аз открывая для себя что-то новое.
Только чрезмерная гнетущая серьезность автора слегка портит впечатление  от
романа. С чувством юмора у Андрея Геннадьевича давно, мягко  выражаясь,  не
все в порядке - а, выражаясь грубо, оно, чувство это, отсутствует у уважае-
мого классика-современника начисто. Но роман все равно конфетка, что бы там
о нем не говорили недоброжелатели.
     Позвольте мне привести еще одну цитату: "...Грустно за  автора,  кото-
рый не нашел в себе сил преодолеть инфантилизм и увидеть мир  таким,  каков
он есть,- во всем многообразии красок, света и тени. Я не случайно  употре-
бил здесь слово "инфантилизм": наиболее мрачные мысли о мире, как известно,
возникают в подростковом возрасте. Именно  здесь  рушатся  идеалы,  сталки-
ваясь с жестокой действительностью. Однако  переход  к  зрелости,  если  он
происходит, знаменуется восстановлением идеалов, правда, не в  их  романти-
ческо-книжном виде, а в реальном  диалектическом  противоборстве  с  силами
зла". (А.Житинский, "Путешествие рок-дилетанта"). Увы, у многих из тех, чьи
произведения заняли почетные места в списке номинантов за 1994 год  переход
этот до сих пор так и не состоялся, судя по всему. Прекрасный тому пример -
роман Андрея Столярова "Я - Мышиный король". Очень уж мрачный он и беспрос-
ветный (не Столяров, естественно, а роман). Настолько, что  возникает  воп-
рос - да неужели Вы это серьезно, Андрей Михайлович?  Такое  ощущение,  что
автор, виртуозно владеющий технической стороной процесса, в  очередной  раз
загорелся идеей кому-то чего-то доказать - то ли друзьям-писателям,  то  ли
господам читателям, то ли Большой Литературе (которой, как утверждает Дмит-
рий Богуш, в природе не существует) - что он, А.М., вполне в состоянии  на-
писать роман-фэнтези, не только отвечающий  классическим  канонам,  но  при
этом еще и высокохудожественный. И, надо сказать,  кое-что  ему  удалось  -
например, следование законам жанра. Однако... "В них жизни нет,  все  куклы
восковые..." А.М. с его обескровленными персонажами  и  нудноватым  сюжетом
более всего напоминает Реаниматора из одноименного  рассказа  Лавкрафта,  с
упорством и изобретательностью, достойными лучшего  применения,  вдыхающего
жизнь в искалеченные, мертвые тела, ни на что, кроме преступлений  не  спо-
собные. Это, конечно, по-своему очень, бла-ародно,  но...  Всем,  наверное,
памятно, чем закончил тот Реаниматор.
     Увы, даже так получается не у всех, ибо чего-чего, а знания литератур-
ного инструментария у Столярова не отнять. А вот, скажем, у Н.Дашкова в ро-
мане "Отступник" и с этим туговато. Маловразумительное жити„-быти„  главно-
го героя романа с "говорящим" прозвищем "Холодный Затылок" что-то не сильно
интригует. Подобно поведению героев не лучших произведений западной "герои-
ческой фэнтези", из которых автор, кстати сказать, позаимствовал и  большую
часть реалий описываемого мира, деятельность Сенора Холодный Затылок  носит
чисто рефлекторный характер. То есть как у всяких гидр,  актиний  и  прочих
кишечнополостных: стимул-реакция, стимул - реакция, стимул - ...  Тоскливое
это однообразие поведенческих реакций и полное отсутствие  у  героя  второй
сигнальной системы быстро утомляют - слишком быстро.
     В чем-то сродни "Отступнику", хотя и на другом качественном  уровне  и
роман Александра Громова "Наработка на отказ". Если Дашков  написал  совер-
шенно кондовый роман-фэнтези, не слишком заботясь  о  качестве  текста,  то
Громов умудрился создать в свою очередь самую что ни на есть банальную  со-
циальную НФ в стиле "МГ" конца семидесятых, только чуть более  грамотную  и
чуть более мрачную. Основательно "ломает кайф" тот факт,  что  для  любого,
кто прочитал более десятка фантастических произведений развязка романа оче-
видна с первой же страницы. Естественно, если не брать в расчет  совершенно
ненужную, на мой взгляд, линию с наблюдателем сверхцивилизации  щитоносцев.
