от скуки, что временами ей хотелось кричать. Кроме того, она умирала с голоду. Ужин состоял из вареной говядины с гарниром из картофеля. То и другое было одинаково безвкусным, но она не оставила на тарелке ни крошки.
     К тому моменту Хок решил, что достаточно долго оставлял ее в покое. Чем скорее их брак перестанет быть формальным, тем лучше, думал он, заранее собираясь с духом для предстоящего испытания. Не хватало еще, чтобы через неделю после венчания слуги в Десборо-Холле обнаружили на простынях девственную кровь его жены. Он надеялся, что сумеет заставить Фрэнсис расслабиться и дефлорация пройдет без осложнений.
     - Завтра, еще до завтрака, мы будем в моем поместье, Десборо-Холле.
     - Хм... - буркнула Фрэнсис, не поднимая головы.
     - Раньше оно принадлежало моему брату Невилу. До своей смерти - это случилось около двух лет назад - графом Ротрмором был он.
     - Хм...
     - Это случилось так неожиданно... - продолжал Хок, не столько обращаясь к жене, сколько размышляя вслух. - Он был на своей яхте, неподалеку от Саутгемптона... и утонул. Я побывал в Десборо-Холле не более трех раз с того дня, как вернулся в Англию.
     - Почему?
     Немногословная жена - мечта каждого джентльмена, кисло подумал Хок.
     - Я даже не знаю, - ответил он, играя бокалом. - Может быть, потому, что Десборо-Холл так долго принадлежал кому-то другому. Я до сих пор не привык чувствовать себя наследником, да и графом Ротрмором тоже. Поместье понравится тебе.
     "Очень сомневаюсь в этом. Кому понравится склеп, в котором его собираются замуровать? Правда, еще хуже, если бы мы должны были жить в городе".
. - Иногда лондонские друзья называют меня Ротрмором, а я не откликаюсь. Я чувствую себя узурпатором, вот в чем все дело. К счастью, большинство называет меня Хоком. - Он улыбнулся, показав ровные, очень белые зубы (Фрэнсис предпочла бы, чтобы во рту у мужа торчали гнилые пеньки). - Я рад, что у меня столько друзей.
     Фрэнсис поежилась. Нотка человечности, ясно прозвучавшая в голосе Хока, неприятно удивила ее. До тех пор, пока он оставался высокомерным и холодным, ее неприязнь была оправданна.
     Она что-то буркнула, показывая, что слушает, и Хок продолжал:
     - Я был уверен, что служба в армии - моя единственно возможная судьба. Нелегко было приспособиться к праздной штатской жизни.
     "Ему пришлось приспосабливаться, скажите на милость! Но он, конечно, справился с этой нелегкой задачей!" - подумала Фрэнсис, и ей пришлось сделать усилие, чтобы ядовитая реплика не сорвалась с языка.
     - Десборо-Холл - великолепное поместье, - сказал Хок, раскрывая жареный каштан одним движением сильных пальцев, - и содержится оно в идеальном порядке.
     Он что же, считает ее круглой дурой, которая даже не догадывается о его намерениях? Высказать бы ему в лицо все, что она о нем думает!
     - Мы только переночуем там, а утром отправимся в "Чендоз". Так называется поместье отца в Суффолке. Мне бы хотелось дать тебе больше времени на отдых, но...
     - Я понимаю, милорд, как вы беспокоитесь за своего
     Отца.
     - Филип.
     - Да, конечно. Если хотите, я согласна сразу ехать в Суффолк, минуя Десборо-Холл.
     - Лошади слишком устали и нуждаются в передышке. Да и тебе, Фрэнсис, не помешает отдохнуть от езды в экипаже.
     "Ничего себе отдых - одна-единственная ночь!" Хок погрузился в молчание. Минут через пять Фрэнсис решила, что с его исповедью покончено. Она аккуратно сложила салфетку, показывая, что сыта. Никаких комментариев на этот счет не последовало.
     - Желаю вам доброй ночи, милорд.
     - Филип.
     - Да, конечно. Я очень устала. До завтра, ми... Филип. Фрэнсис поднялась. Хок еще раз оглядел ее фигуру и
     Вновь нашел, что она неплоха. Он решил не заводить разговора о своих намерениях. Возможно, если застать ее врасплох, обойдется без пререканий.
     - Доброй ночи, - ответил он и следил за женой взглядом до тех пор, пока она не скрылась из виду.
