Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
3, и в 1994 годах "Уральский следопыт" приходил в Сан-
кт-Петербург судорожно. К декабрю здесь появился только четвер-
тый номер. Увы. Обзор останавливается на полпути...
Как жизнь.
Василий ВЛАДИМИРСКИЙ
Юрий БРАЙДЕР, Николай ЧАДОВИЧ. Избранные произведения. Том I. /
Нижний Новгород: "Флокс", 1994.- (Золотая полка фантастики).
Я люблю роман "Евангелие от Тимофея" и потому заранее прошу
простить меня за возможную пристрастность. На это есть свои при-
чины. Кому-нибудь может показаться, что мои оценки слишком
субъективны и эмоциональны, но... Простите.
Как известно, "Евангелие..." вместе с новым романом "Клинки
Максаров", первоначально напечатанном в значительно сокращенном
варианте в "Меге" #1 за 1994 год, составляют первую половину обе-
щанной тетралогии "Тропа". Стоит ли говорить, что вариант романа,
сокращенный в три раза за счет с кровью вырванных из текста кус-
ков, был весьма далек от совершенства. Однако мне кажется, что
"Евангелие...", в свое время почти обойденное вниманием критики,
заслуживает того, чтобы остановиться на нем отдельно.
"Евангелие от Тимофея" - очень умный и очень грустный роман.
Это роман-антиутопия, роман-гротеск, роман-притча. Притча о влас-
ти и о жизни, которая продолжается вопреки и несмотря на тупую
давящую силу этой власти. И если Лес в "Улитке на склоне" (вещи,
связь с которой в "Евангелии от Тимофея" прослеживается на уров-
не символов) является метафорой чужого и непонятного будущего, то
Вершень, Иззыбье и Бездна - достаточно прозрачная метафора нас-
тоящего, не менее таинственного и пугающего. И у Стругацких, и у
Брайдера и Чадовича власть как таковая - один из главных предме-
тов размышления. Уже в силу своей природы власть, как правило,
достается тому, для кого обладание ею служит достаточным вознаг-
раждением за любые издержки морального плана. Чем выше моральные
требования человека к себе, тем меньше шансов у него взобраться
на верхнюю ступеньку социальной лестницы. Так происходит в любом
обществе, не зависимо от того, чем регулируются отношения в нем -
Конституцией, Библейскими Заповедями или Письменами на полях ста-
рой поваренной книги. Так будет продолжаться до тех пор, пока бу-
дет существовать сама власть - или, по крайней мере, институты
власти.
Здесь таится и еще одно, принципиальное отличие "Улитки на
склоне" от "Евангелия от Тимофея": если взгляд Переца на полную
бытового абсурда жизнь Управления - это взгляд изнутри, то взгляд
Артема, главного героя дилогии, путешественника между мирами -
это взгляд стороннего наблюдателя, и среди кажущегося абсурда он
обнаруживает четкую систему, действующую с достаточно высокой
функциональностью, любое отступление от которой ведет к гло-
бальной катастрофе со сложно представимыми последствиями. Поэто-
му достигший вопреки всем социальным законам вершины власти
Артем, еще более беспомощен, чем Перец, занявший место Директора
Управления. Любое изменение, независимо от его целей, ведет
только к худшему - и это замыкает нового "Тимофея" в заколдован-
ный круг.
И поэтому Артем уходит. Все поручения, которые дают ему стран-
ные существа, живущие во многих мирах одновременно, всего лишь
служат предлогом. На самом деле ступить на Тропу его заставляет
бессилие что-либо изменить.
Мир - или, вернее, миры - "Клинков максаров" в основном еще
менее гостеприимны, чем мир "Евангелия..." И если Вершень закали-
ла и изменила душу и разум Артема, то мир максаров проделал тоже
самое с его телом и волей - лишив тем самым последнего, что род-
нило его с тем человеком, который когда-то покинул Землю через
межпространственную щель. Впрочем, здесь авторы уже не замахи-
ваются на глобальные проблемы философского или социального плана.
