ира, а не как тюрьма, единственным замком здесь будет твой
здравый смысл. Потому как, Ивга...
     Глаза  его  сухо  блеснули. Ивга показалось, что вокруг ее
головы сжимается железный обруч.
     - Потому как, - инквизитор отвернулся, -  оказывая  сейчас
услугу моему другу Митецу, я делаю то, чего делать, собственно,
никак  не  должен. Но если тебя возьмет патруль - а, я надеюсь,
он обязательно тебя возьмет, стоит тебе появиться в городе - ты
окажешься в изоляторе на общих основаниях. Тоже, в общем-то, не
конец света - но ты ведь хотела этого избежать?
     Ивга поспешно кивнула:
     - Я... да. Спасибо, я не...
     - Вот и  хорошо,  -  инквизитору,  казалось,  было  скучно
выслушивать ее сбивчивые благодарные заверения. - Сюда никто не
придет,  здесь  ты в полной безопасности... Сиди тихо, Ивга. До
встречи.
     - До... свидания, - выдавила она.
     На оконном стекле, давно  не  знавшем  мытья,  подрагивали
редкие  капли  прошедшего дождя; прислонившись к стеклу горячим
лбом, Ивга смотрела, как человек в длинном темном плаще выходит
из под®езда. Не спеша пересекает маленький скудный дворик;  его
зеленая,  как  крокодил,  великолепная  машина  выглядит  здесь
случайным  залетным  гостем,  но  мелкая  детвора,   оседлавшая
веревочные  качели, не спешит лопаться от любопытства. Подошли,
посмотрели - и вернулись к своему развлечению; стало быть, не в
первый раз господин  Клавдий  Старж  оставляет  перед  скромным
домом своего не вполне скромного "графа". "Это тоже в некотором
смысле мой дом..."
     Тишина  пустой  квартирки  давила.  Ивга  постояла у окна,
глядя  вслед  от®ехавшей  машине,  потом  вздохнула,  задернула
пыльную  штору и, не цыпочках обогнув кресла, заглянула в узкую
дверь спальни.
     Ах, вот оно что.
     Она почувствовала себя дурой. Круглой, как бублик; конечно
же, иначе зачем здесь женские тапочки...
     Ивга в отвращением посмотрела на собственные  ноги.  Потом
снова   перевела   взгляд   на  огромную  двуспальную  кровать,
занимавшую две трети тесной спаленки.
     Одинокий свободный  мужчина,  не  обремененный  сердечными
привязанностями.  Пик  карьеры, верхушка общественной лестницы,
не станет же он таскать своих, простите, баб... гм.  Не  станет
таскать  этих  самых  баб  в  официальную  квартиру  на площади
Победного Штурма. У  него  достаточно  денег,  чтобы  содержать
маленький   дом   свиданий.  Нечто  среднее  между  собственным
борделем и гостиницей...
     Ивга вздохнула. Вернулась в комнату и уселась,  прижавшись
затылком  к  мягкой  и  пыльной спинке кресла. Мысли ее, совсем
недавно занятые только горестными рассуждениями о невозможности
побега,  неожиданно  приобрели  совершенно  новое,  не   вполне
уместное направление.
     Значит,  стоит  ей заглянуть в шкаф... Или, к примеру, под
кровать. И там наверняка отыщется  кем-то  забытый  гребень.  С
двумя  запутавшимися  длинными волосками. А на полочке в ванной
не может не лежать  старая,  давно  потерянная  кем-то  помада,
дорогая, со следами чужих губ на ярком перламутровом стержне...
А  если  пойти  дальше, то и элемент нижнего белья предвидится,
полупрозрачный, небрежно завалившийся за этажерку...
     Она презрительно скривила губы. В  подобном  образе  жизни
есть    что-то   противоестественное;   мужчина,   перебирающий
случайных женщин... Тьфу. Хоть и вряд ли они  такие  случайные,
Великий   Инквизитор  не  станет  рисковать  ни  здоровьем,  ни
репутацией... Так. Может быть, женщин  для  него  отбирает  его
канцелярия?..
     Ивга поморщилась, будто от вкуса гнили. Собственно, почему
она должна об этом думать? Обо всяких мерзостях, до которых ей,
в самом  худшем  случае,  нет  никакого дела. А в лучшем случае
они, эти мерзости, существуют в одном только ее воображении...
     Ну, тогда ее воображение достаточно испорчено. Она  вконец
испорченная  молодая  ведьма.  Интересно,  далеко  ли зайдет ее
фантазия...
     А может быть, он пропускает через эту  необ®ятную  кровать
именно молодых, испорченных, свежеотловленных ведьм?!
