ед
телевизором;  засыпать  в  одиночестве  на  огромной  как  поле
кровати было  слишком  тягостно  и  нудно.  Телевизор  бормотал
глупости  -  зато почти человеческим голосом; Ивга задремала, и
телефонный звонок заставил ее подпрыгнуть в кресле.
     - Цепь-знак, - сказал Клавдий безо всякого приветствия,  -
вернейшее  средство  убить... всякое доброе чувство. Когда один
человек физически не может жить без другого... и причиной  этой
зависимости  -  грубое  принуждение... и другой человек все это
прекрасно понимает... Это изощренная пытка, Ивга. Все равно как
намертво сковать влюбленных  наручниками...  Говорят,  какие-то
изуверы пробовали.
     Ивга молчала, прижавшись к трубке щекой.
     - Ты  будешь  смеяться,  но  я  видывал  и  ведьм, которые
единственно ДЛЯ ЭТОГО прошли инициацию.
     Ивга облизнула губы.
     - Но  они  ошиблись,  Ивга...  После  инициации...  короче
говоря,  у  действующих ведьм вообще не сохраняется потребности
кого-либо любить. Любовь слишком, гм, зависимое... нет,  это  я
слегка косноязычен... Любовь - чувство, которое делает человека
зависимым. А ведьмы этого не терпят, ты помнишь.
     Ивга  молчала.  Часы на книжной полке, с виду бронзовые, а
на самом деле пластмассовые, громко тикали в тишине; по темному
циферблату ползла красная секундная стрелка.
     - Вы тоже... не терпите зависимости? И поэтому  никого  не
любите?
     Теперь  молчал  Клавдий.  Достаточно  долго;  Ивга  ждала.
Красная стрелка совершала круг за кругом.
     - Собственно,  зачем  я  позвонил...   Ты   стала   трудно
работать.  Через  силу;  я  приготовил  для тебя стимул. Завтра
вечером в Вижну явится Назар...  Чтобы  с  тобой  говорить.  Ты
слышишь?..
     Прыгнуло, замирая, сердце.

        x x x

     В половине третьего ночи Клавдия поднял телефонный звонок.
     Спустя  десять  минут  он впрыгнул в приоткрывшуюся дверцу
служебной  машины,  и  пузатая   цистерна-поливалка,   степенно
ползшая  вдоль кромки тротуара, испуганно шарахнулась от черной
с затененными стеклами бестии.
     Ехали   молча.   Позавчера   Клавдий   подписал    приказ,
санкционирующий    участие   Великого   Инквизитора   во   всех
оперативных  выездах,  обусловленных  чрезвычайной   ситуацией;
сейчас, когда черная машина бесшумно неслась пустыми, призрачно
освещенными   улицами,  в  его  ноздрях  стоял  запах  горящего
оперного  театра.  И  подраненная  рука   напоминала   о   себе
раздражающим неудобством.
     У входа в ночной клуб "Тролли" перемигивались маячками две
полицейские машины; Клавдий прикрыл глаза. Он не чуял ведьмы. И
это почему-то было плохо.
     Вместо   обычного   вышибалы   на  входе  дежурил  мрачный
полицейский; Клавдий не счел нужным пред®являть ему значок.  За
него это сделал идущий позади Коста.
     - Спокойно, Инквизиция.
     Уютный   зал,  направо  бильярдная,  налево  еще  какая-то
ерунда, наверное, бар... Полным-полно  полицейских.  Полуодетые
люди  вдоль  стен  -  нет, это не люди, это полуодетые господа,
посетители клуба "Тролли". И их дамы, прикрывающиеся  кто  чем.
Небрежно  брошенное  на  столик вечернее платье, упавший бокал,
лужа дорогого коньяка, впитавшаяся в еще более дорогой ковер...
Какая-то ажурная тряпочка под ногами...
     Стоп. Нечто в углу, накрытое простыней. Простынями... Пес,
и здесь - жертвы...
     Клавдий закусил губу.  Он  не  чуял  ведьму  -  но  ощущал
неясное  напряжение. Как будто держишь в руках фальшивую купюру
- со  смутным  беспокойством,  хотя  глаза   и   говорят,   что
беспокоится нечего.
     Он обернулся к Косте. Тот мрачно пожал плечами.
     - Что случилось, хозяин?
     Высокий  тучный  человек  с  невыразительным  лицом не был
хозяином.  Просто  дежурный  администратор  -  и,  вероятно,  в
скорости этого места лишится.
