е, похожее на плотную пену, и вдруг там, под пеной, что-то  дер-
нулось, пена прорвалась, на миг показалась костяная  рука,  судо-
рожна сжалась и исчезла; и снова звук,  будто  рывком  проволокли
плотную тяжесть. Левее, у стены, стояла кроватка Сида, и  в  кро-
ватке копошилась эта же пена, а за кроваткой Ника  увидела  будто
бы наклонившегося вперед человека, нет, не человека - что-то  ок-
руглое, плотное, сжатое, похожее на боксерскую перчатку в челове-
ческий рост, и в следующий миг то, что было там, распрямилось,  и
Ника поняла, что оно на нее смотрит... То, что там стояло, с тош-
нотворным чмоканьем выдвинулось из из-за кроватки и вдруг раскры-
лось, именно как перчатка, и из него выпал, тут же исчезнув в пе-
не, крошечный скелетик..."
   Видения, неотличимые от реальности, опрокидывающие и  насилую-
щие сознание... Как легко парализовать сознание человека - доста-
точно вывести то, что он видит и слышит за пределы понимания  (то
есть, за пределы возможностей корректной обработки внешней инфор-
мации)...
   Это первая посылка. Взаимоотношения человека  с  миром  жестко
завязаны на информационный обмен между ними - человеком и  миром.
Стоит блокировать этот обмен, и человек исчезнет для мира, а  мир
- для человека.
   Нет, не совсем верно... Для человека исчезнет мир,  в  котором
он жил раньше. Но на место исчезнувшего мира придет новый,  кото-
рый будет существовать только в сознании этого человека - но  бу-
дет по-прежнему дан ему во всех мыслимых ощущениях,  и,  следова-
тельно, - будет для него безупречно реален...
   Но если вброшенным в новую реальность оказывается не одно соз-
нание, но несколько? Но если - все люди видят тот же кошмар,  что
и ты? Что тогда можно назвать реальностью? А если правы  те,  кто
видит ближайшую перспективу  в  формировании  Надсознания  -  ре-
зультата объединения отдельных человеческих сознаний,- и  отсече-
ние информканалов пошло именно на уровне Надсознания?..
   Но само Надсознание есть ни что иное, как результат  объедине-
ния накопленных человечеством ресурсов памяти и способностей  об-
работки информации. И, по аналогии, само Надсознание способно  на
формирование тех же кодонов - но уже антропогенных.  И  что  есть
антропогенный кодон, как не попытка сотворения нового мира? И  не
Богом ли этого нового мира будет сотворившее его Надсознание?

                        АНТИТЕЗА: ЭРМЕРЫ
   Человеческая этика противится насилию над  сознанием.  Порабо-
щенное сознание должно быть освобождено, кодон должен быть  убит,
изгнан, человека необходимо вернуть в реальный мир - то  есть,  в
тот мир, который считает реальным эрмер -  экзорцист,  изгоняющий
из сознания кодона-демона...
   Эрмер не осознает, что он просто перебрасывает сознание  чело-
века из одной иллюзии в другую, меняет  на  входном  информканале
один фильтр на другой - и, возможно, не  менее  грязный...  Да  и
есть ли вообще "чистый" фильтр? А уж если представить, что  может
пойти по входному информканалу, если фильтра не  будет  совсем...
Впрочем, принципиальной разницы нет: хоть фильтрованная  информа-
ция, хоть не фильтрованная, нулевой фильтр - тоже фильтр, отрица-
тельный результат - тоже результат...
   Для того, чтобы изгнать дьявола, человек должен  изучить  его.
Но, изучая врага, неизбежно начинаешь его понимать.  Перед  эрме-
ром выстраивается вся цепочка: Сознание - Надсознание - Бог, тво-
рящий Новый мир... Бог, а не дьявол.
   Но кто бы это ни был, он сотворил мир, горящий в  огне  катас-
троф. Собственно, само существование мира - это и  есть  растяну-
тая на миллионы лет катастрофа. Что такое Вселенная? Взрыв - кол-
лапс, взрыв - коллапс... Что такое жизнь  человеческая?  Взрыв  -
коллапс... Один апокалипсис наслаивается на другой, как масло  на
ломоть хлеба, и иного человеку - и миру - просто не дано.  В  ка-
ком бы мире ты не существовал, и какими бы ты не тешился иллюзия-
ми...
   Так кто же ты, эрмер-спасатель, возвращающий души из ада иллю-
зий в не менее иллюзорный рай? Может, ты  убийца  миров,  которые
лучше того, что привычен тебе? Может, ты  ученый,  больше  других
знающий о том, как рождаются иллюзорные миры? Может, ты странник,
блуждающий по этим мирам в поисках того самого,  единственного...
А может, ты противоборствуешь юному Богу,  который  творит  новый
мир?.. А может, ты - слуга и творец  Апокалипсиса,  как  бы  этот
Апокалипсис не назывался: Столкновение Миров, Второе  Пришествие,
Великая Революция, Афганистан...
   Как бы то ни было, какие бы катастрофы не обрушивались на  че-
ловека, главным  для  него  остается  "нравственный  закон",  со-
циальная этика, собственный Бог каждого из нас.  Каждый  выбирает
ее для себя сам, и, единожды избрав, да не впадет в  ересь.  Один
из героев романа сочиняет гениальный апокриф о солдатах Вавилона.
После того, как Господь  "смешал  языки"  строителей  Вавилонской
Башни, к стенам города подступили враги. И, несмотря на  то,  что
солдаты не понимали командиров, город выстоял, ибо каждый его за-
щитник знал свое место на стене и свою "боевую задачу"...
   Не понимая друг друга, они остались верны каждый своему Богу -
и спасены были.
                      СИНТЕЗ: IN NOMINE...
   Они равновелики в этом романе: боги и люди, миры и  мифы.  Они
одинаково значимы. Потому что все они составляют единую  цепочку.
Ту самую: Сознание - Надсознание - Бог - и Мир, в  котором  неиз-
бежно появляется свое Сознание,- и все начинается  с  начала.  От
Отца к Сыну, от Сына - к Духу,- ничто не ново под этим небом.
   И  не  только  под  этим...