     К. восторгу Фрэнсис, в спальне ее ожидала ванна с горячей водой. Надо было признать, что в Англии не все так уж дурно. Горничная по имени Маргарет помогла ей раздеться, и Фрэнсис опустилась в воду со стоном удовольствия.
     Маргарет вымыла ей голову, болтая как заведенная, но Фрэнсис ничего не слышала, так как испытывала блаженство. До этого ей только однажды вымыла голову Аделаида: в возрасте двенадцати лет, когда она заболела. Мыть самой 104 такие длинные и густые волосы было задачей нелегкой.
     Затем, сидя перед горящим камином, Фрэнсис думала о Десборо-Холле, в котором ей предстояло прожить жизнь. Она не знала ни единой души в своем будущем доме. Эта мысль заставила ее содрогнуться.
     - Вам холодно, миледи? - забеспокоилась Маргарет, которая в это время расчесывала ей волосы.
     - Вовсе нет. Волосы уже высохли?
     - Не совсем, миледи. До чего же они у вас красивые!
     - Спасибо.
     Она снова содрогнулась, подумав: английская служанка, английская жизнь! Все чужое. Муж-чужак. К глазам подступили слезы, но слезы были теперь непозволительной роскошью.
     - Я хочу лечь в постель, Маргарет.
     Горничная ахнула вполголоса, когда Фрэнсис начала небрежно заплетать волосы в косу.
     - Прошу вас, миледи, не нужно! Они не досохли и совсем перепутаются. Утром я расчешу их как следует.
     Фрэнсис кивнула. Через несколько минут она лежала в постели, незаплетенные волосы свободно рассыпались по подушке. В комнате царила полнейшая тьма.
     В коридоре у двери послышались приглушенные шаги. Фрэнсис насторожилась, но не особенно встревожилась.
     Дверь открылась, и вот тогда она села в постели, натянув одеяло чуть ли не на макушку. Ее муж вошел в спальню и закрыл за собой дверь.

Глава 8

     Гордые души страдают молча.
     Фридрих фон Шиллер

     - Зачем вы пришли?! Что вам нужно?!
     Голос, встревоженный и пронзительный, внятно прозвучал в тишине спальни. Из-под двери пробивалось достаточно света, чтобы различить, что Фрэнсис сидит, забившись в подушки и натянув одеяло до подбо родка. Хок двинулся к кровати, стараясь не наткнуться на мебель.
     - Уходите сейчас же, милорд! Вам нечего здесь делать: это моя спальня!
     Теперь он мог слышать и частое, прерывистое дыхание. Нужно было как-то успокоить ее... и дать понять, что подчиниться все-таки придется.
     - Фрэнсис, я пришел, чтобы осуществить супружеские права. Это займет не больше пяти минут, и тебе нужно всего лишь...
     - Нет! Оставьте меня!
     - ...всего лишь лежать неподвижно. Я постараюсь, чтобы больно не было.
     В голосе мужа слышалась зловещая решительность. Раздалось шуршание одежды: Хок раздевался. Затем на пол со стуком - один за другим - свалились сапоги.
     - Этого не будет, милорд! Я не...
     - Во-первых, меня зовут Филип, а во-вторых, прекрати этот крик. Первая заповедь жены - послушание. Когда ты выходила замуж, ты, конечно, знала, что тебя ожидает.
     О да, она хорошо знала это, но лелеяла надежду, что ее фальшивое безобразие станет несокрушимой преградой этой гадости, как бы там она ни называлась.
     - Мне что-то нездоровится... - пролепетала она и умолкла, услышав смешок мужа.
     - Как это понимать? Ты снова выпила жидкость от лошадиных колик?
     - Лучше бы я выпила ее!
     Хок уселся на кровать. Фрэнсис попробовала отползти, но запуталась в одеяле. Он протянул руку, коснувшись холодного влажного лба с прилипшей прядью волос. Интересно, снимает ли она на ночь свой безобразный чепчик, подумал он с угрюмым любопытством.
     - Я понимаю, что ты встревожена...
     Встревожена! Она была в ужасе, и Хок прекрасно понимал это Он собрал все свое хладнокровие и продолжал мягко:
     - Доверься мне, Фрэнсис. Возможно, ты даже не почув-
     Ствуешь боли. Если ты как следует расслабишься, мы покончим с этим в несколько минут. Поверь, я знаю,
     Что делаю. И потом, хочешь ты этого или не хочешь, сегодня наша брачная ночь наконец состоится.