Главный вопрос "Клинков максаров" - вопрос о природе зла, но на
мой взгляд, сам образ абсолютного зла выполнен в этом романе не
совсем удачно. Социальные отношения в мире максаров на первый
взгляд прямо противоположны отношениям в "Евангелии...". Жесткая,
централизованная олигархическая власть там - и полная анархия,
где относительное затишье может существовать только благодаря па-
ритету сил воинственных, почти бессмертных максаров здесь. И
Артем, незванным вторгшийся в пределы страны максаров, оказывает-
ся именно той мелочью, которая разрушает это шаткое равновесие.
"Клинки максаров" четко доказывают, что склонность ко злу -
свойство не врожденное, а благоприобретенное. И даже максары по
рождению не чужды любви - а она, как это ни банально, сильнее не-
нависти и даже смерти. Зло в человеке, равно как и добро, всегда
индуцировано извне, но личности вне того и другого не существует.
Именно поэтому добро и зло неразделимы.
Путь Артема - не путь Воина, и поэтому он возвращается назад,
чтобы снова выйти на Дорогу, ведущему к Изначальному миру, через
миры и судьбы. Встретить самого себя на этой Тропе не проблема,
не говоря уж о друзьях, умерших многие годы назад.
Третье большое произведение сборника - "Стрелы Перуна с разде-
ляющимися боеголовками" прежде не публиковалось. Довольно мягкая
сатира на нынешнее положение дел в государстве, когда отдельные
субъекты в своем стремлении к автономии стремительно приближают-
ся по размерам и населенности к городам-государствам Древней Гре-
ции. Судьба Пряжкина, министра обороны Всея Роси и всех провин-
ций - судьба обыкновенного честного и в меру добросовестного ра-
ботника, маленького человека, попавшего в мясорубку Большой Поли-
тики. В общем-то говоря, именно этому и посвящен весь сборник
Брайдера и Чадовича - судьбам маленьких простых людей, против
своей воли втянутых в события глобального масштаба, людей, поло-
манных, пережеванных и выплюнутых эпохой - но тем не менее не по-
терявших того, что делает их симпатичными нам: самоиронии, мягко-
го скепсиса и сострадания к другим.
За это я и благодарен Ю.Брайдеру и Н.Чадовичу.
Геннадий ПРАШКЕВИЧ. Шпион против алхимиков: Сб.- Екатеринбург:
"Тезис", 1994.- (Иноземье).
Итак, наконец-то екатеринбургскому издательству "Тезис" приш-
ла в голову светлая мысль собрать под одной обложкой все девять
повестей сибирского писателя Генадия Прашкевича, так или иначе
относящихся к его широко известному циклу "Записки промышленного
шпиона". Примечательно, что все эти повести наконец выстроены в
соответствии с внутренней хронологией цикла и благодаря этому те-
перь жизнеописание Эла Миллера, гения промышленного шпионажа,
выглядит достаточно последовательным и детальным. Точнее сказать,
это описание перманентного грехопадения Миллера, ибо среди всех
повестей нету ни одной - ни одной! - где промышленными шпионами
не совершалось бы то или иное тяжкое преступление против всего
человечества.
Промышленный шпион не может быть глуп и недальновиден, и Эл
весьма умен в рамках своей профессии, но он живет в безжалостном,
жестоком мире, где знания смертельно опасны, ибо они означают
деньги, привилегии и власть. А поэтому лучше тихо делать свое де-
ло, и, выйдя за пределы Консультации, молчать, как рыба или наб-
равший в рот воды. Эл именно так и поступает, будь то информация
о экологической катастрофе, как в "Итаке - закрытом городе" или
"Человеке из морга", или о машине времени, как в "Шпионе в Юрском
периоде". Пожалуй, он слишком любит жизнь - и эта безумная жажда
жизни не только делает Миллера идеальным шпионом, но и придает
повестям неожиданную остроту психологического детектива. Прашке-
вич поступил мудро, противопоставив в последнее время Консульта-
ции, на которую работает Эл, тайную организацию "алхимиков" - еще
более глобальную и всеобъемлющую, цель которой - любыми средства-
ми заставить человечество двигаться по заранее немеченому ими пу-
ти. И хотя "алхимики" никогда не убивают своими руками, пугающая
загадочность и неясность их конечной цели как-то сразу делает
Консультацию более близкой к нам и менее пугающей. Ну, а незри-
мое присутствие "алхимиков" в свою очередь придает действиям Эла
некоторую законность в наших глазах.