                  ЗАКЛЮЧЕНИЕ: БОГИ ПРОТИВ ЭТИКИ
   Теперь несколько слов о том, почему, собственно, я назвал этот
роман концентрированно философским.
   По моему глубочайшему убеждению, Лазарчук  построил  роман  на
единственной, но всеобъемлющей идее -  проблеме  невзаимодействия
человеческой этики с законами, управляющими  мирозданием.  Законы
эти Лазарчук сводит к глобальному философскому  принципу  равноз-
начности материи и сознания,  заменяя  этим  постулатом  ортодок-
сальные попытки решения основного вопроса классической философии.
Такой ход дает ему возможность совершенно по-новому взглянуть  на
роль информации в структуре мироздания: даже бог, с точки  зрения
автора, суть информационный пакет, порожденный обобщенным  созна-
нием человечества. Такой бог практически несоотносим с  современ-
ным пониманием этики, что и порождает конфликт между ним и  чело-
веком, для которого этика является одной из основ социального су-
ществования.
   Роман, видимо, намеренно усложнен автором.  Далеко  не  каждый
читатель прорвется через безумную смесь сюжетных, метафорических,
мировоззренческих, апокрифических фрагментов, через кровавые сре-
зы множества реальностей, через  пересекающиеся  параллели  судеб
героев... Роман далеко не демократичен. Но Лазарчук, как мне  ка-
жется, заслужил, чтобы у него был свой собственный читатель, дос-
таточно терпеливый, чтобы не раз и не два возвращаться к  "Солда-
там Вавилона"...

                         Сергей БЕРЕЖНОЙ

                    КЛАССИКИ И СОВРЕМЕННИКИ:
                Фантастика "Уральского следопыта"

А.ГРОМОВ. Наработка на отказ: Повесть / "УС", 1993, ##2-4.

С.ДРУГАЛЬ. Чужие обычаи: Рассказ / "УС", 1993, #9.

А.ЗАКИРОВ. Лабиринт: Рассказ / "УС", 1993, #7.

А.ИВАНОВ. Корабли и Галактика: Повесть / "УС", 1993, ##10-11/12.

В.КАЛИНИНА. Планета-Мечта: Повесть / "УС", 1993, ##2-3.

А.ЛАЗАРЧУК. Мумия: Рассказ / "УС", 1993, #7.

М.НЕМЧЕНКО. Родительский день: Рассказ / "УС", 1993, #7.

Г.ПРАШКЕВИЧ. Спор с Дьяволом (Шпион против алхимиков -  II):  По-
весть / "УС", 1993, ##1-2.

Г.ПРАШКЕВИЧ. Приговоренный (Шпион против алхимиков  -  III):  По-
весть / "УС", 1994, ##1-2.

В.ФИРСОВ. Сказание о Четвертой Луне: Повесть / "УС", 1993, ##8-9.

