единого
слова. Как-то он заявил, что предпочитает наслаждаться  совершенством  в
молчании. И, пропади он пропадом, наверняка молчал бы очень-очень долго!
   Очевидно, в этом  Джон  отличался  от  деда.  Он  смеялся,  болтал  и
прислушивался к каждому ее слову. Тошнотворно!
   Но лишь когда подали восхитительных омаров  в  тесте,  меня  осенило!
Господи, да это обыкновенная ревность!
   От ужаса я едва не  уронила  вилку  и,  забыв  о  еде,  уставилась  в
тарелку. Они по-прежнему мило беседуют, склонив  друг  к  другу  головы.
Какой чудесный контраст темного и золотистого, черт бы их взял!
   Но я не имею права ревновать! Это безумие! Я замужем. Джон не  должен
ничего для меня значить! Совсем ничего!  Он  мой  племянник  по  мужу  и
навсегда останется им. Когда-нибудь Джон приведет в  этот  дом  жену.  И
может, ею станет именно леди Элизабет Палмер.
   Он лгал мне, как и все мужчины.  Лгал.  И  если  меня  это  удивляет,
значит, я еще глупее,  чем  предполагала.  Джон  осыпает  леди  Элизабет
знаками внимания, чарует своим проклятым остроумием.  И  все  это  после
того, как он излил мне вчера душу!
   Гнусный лжец!
   С другой стороны, не хочу  же  я,  чтобы  он  слонялся  по  комнатам,
мрачный, угрюмый и несчастный, потому что не может быть со  мной.  Такой
мужественный... сильный...
   Я едва не рассмеялась над абсурдностью собственных мыслей.
   Нет, тут нет ничего абсурдного. Он лгал. Как мой отец.
   Я вспомнила 6 письме отца и сообразила, что ничего не сказала об этом
Джону. А теперь в этом нет нужды.
   Я заговорила  с  соседями,  герцогом  из  Манчестера,  иссохшим,  как
скелет, сыпавшим такими же  древними  шутками,  и  маркизой  с  поистине
необъятной грудью, открытой чуть ли не до самых  сосков.  В  отличие  от
сидевших поблизости джентльменов я отчаянно старалась не смотреть на эти
гигантские вздымающиеся холмы.
   Я была само оживление: кокетничала, сыпала  шутками  и  смеялась  над
едкими  замечаниями  остальных.  Маркиза  с  открытой  грудью  оказалась
довольно  забавной,  особенно  когда  рассказывала  о  своих  пекинесах,
которых у нее было больше дюжины, и все такие лапочки!  Иссохший  герцог
обожал сплетничать о жителях Лондона, совершенно мне  незнакомых,  но  я
смеялась и щебетала, как мне и полагалась. Пусть Лоренс мной гордится!
   И выглядела я великолепно в переливчато-серебристом платье.  Пусть  у
меня не такая красивая грудь, как у леди Элизабет, а волосы -  курчавые,
играющие всеми оттенками  красного,  каштанового  и  песочного,  подобно
осенним листьям, и не так модно причесаны, но...
   Нет, нужно взять себя в руки. Джон мне не принадлежит. И  никогда  не
будет принадлежать.
   Безумная!
   Откуда такие перемены? Ведь он мужчина, мужчина, которого я видела до
замужества всего три  раза  и  умудрилась  вроде  бы  навсегда  от  него
отделаться. Только окончательно так и не смогла.
   И непоправимо испортила жизнь себе и ему.
   Но сейчас важнее всего то, что я  хозяйка  этого  дома.  Не  какая-то
провинциальная мисс. Я графиня  и,  хотя  довольно  молода,  знаю,  чего
добиваюсь. И знаю, что делать.
   Поднявшись, чтобы увести дам в гостиную, я смотрела исключительно  на
мужа и улыбалась только ему. Он кивнул.
   - Джентльмены, - провозгласила я,  повысив  голос,  -  оставляем  вас
наслаждаться портвейном.