     На  мгновение Ивге сделалось так неуютно, будто она сидела
на гвоздях. А потом само собой вспомнилось  непроницаемое,  как
бронированная  дверь, лицо инквизитора: "Оказывая сейчас услугу
моему другу Митецу, я делаю то, чего делать, собственно,  никак
не должен..."
     Ишь ты, говорящий протокол. Да плевать он на нее хотел. На
ее женские  и ведьминские прелести; может быть, он крайне редко
нуждается в бабах. А может, у него таких, как Ивга, девчонок  -
за монетку пучок...
     Она  испытала  облегчение  -  и почти сразу смутную обиду.
Какие они великие люди, эти самые инквизиторы...
     Она вздрогнула. "Я вчера  весь  день  занимался  тем,  что
пытал  женщин. А общественное мнение в лице тебя меня, выходит,
поддержало..."
     Вся усталость  последних  дней,  тяжесть  бессонных  ночей
разом навалилась ей на плечи и вдавила в мягкую обшивку кресла.
Нет, об ЭТОМ она сейчас думать не станет. Оттолкнет от себя, не
станет...
     С  трудом  поднявшись, она проковыляла в ванную. Помады на
полочке  не  было;  Ивга  криво  улыбнулась.  До  чего   наивна
современная  косметика  -  наверняка  спряталась под этажеркой,
думает, что там ее никто не найдет...
     Она плеснула себе в глаза  теплой  воды.  Некоторое  время
постояла,  изучая  собственное  серое  лицо в овальном зеркале;
махнула рукой и побрела в спальню, где  повалилась,  не  снимая
одежды, прямо поверх покрывала.
     Уже   совсем   на  грани  сна  ей  померещился  мужчина  в
распахнутом  темном  халате,  стоящий  у  края  постели;   Ивга
вскрикнула и села, таращась в пустой дверной проем.
     Маньячка. Ты так мечтаешь, чтобы тебя изнасиловали?..

        x x x

     Пепельница  переполнилась.  Клавдий  откинулся  на  спинку
жесткого  вертящегося  кресла  и  прикрыл  глаза.   Коротенькая
передышка... Кстати, который теперь час?..
     Жесткая,  подвижная,  надежная  машина  инквизиции  -  его
заслуга.  Его  заслуга,  что  подписанный  приказ  почти  сразу
перестает  быть  бумажкой, оборачиваясь досмотрами и ревизиями,
арестами, облавами и патрулями. Не зря он сидел в  этом  кресле
пять  последних  лет; можно только предположить, в каких именно
выражениях проклинают его сотни ведьм - в далеких провинциях  и
на соседней улице...
     Он  мрачно  ухмыльнулся.  Тревога, возившаяся в его душе с
самого визита к другу Митецу, чуть  притупилась,  но  не  ушла.
Потому  что  эпидемия  в  Рянке  подавлена,  трагедию  в Однице
удалось  предотвратить,  но  никто-никто  не  понимает,  откуда
взялся  этот  внезапный  всплеск зла в ведьминских душах, и без
того не слишком благостных. И откуда взялась эта новая поросль,
безудержно агрессивная, с невиданно  глубокими  "колодцами",  с
какими-то  неумными,  даже безумными мотивациями... Неужели это
те серенькие,  неинициированные  ведьмочки,  которых  в  каждом
городишке  по несколько сотен на строгом учете? И с чего это им
всем сразу захотелось в новую жизнь, вернее, в новую смерть?..
     Что-то случилось с  их  чувством  самосохранения.  Внешняя
победа  -  спокойствие,  воцарившееся в стране - в любой момент
может обернуться пес знает чем. Перехватают тысячу ведьм -  кто
знает, не вылезут ли из неведомого подпола еще три тысячи?..
     Он  поиграл авторучкой. Великолепное перо, способное одним
росчерком прихлопнуть  множество  поднимающихся  голов.  Хорошо
хоть, чернила не красные...
     Он  болезненно  поморщился.  Даже тот упрямый юноша, много
лет назад впервые  переступивший  порог  инквизиторской  школы,
вряд  ли  предполагал,  что  придется сидеть в таком... в такой
яме. Да погибнет скверна, так ее растак...
     Среди его педагогов был некий  умный  и,  кажется,  вполне
достойный  человек,  бывший  убежденным  сторонником  "варианта
ноль".   Официальная   Инквизиция   старательно   декларировала
непричастность   к  самой  идее  "варианта",  однако  вовсе  не
запрещала  своим  сотрудникам  рассуждать  о  несомненных   его
выгодах.  "Вариант"  без  затей декларировал, что ведьма в мире
лишняя. Вообще. Любая...
