тлений. "Мода такая пошла, - объяснили
Матлину работодатели, - обучатся, пару раз сядут за штурвал и больше их в
клубе не видно. Вроде как сам себе чего-то доказал... и хватит. А машин не
хватает".
  Деньги на проект были, но самолет не летал, не ездил и даже разбору на
запчасти не подлежал. Кому пришла в голову идея поставить его "на крыло" -
разве что самому законченному фантазеру.
  Суф на технические описания вверенного ему металлолома отреагировал
спокойно: "Надо взглянуть. Если там есть чему лететь - значит, полетит".
Звездный час Суфа приближался с каждой секундой неумолимо и неотвратимо,
как вечное стремление человека в неизведанные глубины космоса. Но,
оставшись с ним наедине, Матлин зарубил подобные стремления на корню:
"Учти, голубчик, эта штука должна взлетать только после разгона по полосе
и, не дай Бог, она получится с вертикальным взлетом..."

  Под большое "честное слово" Суф был допущен к работе и справился с ней на
удивление быстро, без фокусов, не привлекая лишнего внимания. Но на
завершающем этапе нарвался на неожиданный казус, совершенно для него
противоестественный. У напарника Суфа были права на управление этим типом
самолетов, но Суфу, как главному механику этого безнадежного проекта,
первому пришла в голову мысль вскарабкаться за штурвал и предпринять
испытательный облет. Ему тут же объяснили, разумеется, всю глубину его
неправоты и Матлин даже не попытался бы заступиться, если б ни одна фраза,
произнесенная с нескрываемым высокомерием: "Видишь ли, парень, мастерить
машину - дело одно, а управлять ей - несколько иное. Летная практика - это
то, без чего о самостоятельных полетах не может быть и речи. Как-нибудь в
другой раз тебя покатают..."
Матлин сам удивился, как ему хватило терпения дослушать это до конца. Суф
поразительно спокойно все воспринял. Тем более сам проболтался, что
никогда не летал на самолетах. Но возмущение достигло глубины души:
  - Это у кого нет летной практики? Что ты можешь знать о его летной
практике? А вдруг она у него побольше, чем у всего вашего клуба? Что ты
вообще о нем знаешь?
  - Не надо, Феликс, он прав, - остановил его Суф и добавил на языке,
непонятном для окружающих. - Дурак всегда прав, потому что только дурак
способен узреть истину, - этим аритаборским словозаворотам в свое время
обучил его Матлин и никак не ожидал, что они пригодятся Суфу именно на
Земле.

  Всю дорогу домой Суф был молчалив и задумчив, будто решал для себя один
принципиальный вопрос: обидели его смертельно или еще можно жить...
Обидеться Суф умел, но был на редкость отходчив. Самой большой обиды
хватало лишь до смены темы разговора. Это касалось всего на свете, кроме
одного, святая святых, его "летучего" достоинства безотносительно зоны
Акруса или неба местного аэроклуба. Вызов попал в самую десятку:
  - Почему они считают, что я разобьюсь? - удивлялся он. - Я же ездил на
машине. Меня этому никто не учил. Собрал, поехал и все нормально.
  - Вот и я думаю... - согласился Матлин. - Сам разобьешь - сам же починишь.
Только как я им объясню, почему ты остался жив?
  На машине Суф действительно разъезжал даже по городу, даже иногда соблюдая
правила дорожного движения и всего раз нарвался на инспектора ГАИ за
"лефт-трефик", предпринятый им на загородном шоссе со скоростью сто
километров в час. Он терпеливо выслушал все претензии к себе, а когда
понял, что просто так ему уехать не придется, воспользовался КМ-лифтом
Перры, не забыв захватить с собой машину. К сожалению, свидетелей не
оказалось, можно только предполагать, какова была реакция инспектора.
Вероятнее всего, он был озадачен.
  - Почему я должен разбить самолет, - недоумевал Суф, - если эта машина
специально сделана для того, чтобы лететь?
  - Давай договоримся: если тебе дадут возможность полетать одному - попроси
у них парашют и твори, что хочешь. Только, если что, постарайся, чтобы
парашют раскрылся, ради меня...
  - Не надо одному! Я же не собираюсь угонять эту рухлядь. Пусть будет
кто-нибудь - и мне спокойнее, и соблазна меньше, и вообще... - ухмыльнулся
Суф, - я сейчас на Перре не вполне уверен, что один... А ты говоришь, на
самолете...
  - Как это?
  - Помнишь, мы катали твою подругу? Индикатор машины показал присутствие в
салоне четвертого. Как думаешь, кто бы это мог быть?
  - Али, прохвост! Кто же еще? Но в самолет он с тобой не полезет - его от
высоты тошнит.
  - Теперь каждый раз, садясь за управление, я вынужден сам себя
пересчитывать. А как прикажешь пересчитывать себя за штурвалом? Еще не
хватало, чтобы его вытошнило прямо на доску приборов.
  - Ты же в курсе, что он держится за меня...
  - Один момент, - усомнился Суф, - мы в тот раз даже за орбиту не
выходили... А когда выходили - у меня в глазах не троилось.
  - Ерунда какая... Ты хочешь сказать, что он прицепился к Наташке?
Индикатор реагирует только на его человеческое состояние. Или ты хочешь
сказать, что он взял моду прятаться от нас под сиденьем салона?
  - Я ничего не хочу сказать о тех вещах, в которых не разбираюсь. А вот
тебе следовало бы посмотреть, как выглядит "раздвоение призрака", прежде
чем тащить его сюда.
  Матлин схватился за голову.
  - Что ты мелешь! Не пугай меня, не то я "выйду из игры" раньше, чем он.
  - А я и не пугаю. Просто надо было смотреть, когда предлагал шестирукий.
Ты у нас здесь главный мадистолог: возишься с ним - вот и возись, только
не забудь спросить, от чего у меня двоится в глазах.


