то если цель пребывания здесь "этого Короеда"
неизвестна и если он точно не местный, следует прежде всего выйти в
"справку" космопортов по всей зоне и разыскать некоего экспедитора
Лэя-Матри-Биорга, который должен знать такие вещи наверняка. Если он не
знает - можно с чистой совестью возвращаться обратно. Бывший служащий был
настолько любезен, что тут же сам связался со "справкой" по устройству,
висящему у него на поясе, и замахал руками:
  - Он здесь, он здесь! Торопитесь на верхнюю палубу старого порта. Там
любого спросите: экспедитор Лэй-Матри-Биорг.
  Трое пришельцев спешно погрузились в "пряник" и, подняв его за павильонный
купол, рванули так, что чуть не пролетели мимо указанного места. Не прошло
и пяти минут, как они промчались через весь материк.

  На пассажирской палубе порта топталось человек двести. Трудно было понять,
чем они занимались: то ли встречали кого-то, то ли провожали, то ли просто
проводили время. Народ снизу прибывал, но какого-либо ярко выраженного
лидера в этом скопище не наблюдалось.
  Первый остановленный ими - юноша с большим цилиндром в руках, услышав имя
Лэя-Матри-Биорга, притормозил, поддерживая коленом цилиндр; указал пальцем
в самый центр толпы и побежал дальше. Тут-то и произошло то, что
окончательно развеяло все сомнения Матлина. Из толпы прямо на него
выскочил мальчишка лет девяти и застыл, как вкопанный.
  - Феликс Матлин? - воскликнул он на чистейшем русском языке. - Вы еще живы?
  Пока к Феликсу Матлину возвращался дар речи, мальчишка кинулся наутек, да
так шустро, что проследить траекторию его движения было невозможно. Матлин
выскочил на перила площадки, с которой были видны все лифты и спусковые
панели, но все, что ему удалось разглядеть, - это маленькую фигурку,
улепетывающую в направлении подземной трассы.
  - Стой!!! - изо всех сил заорал он. - Остановись! - их уже разделяла почти
стометровая высота яруса. Как мальчишке удалось спуститься вниз с такой
скоростью, Матлин не понял, да и не время было... Точно также он
впоследствии не понимал, каким образом ему удалось сорваться с перил. Лишь
пролетев метров двадцать вниз, вспомнил, что на нем нет ремонтного жилета
со страховочным "карманом". А еще через двадцать метров его начало
тошнить, и он принял решение тормозить любой ценой, обо что попало, но
дальше аварийной планки манжета реакция не сработала. Все, что успела для
него сделать защитная система костюма, это отшвырнуть его в сторону за
три метра до камней нижней площади. Он еще разглядел впереди силуэт
убегающего мальчика и даже попытался броситься за ним, но на ноги встать
не смог: вся левая часть тела оказалась переломана. Он не почувствовал
боли и еще несколько раз пробовал встать, пока не наткнулся на вязкое
страховочное поле, как раз на том месте, куда должен был приземлиться
изначально. Это сработала страховка Суфа и, если б он не хватал манжет -
был бы в полном порядке. Он уткнулся лицом в каменную плиту... его очень
сильно тошнило.

  Матлину так и не удалось ни на минуту потерять сознание. К своему
жесточайшему отвращению, он помнил все до ничтожных подробностей:
переполох, который произошел на верхней площадке из-за его нетрадиционного
способа перемещаться по ярусам; его погрузку и транспортировку в некое
подобие гостиницы. Впрочем, он не исключал, что это, может быть, КПЗ в
своем цивилизованном варианте или камера для психбольных. Он наблюдал, как
спаивали его кости очень интересным "паяльником", издающим шипение и запах
жареной курицы; как стягивали его порванные сосуды, отсасывали гематомы.
Возможно, пытались давать наркоз, но наркоз на него не действовал так же,
как боль. С ним еще много чего делали интересного, но, не дождавшись конца
процедур, он уснул. Может, на нервной почве, может, от обычной усталости и
спал, пока Али с Суфом его не разбудили. Было утро следующего дня.
  - Извини, - сказал ему Суф, - знал бы сразу, что ты выкинешь такой
идиотский номер - подключили бы синхронную страховку...
  - Ты слышал, что сказал пацан?
  - Да, Али перевел мне.
  - Он сказал, что мне давно уже следует быть покойником.
  - Безусловно, он был прав, - согласился Суф, и Матлин заскрипел зубами от
ярости.
  - Только не вздумайте поругаться! - вмешался Али.
  Обе конфликтующие стороны выдержали паузу, свирепо взирая друг на друга.
  - Я уже сам говорил с ним, - продолжил Суф.
  - С Лэем (мать его...) Биоргом?
  - Матри-Биоргом. Если ты намерен иметь с ним дела, произноси имя
полностью. И вообще, здесь так принято, даже если имя содержит адрес и род
занятий, - будь любезен...
  - Ладно, ладно, кто он такой?
  - Мрачный тип, - Суф изобразил на лице гримасу отвращения, - зануда. Но,
кажется, он тоже тебя узнал.

