И  прелестна,  особенно  волосы,
черные, как сны грешника, как говаривал дед, стянутые в узел на макушке,
откуда выбиваются кокетливые локоны.
   - Вы не ездите верхом, Амелия? - поинтересовалась я.
   Джордж залаял при  виде  направлявшегося  к  нам  Джона  и  напрягся,
пытаясь вырваться.
   - Почему вы так посчитали? Джон, не поощряй этого пса!
   - У вас такая белая кожа - должно быть, вы редко выходите на  солнце.
Вы похожи на богиню Диану, статую которой я когда-то видела в Британском
музее. Джордж, если можно, прошу, соблюдай приличия.
   - Слишком бледная, я все время это твержу, - вставил  Томас,  положив
жене руку на плечо. - Мертвенно-бледная, особенно зимой, а ведь  холодов
недолго ждать. Ненавижу смерть или что-либо с ней связанное. Видите  ли,
сам я довольно слабого сложения...
   - Терпеть не могу веснушки, - перебила  Амелия.  -  Стоит  солнечному
лучу упасть на меня, как я покрываюсь веснушками.
   Она улыбнулась, и я с изумлением отметила,  что  на  мраморных  щеках
появился легкий румянец.
   - Веснушки всегда напоминали мне о  старческих  родинках,  -  добавил
Томас, - которые появляются как раз  перед  кончиной.  Нет,  я  тоже  не
перевариваю веснушек. Амелия, дражайшая  моя,  я  предпочитаю  веснушкам
мертвенно-белую кожу. Чем больше я думаю об этом,  тем  сильнее  уверен,
что обожаю твою белую плоть. Да, я могу считать себя счастливчиком.
   - Томас, что это за  нытье  о  смерти?  -  выдавил  Джон,  недоуменно
взиравший на брата. - Не вижу и малейшего признака  болезни.  Ты  здоров
как бык и переживешь всех нас.
   - Очень мило с твоей стороны, Джон, но тебя  слишком  давно  не  было
дома. Откуда тебе знать, как трагически  пошатнулось  мое  здоровье!  Да
только сегодня утром я раскашлялся. Представляешь, не  было  и  половины
восьмого,  когда  начался  приступ  -  заболело  глубоко  в   груди,   и
откашливалась мокрота! Я немедленно заподозрил воспаление легких. Хорошо
еще, что Амелия была рядом! Она влила мне  в  горло  настой  и  обернула
вокруг шеи  горячее  полотенце.  Благодаря  моей  заботливой  малышке  я
избежал чего-то страшного, что вполне могло положить конец моему земному
существованию. Да, я был, можно сказать, на краю... Похоже,  Энди,  этот
пес не может обойтись без Джона.
   - Каждый день, даруемый Томасу Господом, - драгоценный дар, - объявил
Лоренс с  бесстрастным  лицом,  ни  к  кому  персонально  не  обращаясь.
Кажется,  я  различила  саркастические  нотки?  Легкое  благожелательное
презрение? Нет, не уверена. Как и Джон, Лоренс предпочитал не выказывать
эмоций. - Кстати, Джон, отойди или возьми  эту  злосчастную  собаку.  Он
вот-вот устроит сцену.
   Я перевела взгляд на Джона и крепче прижала Джорджа  к  себе.  Он  не
шевельнулся, только пристально уставился на Лоренса.  Я  принялась  тихо
напевать Джорджу одну из его любимых мелодий - о  том,  как  пес  поймал
кролика и отгрыз ухо...
   - Что же, Джон, рад тебя видеть. На этот раз ты приехал навсегда?
   - По крайней мере я так считал, - медленно  протянул  он,  взирая  на
этот раз то ли на меня, то ли на Джорджа.
   - А теперь ты передумал? И желаешь отправиться в мирный Париж?
   - Нет, вовсе не так.
   - Ужин подан, милорд.
   - Ах, Брантли, как раз вовремя. Дорогая,  не  хочешь  ли  куда-нибудь
пристроить Джорджа?