     Внезапно Фрэнсис вспомнила свои глупые девчоночьи мечты о мужчине, который однажды появится, чтобы любить ее, чтобы сделать ее счастливой. Он появился, мужчина ее жизни, только он был глубоко равнодушен к тому, что она чувствует. Его безжалостная решительность была невыносима! Она закрыла глаза, понимая, что сопротивляться бессмысленно.
     - Пусть будет по-вашему, - прошептала она едва слышно.
     - В таком случае ложись.
     Она легла, как и следовало: на спину, - с силой зажмурившись, несмотря на почти полную тьму. Одеяло соскользнуло, оставив ужасное ощущение полной беззащитности. Кончики пальцев коснулись щеки. Она отпрянула.
     Хок думал о том, что самая жестокая битва с оглушающей канонадой, стонами и воплями не казалась ему таким тяжким испытанием. Там по крайней мере существовала какая-то бесшабашная приподнятость, сродни веселью. Теперь же он не чувствовал ничего, кроме бремени ответственности.
     Он нащупал подол ночной рубашки и поднял его выше талии жены.
     - Не шевелись...
     Кожа ее оказалась неожиданно шелковистой, и он помедлил, поглаживая ее. Когда пальцы скользнули вниз живота, коснувшись волос, Фрэнсис напряглась до такой степени, что мышцы ее, казалось, одеревенели. Потом она медленно, судорожно расслабилась и без сопротивления позволила развести себе ноги. У нее были упругие округлые бедра. Он еще помедлил.
     - Ты знаешь, что происходит между мужчиной и женщиной, Фрэнсис?
     Она бы с удовольствием послала его ко всем чертям, но слова застряли в пересохшем горле.
     - Ты еще девушка? - спросил Хок и, не дождавшись ответа, подумал: "Неужели не видно, болван ты эдакий!" - Ты так боишься потому, что никогда этим не занималась, но постепенно...        
     - Я понимаю, понимаю! - крикнула она шепотом, желая только того, чтобы он замолчал и поскорее покончил с этим кошмаром.
     - Вот и хорошо, - сказал Хок, на деле не находя в происходящем ничего хорошего.
     Он провел пальцами между ее ног и сразу понял, что ничего не выйдет. Дело было даже не в ее девственности, а в том, что она была не готова, не готова совершенно! Она не мешала ему - и в то же время сопротивлялась всем существом. Он неизбежно должен был причинить ей ужасную боль. Как же другие выходили из подобной ситуации? Как они готовили жену? Не мог же он ласкать ее, как ласкал любовницу... она бы умерла от стыда, и вся затея пошла бы прахом. И почему он сразу не подумал о том, чтобы как следует смазать половой орган каким-нибудь кремом!
     Все же он поискал вход, надеясь на чудо. Фрэнсис издала тихий жалобный возглас. Ее тело было холодным и таким напряженным, что Хок невольно отдернул руку, понимая, что не стоит и пытаться.
     - Полежи так, я сейчас вернусь.
     Он натянул штаны и поспешил из спальни.
     Фрэнсис тотчас опустила задранную рубашку и замерла в нелегком ожидании. Куда это он пошел? Что он такое задумал? Она покосилась на окно спальни. Может быть, вылезти в него и убежать? Но куда? Она болезненно глотнула несколько раз подряд и продолжала лежать в полной неподвижности, вытянувшись, как не вполне подготовленный к погребению труп.
     "Если я буду сопротивляться, то затяну эту пытку, только и всего. Лучше всего не мешать ему, пусть делает что хочет. Он обещал, что это продлится несколько минут, а несколько минут я как-нибудь выдержу".
     Куда же все-таки он пошел?
     Дверь открылась, потом закрылась снова. Фрэнсис не открыла глаз.
     Ты здесь, Фрэнсис?
     Да.
     А чего он ожидал? Что она спряталась в углу за шкафом? Что она выпрыгнула в окно и несется босиком по улице? Что она достала припрятанный пистолет и целится из него?
     Несмотря на весь трагизм ситуации, ей вдруг представилось, как муж за ногу выволакивает ее из-под кровати.
     Между тем Хок щедро покрыл свое орудие кремом и снова подошел к кровати. Ночная рубашка жены, конечно же, была натянута до самых пяток. Он сжал зубы и снова вздернул ее выше талии.