                                  Глава 22


  Для решительного разговора с Натальей Матлин выбрал не самый удачный день.
И тот факт, что в собственном подъезде он наткнулся на шедшего к нему
обидчика Суфа, никак не повлиял на решительность его намерений.
  Наталья встретила его зареванной. Впрочем, это состояние в последнее время
было для нее характерно.
  - Чего тебе? - рассердилась она. - Что тебе еще надо? Я знаю все, что ты
скажешь. Ты это говорил уже миллион раз. Весной мы поженимся. На свадьбу
придешь, а теперь убирайся.
  - Нам надо поговорить сейчас же, срочно. Ты даже представить себе не
можешь, что я тебе скажу.
  - Полиция нравов! Опять будешь наставлять меня на путь истинный?
  - Нет. Только на технику безопасности общения с мадистой.
  - Это ты здесь главная мадиста! И Суф твой - мадиста! Господи, когда вы,
наконец, уберетесь отсюда в свой ареал! - Наташка попыталась выпихнуть
Матлина за дверь. - Матюша, скоро я решу, что ты ревнуешь.
  - Не смеши! Нам надо поговорить, пока не поздно. Иначе ты наживешь себе
проблему, от которой без моей помощи не отделаешься.
  - Да, я это сделаю тебе назло! Только тебе назло!

  Но спустя час, как только Матлин успел вернуться домой, она позвонила и,
заходясь рыданиями, сообщила, что покончит с собой, что такая жизнь для
нее невыносима, что этот "засранец" опять от нее прячется и что есть у нее
самые худшие предположения насчет обещанных ей проблем.

  Весь вечер они просидели у Матлина на кухне. Наташка курила одну сигарету
за другой и несла полную ахинею о летающих драконах; о том, что лучше всех
понимает, что Али никогда на ней не женится; о том, что понятия не имеет,
зачем он мучает ее и что ему от нее нужно...
  - Он чаще тебя беспокоит?
  Наташка разрыдалась:
  - Проклятый мадиста! Видеть его не могу. От одного его вида меня тошнит. У
тебя в Ареале не изобрели таблетки, чтоб выпить и забыть его навсегда?
  - Ваше общение как-нибудь изменилось?
  - Изменилось. Мы не общаемся вообще. Тебя это устраивает?
  - Я ничего не понимаю, - растерялся Матлин, - совершенно очевидно, что у
него существует какая-то связь с тобой. И, если я исчезну с Земли, он
может остаться, а меня это совершенно не устраивает.
  - Нет! - закричала она. - Феликс, нет! Если ты исчезнешь - он потащится за
тобой. Я знаю это точно. Пожалуйста, пообещай мне... - она вцепилась в его
рукав, - пообещай, что я поеду с вами. Я не могу без него жить. Это все
равно, что смерть.
  - Вот это мы сейчас и проверим, - Матлин встал и полез на антресоль за
манжетом.
  - Что ты задумал?
  - Эксперимент. Сейчас я на Перре отойду от Земли и подожду. Если он
последует за мной - девочка, ради всего святого, перекрестись и забудь. Я
найду для тебя любую "таблетку".
  - Ага...
  - И только попробуй ее не принять.
  - Ага...
  - Пообещай, что дашь стереть с памяти все, что там наворочено...
  - Ага... - кивнула она, - а если нет?
  - Если я не дождусь его - действительно придется тебя забрать.
  Наташка оцепенела.
  - И что? Что там будет?
  - Неважно. Главное, что тебя не будет здесь.
  - Феликс, подожди...
  - Будешь до конца жизни любоваться истинным лицом своего принца. Но имей в
виду, чудовища превращаются в принцев только в сказке. В жизни все как раз
таки наоборот.