   - Позвольте, я отнесу его Милли. Она попросит прислать  ей  поднос  в
комнату. Не так ли, Брантли?
   -  Совершенно  верно,  миледи.  Миссис   Редбрист,   наша   экономка,
позаботится о  вашей  мисс  Крислок.  Она  велела  передать,  что  будет
счастлива познакомиться со всеми утром,  когда  отдохнет.  Взять  у  вас
собаку, миледи?
   - Захочешь ли ты довериться человеку,  похожему  на  Моисея,  который
вызвался отнести тебя к мисс Крислок?
   Джордж потянулся к Брантли и обнюхал его длинные белые пальцы. Должна
отдать должное  Брантли:  несмотря  на  библейскую  внешность  человека,
готового сорок лет водить свой народ по  пустыне,  он  обладал  чувством
юмора и немалой добротой. Вот и сейчас  он  осторожно  поднес  ладонь  к
мордочке Джорджа и позволил ему обнюхивать себя сколько угодно.  Наконец
Джордж фыркнул.
   -  Превосходно,  -  заключила  я,  передавая  песика  дворецкому.   -
Благодарю вас, Брантли.
   - А  теперь,  дорогая,  пора  наполнить  ваш  опустевший  желудок,  -
улыбнулся Лоренс.
   Мы ели в большой  неуютной  столовой,  за  столом,  где  легко  могло
поместиться  не  пять,  а  пятнадцать  человек.  Мне  указали  место  на
противоположном от мужа конце стола, на самом дне,  как  выражался  дед.
Лакей по имени Джаспер встал за стулом.
   Джон устроился в середине, между дядей и мной. Томас и Амелия уселись
напротив. Именно в эту минуту я впервые присмотрелась к Томасу  в  ярком
свете канделябров. И кажется, громко охнула. О Господи, я  старалась  не
глазеть, но это оказалось слишком трудно.  В  жизни  не  видела  мужчины
красивее. Стройный, светловолосый, в отличие от брата и матери-испанки с
точеными,   поистине   скульптурными   чертами   тонкого   лица,   столь
безупречными, что сам  Микеланджело  почел  бы  за  честь  иметь  такого
натурщика. Его старший брат  Джон  выглядел  опасным,  зловещим,  темным
демоном, злобным, как бешеная собака. Томас казался настоящим ангелом, с
его густыми, вьющимися, золотистыми волосами и голубыми  глазами,  почти
такого же оттенка, как мои.
   Ослепителен. Другого слова не подберешь. Но  тут  я  присмотрелась  и
увидела кое-что, спасавшее его  от  определения  "слащавый  херувимчик".
Упрямый  подбородок,  к  которому,  однако,  хотелось   прикоснуться   и
смотреть, смотреть без конца на его владельца. Это  нервировало,  лишало
самообладания.  Случайно  бросив  взгляд  на  Джона,  я   заметила   его
приподнятые брови.
   - Простите, - выдохнула я, - не смогла сдержаться.
   - Как и большинство дам. Придется постараться.
   - Обязательно.
   Но тут вернулся Брантли, чтобы лично наблюдать за обеденным ритуалом,
привычным, но куда более строгим, чем в доме  деда.  Мисс  Крислок,  вне
всякого сомнения, была бы довольна столь безупречной церемонией.  Именно
ее стараниями в нашем доме кое-как  соблюдались  обеденные  часы.  Кроме
того, она всегда настаивала, чтобы мы переодевались к столу, что  обычно
встречалось ворчанием и жалобами. Но мы уступали, видя,  как  это  важно
для нее.
   Оба  лакея,  Джаспер  и  Тимоти,  бесшумно  передвигались,  повинуясь
безмолвным указаниям  дворецкого.  Они  были  так  вышколены,  что  даже
притворялись, будто не слушают, как Лоренс беспечно рассуждает о погоде,
о состоянии травы на восточном газоне, и даже когда он перешел  к  более
животрепещущим темам - проклятым вигам, ввергающим  порядочных  людей  в
бесконечные беды, за что, по правде говоря, их следовало бы выстроить  у
стенки и расстрелять.