  К вечеру того же дня мрачный тип Лэй-Матри-Биорг сам стоял на пороге его
покоев. Он оказался человеком лет 45, среднего роста, чуть полноватым с
милой наружностью провинциального бухгалтера, не чуждого никаким
человеческим слабостям. Ни страха, ни отвращения это существо у Матлина
никоим образом не вызывало.
  - А... - протянул Биорг, - я не верил ни ушам, ни глазам своим до
последней минуты! Передо мною действительно Феликс Матлин? Я не сплю и не
нахожусь в плену безумных иллюзий? - весь этот монолог он произнес на
чистейшем русском языке, без какого-либо даже намека на акцент.
  - Присаживайтесь, - пригласил его Матлин.
  - Благодарю вас, покорно благодарю. Надолго ли в наши края?
  - Мне хотелось бы повидать Короеда и я тотчас же вас покину.
  - Как жаль, право же, как жаль. Не стоило бы так торопиться, - его
подчеркнутая театральность начинала действовать на нервы, - тем более,
того, кого вы пожелали видеть, здесь нет. Но я, пожалуй, взялся бы
устроить вам встречу с Лоином Гренсом. Мне кажется, она доставит вам
удовольствие.
  - Меня интересует Андрей Короед.
  - Ни секунды не сомневаюсь, что это достойнейшая личность, но, кажется, мы
с вами с трудом понимаем друг друга. Я бы, с позволения сказать, настаивал
на вашей встрече с Лоином Гренсом. В противном случае, я отказываюсь
понимать причину такого визита.
  - Откуда вы меня знаете?
  - Господин Лоин Гренс знает о вас все.
  - Это он вез меня сюда?
  - Точнее, он пытался это сделать, но после неудачи бесконечно об этом
сожалел.
  - Что ему от меня понадобилось?
  Биорг сделал удивленное лицо.
  - Ему от вас? Спаси Господи! Ровным счетом ничего. Ему нужно было всего
лишь от вас избавиться, отвязаться. Это вы, позвольте заметить, пристали к
нему, как банный лист.
  - Вы хорошо говорите по-русски.
  - Это мой третий родной язык.
  - Прошу вас, будьте внимательнее и уточните: избавиться или отвязаться?
  - Право же, - удивился он еще больше, - не вижу разницы. Он всего лишь
хотел, чтобы вы оставили его в покое.
  - Прекрасно. Ведите меня к нему.