     - А теперь расслабься, - прошептал он, осторожно раздвигая холодные ноги.
     Удивительное дело: он был возбужден, хотя в постели лежала женщина, с которой он меньше всего жаждал заниматься любовью.
     Фрэнсис почувствовала прикосновение горячего, слегка шершавого от волос бедра. Мужское тело. Голое мужское тело. Она зажмурилась бы сильнее, если бы это было возможно. Ладони, показавшиеся ей громадными, обхватили бедра и приподняли их.
     - Расслабься, просто расслабься... - продолжал он шептать, словно повторяя странную языческую молитву.
     Хоку никогда раньше не приходилось заниматься любовью в полной темноте, это оказалось сложным делом. Ориентироваться приходилось только на ощупь, к тому же Фрэнсис била дрожь. Наконец ему удалось проникнуть внутрь. Она вскрикнула, заставив его встревоженно замереть. Ей что же, уже больно?
     - Все в порядке... все в порядке... я не буду спешить... Он двинулся вперед буквально по миллиметру, даже не погружаясь, а медленно втискиваясь. Внутри было невероятно узко... даже сладостно узко. Внезапно ему захотелось сделать сильный толчок и погрузиться полностью, но он удержался, вовремя напомнив себе, что имеет дело с девственницей. До сих пор ему не приходилось с этим сталкиваться, и слава Богу! Оказывается, в этом занятии мало приятного. Ко всему прочему она была настоящей леди и заслуживала самого мягкого обращения. Хорошо, что он догадался воспользоваться кремом. Благодаря этому ей не будет больно. Только бы выдержать все до конца. Настоящий джентльмен должен сдерживать себя. В постели с ним находится законная жена, а не какая-нибудь веселая девчонка, в которую можно войти с размаху... и как бы это было здорово!     
     Хок прикусил губу, призывая на помощь самообладание, и ему удалось вовремя остановиться. Медленно, приказывал он себе, ты будешь двигаться медленно, не делая никаких резких движений!
     Фрэнсис вцепилась обеими руками в простыню, чувствуя на лбу и висках ледяную испарину. Она не чувствовала боли, только ужасающее распирание между ног. Ощущение постепенного заполнения и растягивания было едва выносимым. Он был внутри, вот кошмар-то! Потом последовал несильный, недовольно болезненный толчок. Она поняла, что вот-вот начнется настоящая боль.
     Фрэнсис?
     Что?
     Ее голос звучал достаточно спокойно, даже отстраненно. Как бы потактичнее спросить, больно ей или нет? Интересно, очки до сих пор у нее на носу?
     - Сейчас будет немного... э-э... неприятно. Это... э-э... такая пленка... словом, ее придется разорвать. Просто расслабься и...
     - Нет, - перебила она громко и внятно. - Прекратите это и уходите.
     - Это невозможно.
     И, прежде чем она успела сказать еще что-то, он сделал резкий толчок, о котором мечтал с самого начала.
     Боль была ужасающей, немыслимой! Фрэнсис закричала во весь голос и отчаянно забилась, пытаясь освободиться. Ему пришлось как следует придавить ее к постели, чтобы остаться внутри.
     - Тише, тише... шептал он, прижимаясь щекой к мокрой от пота щеке, теперь лихорадочно горячей. - Все уже позади.. осталось совсем недолго...
     Резкая боль отступила, но внутри все казалось одной мучительно ноющей раной. Причиной этого был он, ее муж, который по-прежнему не желал убраться восвояси. Он был внутри, очень глубоко. Казалось, он проник в нее до самого желудка Как это было возможно? Почему ее тело позволило это. почему мышцы не сжались и не перекрыли ему доступ? Слезы отступили далеко-далеко, оставив только боль, возмущение и общее чувство нечистоты. Она была совершенно беспомощна, беззащитна, словно вываляна в грязи. Она прижала ладонь ко рту, заглушая сухие рыдания. А его громадные ладони продолжали упираться в плечи, не давая вырваться. Ничего не оставалось, как только выдержать весь этот ужас до конца.
     Фрэнсис уронила руки вдоль тела, и тотчас внутри началось движение. Сначала медленное, потом все более частое и быстрое. Туда-сюда, туда-сюда. Было неприятно, но почти совсем не больно.