  Перра отошла на два диаметра от орбиты.
  - Ну и что? - спросил Суф. - Так и будем висеть или займемся чем-нибудь?
  - Спляшем, - огрызнулся Матлин, - вот только развеселимся, как следует, и
тут же спляшем. Мне вешаться впору!
  - А мне бы, пока нас двое, прощупать ближайшие планеты. Есть у меня
подозрение, что половина из них - "пломбы".
  - Ну и что? Что это меняет? Пломба - не пломба! Меня волнует только одна
из этих планет, будь она хоть десять раз пломбой, я не могу оставить на
ней мадисту!
  Суф презрительно фыркнул.
  - А что это меняет? Мадиста - не мадиста. Если даже ты его не можешь
отличить от человека.
  - В том-то все дело, - бушевал Матлин, - что я не знаю, что это меняет.
Понятия не имею. Ты уверен, что до Наташки индикатор меня не "раздваивал"?
  - Мы с тобой летали-то всего раз... Вполне возможно, что к тому времени он
уже привязался к ней.
  - Ты уверен, что индикатор не ошибся?
  - Обижаешь машину. Смотри на панель: нас по-прежнему двое.

  За наблюдением панели Матлина из припадка ярости потянуло в сон. Прошло
полчаса молчаливого ожидания. Суф крутил память индикатора во всех
режимах, но никакой более конкретной информации из нее извлечь не
удавалось, а Земля, завернутая хлопьями облаков, все дальше и дальше
уплывала от них по правому борту. Матлину начали мерещиться песчаные
пустыни под оранжевым светилом Аритабора, высокий человек, замотанный в
черное полотно до самой макушки, сигналил ему "танцующей азбукой", больше
похожей на танец рук - древнейшую азбуку посредников. "И все-таки это дун,
- думал Матлин, - но у черного ангела не может быть крыльев. За тем, у
кого нет крыльев, можно идти по пескам. Рядом с ним мне хуже не будет" -
он сделал шаг вперед, как вдруг кто-то схватил его за руку:
  - Эй, приятель! Ты где? Приснилось что-то?
  Матлин подскочил и уставился на индикатор.
  - Есть!
  В задней части салона четко послышался шум падающей воды, и две ласты
звонко шлепнули по полу.
  - Чего висим, мужики? Помощь нужна?
  Увидев это зрелище, Матлин не поверил глазам, будто из одного сна его
перекинуло в другой: полуголый и абсолютно мокрый Али сливал из маски
акваланга воду прямо на напольную панель "пряника" и отстегивал ремни
кислородного баллона.
  - Ты откуда? - сердитым тоном спросил его Матлин.
  - Из Южной Африки, а что? Случилось что-нибудь?
  - Разговор есть.
  Али освободился от акваланга, скинул его на пол и захохотал.
  - Ребята! Вы меня раскусили. Убей меня Бог, я виноват! Я не хотел, но я
помогу вам выбраться отсюда. Все произошло так неожиданно - надо было
дублировать пилотаж. Но я помогу вам вернуть корабль. Будет сложно, но я
помогу. Это ты! - Али хлопнул по плечу Суфа. - Ты, лысый черт, меня
раскусил! Я знал... я догадывался, что с тобой лучше не связываться!
  - Ты уберешься с Земли вместе с нами!
  - Клянусь! - Али положил руку на сердце. - Я же обещал!
  - Только попробуй меня еще раз обмануть!
  - Я не хотел. Я нечаянно.
  - И прежде чем убраться отсюда, будь любезен, сделай так, чтобы Наташка не
страдала по такому придурку как ты... Максимально корректно и
безболезненно.
  - В лучшем виде! Я ей всегда говорил, Феликс, что ты больше, чем кто бы то
ни было, достоин ее страданий. Да ты и сам ей наболтал лишнего. Так что не
сомневайся.
  Матлин еще раз сердито посмотрел ему в глаза.
  - И только попробуй еще хоть с кем-нибудь...
  - Ни за что! Мне твоей Натальи хватило на всю жизнь! Ребята, если я не
вынырну через полчаса, меня будут считать без вести утонувшим. Здесь
кислорода не осталось... - Али пнул ногой баллон, - а меня в Мексику
пригласили. Англичане. Такие милые ребята... Они так расстроятся, если я
не посмотрю на живых индейцев. Так тоже нельзя... Давайте-ка, поплыли
обратно.