   Они едва обратили на меня внимание: большинство  уже  были  пьяны  до
полусмерти. Им хотелось заняться портвейном и бренди  и  Бог  знает  чем
еще. Я пошла к двери и уже громче окликнула:
   - Леди,  наш  ликер  ждет  нас  в  гостиной.  Мы  обсудим  новости  о
Наполеоне, решим, какой из присутствующих джентльменов  самый  красивый,
образованный и очаровательный.
   Несколько женщин рассмеялись, две или  три  даже  похлопали  меня  по
руке. Остальные неодобрительно поджали губы, но что из того?
   Я не смела обернуться и посмотреть, как воспринял муж мой  прощальный
выпад.
   Но мужчины расслышали  каждое  мое  слово  и  загомонили  все  сразу:
возмущенно, весело, язвительно.
   Вероятно, Лоренс даст мне нагоняй немного позже.
   В гостиной все только обо мне  и  говорили.  Довольно  много  дам  не
отказались и от рюмочки бренди. Мы потолковали о  Наполеоне,  но  вскоре
уже обсуждали его  бедняжку  жену,  австрийскую  принцессу  Марию-Луизу,
которую Наполеон, отчаянно желавший иметь наследника, потащил в  палатку
еще до заключения официального брака.
   - То, что мужчины вытворяют с  женщинами,  поистине  омерзительно,  -
прошипела леди Элизабет  Пал-мер,  чересчур,  до  приторности  красивая.
Подумать только, теперь она проявляет интерес к чему-то еще, кроме мод и
сплетен!
   - Итак, кого мы изберем самым очаровательным джентльменом?
   Дамы весело рассмеялись.
   Леди Калдекот, сидевшая у камина и поэтому энергично махавшая веером,
прошептала мне:
   - С вашей стороны это было весьма умным шагом, моя дорогая. Вы сумели
привлечь их внимание. Интересно, о чем они теперь судачат?
   -  Естественно,  о  том,  кого  мы  посчитаем  самым  неотразимым,  -
вмешалась леди Элизабет, смеясь и  глядя  на  меня  так,  словно  видела
впервые. - А вы неглупы.
   - Я слышала, у Наполеона было столько любовниц, что  Жозефина  ужасно
гневалась и повсюду болтала  о  том,  будто  он  не  слишком  хорош  как
мужчина.  Вы,  конечно,  понимаете,  о  чем  я,  -  добавила  маркиза  с
необъятной грудью.
   Я, разумеется, не знала,  о  чем  идет  речь,  поэтому  жизнерадостно
объявила:
   - Что же,  если  он  и  сейчас,  женившись  на  Марии-Луизе,  заводит
любовниц, ясно, что он вообще никакой не мужчина.
   Все шестнадцать дам уставились на меня как на идиотку. Леди  Элизабет
расхохоталась:
   - Дорогая графиня, ведь вы замужем! Поверить не могу, будто Лоренс не
показал вам, что значит быть мужчиной!
   Я  захлопала  глазами.  К  счастью,  моя  драгоценная  мисс   Крислок
поспешила на выручку.
   - Лорд Девбридж, - тактично заметила она, - очень заботится  о  своей
молодой жене. Он терпелив и входит в ее положение. Налейте  мне  рюмочку
ликера, дорогая.
   Но ее добрые намерения, очевидно, не привели к желаемому  результату,
поскольку  леди,  вместо  того   чтобы   удовольствоваться   полученными
сведениями и оставить меня в покое, сгрудились вокруг несчастной жертвы,
как акулы, почуявшие свежую кровь. Я затравленно  озиралась,  но  видела
лишь высоко поднятые брови и насмешливые улыбки. В уши вонзались ехидные
замечания.
   Амелия держалась в стороне. Мисс Джилбенк лихорадочно ломала  руки  и
выглядела ужасно растерянной.