В.ЩЕПЕТНЕВ. Тот, кто не спит: Повесть / "УС", 1993, #4.

   В 1994 году закончилась эпоха Бугрова. В следующем  году  фан-
тастика "Следопыта" будет плакать и смеяться другим голосом. Но в
девяносто третьем и девяносто четвертом годах этот голос еще зву-
чал... Когда громко, когда приглушенно - но звучал...
   И 1993, и 1994 год журнал начал с повести из "шпионского" цик-
ла Геннадия Прашкевича. "Спор с Дьяволом" можно читать не без оп-
ределенного удовольствия - во всяком случае, мне так  показалось:
динамично, детективно, плюс литературная тайна,- и открытая  кон-
цовка повести позволяла предположить, что дальше будет  не  менее
интересно.  Представьте:  герой  узнает  о  таинственной  цепочке
убийств и самоубийств видных деятелей науки и  культуры  мирового
масштаба. Есть основания предполагать, что следующей жертвой ста-
нет престарелый писатель Биллингер (без  пяти  минут  нобелевский
лауреат), уединенно живущий на своей даче. У старика работает са-
довник, которого находят мертвым. Герой занимает место  покойного
садовника - само собой, не ради цветочков и персиков, а для того,
чтобы оборонить старика-писателя от таинственной угрозы - и,  ми-
моделом, выяснить, что такое лежит у деда в сейфе. В сейфе  обна-
руживается новый роман. Герой начинает его переснимать и просмат-
ривать, но успевает сделать то и другое едва до середины.  Приез-
жает литагент Биллингера, по глупости залезает в сейф без миноис-
кателя, нарывается на добрый заряд пластиковой взрывчатки, остав-
ленный неизвестными доброжелателями, и...
   Кто подложил взрывчатку? Погибла ли рукопись романа? Чем  этот
роман заканчивается - и почему? Кому мог помешать старый  затвор-
ник Биллингер? Вот над чем размышляет главный герой, ломая  хреб-
ты случайно подвернувшимся  налетчикам.  Ответ  ему  подбрасывает
один из его боссов: это-де алхимики -  секретная  мировая  мафия,
которая слишком по-своему любит  человечество.  Босс  приказывает
герою всячески мешать алхимикам проявлять свою любовь. Чем  герой
и руководствуется в следующей серии.
   Следующая серия, появившася через год, носила название "Приго-
воренный" и была совершенно беззубой. Как что-то  хотя  бы  мини-
мально самодостаточное она не смотрелась совершенно. Скорее,  от-
дельная глава из романа. Шпион попадает в переделку, ему долго  и
красочно расписывают, как крепко он влип, но он не  унывает  и  в
два счета выдирается из капкана. В развитие предшествующего сюже-
та, алхимики ухлопали-таки Биллингера (прямо по телефону). Исчез-
нувшая рукопись пока не всплыла. Один из боссов оказался  тварью,
не заслуживающей доверия. Все.
   "Спор с Дьяволом", по крайней мере, был расцвечен  какой-ника-
кой культурной подкладкой (Биллингер обожает рассуждать о Сэллин-
джере, Артуре Кларке и Говарде Фасте - как вам такая  компашка?).
В "Приговоренном", напротив, мировая культура проглядывает только
в регулярных тоскливых воплях героя о том,  как  его  мучает  со-
весть за некогда погубленную душу коллеги  (Раскольников  мучился
более самоуглубленно - у него этот процесс  занимал  все  ресурсы
организма, на стрельбу и погони его уже не хватало).
   Так что, к сожалению рецензента,  он  вынужден  отказаться  от
выставления "шпионским" повестям Прашкевича определенной  оценки.
Рецензент будет ждать возможности охватить взором  всю  эпопею  в
целом. Как это сделало мудрое жюри, вознаградившее  серию  "Аэли-
той-94". А пока - увы.
   Год 1993  продолжился  повестью  Валентины  Калининой  "Плане-
та-Мечта". После прочтения повести хочется называть автора Валеч-
кой и ласково повторять: "Ну, маленькая, ну, не плачь; и не  пиши
больше о таких плохих дядях: видишь - сама себя напугала..." Нет,
в общем, в повести можно даже найти (при  наличии  особо  острого
стремления) рациональное зерно. Можно даже рассмотреть его - хошь
в лупу, хошь в мелкоскоп. Рассмотреть и пожалеть:  ну  не  сможет
никакое мало-мальски рациональное зерно вырасти на такой  эстети-
ческой почве.
   "Планета-Мечта" - это, граждане, социальная фантастика. Где-то