  На подходе к орбите Али исчез, и индикатор сбросил одну живую единицу.
  - Ты что-нибудь понял? - спросил Матлин Суфа.
  - Да. Эта сволочь занулила нам болф.
  - А с индикатором?
  Суф долго вертел головой и не мог понять, какие еще в этой жизни могут
существовать проблемы, кроме зануленного болфа?
  - Да брось ты, Феликс, он сам себя раскусил. Ты убедился, что все в
порядке, а выберемся мы и без его помощи... как-нибудь.
  - Все в порядке! Пока в порядке, но я так и не понял, что он здесь делает?
  - Почему ты решил, что должен все понимать? Тебе было ясно сказано: на
индейцев смотрит. Почему ты ко мне цепляешься? Почему его не спросил? Ну,
хочешь, еще раз перекроем ему кислород?

  УЧЕБНИК
ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ
Природа и Творения.

  Религия фактур - тема особого порядка, но пока что никем не относимая к
разряду принципиальных или основополагающих. Поэтому для начала неплохо
было бы определить, что именно здесь будет пониматься под словом
"религия". В 4-й Книге Искусств существует несколько противоречивых
критериев на каждый случай... В каждой фактуре можно выявить кое-что из
проявлений внимания к тому, что сильно и необъяснимо - это отнюдь не
бонтуанское изобретение. Начнем определяться с того, что ближе к нам:
религия - это предполагаемое наличие некой необъяснимой действующей либо
присутствующей субстанции, имеющей влияние на что-то, проявление в чем-то.
Далее возможны варианты: это суррогат дремучего сознания; это направление
интуитивного познания; это область особого искусства восприятия
неизвестного. Это может быть достоянием группы существ (людей) или одного.
Это может быть объектом веры и культа, либо неприязни и соперничества,
даже конкуренции. Эта субстанция в своих проявлениях может быть
разноликой, а может иметь характеристику "ничто из ничего", как, впрочем,
может и отсутствовать, - такие фактуры называют "нейтральными". Обычно это
искусственные образования с начала второй ступени (по Дуйлю). Им
свойственна некоторая заторможенность развития с ярко выраженным интересом
к самопознанию или сходство с колонией гуминомов.
  По религиозным направлениям и особенностям, перечисленным в 4-й Книге
Искусств, существует несколько способов классификации ранних фактур
(бонтуанские фактуры в эту систему не входят), и по качеству религиозности
довольно четко вычисляются их перспективы. В той же самой 4-й Книге
содержится еще одна любопытная вещь, - описание естественных фактур, к
которым ни один признак религиозности не подходит и которые, тем не менее,
успешно существуют. Кроме того, эти цивилизации имеют одну общую
характерную особенность - после вхождения в Ареал они никогда не оставляют
за собой "фактурных хвостов", что, в принципе, явление редкое. То есть
этой цивилизации на уровне фактуры больше не существует никогда и нигде.
Посредники - одна из таких цивилизаций. Почему 4-я Книга считает, что
посредники обошлись без религиозных тенденций и не оставили "хвостов" -
вопрос сложный. С точки зрения некоторых авторов Книги, бонтуанцы со
своими "хвостами" никакого отношения к этой цивилизации не имеют. Но с
точки зрения сочинителя, выращенного в бонтуанской фактуре, это в корне не
так и сочинитель по-своему прав.
  Но если с "фактурными хвостами" посредников все более-менее очевидно: на
нет и спроса нет, то религия посредников - вопрос куда более интересный.
Она действительно слабо вписывается в стандартные критерии, поэтому скорее
похожа на философское мировоззрение (это уже из области того, что 4-й
Книге могло быть неизвестно): существовал некогда давно забытый термин -
"религия богов". Ни в коем случае не потому, что она являлась таковой на
самом деле, а исключительно ради того, чтобы это словосочетание получше