   И только когда Брантли взглядом  велел  лакеям  удалиться  в  дальний
конец комнаты и сам встал у закрытой двери, Лоренс  обратился  к  Джону,
как раз поднявшему вилку с кусочком индейки с каштанами:
   - Я думал, ты собираешься остаться в Девбридже. Есть ли хоть какая-то
надежда, что ты  действительно  будешь  жить  здесь  и  наконец  начнешь
учиться управлять поместьем?
   Джон нахмурился, но не сказал ни слова,  пока  не  прожевал  кусочек.
Наконец он откинулся на спинку стула, сложил руки на  груди  и  объявил,
отчетливо выговаривая каждое слово:
   - Вы только что женились на молодой даме, дядюшка.  Очень  молодой  и
здоровой  на  вид.  Очевидно,  в  ближайшем  будущем  на  свет  появится
наследник. Поэтому я не вижу причин вмешиваться в управление хозяйством.
Вы воспитаете своего сына так, как сочтете нужным. Парнишка, вне всякого
сомнения, уже к двенадцати годам обучится всему, что ему следует  знать.
К  чему  мне  мешать  ему,  занимать  чужое  место,   обременять   своим
присутствием?
   Лоренс отсалютовал мне бокалом и, молча покачав головой, заявил Джону
голосом, холодным, как  январский  ветер,  завывающий  над  йоркширскими
болотами:
   - Я говорил это раньше, повторю и теперь: именно ты мой  наследник  и
им останешься. Но ты должен подготовиться, чтобы  когда-нибудь  взять  в
свои руки бразды правления. Больше мне нечего добавить.
   - Но, дядя Лоренс, - вмешался Томас,  махнув  в  мою  сторону  тонкой
изящной рукой, - Джон прав. Энди очень молода. Зачем же  тебе  жениться,
как не для того, чтобы обзавестись наследником?
   - Мужчины живут не только ожиданием наследника, - выпалила я.
   Последовало мертвое молчание.
   Ну почему я не могу держать рот на замке?!

Глава 7

   Амелия поперхнулась  вином.  Джон  задохнулся,  так  и  не  проглотив
кусочек печеной форели, и громко откашлялся. Томас стал колотить кулаком
по спине супруги. У Лоренса сделался такой вид, словно  он  был  бы  рад
вышвырнуть меня из  окна.  Но  мой  супруг  и  на  этот  раз  сдержался,
благодарение Небу. Присмотревшись хорошенько, я решила, что он, кажется,
изо всех сил пытается скрыть улыбку.  Какое  счастье,  он,  кажется,  не
сердится! Но мне все-таки ужасно хотелось спросить: почему  эти  чертовы
мужчины так уверены, что единственное предназначение жены  -  произвести
на свет мальчика? Поразительно, что  и  Джон,  и  Томас  считают,  будто
Лоренс женился исключительно с этой целью! Я - породистая  кобылка,  чья
важнейшая функция - родить ребенка, и ничего более.
   - Возможно, - продолжала я, зная, что мне следовало  бы  жевать  свою
индейку с каштанами и помалкивать, -  ваш  дядя  питает  ко  мне  нежные
чувства и именно поэтому решил сделать мне предложение. В конце  концов,
Джордж меня любит, а он прекрасно разбирается в людях.
   - Не понимаю, - фыркнула раскрасневшаяся Амелия.  -  Дядя  Лоренс  не
собака. О чем это вы, Энди?
   - Неудачная шутка, ничего больше, - пробормотала я.  Разумеется,  мне
стоило знать, что эта тема непременно всплывет. Просто я не ожидала, что
обсуждение нашего брака начнется так скоро. Я вздохнула  и  уткнулась  в
тарелку.