     Клавдию захотелось раздраженно  отшвырнуть  ручку.  Вместо
этого он глубоко вздохнул и аккуратно положил ее на стол.
     В окошке селектора трепыхнулся зеленый огонек.
     - Слушаю.
     - Да   погибнет   скверна...   патрон,  приема  настойчиво
добивается Хелена Торка, учетный номер шестьдесят во...
     - Я помню ее номер, Мита. Она одна?..
     - Прочих... патрон, прочих было семьдесят два человека,  с
утра.  Я  распределила  их...  короче, их уже приняли. Господин
Глюр и заместители. А Торка...
     - Я приму ее.
     - Да, патрон, - смиренно вздохнул селектор.
     Среди множества виженских ведьм  только  неполный  десяток
обладал   такой   привилегией  -  подвергаться  контролю  лично
Великого Инквизитора. Клавдий завел это правило сам, и за  пять
лет оно перестало быть новшеством, потому что вошло в привычку;
Клавдий  не жалел о потере времени. Привилегированные виженские
ведьмы были исключительно интересными собеседницами.
     Хелена Торка возглавила виженский оперный приблизительно в
то же  время,  когда  Клавдий  встал   во   главе   Инквизиции;
собственно,  удержаться на своем посту ей удалось исключительно
благодаря Старжу. "Наш новый Великий  Инквизитор  -  человек  с
широкими взглядами..."
     Хелена  Торка была "глухаркой", неинициированной ведьмой -
несмотря на многочисленные соблазны, импульсивность характера и
свои почти что пятьдесят лет. Хелена Торка знала  цену  слишком
многим  вещам;  главное  же  - Хелена Торка была предана своему
театру. Как собака.
     Дверь  бесшумно  прикрыли  снаружи;  женщина,   чье   лицо
скрывалось под темной вуалькой на шляпе, болезненно вздрогнула.
Клавдий   никогда   не  принимал  ее  здесь  -  для  регулярных
контрольный  встреч  с  предводительницей  богемы  куда   лучше
подходила  маленькая  комнатка  этажом  ниже,  та,  похожая  на
гримуборную, с большим зеркалом и мягким диваном; обстановка же
рабочего кабинета не к  располагала  ни  к  спокойствию,  ни  к
доверительности,  скорее  наоборот.  Никакую ведьму не обрадует
дознавательный  инквизиторский  символ,  вырезанный  прямо   на
деревянной обшивке стены. В трех экземплярах.
     - Добрый  вечер,  Хелена, - Клавдий поднялся, одновременно
пытаясь  ослабить  удар,  пришедшийся  на  ведьму.   Директриса
оперного   никогда   не  могла  похвалиться  защитой.  Хотя  бы
средненькой.
     - Приветствую, мой инквизитор,  -  женщина  чуть  склонила
голову. - Тяжкие... времена...
     - Нелегкие,  -  Клавдий  подождал, пока женщина усядется в
кресло для посетителей. Вытянул сигарету, спрятал снова.  -  Я,
наверное, неприятный сейчас? Сильно давлю?
     - Ничего,  -  тонкие  губы  под  тенью вуали страдальчески
улыбнулись.  -  Я  потерплю...  В  конце  концов,  именно  ради
этого...  незабвенного  ощущения  я  просидела в приемной шесть
часов.
     - Прошу прощения, Хелена,  -  сухо  отозвался  Клавдий.  -
Думаю, вы все понимаете.
     Голова в черной шляпке медленно кивнула. Женщина старалась
не поднимать глаза на дознавательские знаки на стенах.
     - К делу, - Клавдий уселся. - Сегодня не контрольный день.
Что побудило вас, занятого человека, вырвать из своей жизни эти
самые шесть часов?
     - Я  не  побеспокоила  бы  вас,  -  тонкие губы улыбнулись
снова, - если бы не считала свое дело исключительно важным.
     - Театр?
     - Училище. Вы  знаете,  мой  инквизитор,  хореографическое
училище  полностью находится, так сказать, под крылом театра...
подготовка новых...
     - Понимаю. Что?
     - Вчера... взяли пятерых  девочек.  Сегодня  утром  -  еще
двоих.
     - Сколько ИХ всего? ВАС?
     - Это   очень  талантливые  дети,  -  директриса  медленно
подняла вуаль, открывая взгляду собеседника тонкое белое лицо с
синими шнурочками вен на висках. - Девочки. От четырнадцати  до
шестнадцати.
     - Сколько?
     - В училище - десять.
     - Очень много, Хелена.