Любовь Лукина, Евгений Лукин. Шерше ля бабушку: Сб.- Волгоград:
Упринформпечать, 1994.
Кто сказал, что сегодня не модно писать рассказы? Плюньте, по-
жалуйста, ему в глаза: рассказ, несомненно, представлял, пред-
ставляет и будет представлять одно из сложнейших и интереснейших
явлений мировой культуры. Именно этой формой виртуознее всех вла-
деют супруги Лукины из Волгограда, и поэтому то, что кроме "сол-
датской сказки" "Разрешите доложить!" в их третью книгу вошли
практически все ранние рассказы, может только порадовать. Впро-
чем, по-настоящему впервые тут увидели свет разве что некоторые
из фантастических миниатюр под собирательным названием "Фантики",
но это-то и здорово, потому что именно "Фантики" в этом сборнике
особенно хороши. Оригинальность манеры Лукиных, разительно отли-
чающая их прозу от рассказов других авторов заключается в удиви-
тельном сочетании простоты сюжетов и правильности языка, ис-
пользуемого авторами для их изложения. В отличие от многих дру-
гих, для Лукиных никогда не являлся секретом тот факт, что крат-
чайшее расстояние между двумя точками - прямая, и поэтому их мыс-
ли никогда не тонут в нагромождении лишних слов, а их образы нео-
жиданно ярки и жизненны. Примечательно, что Лукиным каким-то чу-
дом почти всегда удается удержаться от чисто эмоционального прес-
синга - ни тебе окровавленных младенцев, ни благородных до невоз-
можности рыцарей без страха и упрека. Кроме того, Лукины почти
никогда неоправданно не прибегают к использованию неологизмов или
заимствованию иностранных слов, что тоже весьма радует слух.
Трудно назвать лучшие даже из самых ранних сочинений Лукиных,
ибо все их рассказы написаны просто замечательно. Впрочем, я бы
выделил из "Фантиков" "Полдень, ХХ век", "Во избежание", "Шерше
ля бабушку", "Спроси у Цезаря" и, конечно же, "Ностальгию". Прав-
да, остальные рассказы сборника написаны не менее оригинально и
живо, и мое частное мнение не имеет тут ровно никакого значения,
ибо сделать четкий и однозначный выбор в пользу какого-нибудь од-
ного из них практически невозможно.
Алексей ЩУПОВ. Холод Малиогонта: Сб.- Екатеринбург: "Тезис", 1994.
Эта книга - первая у молодого автора, можно сказать, заявка, и
заявка по-своему весьма интересная. Наиболее интересны, правда,
первая и последняя повести сборника ("Доноры" и "Холод Малиогон-
та"), но зато они представляют собой практически идеальные образ-
цы определенного рода литературы. Увы, ни "Косяк", ни "Вертолет"
несмотря на все свои несомненные достоинства какого-то усиленно-
го внимания не заслуживают: ну, уменьшился вертолет до размера
вороны - сколько же об этом можно писать!
Впрочем, содержание заглавной повести тоже не отличается осо-
бой оригинальностью: это, видите ли, почти дословный римейк "Мас-
тера и Маргариты" в современном интерьере и в лихом исполнении.
Философией Булгакова, "той силой, что вечно хочет зла, а совер-
шает благо" здесь и не пахнет: там, где у классика основополагаю-
щие силы мироздания выполняют предначертанное Судьбой, у Щупова
некий полуопереточный-полумасонский орден вершит скорый и крова-
вый суд исходя из того, что "цель оправдывает средства", а "мы
лучше знаем, что для вас значит благо". Впрочем, получается до-
вольно симпатичный крутой боевичок с чертовщинкой. Правда, стран-
но выглядит на месте булгаковской притчи о Пилате и Иешуа невра-
зумительная байка о потерявшемся поезде, но это следует оставить
совести автора.
А вот у "Доноров" идея весьма хороша, да и читается повесть,
несмотря на некоторую свою облегченность "на вылет". Недостатка
на мой взгляд только два: во-первых, герой, на которого по сюже-
ту должны сыпаться все несчастья почему-то представляется, напро-
тив, суперменом-везунчиком, без особого напряжения уложившим не
меньше роты вооруженных гангстеров, тогда как его должна была
уложить уже треть пуля. Во-вторых, несколько раздражает убогая
концовка типа "бог из машины" - слишком уж бросается в глаза бес-
помощность такого хода.
