Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
я", "Черный Баклан" и "Фан-Эра"
(Екатеринбург), "Четвертая Эпоха" (Новокузнецк). При этом вовсе
не удивительно то обстоятельство, что почти все из упомянутых
выше изданий - толкинистские. Гораздо удивительнее то, что они
все еще именуют себя фэнзинами. Видимо, память о предшествующем
поколении все-таки сохранилась. И, следовательно, предыдущая
цивилизация погибла не бесследно, а оставив после себя какую-то
память. Хотя бы в виде терминологии.
Впрочем, вспомним еще раз, что фэнзины - не только порождение
среды, но и способ ее самоорганизации. А так же и средство
свободного распространения в ней информации, в том числе и
аналитического характера, то есть позволяющей движению ощутить
себя не только единым целым, но и контролировать собственную
эволюцию. Однако, сейчас мы уже перешли к вопросам дальнейшего
развития Толкин-движения, как естественного (или
неестественного) продолжателя дела бывшего советского фэндома. А
это, как уже указывалось выше, темой данной статьи не является.
Поскольку тут требуется совсем уже особый разговор...
Ульдор,
бывший кольценосец,
ныне малоизвестный литератор
Алан КУБАТИЕВ
SCIENCE FICTION,
THE SCIENCE OF FICTION,
THE FICTION OF SCIENCE?
или ЧТО ЗНАЧИТ "Ф"?
В этом году, кажется, появляется свободное время для раздумий.
Отчаянные попытки "Миров" выплыть могут завершиться еще одним
номером - и все. На какой срок - никто не знает. Отвратительно.
Но интересно.
Вроде как Щеголев в интерпретации Элеоноры Белянчиковой.
Ладно, это все к слову. Больше меня интересует проблема, третьим
выпуском "Двести" сформулированная до бесстыдства ясно.
Множество публикуемых писем - это, конечно, интересно. Только в
одном-двух делается торопливая попытка понять, КАК сделано это
ЧТО.
У пост-Беловежской фантастики (будем считать это рубежом
свободы) имеется достаточно обильная история, которая вполне и
необходимо описуема.
Но что происходит с фантастикой, пока неясно - запор или роды?
Неясно в очередной раз, кто, собственно, тужится. Кто она,
мамочка, такая.
Синхронистический метод в современном литературоведении мало
популярен. Диахрония обычно дается легче. Сочетать времена с
достижениями и устанавливать связь оных трудно. Однако
следование ему все же дает результаты, не являющиеся ни в одном
другом методе.
Увы, те наши критики, кто литераторы, те не историки. А те, кто
историки, может, и писатели, но уж до обидного не критики.
Подозреваю, что и любое новое произведение известного доктора
Каца не будет содержать того, чего мне не хватает. Кроме
"отменной развязности", нужно еще и любить то, о чем стараешься
писать.
Чего же мне не хватает, старичку?
Всего-навсего хорошего, добротного, в стиле Бориса Ремизова,
Виктора Жирмунского или Леонида Пинского -
ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ И СОВЕТСКОЙ
ФАНТАСТИКИ ЗА ПОСЛЕДНИЕ 95 ЛЕТ. Лучше даже нескольких.
Очень хорошо отношусь к Переслегину и к его работе, люблю
Бережного, их работы уже есть, но нужно другое, пока решительно
отсутствующее. Даже в их работах разговор о стиле, языке, речи,
ритме, образе - явление редчайшее.
Может быть, именно потому, что наша теперешняя фантастика в этом
отношении достаточно стерильна. Есть авторы, которые знают, что
такое стиль, но это Столяров, Успенский, Рыбаков, Маевский.
Пока к фантастике не станут относиться как к литературе, и
требовать от нее как от литературы, она литературой не будет.
Критика, талантливый и честный рассказ литературе о ней самой -
необходимейшая часть процесса. Одного читателя и книгопродавца
литературе мало. Нужен весь уже вполне известный процесс, да еще
многое из того, что фантастике довлеет, но пока не принадлежит.
Скандалы и дискуссии не заменят настоящей критики. До
бесконечности можно можно выяснять, демоны ли Столяров со
Щеголевым или просто анфан террибли, и топтаться возле этой
Черной Стены, пока не обнаружится, что она навозная куча.