   - У Энди изумительное чувство  юмора,  -  заметил  муж,  но  даже  не
улыбнулся. И добавил:
   - Посмотрим. И это все, что он мог сказать? Он замолчал и вернулся  к
своей индейке. Странно. Я посмотрела на  Джона.  Тот,  в  свою  очередь,
уставился на меня, и в  глубине  его  темных  глаз  поблескивало  что-то
такое, чего я не поняла. Нет, кажется, все ясно. Злоба и ожесточенность.
Но тут все внезапно исчезло, и он снова принял равнодушный вид.
   "Взгляни в лицо действительности, - велела я себе. - Да,  Джон  хотел
познакомиться со мной, и, возможно, питал ко мне некоторый  интерес.  Но
почему, во имя Господа? Я была в глубоком трауре  и  не  старалась  быть
слишком вежливой. С тех пор прошло три месяца. Теперь я  замужем,  и  мы
далеки друг от друга, как небо и земля. И если он в чем-то  разочарован,
что меня удивляет, ему просто придется взять себя в руки".
   Лоренсу,  кажется,  удалось  усмирить  свою  семейку.  Мне   хотелось
заверить их, что они зря волнуются, но я вовремя поняла: Лоренс  пытался
меня защитить. Не хватало еще, чтобы они узнали правду о том,  что  брак
наш фиктивный, хоть и основан на взаимной симпатии и уважении.
   Я снова устремила взгляд на Джона. Он,  похоже,  изучал  свой  бокал.
Почему, ну почему ему так не терпелось познакомиться со мной? Ах,  какая
теперь разница?!
   И все же я не сводила с него глаз. Настоящий великан, темный ангел  в
своем черном фраке. Кажется, с нашей последней встречи он еще увеличился
в  размерах.  Я  чувствовала  исходившую  от  него  опасность,  холодную
сдержанность тирана, привыкшего к  повиновению  окружающих.  Слишком  он
молод для такого поразительного самообладания! Лицо все еще не  потеряло
загара, приобретенного во время службы  в  армии  и  унаследованного  от
испанских предков. Волосы, как у Амелии, - цвета воронова  крыла.  Глаза
такие темные, что кажутся черными в мягком освещении.  Брови  густые,  с
легким изломом.
   - Как вам удалось так быстро пожениться?  -  с  ленивым  безразличием
бросил Джон.
   Мне захотелось пощечиной выбить из него грубость,  но  Лоренс  учтиво
ответил:
   - По специальному разрешению, разумеется. Епископ Костейн - мой друг.
Он знал и твоего отца, Джон. Епископ с радостью провел церемонию.
   Разумеется, я опять дала волю языку и, в упор глядя на Джона,  ехидно
осведомилась:
   - Вы, кажется, считаете, что все это розыгрыш? Шутка,  которую  решил
сыграть с вами дядя?
   Джон выпрямился, вертя бокал длинными пальцами.
   - Я слышал о мужчинах, не гнушавшихся  привозить  в  дом  любовниц  и
выдавать их за жен. Естественно,  скоро  обман  открывается.  Невозможно
притворяться вечно.
   - Трудно вообразить, что кого-то можно одурачить подобным образом,  -
пожал плечами  Лоренс.  -  Вспоминаю  сплетни  о  лорде  Портли,  старом
развратнике,  умудрившемся  представить  сбитой  с  толку   семье   пять
новобрачных по очереди. Правда, его тут же разоблачали.  На  шестой  раз
родственники  отказались  впустить  в  дом  новую  невесту.   Разразился
невероятный скандал. - Лоренс улыбнулся собравшимся и добавил:
   - Тем не менее  шестая  оказалась  настоящей  женой,  и  обвенчал  их
местный викарий.
   - Никогда не слышала ни о чем  подобном,  -  вмешалась  я.  -  Вы  не
сочиняете, сэр? Чтобы человек имел наглость так обращаться  с  родными?!