В которую ухитрилась каким-то чудом эволюционировать эмигрировавшая с  Зем-
ли старая добрая евгеническая секта. Впрочем, сверхцивилизация эта  получи-
лась тоже вполне фашистского толка: на простых смертных с  их  радостями  и
страданиями эти гиганты духа, ясное дело, смотрят как на  расползшихся  му-
равьев; собственных детей, не соответствующих госстандартам, запросто  под-
вергают изгнанию (внедряя в среду этих  самых  "муравьев");  к  собственным
достижениям относятся с преувеличенным пиететом - словом, веселая такая ис-
тория. Аж выть от нее хочется.
     Так что если уж писать классическую НФ, то уж  лучше  делать  это  как
Евгений Филенко в "Галактическом Консуле" или, паче чаяния, Сергей  Казмен-
ко в "Повелителе марионеток". И хотя Филенко, с его запутавшимся  в  женщи-
нах героем так и не удалось, на мой взгляд, придумать  достаточно  вразуми-
тельную философско-космогоническую теорию,  дабы  связать  воедино  столько
разноплановых, неровно написанных повестей, а Казменко так и не смог  дока-
зать мне, что в обозримом будущем наука  достигнет  таких  высот,  что  все
флюктуации в социуме - пусть даже замкнутом и небольшом - будут  предсказы-
ваться заранее, а сам этот социум - управляем при помощи одного лишь инфор-
мационного воздействия, и при этом довольно грубого,- но и ту, и другую ве-
щи я буду, без сомнения, с неослабевающим  удовольствием  перечитывать  еще
много-много раз.
     Не смотря на заметно меньшую проблемность, чем у предшествующего рома-
на тетралогии "Евангелие от Тимофея" новый роман Юрия  Брайдера  и  Николая
Чадовича, отличается похвальным динамизмом и увлекательностью сюжета.  Пох-
вальна уже сама попытка создать, говоря словами  Сергея  Бережного,  эдакое
"масштабное полотно", которым должна стать тетралогия "Тропа", первыми дву-
мя романами которой являются "Евангелие..." и "Клинки..."  Оба  эти  романа
заслуживают всяческого внимания.
     Ну, а вот грустный роман веселого Кира Булычева, вдосталь  потоптавше-
го грязными сапогами  распространенные  исторические  стереотипы  новейшего
времени. Вот вам в "Заповеднике для академиков" и Сталин с Ежовым,  и  Пас-
тернак с Вавиловым, и сталинизм с человеческим лицом, и Гитлер с Гаусгоффе-
ром, и секретные физики в обниму с энкэвэдэшниками, и  политзаключенные  со
шпионами и хрен в ступе. Только один вопрос и вызывает роман: ну как,  ска-
жите пожалуйста, этим Хранителям Времени удается на глазок определить,  ка-
кое из русел Реки Хронос основное, а какое - побочное? Судя по этой  книге,
тупиковые ветви отличаются от остальных тем, что здесь  нарушается  принцип
причинно-следственной связи. Иначе трудно объяснить тот чудесный факт,  что
женщина, стоявшая у истоков разветвления умудрилась не только выжить в  ла-
гере, не только пережить первый в истории ядерный взрыв, не только  попасть
в фашистскую Германию, но и стать любовницей  самого  Гитлера  и  погибнуть
вместе с ним при ядерной бомбардировке Варшавы после  взятия  ее  немецкими
войсками. Совпадения подобного рода слишком заметны и неправдоподобны, что-
бы быть случайностью, а их в этом романе масса. Учитывая то,  что  большин-
ство совпадений относится ко второй части романа ("Как  это  могло  быть"),
нельзя не признать, что с причинно-следственной связью  не  все  в  порядке
именно в "сухом русле" Реки Хронос, не  смотря  на  всю  внешнюю  привлека-
тельность сложившегося там порядка вещей.