Гораздо труднее доказать, что эти и другие лица писатели - или
нет.
Глупо считать книгопродавца последней инстанцией литературного
процесса. Еще глупее считать, что он в нем не участвует. Но он
не решает всего.
Достижения, которые кидается затем тиражировать коммерческий
писатель, создаются не им. Их рождает фанатик, голодный гений.
Открывает другой фанатик - Кэмпбелл, Подольный, Клюева или
Беркова - а "раскручивает" третий.
Кстати, настоящий книгоиздатель и книготорговец критику
спонсирует, содержит журналы и устраивает презентации. На
кухонном языке экономистов такое называется "организация
потребителя". Без самоотверженного, тщательного и нетрепливого
критика фантастике каюк. Она превратится в кабак, куда ходят,
зная, что выпивка там дерьмовая, но вот драка обязательно будет.
Уважаю попытку В.Рыбакова взорлить на фантастику среди других
явлений культуры. Боюсь лишь одного - на девять десятых она в
этот круг еще не вошла. Не может проломить пентаграмму. Бродит,
ищет свою Сарматию...
Где ж она все-таки находится? Не Сарматия - НФ. Относительно
чего соизмерима и какая ей все ж цена?
Андрей Николаев сказал: "Никто не хочет перестраиваться, вот мы
и реанимируем трупы..." Не уверен. Во-первых, мне кажется, что
они пока еще очень живые и не похоронены. Во-вторых, не
перестраиваться не хочется. Противно становиться холуем у
быстротекущих времен. Когда наступила и победила известная
революция, хорошей литературы не было достаточно долго - дольше,
чем мы существуем без Главлита. Она зрела. Но и потерять чувство
времени нельзя. Только у писателя оно может и должно выражаться
совершенно иным образом, чем у публициста и историка - порой
даже парадоксально иным.
Боюсь, что во всем этом нам следует убеждать долгое время именно
себя.
В свое время были такие академические сборники о
русско-зарубежных литературных связях и мировом значении русской
литературы. Честно говоря, никогда не мог понять, в чем оно
проявляется, если даже перевести адекватно ни одного русского
писателя на иностранные языки не удается.
Попробуйте посчитать, сколько книг русских писателей стали
шедеврами мировой литературы для читателя Запада. Достоевский,
Толстой, Чехов, ну Солженицын. Говорят еще, что Айтматов. Из
фантастики - разве что Булгаков. А переводы... Попробуйте
почитать сами. Не пожалеете.
Черт с ними, пусть сами разбираются, что для них шедевр. Но для
нас - это совсем другое дело.
Русскоязычной фантастике, боюсь, зарубежная популярность вообще
не светит. Да и нет пока еще толкового рынка ее - Олди правы. А
рынок - это ведь не только место, где продают. Это своя
Вселенная, с законами и топологией.
Дело еще мрачнее - или светлее, как посмотреть - русскоязычная
фантастика будет по-настоящему нужна только русскоязычному
читателю. И очень долго больше никому.
Обольщаться не стоит - шедевров мирового класса в ней пока нет.
Шедевров национального уровня или кандидатур в таковые чуть
побольше. Немало вещей, ниже уровня которых уже стыдно
опускаться. Но пока исчезающе мало вещей, соперничать с которыми
- штурмовать небеса.
Публицистика вещь прекрасная. Текущая критика - тоже. Но вот
Милан Кундера сетовал в одном эссе, что она превращается в
быстрый пересказ литературных событий. А превращение это на
самом деле вырождение. Нам опять нужны добротные книги о нашей
фантастике (их и было-то всего три), которых не заменят даже
самые страстные и честные письма читателей. Лишь они способны
установить верные точки отсчета, опираясь на которые можно
создать верную карту.
Сделать это должен именно литературовед. Владеющий
профессионально всей совокупностью знаний о литературе и любящий
фантастику, но истину любящий больше.
Вяжите меня, я сноб! И снобизм этот цеховой - нечего в нашем
цеху делать ни врачам Элеонорам, ни возомнившим инженерам, ни
беглым политикам. Да и филолога я сюда не всякого сюда пущу.