   - Хотите сказать, что все  еще  остаетесь  девственницей,  миледи?  -
осведомилась миссис Беркенхед, наклонившись так близко, что  я  едва  не
задохнулась от приторного запаха ее  духов.  По-видимому,  она  чересчур
злоупотребляла розовым маслом.
   Амелия громко откашлялась:
   - Давайте попросим Андреа сыграть для нас  сонату  Моцарта.  Она  так
талантлива! И даже поет, только не так хорошо, как играет. Ну же,  Энди,
пожалуйста, сыграй!
   - Сомневаюсь, чтобы ее игра превзошла монолог, который она произнесла
перед  джентльменами,  до  того  как  покинуть  столовую,  -   вмешалась
добродушная почтенная леди, чье имя я так и не вспомнила.
   Я подошла к фортепиано и начала играть. Довольно прилично,  даже  без
ошибок. А когда подняла глаза, увидела мужа, стоявшего совсем рядом. Как
только аплодисменты замерли, я поспешно прошептала:
   - Извините, Лоренс. Это дьявол меня дернул за язык.
   Он засмеялся, повернулся к стоявшим поблизости джентльменам и объявил
на всю комнату:
   - Моя жена сообщила, что сам дьявол дернул ее за язык.
   Вот так и приобретаются репутации! Уж не  знаю,  кем  на  самом  деле
почитали меня, но провозгласили оригиналкой, если верить  мисс  Крислок,
которая, уже гораздо позже, рассказала мне об этом. Все утверждали, что,
попав в следующий раз в Лондон, я окажусь в центре внимания!
   - И что это значит? - спросила я.
   - Вероятно, тебя будут приглашать на все  балы,  приемы  и  рауты,  -
пояснила она и, потрепав меня по  щеке,  пристально  всмотрелась  в  мою
физиономию. - Ты выглядишь ужасно грустной. Что-то случилось, дорогая?
   Я едва не проговорилась, но вовремя прикусила язык.
   - Ничего, Милли. Просто стараюсь казаться идеальной молодой женой.
   Было уже почти два часа ночи, когда Лоренс отвел меня в Синюю комнату
и на прощание задумчиво покачал головой:
   - Вы продолжаете удивлять меня, Энди.
   - Надеюсь, большинство сюрпризов не так уж плохи.
   - Не меньше половины. Не волнуйтесь,  последний  был  восхитительным.
Джентльмены  яростно  спорили,  кто  же  из   них   самый   обаятельный,
образованный и остроумный.
   Значит, леди Палмер была права, когда предсказала, что больше они  ни
о чем не смогут говорить. Тем не  менее  больше  всех  удивилась  я.  Не
рассчитывала, что почти все  гости  так  благожелательно  воспримут  мою
выходку.
   - Вы им понравились. Признаюсь,  я  этого  не  ожидал,  уж  очень  вы
молоды. Но как очаровательны!
   - Судя по вашему тону, вы не вполне одобряете то, что я сделала?
   - Разве? Глупости, дорогая. Доброй ночи, дитя мое.
   И Лоренс удалился.
   Интересно, он действительно считает меня ребенком?

Глава 23

   Наутро  спозаранку  я   втирала   омерзительно   пахнущее   снадобье,
приготовленное по рецепту дедушки, в подживающие раны на  спине  Малютки
Бесс. Семь глубоких вмятин образовали почти идеальный круг с расстоянием
примерно четверть дюйма между каждой ранкой, и при взгляде  на  них  мои
глаза застилала багровая пелена ярости. Представить страшно, что жесткие
колючки впивались в шкуру беззащитного создания!  Чудовище,  сотворившее
такое, заслуживает пули в лоб!
   - Похоже, она поправляется.
   Это Джон.
   Я медленно повернулась. Не хотела его видеть. И в то же время  больше
всего на свете желала стоять и смотреть на него, пока  Малютка  Бесс  не
вышибет меня из стойла.
   Я тряхнула головой, стараясь избавиться от назойливых мыслей.