     - Это  искусство, - женщина царственным движением вскинула
подбородок. - Не я придумала,  что...  талантливые  дети  часто
оказываются... НАМИ.
     Клавдий    откинулся    на    жесткую   спинку.   Подобная
закономерность не была открытием - среди  девочек,  склонных  к
"изящным   искусствам",   колоссальный   процент   юных  ведьм.
Неинициированных, естественно.
     - Хелена. Вы не... говорили им о  необходимости  стать  на
учет?
     Женщина молчала.
     - Сколько из десяти - учтенные?
     Тонкие губы едва шевельнулись:
     - Двое.
     - Хелена? Что я должен вам сейчас говорить?
     Женщина  медленно  поднялась.  С  усилием  -  но все равно
грациозно. Даже горделиво.
     - Клавдий... - она шагнула к столу, и это был шаг  жертвы,
добровольно  напарывающейся  на  нож,  потому что сократившееся
расстояние принесло ей новую боль.  -  Позвольте  мне  так  вас
назвать...  Клавдий,  это особенные дети. Они... - она вскинула
голову. - В театре полтора десятка ведьм. ВСЕ ну  учете,  я  за
этим   слежу...   Но  не  подростки.  Для  них  это  слишком...
болезненно. Некоторые из них так еще и не осознали...  Что  они
изгои.  Что  они  уроды.  Что  единственный  дом, где от них не
отшатнутся  -  их  училище,  их  театр,  их  гнездо...  Семерых
забрали,  это...  колоссальная травма. Они ведь не понимают, за
что. И одна осталась, ждет ареста. Уже сутки не может есть...
     Она снова шагнула вперед, и лицо ее болезненно напряглось:
     - Я умоляю. Ну, можете меня восемь раз сжечь. Но отпустите
детей, они ни в чем не виноваты, они живут только балетом,  без
них не будет театра...
     Клавдий прикрыл глаза:
     - Назад, Хелена. Не надо. Отойдите.
     Женщина  отступила.  Опустилась  в  кресло  -  не упала, а
именно опустилась. С прежним достоинством.
     - Я не палач, - сообщил Клавдий глухо. - Похоже?
     Женщина хотела что-то сказать но так и не решилась.
     - Хелена... каждая неучтенная  ведьма  становится  сегодня
смертельно  опасной.  Я  не  могу  посвятить вас в подробности,
но... ситуация, сложившаяся  у  вас  в  училище,  преступна.  А
потому  травма,  нанесенная вашим девочкам - ваша вина. Их надо
было... вы понимаете.
     - Я не отрицаю своей вины,  -  воспаленные  глаза  женщины
сухо блеснули. - Я готова поплатиться... Но не за их счет.
     - За  чей?  За  мой?  За  счет и вовсе невинных людей? Как
иначе я добьюсь исполнения законов, если не буду наказывать  за
ослушание?
     Женщина  молчала.  Клавдий смотрел, как с ее лица медленно
уходит румянец, проступивший во время вдохновенной речи. Уходит
вместе с надеждой.
     - Чрезвычайное положение, - он накрыл ладонью авторучку, -
продлится   еще...   вероятно,   дней   пять.   Если   ситуация
стабилизируется,  то...  короче, большая часть неинициированных
ведьм так и  так  окажется  на  свободе.  Через  пять  дней  вы
получите  ваших учениц обратно... и, хочется думать, не станете
повторять совершенных ошибок. Да?
     - Мой инквизитор, - женщина смотрела печально и строго.  -
Я...  неинициирована.  Однако  мой опыт... возможно, я могла бы
сообщить вам сведения, которые вас заинтересуют. В ответ  на...
простое снисхождение. К нашим детям.
     Некоторое  время  Клавдий  молчал.  Женщина вновь опустила
голову.
     - Вы хотите поторговаться,  Хелена?  Вы?  Со  мной?  Столь
уважаемая мной женщина... или я неправильно понял?
     - Правильно,   -   женщина   смотрела  мимо  его  глаз.  -
Чрезвычайное  положение  вызвано...  непонятными   изменениями,
происходящими  среди  ведьм. Всплеск активности. Агрессия. Рост
числа инициаций. Новые ведьмы  огромной  силы...  их  странная,
прямо-таки противоестественная солидарность... Да?
     Лицо   Клавдия   оставалось   бесстрастным,   однако   это
бесстрастие стоило ему значительный усилий.