в чем-то.  Наблюдается  что-то  социально  движущееся.  Освободи-
тельные движения наблюдаются, подспудные и над. Замятинщина  при-
сутствует (Горничная-1, Лакей-3 - чувствуете, какие  редкие  про-
фессии у тамошних нумеров?). Оруэлловщина наличествует.  Олдосов-
щина-Хакслиевщина. Но больше всего бросается в глаза фон, на  ко-
тором все это малоудобно разложено. Фон, конечно, знатный -  шпа-
ги, бластеры, короли, зеки, черти,  блаародство,  производство  и
асисяй-любовь. И именно в тех интонациях, что я употребил.
   Я поражен. "Следопыт", конечно, подростковый журнал,  но  и  в
подростковости меру неплохо бы знать... хотя бы для  того,  чтобы
не давать повода для издевательств.
   И, по крайней мере, хотя бы не ставить контрастные по  литера-
турному уровню произведения рядом. В следующем (четвертом)  номе-
ре напечатана более чем профессионально сделанная  повесть  Васи-
лия Щепетнева  "Тот,  кто  не  спит":  спокойный  такой  и  очень
культурный триллер на советском материале. Кстати, одна  из  двух
публикаций "Следопыта", выдвигавшаяся  на  "Бронзовую  улитку"  и
"Интерпресскон". Рядом с этой повестью творение Калининой  произ-
водит еще более угнетающее впечатление, нежели само по себе.
   Итак, "Тот, кто не спит". Голый сюжет от первого лица. Стреми-
тельный поток сознания. Перестрелки, погони,  взрывы,  рукопашные
бои. Сначала все это существует как бы само по  себе - взаимосвя-
зано, но как бы вне определенного  контекста.  Но,  мало  помалу,
этот контекст проявляется, подвсплывает к поверхности, поближе  к
читательскому восприятию - ненавязчиво, как бы  даже  неохотно...
Достаточно затасканный сюжет об очередном социальном  эксперимен-
те КГБ (а что было бы, если бы наиболее выносливая  часть  совет-
ского народа пережила ядерную бомбардировку?)  вдруг  приобретает
свежесть - и, пожалуй, только из-за формы, в  которой  он  отлит.
Щепетневу поразительно хорошо удалось  сбалансировать  повесть  -
сильно рекомендую!
   В следующем номере (сдвоенном  5/6)  редакция  порадовала  нас
большим рассказом Джина Вульфа "Пятая голова Цербера" -  прекрас-
ная новелла и весьма приличный перевод.
   Далее последовала подборка  рассказов  отечественных  авторов.
"Родительский день" Михаила Немченко - излишне патетическая зари-
совка о том, как нужно чтить свои корни. Видимо, автор  полагает,
что от напоминания эта  мысль  станет  менее  банальной.  "Мумия"
Андрея Лазарчука в комментариях не нуждается - премии  "Бронзовая
улитка" и "Интерпресскон" достаточно весомы и каждая в отдельнос-
ти, а уж вместе... И, наконец, "Лабиринт"  Абдулхака  Закирова  -
превосходный, на мой взгляд, философский рассказ на темы древнег-
реческой мифологии. Досадно, что рассказ этот не номинировался на
"Бронзовую улитку" - его присутствие в номинационном списке  пош-
ло бы списку явно на пользу. Возможно, имеет смысл  провести  его
по номинациям 1995 года.
   В номерах 8 и 9 "Следопыт" напечатал еще одну повесть покойно-
го Владимира Фирсова - "Сказание о Четвертой Луне". Честно  гово-
ря, я до сих пор не могу поверить, что она написана в 1969  году.
Повесть невероятно современна даже сейчас, когда тоталитаризм уже
забит демократическими сапогами до тяжелой икоты -  а  выйди  эта
повесть  в  1987-м,  скажем,   стоять    бы    ей    наравне    с
"Невозвращенцем"... впрочем, я, кажется, снова себя  обманываю  -
фантастика все-таки...
   Параллельная реальность. Автоматы и мечи. Империя, владыка ко-
торой бессмертен до тех пор, пока каждый день выпивает  жизнь  из
одного из своих подданных. Ежедневные казни - decapito - переста-
ли быть зрелищем даже для обывателей. Отрубленные головы бережно,
как книги в библиотеке, хранятся на полках в специальном  отделе-
нии дворца...
   Повествование ведется от лица одной из таких голов, возвращен-
ной к жизни на чужом теле.
   Жажда мести, заговор, революция...
   Наконец-то (сколько лет прошло со времени  публикации  повести
"Срубить крест"!) мы видим, как этот автор мог писать...  Остает-