     Навзрыд плакала какая-то дама, умоляя позволить ей уехать;
полицейские  со  скрытым  злорадством отказывали. Кто-то просил
разыскать оброненное брильянтовое колье, кто-то  бранился,  как
последний  грузчик,  но  большинство  молча стояли вдоль обитых
шелком стен. Мужчины в смокингах, но с голыми ногами, женщины -
Клавдий поймал на себе взгляд блондинки, чья одежда состояла из
одной только скатерти, сдернутой  со  стола  и  превращенной  в
набедренную  повязку.  В  ложбинке  между  огромными загорелыми
грудями терялся золотой амулет на  золотой  же  цепочке;  дама,
по-видимому,   посещала   специализированный   пляж.   Где  еще
приобрести  такой  ровный  загар  без   намека   на   тень   от
купальника...
     Клавдий   ощутил,   как   напрягается   его   вышедшее  из
повиновения тело;  кажется,  блондинка  удовлетворенно  подняла
краешки губ.
     К   счастью,   он  разозлился.  Злость  оказалась  сильнее
животного побуждения; администратор вздрогнул,  встретившись  с
Клавдием глазами.
     - Дело  вот  в чем, - сообщил розовощекий капитан полиции,
неслышно оказавшийся рядом. - Здесь работала стриптизерша.  Они
взяли   ее   на  работу  месяц  назад...  без  документов.  Без
документов вообще, за одни только красивые сиськи!
     Розовощекий капитан  сделал  возмущенную  паузу.  Клавдию,
находившемуся в рабочем ритме восприятия, она показалась долгим
бессмысленным молчанием.
     - Без документов взяли за красивые сиськи, - проговорил он
сухо. - Дальше?
     Капитану  понадобилось  время, чтобы ухмыльнуться; Клавдий
терпеливо ждал.
     - И когда эта девка сегодня вышла на сцену... они никто не
может толком рассказать! Посудомойка из бара успела позвонить в
полицию, представляете,  посудомойка!..  А  мы,  как  приехали,
сразу  же  позвонили вам, потому как дело это по вашей части...
Вот...
     Капитан кивнул молодому полицейскому, несущему вахту около
укрытых простынями тел. Парень откинул ткань, стараясь  глядеть
в сторону.
     Пятеро,  с  неприятными  лицами  удавленников,  со следами
веревки на шее, абсолютно голые... Четыре мужчины и  полнотелая
дама. Клавдий отвернулся.
     - На люстрах, - розовощекий капитан снова сделал паузу, на
этот раз  зловещую. - Кто на чем - на ремешках, на шнурочках...
Так и висели, как груши, пока прочие... ну, так  и  не  скажешь
точно,  чего было-то, по вашей части это дело... Стриптизом они
все, короче, как один...
     Клавдий вскинул голову:
     - Как?
     Капитан кивнул на  тучного  господина,  сквозь  шерсть  на
груди   которого  проступала  изящная  татуировка.  Тот  шагнул
вперед,  несмотря  на  протестующий  возглас  наблюдающего   за
порядком полицейского:
     - Господа инквизиторы... Я хотел бы сохранить в тайне свое
имя, от  прессы...  Я  достаточно известный в городе человек...
Так вот, я готов назначить достаточно высокую премию за  поимку
этой  ведьмы.  Большая,  полная,  черноволосая,  на левом плече
родинка...
     - Что здесь было? - мягко перебил его Коста.
     Известный человек потупился:
     - Мы все осознавали, что делаем... Это было... ужасно. Как
в трансе, как под, извините, гипнозом...
     - Они все танцевали стриптиз, - с нервным  смехом  сообщил
капитан.  -  Все,  мужчины  и бабы, дотанцевались догола, а эта
сука стояла смотрела...  Потом  вешаться  принялись...  все  бы
перевешались...
     Известный человек поднял руку к лицу:
     - У  нее  из  глаз были... знаете, такие... такие из глаз,
вроде как флюиды... если это можно так назвать...
     - А потом? Куда она девалась потом?
     Вмешался администратор. Тень скорого увольнения уже лежала
на его лице - но он ухитрялся сохранять самообладание:
     - Как только послышалась полицейская сирена...  Она  ушла.
Через черный ход.
     - Почему  вы  ее  не  задержали?!  -  возмутился известный
человек. Тень на лице администратора проступила отчетливее.
     - Допрашивать будете?  -  розовощекий  капитан  благодушно
кивнул на полуодетых, близких к истерике посетителей.
     Клавдий покачал головой.
     Присутствие  ведьмы...  Присутствия,  вроде  бы,  не было.
Тревога  была  -  неопределенная  и  потому  все   нарастающая.
Переходящая в чувство опасности.