И, тем не менее, книга эта, на мой взгляд, заслуживает самого
пристального чтения.
Б. ВАЛЕТ
Дмитрий БРАСЛАВСКИЙ. Подземелья Черного Замка / Худ. А.И.Сухору-
ков.- М.: Производственно-коммерческий центр "АТ", 1991.- (Кни-
га-игра 1).
Дмитрий БРАСЛАВСКИЙ. Тайна Капитана Шелтона / Худ.
А.И.Сухоруков.- М.: Калейдоскоп, 1992.- (Книга-игра 2).
...Не то я проморгал, гуляючи по лесу в поисках Черного Замка,
какой-то важный ключ, не то не взял нужный талисман - так или
иначе, в этой сказке меня убили. И магия не помогла. А Принцесса
- дура. "За этой дверью вы найдете все, что нужно!" Я, как пос-
ледний лопух, выламываю дверь и влетаю прямо в кабинет Колдуна.
Ну и, само собой, ему было не трудно со мной справиться - еще бы,
мастерство на два пункта выше, чем у меня! Эх, если бы я пришиб в
лесу Зеленого Рыцаря, да взял бы его меч... Но после драки, как
говорится, кулаками не машут. Ничего, в следующий раз умнее
буду...
Теперь я понимаю, почему на Западе так популярны такие игры.
Стоит только раз въехать в сюжет на коне главного героя, как вы
пленены - вы будете раз за разом гибнуть в разнообразных передря-
гах и поединках, зная, что - черт побери! - как-то же можно осво-
бодить эту Принцессу! Действительно, можно, но правильный путь
снова не лег вам под ноги - и вы оказываетесть в Черном Замке пе-
ред запертой дверью, а сзади уже слышны шаги Зеленых Баронов. И,
что самое паршивое, винить в этом совершенно некого: путь выбра-
ли вы сами.
Браславский делает довольно мощные игры. Его можно упрекать за
неверно взятый тон (дело вкуса), за заимствование реалий (ненака-
зуемо - пока!), за некоторые неточности в построении (вот тут не
отвертится), но нельзя не признать главного: для любителя фэнте-
зи он предложил совершенно новую возможность уйти в Зеркало - и
не рабски повторять при этом слова главного героя, а самому
произносить их.
Конечно, это лишь новая форма эскапизма. Пусть это слово раз-
дражает тех, кто не способен оторваться от нашего Отражения. Мне
жаль их.
Честное слово, нет ничего лучше хорошей дозы такого эскапизма.
---------------------------------------------------------------
Новые строки летописи
Ник. РОМАНЕЦКИЙ
БЕЛОЕ ПЯТНО
В ЦЕНТРЕ ЕВРАЗИИ
Честно говоря, отправляя организаторам фестиваля фантастики
"Белое пятно" дискету с текстом только что законченного романа, я
вовсе не предполагал, что вслед за нею отправлюсь за Урал и сам.
Цель была банальна - показать urbi et orbi (да и себе), что, в
отличие от некоторых, Романецкий занятия сочинительством не бро-
сил.
Поэтому звонок Миши Миркеса меня сильно (и приятно!) удивил:
оказывается, моя "Додола" попала в номинанты. Однако за удивле-
нием пришли сомнения. Прямо скажем, не очень я люблю удаляться от
родного города, да и вызывал опасения тот факт, что предстоящий
кон организуется впервые: ведь первый блин всегда комом... Но раз
зовут - надо лететь. Вот и полетел.
Впрочем, начало оказалось унылым: Борис Завгородний (из
Санкт-Петербурга собирались на фестиваль только мы двое) уехал в
Москву, откуда и должен был отправиться в Новосибирск. Так что
меня ждала дорога в одиночестве, а она началась с того, что приш-
лось вернуться из аэропорта домой: над Питером вечером двадцато-
го ноября разыгралась такая метель, что Пулково закрыли прочно и
надолго (к счастью, надолго настолько, что даже не пришлось ноче-
вать на скамейках аэровокзала). Одним словом, я оказался в Ново-
сибирске на четырнадцать часов позже запланированного, и, когда к
вечеру понедельника прибыл в гостиницу "Сибирь", тусовка была уже
в полном разгаре. О том, что происходило дальше, догадается вся-
кий бывавший на конах.