   - Да, ей гораздо лучше, слава Богу  и  Ракеру,  но  меня  по-прежнему
трясет от злости. А почему вы уже на ногах? Еще совсем рано.
   Он оглядел меня с головы до ног. Господи,  в  каком  я  виде!  Старый
темно-коричневый шерстяной плащ и  грубые  ботинки,  такие  обшарпанные,
словно их год козы жевали. Влажные от пота пряди прилипли ко лбу, волосы
стянуты узлом на затылке.
   - Но вы же проснулись, - улыбнулся он. - Почему бы и мне не встать?
   - Вы так мило беседовали с леди Элизабет Палмер,  когда  я  поднялась
наверх уже далеко за полночь!
   Он, разумеется, расслышал язвительные нотки в моем голосе. Глупым его
не назовешь. И к тому же он имел наглость подмигнуть мне!
   -  Почему  так  официально?  Вполне  достаточно  было  сказать  "леди
Элизабет". Все ее только так и зовут. Ни одна  из  приглашенных  дам  не
может с ней равняться, верно?
   Я была вполне с ним согласна, но не высказывать  же  подобное  мнение
вслух! Правда, это его не остановило.
   - Как странно, что вы заметили! Но кажется, не  желаете  говорить  на
эту тему... ваши губы превратились в  ниточку.  Лучше  уж  побеседуем  о
чем-нибудь нейтральном. Собственно говоря, большинство джентльменов  уже
спустились вниз, пьют кофе и читают газеты. Кстати,  в  отсутствие  дяди
Лоренса они бессовестно судачат о вас.  Вы  произвели  настоящий  фурор,
Энди. Вряд ли дядюшка этим доволен.
   - К вашему сведению, я уже  извинилась  перед  ним.  Не  такая  уж  я
безмозглая  грубиянка.  И  сумела  дать   ему   понять,   что   искренне
раскаиваюсь.
   - Но я говорю вовсе не о том  дерзком  спектакле,  который  вы  вчера
устроили в столовой. Дело совсем в другом.
   Позабыв обо всем, я уставилась на него:
   - О чем вы?  Больше  я  ничего  такого  не  сказала,  честное  слово!
Слушала, что говорили дамы  о  Наполеоне,  посмеялась  немного...  ну  и
сыграла сонату Моцарта, не так плохо, должна признаться, но больше ничем
не опозорила Лоренса.
   - Ну и ну! - захохотал Джон. - Вы и в самом деле не понимаете?
   Я с недоумением развела руками  и  принялась  накладывать  корпию  на
спину Малютки Бесс. Кобылка повернула голову, чтобы посмотреть на  меня.
Я погладила ее и оглянулась на Джона:
   - Нет. В толк не возьму, о чем вы говорите.
   - Кажется, так и есть, - медленно протянул он,  по  привычке  склонив
голову набок. Так он делал всегда, когда был смущен или недоумевал.
   - Очевидно, вам не терпится все мне объяснить, так что  выкладывайте.
Чем же я опорочила и посрамила беднягу Лоренса?
   - Теперь всем известно, что вы еще не потеряли невинности.
   Я подпрыгнула так высоко, что Малютка Бесс взбрыкнула задними ногами.
Только через несколько минут мне  удалось  ее  успокоить.  Зато  во  мне
бурлила ярость.
   - Это невозможно! - выпалила я. - То есть это, конечно, правда, но  я
никому и ничего не говорила. С моей стороны было бы нечестно,  вероломно
и  в  высшей  степени  глупо  рассуждать  о  таком.  Неужели  вы  можете
представить, чтоб я ни  с  того  ни  с  сего  повернулась  к  маркизе  и
объявила: "Видите ли, миледи, я замужем за очень милым человеком, но так
и осталась девушкой!" Я заметила, как Джон стиснул  кулаки,  но  тут  же
медленно разжал пальцы.