бесило бонтуанцев во времена их Великих Аритаборских разборок. Это была
попытка этического творчества посредников, заведомо притянутая за уши, но
свою миссию она выполняла блестяще - бонтуанцы были взбешены. Особенно от
ее противопоставления "религии защиты", и уж чрезмерно оттого, что плоды
"религии богов" каким-то образом стали просачиваться в фактуры и так
основательно в них въедались, что все старания бонтуанцев были обращены в
полный маразм. Именно из этого маразма и произошло так называемое
"древесничество", то самое пуленепробиваемое "древесничество" с жесткими
канонами и, в высшей степени, гениальной логикой, способной покалечить
даже самую перспективную фактуру. Она стала главным оружием против так
называемых "мистических эпидемий" - влияния на обитателей фактур некоторых
проявлений многомиллионнолетней цивилизации посредников. Переварить эти
влияния фактуриалам не позволял ни исторический опыт, ни возможности
интеллекта. Этому влиянию с самого начала не суждено было перерасти во
что-то подобное посреднической протофактуре, поэтому все последующие
проявления "древесничества" на территории, зараженной "мистической
эпидемией", были похожи на борьбу с ветряными мельницами. Но и это еще не
все: зараженные фактуры, не сумевшие самостоятельно удержать баланс между
этими двумя "эпидемиями", были выброшены бонтуанскими фактурологами на
произвол судьбы, и участь их оказалась незавидной. В пример можно привести
хотя бы первую цивилизацию Акруса, которая по хронологии попадает именно в
постаритаборский период.
  "... великое природное равновесие касается и глупости. Тот, кого
перевалило на один край весов, должен смириться с тем, кто находится на
противоположном. Иначе - не долго ему быть на краю..."
Из архива Бонтуанских хроник:
  каноны "религии богов" (кстати,
изрядно адаптированные).

  В свое время оба термина были забыты в знак обоюдного примирения, но то,
что существовало у посредников во времена раскола в качестве религиозной
модели, лично мне представляется очень любопытным, несмотря на то, что это
было искусственное образование, не повлиявшее на саму цивилизацию.
  Суть модели, вкратце, сводится к Природе и Творениям, где Природа - аналог
единого творящего и сообразующего абсолюта, а Творения - это, грубо
говоря, все остальное... Тот материал, (Естество), который наделен особым
талантом - управлять рукою творца, а не безропотно подчиняться его воле.
Здесь у посредников свои лингвистические заморочки: Творение - вовсе не
означает "слеплен по образу и подобию такому-то..."; мертвого материала в
природе существовать не может, может существовать лишь способность "не
увидеть" в куске мокрой глины ее будущих пластических комбинаций или
нежелание "увидеть". Только глупый гончар может быть абсолютно уверен в
том, что горшок - есть исключительно заслуга его пальцев. Творчество же
посредников подразумевает взаимный процесс Природы и Творений.

  "Весь ощущаемый, предполагаемый и вычисляемый нами
мир (с учетом наших ограниченных и опосредованных
возможностей восприятия) - есть законченный логи-
ческий пласт, отрезок творящей и сообразующей Сути
Природы с равно неизвестными "х" в начале и в конце
своего пути".
  Из тех же "канонов".

  Фактически, это производное образование от религиозной модели, описанной в
начале главы. Она и послужила причиной того, что 4-я Книга не считает
религией попытки посредников морально досадить бонтуанцам, которые в этой
области являются непререкаемым авторитетом.

  "Природа, в своей сути, нерасчленима на противопо-
ложные начала. Она существует лишь в равновесии их,
как начало мира, расходящееся бесконечно долго во
всех направлениях".
  Там же.

  Природа посредников имеет мн