Пять раз? Почему никто из членов семьи не пристрелил его?
   - Вероятно,  искушение  было  велико,  но  лорд  Портли  скончался  в
собственной постели в преклонном возрасте, а его последняя жена,  будучи
втрое моложе, держала его руку, пока он не отошел  к  праотцам  с  самым
блаженным видом.
   - Интересно, - заметил Томас, и я подумала: даже голос его  прекрасен
и полон такого  очарования,  что  самый  закоренелый  грешник  поддастся
порыву раскаяться, - может, лорд Портли не зря все это затевал?
   - Что именно, Томас?
   - Если он умер не от какой-нибудь гнусной  болезни,  а  от  старости,
возможно, проделки с  мнимыми  женами  придавали  ему  жизненных  сил  и
энергии.
   - По крайней  мере  мужчина,  устав  от  мнимой  жены,  может  просто
выбросить ее в окно, -  усмехнулся  Джон.  -  Это  самый  верный  способ
улучшить его настроение.
   Амелия  швырнула  в  него  намазанной  маслом  булочкой,  Джон  ловко
увернулся.
   - Какие гадости ты говоришь! Немедленно возьми  свои  слова  обратно,
Джон, сию же минуту, или я жестоко отомщу.
   Джон поднял руки, сдаваясь:
   - Прости, Амелия, и считай,  что  ничего  не  слышала.  Извини,  если
неверно меня поняла.
   - Не вижу, что тут можно неверно понять, - бросила я. - Будь  у  меня
булочка,  я,  вероятно,  подверглась  бы  соблазну  последовать  примеру
Амелии, хотя скорее всего просто съела бы ее.
   Томас рассмеялся  -  мелодичный  перезвон  серебряных  колокольчиков,
приятный уху. Неужели его поступки никогда  и  никому  не  действуют  на
нервы?
   - Ты должна признать, Амелия, что иногда женщины бывают  непостоянны,
- запротестовал Джон.
   Опустив глаза, я узрела булочку, чудом появившуюся на моей тарелке. И
едва успела заметить, как Брант-ли направляется к двери. Подняв булочку,
я с ухмылкой помахала ему, но выражение его лица не изменилось.  Что  он
думает обо всех нас?  Неужели  дал  мне  булочку  лишь  затем,  чтобы  я
исполнила угрозу, а сам при этом искренне забавляется?
   - В жизни не встречала непостоянной женщины, - отмахнулась Амелия.  -
А твое извинение, Джон, звучит так же фальшиво, как  очередное  обещание
грешника вернуться на путь праведный. Нет, это вы,  мужчины,  ветрены  и
неверны.
   - Лорд Портли прожил так долго, - весело пояснил Лоренс,  прежде  чем
вторая булочка полетела в Джона, - потому что  даже  дьявол  отказывался
забрать в ад такого бессовестного развратника.  Когда  же  прошло  много
лет, у сатаны просто не оказалось иного выхода, кроме  как  вернуть  его
туда, откуда он вышел.
   - Неглупо, - одобрила я  мужа,  приветственно  подняв  бокал.  Но  он
только покачал головой, словно говоря: "Ох уж эта молодежь,  что  с  ней
поделать?"
   Я знала ответ: только пристрелить.
   - Амелия, дорогая, - вздохнул Томас, - кто же изменчив,  как  не  ты?
Подумай хорошенько и сама это признаешь.  Однако,  Энди,  при  этом  она
совершенно очаровательна. Я сразу распознал  брошенный  вызов  и  сделал
все, чтобы победить ее восхитительное  своенравие,  пусть  на  это  ушло
почти полгода. Я писал ей стихи и поэмы. Самая лучшая  озаглавлена  "Без
тебя я погиб". Уверен, именно это произведение побудило  ее  отдать  мне
руку.
   Амелия погладила плечо мужа.