     Незабвенный профессор Амвросий Амбруазович Выбегалло сказал как-то  по
поводу созданной им модели человека  полностью  удовлетворенного:  "Счастье
данной модели будет неописуемым. Она не будет знать ни голода, ни жажды, ни
зубной боли, ни личных неприятностей. Все ее  потребности  будут  мгновенно
удовлетворены по мере их возникновения". Эту самую выбегаллову утопию,  су-
дя по всему, и надумал воплотить в своем романе  "Катализ"  Ант  Скаландис,
проделав примерно то же самое, что  значительно  раньше  сотворил  в  своем
"Одиссее..." Василий Звягинцев, то есть наделив своих героев полным  всемо-
гуществом в материальной сфере. Только если  Звягинцев  наивно  восхищается
процессом производства и (особенно) потребления, то Скаландис поступил  ум-
нее и изобретательнее,- во-первых, посвятив весь роман анализу  последствий
открытия героев, а, во-вторых, наделив их и  еще  кое-какими  суперменскими
качествами - например, бессмертием.  Впрочем,  наступившее  изобилие  поче-
му-то не приводит к мгновенному превращению человечества в сообщество испо-
линов духа и корифеев. Даже напротив, проблемы, по поводу которых рефлекси-
руют в романе рядовые представители рода людского в основном относятся не к
духовной сфере. В общем, по поводу каждого слова в этом романе мне  хочется
спорить - а это, согласитесь, уже немало.
     "Бикфордов мир" Андрея Куркова,  как  и  "Солдаты  Вавилона"  -  роман
весьма сложный и весьма философский, несмотря на гораздо  более  демократи-
ческую форму. Это умная и по-своему довольно красивая книга с яркими,  соч-
ными, хотя и лишенными развития образами и простым до  схематизма  сюжетом.
Персонажи романа настолько погружены в свои  собственные  переживания,  что
задевают друг друга только случайно, по касательной. Похоже, что именно та-
кое ощущение и было запланировано автором - в любом случае, получилось  это
у него здорово. Статичность, замороженность  открывающихся  картин,  отсут-
ствие развития сюжетных линий сами по себе уже завораживают взгляд. По-мое-
му, подобная статичность присуща скорее произведению  изобразительного  ис-
кусства, ибо она более всего предрасполагает к размышлениям. Ну да и  рома-
ну Куркова, хоть его и не повесишь на стенку рядом с "Медведями на  отдыхе"
она очень к лицу.
     Если "Бикфордов мир" со значительной долей уверенности можно отнести к
вещам постмодернистским и не совсем приходящимся по  ведомству  фантастики,
то произведения Владислава Крапивина "Сказки о рыбаках и рыбках" и  особен-
но "Помоги мне в пути..." относятся к тому обширному слою литературы, кото-
рый на протяжении многих лет служил питательной средой для подобных  вещей.
По-моему, в двух этих произведениях своеобразный "крапивинский стиль" проя-
вился настолько ярко, как никогда раньше. Во всяком случае, прежде в произ-
ведениях В.П.К. "окровавленные младенцы" не появлялись в таких  количествах
и уж во всяком случае не описывались с такой тщательностью  и  никогда  еще
все богатство и разнообразие детского и взрослого мира  не  было  до  такой
степени сведено к нескольким повторяющимся из эпизода в  эпизод  стереотип-
ным реакциям. И у взрослых, и у детей помыслы только друг о друге и  больше
ни о чем, как будто они без этого жить не  могут.  Сплошь  какие-то  ненор-
мальные и с той, и с другой стороны. Ну очень трогательная картина...
     Роман Алексея Слаповского "Я - не я" с первых же страниц чем-то сильно
напомнил мне произведения Александра Житинского. Лиричностью своей, что ли,
спокойной усмешкой?.. Не знаю. Сюжет романа удивительно прост - некий обыч-
ный и ничем не примечательный человек вдруг приобретает  удивительную  спо-
собность меняться телами с другими людьми. С этого-то и начинаются его  мы-
тарства... Главное внимание автор, как и следовало ожидать, обратил на пси-
хологию своих героев, на психологию их окружения - окружения тех, чьи  мес-
та на время занимает его главный герой. Впрочем, никакой вразумительной мо-
рали из всего этого, слава богу, не следует - этим Слаповский тоже  напоми-
нает Житинского. И не смотря на то, что полет авторской фантазии не ограни-
чен рамками общепринятых представлений о  жизни  престарелого  генсека  или
рок-музыканта недавнего прошлого, легкая необязательность выводов автора не
дает создастся атмосфере нон-конформизма. Просто  хорошо  написанная  книга
размышлений о жизни, размышлений, хотя и не слишком глубоких, но и не  пре-
тендующих на априорную правоту.