  Поздней ночью на транспортный этаж здания гостиницы, вышли двое и,
преодолев пешком несколько пролетов вниз, уселись в длинную белую машину.
Машина поднялась над дорогой, со свистом пронеслась до конца улицы и
нырнула в туннель на оживленную подземную магистраль, о существовании
которой праздные туристы, падающие с перил космопортов, возможно, не
догадывались. По крайней мере, это наводило на мысль, что подземная часть
города не заканчивается прозаическим подвалом. Спустя несколько часов,
машина вонзилась в круглую дыру, служащую воротами павильона, из которого
торчали лифтовые шахты, приглашающие спуститься еще ниже. Лифт работал,
как стандартный технопарковый лифт Ареала: по любой траектории - вниз,
вбок, по диагонали, как в детской игре с шариком, который должен
прокатиться по доске препятствий и шлепнуться в нужную лунку - ни за что
не уследишь, как он до этой лунки докатится.
  Биорг прямо из кабины отомкнул тяжелую дверь, за которой показался
широкий, залитый светом коридор, похожий на холл дорогого отеля. Пол был
устлан ковровой дорожкой, на стенах висели светильники дневного света.
Здесь же, в керамических вазах, росли обычные комнатные растения: фикусы,
кактусы, ни чем не отличающиеся от своих собратьев, выросших где-нибудь в
Калифорнии или в московских столовках.
  - Прошу вас, точно следуйте за мной, - Биорг провел его мимо зала с
фонтаном, по мраморной лестнице в коридорный тупичок, в который выходили
двери двух апартаментов. На одной из них красовалась полированная
деревянная коробка, похожая на почтовый ящик. Биорг тихонько постучал по
ящику и, приоткрыв дверь, просунул голову внутрь.
  - Господин Лоин Гренс, к вам посетитель.
  Но в комнате было темно и тихо.
  - Зайдите, Феликс, подождите там, а я тем временем разыщу его, - он почти
силой впихнул Матлина в комнату и закрыл дверь.

  Нащупав на стене выключатель, Матлин успокоился. Люстра осветила комнату с
высоким потолком, на стенах которой вместо окон размещались яркие витражи
со сценами охоты и пасторальными пейзажами. Посреди стоял стол, заваленный
горой исписанных бумаг, а вокруг были, то ли расставлены, то ли разбросаны
кресла и стулья. К комнате примыкала небольшая столовая, совсем маленькая
спаленка за тяжелой занавеской с колокольчиками и туалетные комнаты,
выложенные светлой плиткой.
  Окинув все это взглядом случайного посетителя, Матлин вернулся в гостиную
и сел на диван, стараясь совладать со своим подлым желанием сунуть нос в
чужие рукописи. Тем более, что из-под груды бумаг торчала плоская
портативная машинка с русским алфавитом. Просидев еще с четверть часа, он,
со скуки, отправился рассматривать витражи, но тут из коридора послышались
шаги, и дверь распахнулась настежь.
  - Феликс! Ты жив! Господи, как я рад! Как я безумно рад, что ты нашелся!
  На пороге прихожей собственной персоной стоял Андрюха Короед, и его
бледная физиономия переливалась всеми оттенками счастья. Он размашистой
походкой подошел к Матлину и обнял его.
  - Феликс! Скажи хоть слово! Скажи, что я не сплю, что это действительно ты!
  - Знаешь, дружище, - пробормотал Матлин, с трудом унимая дрожь в голосе, -
кажется, я сам не вполне в этом уверен...

  УЧЕБНИК
ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ
Искусство. Естество. Бонтуанские ментальные оболочки.

  Возможно, адаптация терминов не очень удачна. Искусство в Ареале имеет
смысл, несколько отличающийся от земного аналога. Может, дело только в
моем неправильном понимании, но ничего более подходящего в своем словарном
запасе не нахожу. Искусство в Ареале следует понимать дословно как
"опосредованное творение", вторичное, производное. Ему противостоит термин
"непосредственное творение". По аналогии с Искусством, переведу его как
"Естество".
  Естество - то, что не имеет автора-создателя; то, что произвела на свет
сама природа; и, наконец, то, что сделано неизвестным автором. Даже если
это вещь вполне ручной работы, но до тех пор, пока неизвестно, чьих именно
рук, сама вещь и всякий способ ее мировоззренческого осмысления относится
к категории Естества. Для человеческого менталитета такое толкование
абсолютно бессмысленно, даже смешно. Не только для человека, в пределах
всех родственных и схожих фактур. В Ареале этот смысл возник в результате
необходимости четко разграничить Искусство и Естество в не родственной
среде, где не подскажет чутье и не сработает инстинкт. Эти же категории
являются исходным уровнем познания (чего угодно) и в общей арифметике
бытия используются в связке с такими же исходными категориями: "первичное"
и "вторичное".
  В продолжении этого ряда есть еще "третичное", "четвертичное" и т.д.
Невозможно представить, сколько всего степеней опосредованного. В конце
этого списка может померещиться сам черт рогатый. Но начало выглядит
вполне логично:
  1. Первичные творения - Естество - предискусство
2. Вторичные творения - Искусство - творения Естества
3. Третичные творения - 1-ое Постискусство - творения творений
Естества
4. Четвертичные творения - 2-ое Постискусство - и т.д.