     Коста,  руководитель опергруппы, чуял еще острее. Его люди
стояли тесной группкой, и Клавдий заметил, что они инстинктивно
стараются держаться парами, спина к  спине  -  значит,  ощущают
опасность тоже.
     - Отпускайте... потерпевших, - сказал Клавдий розовощекому
капитану.  -  Эвакуируйте  персонал  и  отзовите своих людей. В
здании останется только инквизиция.
     Капитан на минуту опешил - но возразить не решился.

        x x x

     "Многие спрашивали меня, и много раз я сам себя спрашивал:
а не роднится ли мастерство инквизитора с искусством колдуна?..
Все мы знаем, что сила ведьмы - от ведьмовства ее, и нет ничего
удивительного,  если  сударыни  мои  умеют  безо  всякого   яда
отравить  источник  и  отворить  кровь  безо всякого ланцета...
Какого же рода та сила, что обуздывает сударынь моих,  от  века
не знающих узды?..
     Говорят  об  инквизиторах,  что  они колдуны. Говорят, что
начертания на камне,  коими  братья  мои  инквизиторы  угнетают
сударынь  моих  ведьм,  есть не что иное, как колдовские знаки;
говорят,  что  инквизиторы  подчиняют  себе  силою  колдовства.
Спрашивали и меня об этом, но я молчал.
     Те,  что зовут себя колдунами и живут в пещерах, заставляя
нетопырей прислуживать себе  -  те,  как  я  думаю,  странны  и
бесполезны.  Они  твердят,  что  добывают  знание  -  но что их
знание,  пыль  на  столешнице  непознанного...  Их   заклинания
действуют  одинаково на нетопырей и белок, и даже людей и ведьм
- колдуны не  делают  разницы;  их  умение  бывает  красивым  и
поражающим  воображение  -  но  и только. Что проку в нетопыре,
подносящем вино - горько глядеть на мучимую тварь... Еще  никто
из  тех,  что  зовут  себя  колдунами, не омолодил старика и не
вернул портовой шалаве ее давно забытое девство...
     Впрочем, я отвлекся. Вода в бутыли, которую я положил себе
под ноги для согрева, остыла - время распорядится, чтобы бутыль
заменили. В  эту  зиму  самые  крепкие  ставни  не  спасают  от
холодов...  А  у  меня так ноют суставы, и все ухищрения лекаря
действуют неполно и совсем недолго...
     Говорят, что у колдунов не  болят  суставы.  Говорят,  что
колдуны  никогда  не болеют - и здоровыми, как весенние птички,
ложатся в гроб... Умирать здоровым обидно.  Жить  в  болести  -
обиднее,  но о чем я, ведь будь я, Инквизитор Вижны, колдуном -
к чему мне лекарские примочки?..
     Служанка пугается, видя, как я смеюсь сам над собой...
     Значит ли, что всякий инквизитор не есть  в  то  же  время
колдуном? Что умение инквизитора - не магический дар? Что такое
те  невидимые  петли,  которыми  мы  заарканиваем сударынь моих
ведьм, и почему они не действуют на прочих?..
     Говорят,   инквизитор,   умеющий    повелевать    ведьмой,
повелевает  и  всеми другими тоже. Да, скажу я - как повелевает
всякий человек, исполненный внутренней силы; нет никаких тайн в
умении инквизитора подчинить себе  друга,  любовницу  или  хоть
толпу  горожан.  Он  делает  это  без помощи своей силы - одной
своей волей...  Но  для  начертания  на  камне  дознавательного
инквизиторского знака одной воли мало.
     И  тогда, в ночной печали глядя в огонь, я спрашиваю себя:
ведь ведьмы тоже творят знаки? Иные, но природой своей схожие с
нашими? Что, если  сила  инквизитора  -  всего  лишь  отражение
ведьминской силы, данной нам против ведьм и для того, чтобы мир
оставался прежним?.."
     Ивга закрыла книгу.
     Мир  оставался  прежним;  за  окном  поднимался рассвет. И
теперь о встрече с Назаром можно с  полным  правом  говорить  -
сегодня.

        x x x

     Он наивно полагал, что знает о ведьмах все.
     Он  шел  вслед  за  Костой  -  маркированным инквизитором,
блестящим  оперативником;  может  быть   именно   поэтому   его
собственное внимание оказалось чуть притупленным. А может быть,
нет  -  просто  все, что случилось потом, на несколько порядков
превосходило его блестящую реакцию.
     Коста встал. Начал поднимать руку, будто желая  защититься
- и медленно, как в рапиде, стал валиться на бок.
     И тогда Клавдий ощутил тоже.