   - Нет, разумеется, вы на  подобное  не  способны.  Но  насколько  мне
известно, дамы обсуждали  то,  что,  по  слухам,  некоторые  достоинства
Наполеона... скажем... не столь блистательны... и их размер не настолько
велик.
   - Какие достоинства? Какой размер? Хотите сказать, что он не  слишком
высок? Я часто слышала об этом. Но что тут такого? Какое  отношение  это
имеет к моей невинности?
   Джон закатил было глаза, но тут же  смущенно  потупился,  чем  ужасно
меня удивил, поскольку  я  знала,  что  его  раскаяние  неподдельно.  Он
пристыжен и жалеет, что завел об этом речь.
   -  Прошу,  забудьте  об  этом.  Я  лишь  хотел  пошутить  над   вашей
беспредельной наивностью, но не  смог.  Еще  раз  умоляю:  забудьте.  Вы
невинны, и это прекрасно. И не позволяйте никому уверять вас в обратном.
Вам не за что извиняться перед дядюшкой. Совсем не за что.
   - Но...
   Он легко прикоснулся кончиками  пальцев  к  моим  губам.  И  голос...
голос, как он нежен... хотя в нем и чувствуется легкая ирония.
   - Нет, Энди, не нужно. Если услышите  еще  что-то  об  этом,  ехидные
уколы или замечания, просто не обращайте внимания, хорошо?
   Я нерешительно кивнула.
   - Позвольте мне выразиться яснее. Если в последующие три дня услышите
многозначительные реплики о Наполеоне,  просто  держите  рот  на  замке,
обещаете?
   - Хорошо, но...
   - Малютка Бесс молодец, - перебил Джон. - Однако ближайшие  несколько
недель вы не сможете сесть на нее. Нет-нет, о Буйном забудьте. Ему  даже
не понадобится кроличья нора, чтобы вас сбросить. Просто растопчет вас в
лепешку и зароет в землю. Слопает вместе с овсом на завтрак. Он...
   - Довольно! Вы обладаете чересчур живым  воображением.  Расписываете,
что случится, если у меня хватит храбрости взять вашу лошадь...
   - Возможно. Но вам следует спросить у дяди Лоренса,  нет  ли  у  него
другой лошади для вас. И  не  смейте  даже  кормить  Буйного,  иначе  он
откусит  вам  руку.  Да,  кстати,  не  пытайтесь  избавиться  от   моего
камердинера Бойнтона, который будет повсюду ходить за вами.
   С этими словами он повернулся и удалился. Я проводила  его  взглядом.
Бойнтону приказано повсюду следовать  за  мной?  Что  за  чушь?!  Тирады
относительно Буйного  не  содержали  ничего  нового,  но  намеки  насчет
Наполеона и каких-то размеров показались мне крайне  странными.  Что  ж,
придется последовать совету Джона и забыть об этом. От одной мысли,  что
Бойнтон станет меня охранять, сразу стало легче.
   Как выяснилось, в этот день у меня не осталось времени на размышления
ни о чем, кроме предстоящего  бала.  Единственный  раз  я  видела  более
взволнованных слуг на собственном дебюте. Даже Брантли заорал на  лакея,
уронившего в вестибюле пальму в огромном горшке.  Дерево  покатилось  по
полу, врезалось в доспехи,  которые  с  грохотом  полетели  на  каменные
плиты. Брантли никогда до этой минуты не повышал  голоса,  и  все  слуги
расценили его взрыв как доброе предзнаменование.
   Я смеялась до упаду и не могла остановиться. Брантли замолчал  и  так
смутился, что мне хотелось утешить его, да только я  знала,  что  он  не
примет  моего  сочувствия.  Поэтому  я  промолчала  и   многозначительно
усмехнулась.
   Вечером  я  спустилась  вниз  в  своем  новом  бальном   туалете   из
светло-голубого шелка - в тон глазам, как отметила Белинда. Низкий вырез
открывал грудь. Модистка заверила, что  это  необходимо,  иначе  я  буду
выглядеть чучелом, это повредит ее репутации и больше никто не придет  в
лавку, а ее владелица закончит жизнь в канаве. И все по моей вине.