  Каждая вещь, каждое явление, суждение, знамение... (от странствующего
астероида до человеческой цивилизации), имеет в этой шкале свое
заслуженное место. От правильного определения своей категории зависит
многое, если не сказать, все. Возникает вопрос, каким образом можно ее
определить, нам, находящимся внутри системы? Первична или вторична
цивилизация, к которой мы принадлежим? Возникла ли она естественным
образом или ее произвели искусственно? Отвечу: по косвенным признакам.
Надо представить себе, чем искусственная фактура может отличаться от
настоящей и оглядеться по сторонам.
  Земля в этом смысле представляет собой настоящий ребус. Здесь с одинаковым
успехом можно найти признаки, говорящие о том, что эта цивилизация имеет
ярко выраженное естественное происхождение: явные исторические циклы,
мощные рывки в развитии и т.п.. Можно найти аргументы в ползу абсолютной
вторичности: допустим, многорасовость, гуманитарно-техногенный дисбаланс и
т.д. На первый взгляд, казалось бы, истину следует искать посередине, но
нет "Между Искусством и Естеством середины не бывает, - гласит
аритаборская пословица. - Между Искусством и Естеством могут быть только
бонтуанцы, а там, где есть бонтуанцы, никогда не будет ни середины, ни
равновесия." И с этим невозможно не согласиться: цикличность развития
фактуры с непрекращающимися кризисами дисбаланса может свидетельствовать о
бонтуанских влияниях. Собственно, бонтуанские влияния вычисляются в первую
очередь именно по таким смешанным вариантам и по ряду других характерных
деталей, одна из которых будет рассмотрена прямо сейчас.
  Речь пойдет о явлении, которое по аналогии с ноосферой Вернадского, можно
назвать ментасферой. Это нефизический и нематериальный в нашем понимании
аспект, некий единый для всего человечества "банк данных" идей, образов,
пережитых событий, интерпретаций - то, что передается с языком и без
языка, со способностью видеть окружающий мир в одних и тех же красках, с
нажитой системой ценностей и мировоззрений; то, чему не всегда
способствует фундаментальное образование и то, на что иногда пагубно
влияет излишне оригинальный менталитет. В истории философии, начиная с
античной и кончая современными попытками интерпретировать немецкую
классику, можно найти много других удачных терминов, но ни один из них до
конца не отражает сути явления. К тому же, ментасфера по смыслу стыкуется
с понятием И-инфополя, а при более детальном рассмотрении является для
Земли внешним защитно-преобразующим фильтром от ИИП. Иначе это называется
бонтуанскими И-информационными оболочками, которые имеют цель защиты и
коррекции развития. Создание подобных оболочек происходит всякий раз
по-разному. Иногда яйцо появляется раньше курицы, иногда курица раньше
яйца, - все зависит от того, о каких конкретно "яйцах" идет речь. Процесс
этот обоюдный, творческий с обоих сторон. Обитатели бонтуанских фактур по
ходу развития получают дар влияния коллективного сознания на физические
процессы и такого же рода обратную связь влияния физических процессов на
коллективное сознание. Сознание индивида-фактуриала обычно слишком слабо
для самостоятельной деятельности в ментальных оболочках. Даже если
отдельные уникумы предъявляют конкретные результаты своих сознательных
манипуляций, это оказывается сплошной иллюзией. Вероятнее всего, они
находят способ (иногда непроизвольно) манипулировать коллективным
сознанием. И, чем сильней и насыщенней эта так называемая ментальная
оболочка, тем сильнее ее воздействие на фактуру. Это и принято называть
"бонтуанской интеллектуальной чумой".
  На ранних ступенях "чума" может оказаться увлекательной и стимулирующей.
По крайней мере, бонтуанские фактуры в Ареале, если можно так выразиться,
котируются (как ребенок-аристократ, с детства владеющий французским языком
и изысканными манерами рядом со своими сверстниками из заводских трущоб).
Но для развития фактуры на поздних ступенях эта самая оболочка может
оказать дурную услугу - стать настоящими кандалами развития. Она имеет
худшее свойство выморочных аристократических семейств - зацикливание на
самой себе и захиревание от постоянных кровосмешений. Если не расширять в
нужном темпе ее границы, она, следуя законам генетики, накапливает и
передает вредный, саморазрушающий "генофонд". Рвать извне этот замкнутый
круг может быть опасно для цивилизации, особенно перенаселенной. Изнутри
же для этого требуется прорыв колоссальной мощности, на который
планетарная цивилизация вряд ли способна.
  Прочие фактуры отличаются от бонтуанских именно отсутствием защитных
оболочек. В них не доминирует коллективное сознание, по сравнению с
бонтуанскими собратьями, они тормозят в развитии, больше подвержены
разрушающим влияниям извне. Если в их среде каким-то образом возникает
общая похожая ментасфера - она не столь сильна, более контактна с
инфополями и развивается естественным путем изнутри. На это уходит
несравнимо больше времени и сил, но в итоге получается, скорее, проводник
ИИП, чем фильтр, и "кровосмесительными" болезнями он не страдает.
  Одна из первооснов бонтуанских манипуляций с ранней фактурой - так
называемая "коррекция развития", которую можно считать сбоем в генетически
заложенной последовательности развития Естества. Такая прививка может
оказаться эффективной лишь в случае, если время ее проведения рассчитано с
ювелирной точностью и долгий послепрививочный карантин проходит под
контролем. Малейшая неточность дозы и "больного" становится проще усыпить,
чем вылечить. Отчасти, именно этим и объясняется существование закрытых
бонтуанских заповедников, внутри которых ничего интересного для Ареала
нет. Но все, что ни делается, - делается во благо. Так называемое
"бонтуанское Искусство" имеет вполне конкретную цель. Дело в том, что
выращивание управляемого коллективного сознания в итоге дает набор стойких
(типично бонтуанских) мировоззренческих канонов, позволяющих фактуриалу
решить неразрешимую задачу осознания себя в окружающем его мире в той же
степени, что и осознания окружающего мира внутри себя. В конечном итоге,
это формирует способность цивилизации как ментальной общности
адаптироваться на стадии Ареала, где, как правило, выживают лишь отдельные
индивиды. Это, по мнению бонтуанцев, лишает иммунитета перед такими
вещами, как "старость", "смерть", "тупик" и тому подобные категории бытия.
Перед ними уязвим индивид, но не уязвима общность индивидов. На стадии
фактуры это благое начинание частенько деградирует в банальную
религиозность, "ментальную прику*", так называемую точку отсчета. Она
возникает, подчас, непроизвольно и может с полным правом относить себя к
категории Естества, но перспективы ее трансформации на уровнях Искусства,
вызывают множество противоречивых догадок.