Есть такие критики-универсалы, о детективе, так о детективе, о
деревенщиках так о деревенщиках. Была бы колонка да народ: "Во
врезал! Во примочил! Ну молодец!"
Генерал де Голль советовал: "Хочешь понять - взгляни со звезды".
Вот такой нам и нужен.
Оставим разговор о литературоведении. Вообще просто жалко. Ну
кто о нас еще позаботится, если не мы сами? Попробуйте
разобраться в биографиях русских фантастов. Ни черта неизвестно,
отчеств и тех порой не узнаешь. Попробуйте найти фотографию
Симона Бельского или Гончарова! С современниками, боюсь, будет
то же.
Завгородний одно время собирал информацию, сейчас, по-моему,
перешел в фотомодели. Шлепанцы рекламирует. Или ноги?
Шутки шутками, но не слишком ли резво мы теряем равновесие между
целым и частью? Не пора ли обрести его? И начать надо с себя -
себя-автора, себя-критика, с себя-читателя. Камней разбросано
довольно. Пора собрать, что еще не уперли. И строить. И
полюбить. Если получится.
-----------------------------------------------------------
Отражения
-----------------------------------------------------------
Наталья РЕЗАНОВА
МИР - ЭТО МЕСТО, ГДЕ ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ
Святослав ЛОГИНОВ. Избранное. Том 1: Многорукий бог далайна:
Роман.- Нижний Новгород: "Флокс", 1994.- 384 с.- ("Золотая полка
фантастики").
Питерский фантаст Святослав Логинов дебютирует в Нижнем
Новгороде романом "Многорукий бог далайна". То есть, известен
Логинов уже лет десять. Я принадлежу к тем, кто запомнил
Логинова по повести "Страж Перевала", а полюбил за рассказы на
темы европейского Средневековья ("Железный век", "Микрокосм",
"Цирюльник"). И до сих пор казалось, что попытки Логинова отойти
от малой формы были малоудачны ("Я не трогаю тебя"), а попытки
перейти с западной на иную - отечественную, скажем - почву
("Машенька") просто огорчительны.
И вот - роман, и весьма объемистый. И весь знакомый логиновский
антураж, все эти алхимики, рыцари, ведьмы и тому подобное
отринут полностью. Возможно, это многих разочарует. Но я могу
сказать - на сегодняшний день это лучшее, что написал Святослав
Логинов. Хотя традиционные атрибуты западного фэнтези им
отброшены, абсолютно точно соблюдается главный принцип главного
классика и теоретика жанра, ставившего целью фэнтези создание
вторичных миров. Ибо роман об этом самом - о создании и
разрушении мира.
Только во всех канонических мифологических системах мир создан
либо для человека, либо хотя бы приемлем для его обитания. А
если мир изначально создан *против* человека?
Творец, старик Тэнгэр, устав от вековой борьбы с многоруким
порождением бездны ‚роол-Гуем, ненавидящим все живое, предлагает
сотворить мир специально для Многорукого - просто для того, чтоб
тот от Тэнгэра отвязался, и не мешал ему думать о вечном. "Я
построю для тебя четырехугольный далайн - обширный и не имеющий
дна, я наполню его водой, чтобы ты мог плавать, населю всякими
тварями - мерзкими и отвратительными на вид, и ты будешь
владычествовать над ними". Но среди множества встречных условий,
поставленных Многоруким: "Мне надо, чтоб среди этих тварей была
одна, похожая на тебя, как схожи две капли воды, чтоб у нее были
две руки и две ноги, чтоб она умела разговаривать и думать о
вечном. Я буду убивать эту тварь в память о нашей битве". Но
Тэнгэр также приговаривает к тому, что раз в поколение будет
рождаться илбэч - человек, умеющий создавать сушу лишь силой
желания, и неизвестно, останется ли, прежде чем яд Многорукого
разъест ограждающую мир стену, место в далайне самому
Многорукому. Таков "миф творения" в изложении Святослава
Логинова. Мир, созданный по меркам дьявола и для обитания
дьявола, а человек, созданный по образу и подобию Божьему
(Тэнгэрову) изначально дьяволу (‚роол-Гую) в жертву обречен.