   Я посчитала, что она несколько драматизирует ситуацию. В конце концов
какое отношение имеет моя грудь к  ее  возможной  кончине?  Но  пришлось
позволить ей творить все, что она пожелает, хотя я  по-прежнему  думала,
что декольте получилось слишком нескромным, в чем и призналась  Белинде.
Но та лишь возмущенно охнула,  а  когда  я  предложила  накинуть  поверх
роскошную шаль, едва не лишилась чувств от расстройства.
   Итак, выставив напоказ грудь, я  сошла  по  широкой  лестнице  и  там
наткнулась на леди Элизабет. Мы впились друг в друга  глазами,  как  два
бойцовых петуха; правда, я в жизни таковых не видела, хотя вполне  могла
представить.  Но  я  тут  же  напомнила  себе,  что  я  здесь   хозяйка,
гостеприимная и приветливая. У меня просто нет  выбора,  дьявол  бы  все
побрал!
   - Добрый вечер, леди Элизабет. Позвольте  сказать,  что  ваше  платье
просто изумительное.
   - Позволяю, - кивнула она и недобро прищурилась. - Не думала, что  вы
способны  выбрать  столь  смелый  наряд.  Вы  кажетесь  такой  юной.  Но
выглядите совсем неплохо, Андреа.
   - Ах, просто Энди.
   - Хорошо. Да, все джентльмены наверняка согласятся со мной,  особенно
ваш дорогой муженек, который держит вас на самом длинном поводке,  какой
только можно вообразить.
   - Не пойму, что вы хотите этим сказать, но позвольте заверить, что  я
не собака. Даже у моего Джорджа нет поводка. Не желаете познакомиться  с
Джорджем?
   - Уже имела эту честь. Он никак не оставит Джона  в  покое.  Пришлось
взять его с собой на чудесную уединенную прогулку в восточный сад, иначе
он поднял бы на ноги весь дом. Кстати, никогда не видела такой  странной
масти: омерзительного  горчичного  оттенка.  Но,  говоря  о  поводке,  я
подразумевала лишь то, что ваш муженек обращается с вами как с  незрелой
школьницей,  которую  необходимо  баловать  и  защищать,  в  чем  вы  не
нуждаетесь. Во всяком случае, он до сих  пор  чего-то  выжидает,  вместо
того чтобы прийти к вам в  спальню.  Интересно,  почему?  Вам  уже  есть
двадцать один год?
   - Совершенно верно.
   - Может, вы дали обет  целомудрия  и  Лоренс  с  этим  смирился?  Все
считают,  что  это  крайне  необычно.  Но  должна  сказать,  ваш   наряд
исключителен. Такой оригинальный голубой цвет! Великолепно! Как странно,
что вы кокетничаете с каждым мужчиной, ослепляя его своим  декольте,  но
отказываете мужу!
   Я просто не могла все это спустить ей.  Игнорировать  столь  длинную,
полную злобных намеков речь  не  было  никаких  сил.  Забыв  о  правилах
гостеприимства и приличиях, я подняла брошенную мне перчатку и  ринулась
в бой:
   - Видите ли, мне нравится флиртовать с джентльменами, но  я  считала,
что сегодня они будут смотреть не  столько  на  мою  грудь,  сколько  на
волосы. Мой муж говорит, что в них сочетается  больше  оттенков,  чем  в
осенних листьях, и  что  он  в  жизни  не  видел  ничего  подобного.  Он
восхищается моими волосами, как, впрочем,  и  все  мужчины.  -  Помедлив
секунду, я вздохнула:
   - Хотя, если быть честной, это  иногда  довольно  утомительно,  я  бы
отдала пальму первенства вашим белокурым локонам. - Ну вот, теперь  все.
- Надеюс