   - Нет, Томас, ты ошибаешься, хотя эти стихи  пробудили  в  моей  душе
волнующие образы. Все решила серенада,  которую  ты  исполнил  под  моим
окном. - И, взглянув на меня, она добавила:
   - Если его легкие уже оправились  от  потрясения  и  вполне  здоровы,
Томас не откажется спеть ее и под вашим окном, Андреа.
   - Энди, - поправила я.  -  Умоляю,  Томас,  мне  бы  очень  хотелось.
Возможно, вы поведаете нам, о чем идет речь в песне?
   Томас, как раз в этот момент зачерпнувший  ложку  горошка,  задумчиво
свел брови.
   - Да,  этот  плод  моих  усилий  явно  удался,  -  признал  он,  чуть
покраснев, и запел прекрасным тенором:

   Как я страдаю, как я терзаюсь,
   Сжалься над бедным влюбленным, молю.
   И по-английски, не по-французски
   Шепни мне заветное слово "люблю".
   Когда так нежно смотрят на меня твои чудесные глаза,
   Готов я все отдать за взгляд один - и мир, и рай.

   Я рыдала от смеха,  задыхалась  и  не  могла  остановиться.  Из  глаз
полились слезы. Муж поспешно поднялся, подошел  ко  мне  и  похлопал  по
спине.
   - Придется приказать Брантли убрать несколько секций стола. Тогда  он
станет меньше и не придется каждую минуту обходить его,  чтобы  избавить
тебя от кашля.
   - Превосходная идея, - одобрила я, немного  отдышавшись.  -  В  таком
случае мы всегда сможем помочь друг другу.
   Было понятно, что и Джона  наконец  проняло:  он  пил  воду  большими
глотками и ежеминутно прыскал.  К  своему  удивлению,  я  заметила,  как
Брантли поспешно прикрыл рот.
   - Это смягчило ее жестокое  сердце,  -  торжественно  объявил  Томас,
очевидно, безразличный к  вызванной  им  же  реакции,  и,  наклонившись,
чмокнул жену в щеку.
   - Я взяла реванш, нарисовав его в виде ангела со сломанными крыльями,
лишившегося райского блаженства. Но эта его песня действительно  тронула
мою душу, хотя я  и  пыталась  ее  покритиковать.  Совсем  немного,  как
понимаете. Я все твердила ему, что "глаза" лучше рифмуются с "небесами",
но он лишь улыбался неземной улыбкой и отвечал, что  никогда  не  станет
делать того, что от него ожидают.  Это  так  скучно!  Никаких  идеальных
рифм! Больше всего на свете он опасается утомить меня. И конечно,  этого
никогда не бывает.
   Лоренс опять покачал головой. Брантли  уже  успел  прийти  в  себя  и
стоял, неестественно выпрямившись,  как  колонна.  Лакеи,  однако,  были
далеко  не   так   хорошо   вышколены,   как   Моисей,   и   старательно
отворачивались, так что я могла видеть только их профили.
   - Сэр, - обратилась Амелия к Лоренсу, - очень не хочется  подниматься
из-за стола, но, по правде говоря, ваша  бедная  жена,  кажется,  готова
заснуть прямо над пюре из крыжовника со взбитыми сливками.
   Я действительно устала, но как она это увидела? Я веселилась  так  же
отчаянно, как остальные. Но она права, я с ног валюсь.
   - Вы так добры, Амелия, - кивнул Лоренс  и  с  искренним  сочувствием
заметил:
   - Дорогая, вам пора отдохнуть.  Я  и  сам  не  прочь  растянуться  на
перине. Если вы с Амелией удалитесь в гостиную, мы скоро присоединимся к
вам, а потом все разойдемся по своим комнатам!
   - О, все в порядке, - заверила я, с трудом подавив  зевок.  -  Но  я,
пожалуй, послушаюсь. День  был  нелегкий.  Кроме  того,  мне  еще  нужно
прогулять Джорджа, а кто знает, как долго он захочет знакомиться с новым
местом. Томас, вы действительно придете под окно моей спальни  и  споете