     Потому  что  ведьма была здесь. Никуда не ушла. Не сбежала
через черный ход.
     Силуэт,  подернутый  дымкой  -  она   попросту   сделалась
недосягаемой  для  их  чутья. В момент удара, свалившего Косту,
Клавдий увидел ее  -  только  глазами,  потому  что  чутье  его
молчало, полумертвое, ошпаренное.
     Да погибнет скверна.
     Женщина  смеется.  Покачивает  на  руках серый с блестками
шарф - как младенца; смеется снова, и от этого ее смеха у него,
возможно, прибавится седых волос. Вот он,  старый  его  кошмар,
повторяющийся,  бывало,  из  ночи  в  ночь - будто он встречает
ведьму, превосходящую его по силам...
     Нет, дело не только в этом. Что за  странный,  вызывающий,
неестественный жест - она баюкает шарф...
     "Наша мать - нерожденная мать".
     Снова смех.
     Ее  уход  не  был  похож  на  бегство;  она  как  будто не
допускала и мысли, что Клавдий станет  ее  преследовать.  Шарф,
переставший  исполнять  роль  младенца  в жутковатой вызывающей
игре, упал на паркет рядом с неподвижным Костой.
     - Стоять!!
     Он не произнес ни звука,  но  она  отчетливо  слышала  его
окрик. Полуобернулась, обнажила в усмешке зубы.
     Он ударил.
     Удар способен был свалить с ног пол десятка ведьм - но эта
лишь улыбнулась  шире;  только  секунду  спустя  он  понял, что
прорвал ее защитную завесу и теперь может чуять ее.
     Но не может классифицировать.
     Щит? Флаг? Воин-ведьма?
     - Стоять, тварь!!
     Сквозная дыра. Колодец без дна.

     Был рассвет.
     Она бежала, едва касаясь асфальта босыми белыми  ступнями;
Клавдий  кинулся  к  машине,  где  растерянный бледный водитель
пытался и не мог  завести  безотказный  прежде  мотор.  Клавдий
вытолкнул  его  из-за  руля,  упал  на  сидение сам, сжал зубы,
напряг мышцы, вырывая тупое  железо  из-под  чужой  воли;  двое
парней   Косты   на  заднем  сидении,  похожие,  как  близнецы,
одинаковым движением вывели в воздухе каждый по знаку  Пса.  Он
ощутил их слабую, но помощь.
     Ведьма  бежала  по  пустынной  утренней  улице,  по  самой
середине,  по  осевой,  но  ступни   ее   все   не   утрачивали
младенческой,  снежной  белизны;  он собьет ее. Если не удастся
схватить - он собьет ее, бросит под колеса...
     Машина не желала повиноваться. Несмотря на его усилия,  на
знаки  Пса  и специальную маркировку, нанесенную, как положено,
на днище; Клавдий дергал рулем, уходя  от  столбов  и  бетонных
оград,  а ведьма бежала легко, играючи, и расстояние между ними
не сокращалось.
     "Тогда  придет  она,  чудовищное   порождение   враждебных
человеку  сил...  Она  придет,  и  стадо  кусачих мух сделается
смертоносной армией безжалостных ос..."
     Неужели?!
     Сбить на асфальт эту танцующую на  бегу,  хрупкую  фигурку
профессиональной   стриптизерши   -  прихлопнуть  поднимающуюся
гадючью голову, оборвать весь  этот  кошмар,  кошмар  последних
недель?..
     Всплеск его воли на мгновение высвободил машину - так, что
очертания  улицы  на  мгновение  размазались, а парни на заднем
сидении опрокинулись на спинку; инквизиция предпочитает  мощные
моторы. Расстояние между Клавдием и ведьмой за несколько секунд
сократилось  вдвое;  стриптизерша обернулась, в ее глазах стоял
смех. Если бы руки Клавдия  не  прикипели  намертво  к  рулю  -
заткнул бы уши.
     В  следующее мгновение в машине потемнело - лобовое стекло
покрылось трещинами, сделалось мутным и  непрозрачным.  Клавдий
инстинктивно  нажал  на  тормоза; тренированные парни на заднем
сидении едва сумели не вылететь  ему  на  голову,  а  он,  тоже
тренированный, но слишком "давно и неправда", ударился о руль и
помог бывшему стеклу градом осыпаться наружу.
     "Тут головой надо работать, головой!.."
     Ну, боль-то он еще почувствует. Потом.
     - Патрон?..
     Он  снова видел улицу. Красный полукруг восходящего солнца
над  крышами,  босая  женщина,  выбегающая  на   перекресток...