     - Я...  неинициирована.  Но   все   же   я   ведьма,   мой
инквизитор...  И  достаточно  начитанная  ведьма.  У  меня есть
предположение, которое кажется мне близким к правде. Вы  можете
сказать "не недо, я знаю сам"... Тогда я уйду, посрамленная. Но
если...   если  мои  соображения  смогут  вам  помочь  -  зачем
пренебрегать ими? Тем более, что  это...  от  чистой  души.  Из
одного только... хорошего отношения. Клянусь.
     - Хелена,  - медленно проговорил Клавдий, почесывая уголок
рта. - Говорят, что последняя балетная премьера  вызвала  среди
ценителей настоящий фурор? Врут?
     - "Аисты",  -  сказала женщина шепотом. - Да, великолепные
"Аисты"... Сколько вам нужно билетов? Когда?..
     - Хелена, будь на моем месте другой человек... хоть  бы  и
мой предшественник. Знаете, что бы он с вами сделал?
     - Ему бы я не сказала... что говорю вам.
     - Я должен быть польщен?
     Уголки ее губ приподнялись:
     - Вероятно, мой инквизитор.
     Некоторое время они смотрели друг другу в глаза.
     - Говорите, Хелена.
     Женщина  резко  набрала воздуха в грудь, так, что качнулся
тяжелый золотой медальон в вырезе черного шелкового платья.
     - Матка.  Ведьмы  от  природы  разобщены...  Это  дает  им
возможность...  вернее, дает людям возможность сосуществовать с
ними... чередуя войну и  состояние  вооруженного  нейтралитета.
Ведьмы  -  разобщенная  туча ос... Но когда приходит матка, все
меняется. Туча становится семьей. Единым мощным  организмом  со
множеством  жал. Стаей... война неизбежна, и... жестокая война.
Но когда вы убьете матку, все вернется на круги своя.
     Хелена Торка перевела дыхание. Клавдий  вытащил  сигарету,
несколько  секунд  поборолся с приличиями - и, одолев их, молча
закурил.
     Хелена Торка напряженно улыбнулась.  Извлекла  из  сумочки
глянцевую пачку, щелкнула зажигалкой и затянулась тоже; ей явно
сразу  же сделалось спокойнее. Лицо чуть расслабилось, оттаяло,
и на щеки вернулся еле заметный румянец.
     - Я тоже люблю... старые рукописи, -  Клавдий  смотрел  на
собеседницу  сквозь  медленно  тающее  облако  дыма.  -  Старые
рукописи, страшные истории... Вы уверены, что "Откровения ос" -
не подделка?
     Женщина прикрыла глаза:
     - Я  уверена...  Я  рассказала,  что  знала.  Как  с  этим
поступить... Решайте.
     Клавдий помолчал. Потеребил подбородок. Глубоко затянулся:
     - Ваши... соображения не имеют той ценности, которую вы им
приписываете.  Боюсь  вас огорчить. Я, конечно, не ведьма... но
знаю куда больше. К сожалению.
     Женщина молчала. Клавдию показалось,  что  сигарета  в  ее
пальцах чуть дрогнула.
     - Тем  не  менее я ценю вашу откровенность, - он вздохнул.
Поймал ее взгляд, криво  улыбнулся.  -  Отдадите  в  канцелярию
список. Ваших талантливых ведьм. Подумаем, что можно сделать.

        x x x

     Ивга проснулась в холодном поту.
     В  коридоре  горел  свет - укладываясь поздно вечером, она
забыла... а скорее, просто не захотела  выключать  лампочку.  И
теперь  лежала,  натянув  до  подбородка чужое одеяло, утопая в
запахе прачечной, который исходил от чистого белья. И  слушала,
как понемногу успокаивается колотящееся сердце.
     За  окном  стояла  непроглядная  темень.  Кровать казалась
нескончаемым белым полем, равниной  под  крахмальными  снегами,
Ивга  чувствовала себя на ней случайным путником, замерзающим в
сугробе. Ей и правда сделалось зябко - но холод шел изнутри.
     Она поднялась. Ежась и вздыхая,  натянула  на  голое  тело
свитер. Подошла к окну.
     В  соседнем  доме  горел  единственный огонек. Кто не спит
глухой ночью? Вряд ли поэт.  Скорее  больной,  или  нянька  при
малом ребенке...
     Она  содрогнулась,  вспомнив  свой  сон. Хотя, в общем-то,
ничего  особенно  страшного   ей   на   приснилось   -   просто
девочка-подросток  в  куцем платьице и длинной вытянутой кофте.
Будто бы она наклоняется над тележкой с горячими бутербродами и
достает из разукрашенной железной коробки...
     Тут-то Ивга и  проснулась,  дрожа.  Не  желая  знать,  что
именно приготовила для нее девочка. Пусть ее.
     Она  в