Псевдодальневосточная терминология (и дальнейшие "как бы"
монгольские и китайские реалии) не должны вводить читателя в
заблуждение. Хотя, конечно, введут, и, уверена, что будет
высказанно мнение, что Логинов написал роман на основе
монгольской мифологии. Ничего подобного. Я уже сказала - никакие
канонические системы в основе романа не лежат. Я сказала также -
никакие канонические...
В раннем христианстве оппозиция Бог - Сатана выражена слабо.
Господь всемогущ, и представлять, что Сатана может реально
противостоять ему - значит, умалять величие Божье. Но прежде
христиан и в первые века их были гностики, отнюдь не считавшие
Творца всемогущим. Ибо тот Творец, которого мы знаем - лишь
слабая эманация, отражение истинного непознаваемого Бога.
Разумеется, у такого творца-демиурга может быть "черный
двойник", Сатанаил, истинный хозяин нашего мира. "Сотворение
мира - эпизод второстепенный. Блистательная идея - мир,
представленный, как нечто изначально пагубное, как косвенное и
превратное отражение дивных небесных помыслов". (Х.Л.Борхес,
"Оправдание лже-Василида", цит. по кн. "Письмена Бога", М.,
1992).
Но гностицизм был всего лишь философской системой, вдобавок
элитарной. Потом пришел пророк Мани и создал на ее основе
"учение, доступное всем" - о вечной борьбе света и тьмы и
регулярных явлениях "посланцев света". Церковь тут же объявила
манихейство ересью и принялась его искоренять.
Говорят, все со временем становятся похожи на своих врагов. На
протяжении столетий манихейство возрождалось под именами
павликианства, движения катаров и вальденсов, богомильства -
считавших мир вотчиной Сатанаила.
На протяжении столетий церковь уничтожала павликиан, катаров,
вальденсов и богомилов, жгла их на кострах, объявляла против них
крестовые походы. К исходу Средневековья с ересью манихейства
было поконченно. Но если бы люди внимательно взглянули окрест
себя, то увидели бы, что живут в манихейском мире.
Влияние гностическо-манихейской доктрины на формирование
цивилизации - тема, вполне достойная внимания писателя вообще и
писателя-фантаста в частности. В нашей литературе она затронута,
кажется, только Аркадием и Борисом Стругацкими в "Отягощенных
Злом". Но, если у Стругацких идет речь о *нашем* мире,
*нашей* цивилизации, то Логинов развивает эту тему на
материале "вторичного мира". Мира, изначально пагубно для
человека.
Далайн - четырехугольник, обнесенный стеной Тэнгэра, где
плещется ядовитая влага и торчат каменные острова - оройхоны.
Оройхоны бывают сухие, мокрые и огненные, причем жизнь возможна
только на сухих. Множество хищных и омерзительных тварей - не
считая явлений Многорукого, уничтожающего все живое везде, где
дотянутся его щупальца. Плюс еще всевозможные прелести.
Невозможный мир. Невыносимый мир.
...А люди живут. И не просто живут - цивилизацию построили,
отнюдь не примитивную. Научно-техническая мысль не дремлет - во
всяком случае, при полном отсутствии в далайне каких-либо
металлов и крайне редко встречающемся дереве до огнестрельного
оружия и артиллерии здесь додумались.
...И мысль социально-политическая - тоже. В далайне представлены
едва ли не все возможные формы правления. Классическая
абсолютная монархия (Страна Вана). Теократия (Страна Старейшин).
Тоталитарная структура в духе "лагерного коммунизма" (Страна
Добрых Братьев). Анархическое общество изгоев, из которого при
нормальном миропорядке способен прорасти "здоровый капитализм".
Короче, все. А значит, к несчастьям человечества,
запрограммированным от сотворения далайна, добавляются еще и
неизбежные войны.
И все это на крохотной площадке, потому что весь далайн, весь
мир этого человечества, если двигаться вдоль стены Тэнгэра по
прямой, можно пешком обойти за четыре дня. Правда, прямых дорог
в далайне нет.