     Роман Михаила Успенского "Там, где нас нет" - это  не  просто  лучшее,
что я читал у Михаила Успенского, не  только  лучший  роман  номинационного
списка, но и вообще одно из лучших произведений фэнтези, какое я  когда-ли-
бо читал - за исключением, может быть, Толкина и  некоторых  вещей  "заживо
похороненного" Желязны, которого так любит Успенский. Дело  в  том,  что  в
этом романе юмор Успенского впервые  играет  подчиненную,  служебную  роль.
Предыдущие его повести и рассказы гораздо больше  походят  на  политическую
сатиру, нежели на самодостаточные художественные произведения, но  это  со-
вершенно непохоже на все, что он делал раньше.  Написать  такое  блестящее,
такое ироничное и в то же время  глубоко  проблемное  произведение  удалось
Успенскому не сразу - я имею в виду начало романа, где  довольно  занудливо
описывается процесс эволюции грязи в князи. Однако как только автор  перек-
лючается на описание злоключений конкретного и  вполне  положительного,  не
смотря на все свои недостатки, героя, скука испаряется и начинается  сплош-
ной кайф. Увы, в один далеко не прекрасный момент Успенский  круто  обламы-
вает читателя и тот внезапно, ни с того ни  сего,  видит  красивую  надпись
внизу страницы: "Конец первой книги". Представляете: третий  час  ночи,  вы
только-только разогнались как следует, и тут вдруг такая подлянка! Если  бы
не это ничем неспровоцированное  прерывание  романа  на  середине  эпизода,
Успенский, несомненно, был бы достоин всех  самых  престижных  литературных
премий нашего - и не только нашего - жанра. Впрочем, вероятно в  этом  году
он и так получит по крайней мере "Бронзовую Улитку" и "Интерпресскон",  хо-
тя лично я предпочел бы подождать и посмотреть, чем  таким  закончится  его
роман. Хотелось бы надеяться, что этого окончания мы дождемся до конца  ты-
сячелетия.
     А пока я призываю голосовать  за  роман  Генри  Лайона  Олди  "Сумерки
мира", вещи в высшей степени небанальной и заслуживающей всестороннего вни-
мания почтенного фэнства.  Не  смотря  на  обманчивое  первое  впечатление,
скрывшиеся под а ля дальнезарубежным псевдонимом Дмитрий Громов и Олег  Ла-
дыженский далеко не так просты, как кажется. Возможно, этот роман не  столь
красив и закончен, как "Бикфордов мир", и его философичность не столь  оче-
видна, как в "Солдатах Вавилона", - но для того, чтобы заметить,  насколько
он непрост, мало однократного прочтения. Стремление к нон-конформизму у ав-
торов "Сумерек мира" не столь очевидно, но это вовсе не значит, что  такого
стремления у них нет - просто они ловчее других сумели замаскировать экспе-
риментальность своей прозы, благодаря чему их произведения оказались однов-
ременно демократичны по форме и вполне элитарны по содержанию.  По  крайней
мере, "Сумерки мира" именно таковы. В этом романе, пожалуй, сильнее, чем во
всех остальных романе списка - за исключением ополовиненного шедевра Успен-
ского - чувствуется элемент литературной игры, скрытой авторской иронии - в
том числе и самоиронии,- а как же без этого? Авторы прекрасно понимают, что
пишут произведение, которое вполне может быть  и  наверняка  будет  названо
"масскультурным", но это их не смущает. Понимание этого чувствуется в  каж-
дой строчке - так же как и то, что авторы все же подходят к своей задаче  с
должной долей иронии и изобретательности. Авторы неплохо чувствуют язык  и,
будучи прекрасно знакомы с литературной традицией, не задумываясь пользуют-
ся этим свои преимуществом. Конечно, "Сумерки мира"  не  являются  всеобщей
панацеей от сенсорного голодания (хотя я убежден, что и  профессор  филоло-
гии, и простой ролевик сумеют найти тут что-то для  себя),  но  в  качестве
первого приближения к идеалу испытание на прочность выдерживают  вполне.  С
чем я Громова с Ладыженским и поздравляю.
     Кстати, интересно знать, почему в номинации на  "Интерпресскон"  ни  в
этом, ни в прошлом году так и не появился роман Андрея Дворника "Отруби  по
локоть"? Ведь роман-то этого заслуживает вполне - может быть, даже  больше,
чем некоторые другие, в номинацию вошедшие. Даже на тираж в  999  экземпля-
ров здесь не погрешишь - с тех пор, как почетное место среди лауреатов  за-
няло бессмертное творение Р.С.Каца,  изданное  тиражом  на  один  экземпляр
больше, о таких мелочах говорить как-то неудобно. Странная, загадочная  ис-
тория...