ся только гадать, сколько шедевров  осталось  им  не  написанными
из-за того, что они все равно не были  бы  востребованы  -  своим
временем...
   По контрасту с повестью Фирсова, рассказ Сергея  Другаля  "Чу-
жие обычаи" - космическая НФ, написанная в  виртуозном  другалев-
ском стиле. Команда первооткрывателей высаживается на  свеженькую
планету и принимаются  устанавливать  взаимопонимание  с  местным
первобытным населением. Судя по тому, как ребята это делают,  ме-
тодология процедуры контакта на Земле еще не разработана. Контак-
теры просто развлекаются - и заодно развлекают читателя. Один ге-
рой, установив несоответствие  обычаев  планеты  общечеловеческим
нормам, начинает активную прогрессорскую деятельность, за  что  и
получает. Другой, установив то же самое, принимает  чужие  обычаи
как данность и успешно (до полной потери гуманистической  идеоло-
гии) вливается в первобытно-племенной коллектив. Резюме: в  чужой
монастырь со своим уставом не суйся. Пожалуй,  редко  какой  рас-
сказ я читал с большим удовольствием.
   Помня, что время не стоит на месте - и авторы иногда тоже,-  я
постарался  забыть  о  разочаровании  от  "Охоты    на    Большую
Медведицу", первой повести Алексея Иванова, и приступил к его но-
вому программному произведению, которое называется "Корабли и Га-
лактика". И сразу же обрадовался - мне показалось, что  у  автора
появилось чувство юмора. Ну что еще я мог подумать, если  с  пер-
вых строк стало ясно, что я читаю классическую по форме космичес-
кую оперу, нарочито патетическую и выспренную, да еще и с велико-
лепными пародийными эпизодами - одно описание космической крепос-
ти с подъемным мостом, контрфорсами и краснокирпичными  заплатами
чего стоит! В общем, читаю, радуюсь  и  думаю,  что  все  хорошо,
только надо было автору для еще большего юмору тупо писать  вооб-
ще все существительные с заглавной буквы - не только Корабли, Лю-
ди и Космос, а еще и, скажем, Пульт, Антенна и Сопло. И вдруг за-
мечаю - что-то не так. Кажется, автор все эти пародийные  прелес-
ти использует как антураж для серьезной космической оперы -  нас-
колько космическая опера вообще может быть  серьезной.  То  есть,
это у Алексея Иванова эстетика такая - то, что я однозначно  вос-
принимаю как хохму,  он  не  менее  однозначно  воспринимает  как
изыск. Вот ведь какая разница восприятий... И теперь меня  мучает
и гложет вопрос: это у меня восприятие такое уродское - или  гос-
подин автор не в состоянии адекватно подобрать инструментарий для
создания своих произведений? Впрочем, повторяю, читается все  это
забавно и даже может сильно понравится младшим школьницам.
   И закончить обзор я хочу упоминанием о повести москвича  Алек-
сандра Громова "Наработка на отказ". Громов написал сильную и ди-
намичную вещь о Человечестве, которое обречено бесконечно  повто-
рять свои ошибки, главная из которых -  пренебрежение  этичностью
средств, используемых для достижения поставленной цели. Это  кос-
мическая фантастика - действие разворачивается на другой планете,
которую колонизируют сразу несколько держав.  Каждая  делает  это
по-своему, но основное внимание автор обращает на одно поселение,
давно ставшее самодостаточным социумом. Социум этот быстро  асси-
милирует новичков (тем самым сводя почти на нет влияние  материн-
ского социума) и семимильными шагами  движется  от  относительной
свободы к неприкрытому тоталитаризму.
   В "Наработке на отказ" есть почти все, что я хотел бы видеть в
добротно сделанном произведении  массовой  коммерческой  (что  не
значит дурной) НФ - герой с ясно различимым характером, изобрета-
тельно написанный антураж, загадка. Несколько  подкачал  сюжет  -
автору, кажется, не хватает пока дыхания на такие длинные дистан-
ции и он никак не может выдержать ритм. Впрочем, это  могут  быть
издержки технические - "Следопыт" напечатал  повесть  (роман?)  в
журнальном варианте... А в общем, могу только порадоваться, что в
нашей фантастике появился новый многообещающий автор.
   И в 199