В отличие от "Сидоркона", на "Белом пятне" количество писате-
лей было сравнимо с количеством фэнов, однако этот факт практи-
чески не сказывался на массиве выставляемых из номеров бутылок.
Впрочем, сие непотребство происходило поздно вечером и ночью, а
днем и ранним вечером невыспавшиеся участники кона стоически от-
рабатывали свой хлеб в программе, запланированной организаторами.
За шесть дней фестиваля были пережиты открытие и закрытие, сос-
тоялся вечер памяти Михаила Петровича Михеева и Виталия Иванови-
ча Бугрова. В промежутках встречались с КВН-щиками Новосибирско-
го университета, посетили Академгородок и берег местного моря. А
еще были театральные действа - спектакли "Сумасшедший" самодея-
тельного коллектива из города Мариинска и "Любовь и проклятие
Рэдрика Шухарта" театра "Старый Дом". Увы, на последнем присут-
ствовали не имевшие ни малейшего понятия о героях "Пикника" и из-
рядно мешавшие зрителям местные бронеподростки, но в данном слу-
чае от оргкомитета фестиваля ничего не зависело - со своими уче-
никами не справились даже организовавшие этот "культ-поход" учи-
теля. В общем, программа оказалась достаточно насыщенной, и я да-
же позволил себе оставить без внимания книжную ярмарку (каюсь,
решил отоспаться).
Литературный фонд фестиваля составили полтора десятка романов,
около полусотни повестей и две с половиной сотни рассказов, прис-
ланных на конкурс со всех концов России.
Как ни странно, самой неорганизованной структурой фестиваля
оказалось жюри, и тут надо отдать должное Геннадию Прашкевичу,
Михаилу Успенскому и Виктору Колупаеву, которые сумели своими те-
лами закрыть гигантские бреши, образовавшиеся в результате
уваж-прич-неявок Кира Булычева и Владислава Крапивина. Во всяком
случае, трое мэтров справились с обрушившимися на них трудностя-
ми, и раздача лауреатских слонов состоялась в запланированное ор-
ганизаторами время.
В четверг, 24 ноября 1994 года, на торжественном заседании в
конференцзале гостиницы "Сибирь", вердикт жюри был обнародован.
Премий фестиваля "Белое пятно" удостоились:
а) в номинации "Крупная форма" - Андрей Лазарчук (Красноярск)
за роман "Опоздавшие к лету";
б) в номинации "Средняя форма" - Александр Рубан (Томск) за
повесть "Сон войны";
в) в номинации "Малая форма" - Виктор Клименко (Новосибирск)
за рассказ "Урод".
Ряд авторов получил поощрительные премии.
А еще были беседы, беседы, беседы... И не было скандалов.
Конечно, все вышесказанное не означает, что обстановка вокруг
фестиваля была безоблачной - иначе не посетовал бы Женя Носов в
информационной передаче местного телевидения на почти полное от-
сутствие у "Белого пятна" спонсоров,- однако о трудностях можно
было догадаться лишь по осунувшимся лицам ребят. В общем, они в
очередной раз подтвердили наше советское "Можем, если захотим". И
пусть бросит в них камень тот, кто никогда не жил от аванса до
получки и не считал последние медяки в кармане.
Одним словом, недовольными были только горничные на этажах.
Впрочем, как известно, для горничной лучший постоялец - тот, кто
оплатит номер, а жить будет где-нибудь в другом месте...
Что же явило миру "Белое пятно"? На мой взгляд, из обстановки,
царившей на фестивале, можно сделать следующие выводы:
- во-первых, позиции турбореализма в настоящее время нас-
только прочны, что всякое произведение, не относящееся к данному
направлению современной русской фантастики, не имеет практичес-
ких шансов быть удостоенным престижных и претендующих на престиж-
ность премий;
- во-вторых, исходя из диалектики, поскольку турбореализм дос-
тиг высшей точки своего развития, близится время взлета како-
г