     - Еще немного, Фрэнсис... - процедил он (так ей показалось) сквозь зубы.
     Хок почувствовал, что дольше сдерживаться не сможет. Да и чего ради было оттягивать "удовольствие"? Чтобы его увеличить? Это звучало как ядовитая насмешка. Он сделал несколько самозабвенных толчков, ненадолго ощутив бледную тень наслаждения, и позволил себе излиться внутрь неподвижного, безответного тела.
     Фрэнсис услышала над ухом что-то вроде глухого рычания и почувствовала внутри противную влажность. И это тоже было из-за него.
     Она лежала, затаившись, стараясь не шевелить даже ресницами.
     Боже милостивый, как же она его ненавидела! Да и как еще можно было относиться к тому, кто подверг тебя такому унизительному испытанию? Это было мерзко, мерзко и подло!
     Первое, что Хок ощутил сразу после оргазма - нет, после семяизвержения, - было легкое отвращение. Ему захотелось отодвинуться подальше от тела, разительно похожего на мертвое, разве что до конца не остывшее. Он чувствовал жалость и вину за боль, которую причинил, но понимал, что это было неизбежно. Проклятие, он ведь старался, чтобы все прошло как можно легче для нее!
     - В следующий раз больно не будет, - сказал он, вытягиваясь рядом с Фрэнсис на скомканной простыне.
     Он спрашивал себя, все ли мужья пользуются кремом и каждый ли раз ему придется делать это. Поразмыслив, он решил, что надо быть к этому готовым. Жены (во всяком случае, те из них, что были настоящими леди) не испытывали плотского удовольствия, неудивительно поэтому, что мужу приходилось принимать кое-какие меры, чтобы облегчить дело.
     Хок встал с постели. Сердце все еще билось учащенно.
     - Все в порядке, Фрэнсис? - спросил он, обеспокоенный ее неподвижностью и молчанием.
     - Да, - прозвучал тихий, безжизненный ответ.
     Хок попытался коснуться ее, но только пожал плечами. Должно быть, ее неведение было большим, чем ему казалось.
     - Больно было потому, что у каждой девушки есть девственная плева, - начал он не без неловкости. - Ее приходится разрывать, и... э-э... бывает немного крови. Утром ты можешь увидеть на простыне пятно, так что не волнуйся на этот счет. В первый раз так и должно быть, но потом ни боли, ни крови не бывает.
     По крайней мере Хок очень на это надеялся. Как бывало на самом деле, он толком не знал, потому что до сих пор не лишал женщин девственности.
     Произнеся эту в высшей степени утешительную речь, он поспешил к двери и обернулся, только взявшись за ручку.
     - Увидимся утром, Фрэнсис. Спокойной ночи!
     Самое время выпрыгнуть в окно, подумала она равнодушно - и не двинулась с места. Все тело ныло, словно избитое, внутри то подступала, то уходила слабо пульсирующая боль. Между ног было отвратительно мокро. Ее кровь? Его семя?
     У нее не было ни малейшего желания выяснять это.
     "В следующий раз больно не будет". В следующий раз! Сколько нужно следующих разов, чтобы зачать ребенка? Это была единственная причина, по которой ей пришлось вываляться в грязи, так сколько же раз ей придется чувствовать себя самкой под самцом? А вдруг он нарочно разорвал что-нибудь внутри нее, притворяясь, что лишает ее девственности? То, что случилось, напоминало штурм крепости, ворота которой были разбиты вдребезги здоровенным тараном. Это было забавное сравнение, но Фрэнсис даже не улыбнулась.
     Заметив, что в каждое ухо скатилось по крупной слезе, ома разозлилась на себя.
     - Ненавижу... ненавижу!.. - прошептала она, не зная точно, к кому обращается: к мужу или к себе самой.
     Неуклюже выбравшись из постели, Фрэнсис проковыляла к тазу с водой. Что бы там ни было у нее между ног, она не хотела это видеть и просто судорожно обтерла там мокрым полотенцем.
     Расположившись в своей кровати, Хок закинул руки за голову и предался размышлениям. Он чувствовал, что не посрамил себя как джентльмена. Он обошелся с женой как с настоящей леди - то есть с должным уважением и осторожностью. Правда, ей все равно было больно, но в первый раз с этим ничего нельзя было поделать. У нее внутри было так узко... так сладостно тесно! Он заметил, что реагирует на это воспоминание, и нахмурился. Вот еще не