По этому миру и странствует герой романа Шооран. Странствует под
видом солдата-цэрэга, каторжника, бродячего сказителя, тщательно
скрывая свой дар илбэча. Потому что на илбэче не только
проклятие Многорукого, обрекающее его на вечное одиночество.
Илбэч - желанная добыча для любого правителя, потому что илбэч
создает в далайне новую сушу. Новая суша - новые территории. Без
комментариев.
Шооран бродит, автор же вместе с ним осваивает мир далайна,
описывая его реалии (перечислять которые было бы слишком долго)
и то, что формирует духовный мир его обитателей. "Миф о
творении" здесь уже цитировался. Есть и мифы о культурном герое,
героические и любовные предания, скабрезный "низовой" фольклор.
И почти везде - центральная фигура - Многорукий, дьявол и бог
этого мира. И при всей его искусственности, лабораторной
заданности, мир получается весьма достоверным и в чем-то очень
знакомым. Сравните:
"И каждый говорил своему брату: - То, что ты видишь,- мое, и все
иное - тоже мое" (Логинов).
"И сказал брат брату: "Это мое, и это - мое же". ("Слово о
полку Игореве").
"Ты хочешь меня уничтожить, о Тэнгэр! Но подумал ли ты, что
вместе со мной ты разом уничтожишь половину вечного времени, и
половину бесконечности, их обратную, темную сторону? Сможет ли
твоя светлая сторона существовать без меня, и на чем будет
стоять алдан-тэсэг, если не будет моей бездны?"
(Логинов).
"Ты произнес свои слова так, будто ты не признаешь теней, а
также и зла. Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что
делало бы твое добро, если если бы не существовало зла, и как бы
выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени
получаются от предметов и от людей... Не хочешь ли ты ободрать
весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое
из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом?"
(М.Булгаков, "Мастер и Маргарита").
"Изгои - люди, загнанные жизнью туда, где жить нельзя"
(Логинов).
"Жизнь - это место, где жить нельзя". (М. Цветаева. "Поэма
конца").
Этот ряд можно было бы продолжить вплоть до братьев Стругацких,
и, кажется, подобные "скрытые цитаты" не есть случайные
оговорки, и уж, конечно, не плагиат, а цепь условных знаков -
следуем за русской литературной традицией. Но только ли русской
и только ли литературной?
"За прошедшее время страна всеобщего братства одряхлела еще
больше, хотя и вела успешные войны разом на двух фронтах. В
общинах оставались только женщины, которые и кормили всю страну,
выполняя как женские, так и мужские работы. Мужчины поголовно
считались цэрэгами. Сказочная добыча... давно рассосалась
неведомо куда, новых приобретений заметно не было, но весь
народ... жил надеждами, а значит не жил вовсе". Знакомо?
Или: "После падения твердокаменного государства принудительной
любви и узаконенного братства, на каждом оройхоне обосновался
свой особый царек или республика, отличающаяся от прошлых времен
лишь немощью и особым изуверством. Никто там не стал жить ни
лучше, ни сытнее, все, как и прежде, ненавидели чужаков, а сами
старались кормиться за счет более слабых соседей".
Политический памфлет? Не без этого. К счастью, этим дело не
ограничивается, иначе "Многорукий бог" ничем не отличался бы от
"Анастасии" Бушкова, от чего Тэнгэр миловал.
Что же до принадлежности к культурным традициям, то тут невольно
вспоминается, что культурологи определяют цивилизацию Запада как
"культуру вины", а цивилизацию Востока как "культуру стыда". В
своих рассуждениях Шооран приходит к мысли, что во всех бедах
мира виноват не дьявол - Многорукий, но демиург Тэнгэр, ибо
творение - это действие, а всякое действие влечет за собой зло.
Рассуждение абсолютно в духе китайской (конкретно, даосской)
философии, проповедующей принцип "недеяния". Но вывод-то каков?
"Виноват тот, кто делает. Значит, будем виновны". Спрашивается,
ушел ли Логинов в действительности от своего изначального
"западничества"?
Следует заметить, что роман вовсе не является мешаниной
философских, религиозных и политических рассуждений, как,
похоже, следует из моих заметок. Это, как и положено роману,
прежде всего история. История о творце. И