающий мир лишь по схемам, задаваемым оголенным ЕИП. Эта реакция и
выполняла роль "непонятного языка" в последующей мадистологии он получил
название "языка мадисты", обладающего многими достоинствами перед ЯА. Как,
например, мощностью инфопотока, способом концентрации и неограниченными
адаптационными возможностями, грамотное применение которых способно
начисто снять любые языковые барьеры. Хаброниты, неожиданным образом
включенные в язык мадисты, не могли иметь понятия о грамотном применении
языка, за что и поплатились психическим расстройством, а психика,
нарушенная посредством ЕИП, практически не восстановима.
  После этого печального события в науке мадистологии появилось два
принципиальных прорыва, которые, собственно, дали возможность заниматься
этим явлением как наукой, а не феноменом, наблюдаемым от случая к случаю.
  Во-первых, это дало повод задуматься о том, что есть "субстанция личности"
(биологического или небиологического существа, естественного или
искусственного происхождения, имеющего шанс "сойти с ума"). Субстанция
личности, осознающая свое присутствие в данном месте в данное время и
воспринимающая "в себя" окружающий мир - возможности ее риска,
самоанализа, пределы и вероятности восприятия. Этот повод задуматься сам
по себе требует осторожности и грамотной подготовки. Для фактуриала такая
подготовка практически не реальна и чревата двумя крайностями: цепной
реакцией восприятия или зацикливанием его... и то и другое, со знаком
"минус" или "плюс" в равной степени сумасшествие. Для существа,
адаптированного к Ареалу, такое напряжение психики может быть в порядке
вещей. Этих уровней напряжения и уровней психического иммунитета
существует безумное множество, на все случаи проявления мадисты. На
хорошей основе любую из них можно наработать тренингом за несколько лет;
на фактурной основе, которая имеет мало шансов оказаться хорошей, почти
всегда (за исключением, разве что, чистой линии фактуры) необходимы
несколько мутационных поколений. Если эта подготовительная работа успешно
завершена, можно начинать иметь дело с основой мадистологии, которая и
является единственной заслугой посредников в этой области - это я опять о
той самой "технике безопасности" - защите мозга, без которой науки, как
таковой, не существует. Защита мозга может быть самой разнообразной, даже
у тех, кто с мадистологией иметь дело никогда не собирался - это уже
побочная польза. Мозг мадистолога требует защиты особой, устроенной таким
образом, чтобы усложнять и укреплять самое себя от каждой попытки мадисты
ее нарушить, поскольку мозг - их первый и единственный рабочий инструмент.
Применение такой защиты автоматически подразумевает свой этический кодекс,
называемый "кодексом доверия", который должен прилагаться к делу как
инструкция пользователя, как негласный, неписаный закон, гарантирующий
исправность и максимально эффективное применение этой защите:
  - наука, в которой не существует доказательств, требует особых условностей;
- наука, представляющая собой опасность, требует особого поведения;
- наука, предмет исследования которой противоречит логике, требует особой
логики связей. Явление существует. Это не плод фантазии и не случайное
стечение обстоятельств, а очевидный факт, понимание которого пока
находится за пределами нашего восприятия. Но, ввиду того, что явление
все-таки влияет на то, что за пределы нашего восприятия не выходит, и
влияние это очевидно, мы считаем себя в праве узнать о нем. И если
вспомогательные средства, позволяющие фиксировать и анализировать
результаты, нами не могут быть задействованы, остается единственный метод
- доверие друг к другу, как основной доступ к информационному архиву нашей
работы.

  По этой ли причине или вследствие опыта проб и ошибок, мадистологи с тех
времен и по сей день являют собой образец честности для всего разумного
Ареала. Эти существа с врожденной честностью, тупой и прямолинейной,
которая подвела бы любого человека при первой же жизненной коллизии, для
них является единственной возможностью не растратить впустую свои труды;
возможность существовать в совершенно чуждой для них среде и всегда иметь
возможность обойти прямое столкновение с предметом своих исследований,
который (по выражению Матлина) постоянно находится в состоянии самообмана,
а также обмана всех окружающих. От "хроник Астари" могу добавить, что
исследуемое явление так же имеет свойство покидать свою привычную среду
обитания - на этот случай состояние "самообмана" может быть для них таким
же единственным способом выжить.
  Не могу утверждать, что сама техника защиты мозга целиком обязана своим
существованием Аритабору. Но посредники, по логике вещей, найдя
теоретическую основу этой защиты, должны были первыми погрузиться в
исследования. Но именно они самоустранились в первую очередь. Возникает
вопрос, почему? Из-за чувства самосохранения? В этом случае, почувствовав
опасность, логично было бы поделиться своими опасениями с теми, кто ее не
почувствовал. Тем более что опасность наверняка бы имела глобальные
масштабы. Истинной причины установить так и не удалось. Если кого из
посредников где-нибудь припирали к стенке вопросом: "почему ж ты... с
твоими природными посредническими способностями, не хочешь даже
попробовать?" - ответы были похожи друг на друга, будто их штамповали на
одном конвейере: "Невозможно изучить явление, которое не созрело для того,
чтобы дать себя изучить. Здесь дело не в нас и не в них, а только в
бесполезной трате времени". То есть, перевожу: если когда-нибудь мадиста
явится в Аритабор с белым знамен