Розовыми  прожилками  сверкают на асфальте подсвеченные солнцем
трамвайные рельсы. Синим контуром встало в конце широкой  улицы
далекое здание вокзала. Как безмятежно, как красиво...
     Он упускает ЕЕ?!
     Ярость  помогла ему собраться с силами; его воля рванулась
вслед за ней, дотянулась из  машины,  навесила  на  босые  ноги
пудовые, непод®емные гири... Или нет?!
     Да.   Вот   она  споткнулась,  замедлила  шаг...  Пытается
вырваться,  и  вырвется  наверняка,  но  на   это   потребуется
несколько секунд, тех самых, вот этих...
     Улица  снова  размазалась по сторонам от машины - и в лицо
ударил  ветер,  и   запоздало   осыпался   последний   островок
недобитого  лобового стекла. Солнце вставало, солнце, испуганно
притормозила возвращающаяся с  работы,  опустевшая  поливальная
машина...  Ведьма  хромала, с каждым шагом все более избавляясь
от невидимого, подаренного Клавдием груза, и расстояние до  нее
становилось все меньше, меньше, меньше... Вот Клавдий различает
прореху  на  подоле  тонкого  светлого платья, защитный узор на
кожаном  поясе,  длинную  царапину  на  обнажившейся  голени  и
розовое ухо, пробившееся сквозь пелену темных блестящих волос.
     Он   напрягся,   готовясь  к  поединку.  Возможно,  самому
важному.  Возможно,  главному  в   его   жизни.   Может   быть,
последнему, как у инквизитора Атрика Оля...
     Ведьма   остановилась  в  самом  центре  перекрестка.  Под
сплетением  черных  проводов;  остановилась  и  обернулась,   и
Клавдий встретился с ней глазами.
     Она тоже знала о судьбе Атрика Оля. И о судьбе убивших его
ведьм  знала  тоже.  И теперь неподвижно стояла и смотрела, как
несется прямо на нее черная машина с выбитым лобовым стеклом...
     Нет, теперь она смотрела в сторону.
     Откуда-то сбоку, с узкой  булыжной  улицы  на  перекресток
выползал    медлительный    синий   трамвай.   Первый   трамвай
сегодняшнего дня, еще сонный, еще пустой - ползущий  к  вокзалу
трамвай номер два. В квадратных окнах отражалось низкое солнце.
     Еще  мгновение  назад  ведьма  была  здесь  - а теперь уже
висела  на  подножке,  обеими  руками  вцепившись  в   переднюю
водительскую  дверь;  еще мгновение - синяя гармошка открылась,
пропуская ведьму вовнутрь.
     Клавдий зарычал, посылая ей вслед удар -  слишком  слабый,
потому  что  надо  было  еще  и  совладать с машиной; ребята на
заднем сидении выхватили каждый по пистолету. Это зря; стрелять
по ведьме - себе дороже...
     Трамвай дрогнул. Дернулся, как от боли - и  пошел  вперед,
попер  через перекресток, игнорируя все правила движения и свой
собственный честный маршрут. Играючи перескочил через стрелку -
Клавдий увидел запрыгавшие под колесами искры. Трамвай  рванул,
в®езжая на огромную улицу Индустрии, поддал ходу, покатился под
уклон...
     Поворот  руля.  Педаль, вдавленная в пол. Ветер, выедающий
глаза.
     Невообразимо  длинная  улица  Индустрии  на   всем   своем
протяжении  еле заметно уклонялась под гору. Трамвай, набравший
скорость курьерского поезда, грохотал, раскачиваясь из  стороны
в  сторону,  поднимая  за собой шлейф коричневой пыли; Клавдий,
щуривший воспаленные глаза, сквозь стекло различал  оцепеневшую
фигурку   вагоновожатого.  И  гордо  выпрямившуюся,  прямо-таки
монументально  воздвигшуюся  рядом  женщину;  Клавдию  хотелось
стрелять. Если бы он не знал, что всякая пущенная в ведьму пуля
почти  наверняка  убивает  стоящего  рядом  свидетеля  - а то и
самого стрелка...
     Улица  Индустрии  кончилась.  Будто  вырвали  из-под   ног
длинную  ковровую дорожку. Трамвай, не снижая скорости, вылетел
на поворот.
     Непонятно,  как  железо  может  издавать  такой  звук.  Не
скрежет  - свист, будто тысяча обезумевших регулировщиков вопят
в свои свистки, взывая к ведьминому благоразумию...
     Трамвай, будто лошадь-иноходец, разом оторвал от рельс все
свои левые  колеса.  Уже  в  воз