     Что же касается повестей, то тут дела обстоят еще интереснее.  Во-пер-
вых, значительная часть произведений  включены  в  эту  номинацию,  на  мой
взгляд, то ли из-за недобора, то ли в качестве компенсации за прежние  зас-
луги.  Например,  "Поселок  кентавров"  Анатолия  Кима.  Нет,  спору   нет,
"Отец-Лес" - штука, наверное, чем-то интересная, коли столько незаинтересо-
ванного народа ее хвалит. Но ведь "Поселок кентавров" с этой притчей и  ря-
дом не лежал.
     Или премированный "Сон войны" Александра  Рубана,  "штатская  утопия",
смысл которой, насколько я сумел разобрать, сводится к тому, что  советский
- да и не только советский - человек может лишь запойным пьянством  преодо-
леть собственную агрессивность и стремление к насилию. Ей-богу, рядом с его
же "Феакийскими кораблями" этот с позволения  сказать  изыск,  несмотря  на
правильность формы, как-то не смотрится.
     Вот и повесть Александра Громова "Такой же, как вы" построена  в  точ-
ном соответствии с классическим  клише  социальной  фантастики:  постановка
проблемы, иллюстрация либо исторический экскурс, разрешение загадки, финал.
Автор уверяет нас, что ежели заселить целую планету клонами одного  челове-
ка, то со временем эти клоны от тоски и однообразия возьмут, да  и  устано-
вят на планете тоталитарную диктатуру. Причем делает он это так, что с пер-
вых же строчек становится ясно - других альтернатив у бедных клонов  нет  и
не будет, хоть из кожи лезь. Мораль: заселять целую планету  клонами  одно-
го-двух человек непорядочно. Вот и вся сказочка. Увы, отсутствие  альтерна-
тив превращает социальную фантастику  в  черно-белый  геометрический  план.
Взаимодействия между персонажами получаются исключительно линейными, схема-
тизм прет из каждого эпизода, и в конце-концов оказывается,  что  благород-
ная антиутопия деградировала до уровня банального нравоучения.
     Пару слов об "Улете в теплую сторону" Александра Чуманова -  это  эда-
кая сильно метафоризированная притча. Ну очень сильно. Правда, метафоры  по
большей части настолько прозрачные, что не совсем понятно, зачем они  вовсе
понадобились. Раз понадобились, значит - так  надо  автору.  Но  больно  уж
суетно, единовременно это все, слабовато тут по части вечных вопросов.  Бе-
гают какие-то психи по городу, за  власть  борются,  генофонд  портют...  А
жаль, именно философские категории и вечные вопросы даются  Чуманову  лучше
всего.
     Значительно приятнее выглядит повесть Юрия Буйды "Калигари".  Судя  по
количеству публикаций Буйды в журналах типа "Октября", "Волги", "Знамени" и
тому подобных, автор достаточно талантливый и разносторонний, чтобы  позво-
лить себе эксперимент на грани фантастики, детектива и философской  притчи.
Ведь очередное воскрешение доктора Калигари, Шерлока Холмса да еще и  пате-
ра Брауна на страницах одной повести иначе, как  рискованным  экспериментом
не назовешь. Тем приятнее сообщить, что эксперимент, несмотря на  некоторую
излишнюю для повествований подобного рода сухость и  отстраненность  автора
вполне можно признать успешным. Благодаря странному  смешению  стереотипов,
атмосфера в повести создается вполне оригинальная. Атмосфера исподволь  на-
ползающего ужаса, медленно сгущающихся теней, холодного дыхания на  затылке
- короче, хоррорная атмосфера. Смотри "Молодой Шерлок Холмс". При этом иду-
щая от эпизодического патера Брауна  как-бы-честертоновская  философичность
придает глубину и объем вполне банальному сюжету. Единственное, чего  авто-
ру на мой взгляд недостает - это чуть большей эмоциональности.  Слишком  уж
сильно поморожены его герои, слишком ненатурален их страх, их отвращение  -
даже для детектива. А ведь, казалось бы, какой прекрасный повод для рефлек-
сии! Люди, управляемы