                                  Глава 7


  - Ты не помнишь совсем ничего? Ни меня, ни Биорга? Ни...
  - Не трудись перечислять, ничего абсолютно.
  Удивленный Гренс прошелся взад-вперед по комнате, размахивая рукавами
халата.
  - Даже не знаю, с чего начать. Надо, наверно, начать с того, что
извиниться перед тобой. Это из-за меня, только из-за моей глупости ты влип
в эту авантюру. Может быть, еще, конечно же, по совершенно нелепой
случайности...
  В дверь осторожно просунулась голова мальчишки, того самого, за которым
таинственно воскресший "покойник" безуспешно гнался у космопорта. Гренс
сердито топнул на него ногой.
  - Засранец! Что ты себе позволил в разговоре с дядей Феликсом!
  Но мальчишка, ничуть не смутившись, вошел в комнату с огромным подносом,
и, водрузив его на стол, принялся расставлять содержимое надлежащим
порядком. Фужеры, чашки, вазы с фруктами и бутылки с вином, дымящийся
фарфоровый чайник... Матлин искренне восхитился силой этого
необыкновенного ребенка. Даже ему, взрослому человеку, все это поднять на
одном подносе было бы нелегко.
  - Это мой сын, - объяснил Гренс, когда мальчик удалился.
  - Что?
  - Не удивляйся. Поживи здесь с годик-другой - перестанешь удивляться
всему. Пришлось его усыновить, чтоб дать ребенку нормальное воспитание.
Здесь это принято. Могу ли я тебя спросить, Феликс, представляешь л