начала она, поворачиваясь  к  побелевшей,  как  мел,  жене
Адриана. - Мне жаль. Пожалуйста...
   Хелен молчала. С ней никогда ничего подобного не случалось. Боже мой, она
выросла в Форт-Уорте, в Техасе. Отец ее был профессором математики, сама она
только однажды стала объектом общественного внимания, когда в средней  школе
ей присудили почетное звание Девушки месяца, да и то это было  не  во  время
семестра, а в августе. Она чувствовала себя странно, будто ее  лишили  тела,
как сквозь туман до нее донесся голос Адриана, потом Элизабет.
   Хелен подняла голову и посмотрела прямо в глаза Элизабет:
   - Я не хочу больше вас видеть. Никогда.
   - Хелен, Элизабет не виновата!
   Она отмахнулась от мужа и одна пошла по улице.
   Элизабет прислонилась к кирпичной стене  и  начала  оседать.  Растерянный
Адриан не знал, что делать, кого из них оставить?
   И начала смеяться.
   - Пойдемте, Адриан, найдем такси, потом позаботитесь о Хелен.
   Элизабет все еще смеялась, когда Адриан помог ей сесть в такси  и  назвал
шоферу адрес.
   - Эй, леди, с вами все в порядке?
   Какой смешной акцент у шофера, видимо, он из Бронкса .
   - Да, - ответила она. -  Мне  повезло.  В  течение  следующих  трех  дней
Элизабет не выходила из дома. Чудовищная сцена,  конечно,  была  описана  во
всех газетах, но бедняжка в них не заглядывала. Коги сказал Гэлэхеру,  чтобы
тот оберегал ее от репортеров, а сам, включив автоответчик, просматривал всю
корреспонденцию и передавал только то, что считал нужным, и  только  от  тех
людей, которым доверял.
   Роуи вернулся из Сан-Франциско во вторник на следующей неделе и тотчас же
пришел к Элизабет. Гэлэхер смотрел на него  так,  будто  он  был  спасителем
всего человечества.
   Увидев Элизабет, Роуи ахнул - она выглядела так, будто прошла через  муки
ада и не хотела его покидать.
   Держа ее в  своих  объятиях,  он  не  говорил  ничего.  Она  молчала.  Ни
слезинки. Роуи  отослал  Коги  и  миссис  Джефферсон,  горничную,  и  уложил
Элизабет в постель. Он не занимался с ней любовью, а просто  лежал  рядом  и
нежно гладил спину. Боже, у него возникло ощущение, что она похудела  фунтов
на двадцать - такая тонкая и бледная, почти  бескостная.  У  него  появилось
такое чувство, что он мог дотронуться до ее боли  и  узнать,  какая  она  на
ощупь.
   Наконец он тихо произнес:
   -  Ладно,  Элизабет,  достаточно.   Кэтрин   -   исковерканная,   больная
кокаинистка. Тебе надо собраться с силами и вернуться к своим делам.  Сейчас
мы куда-нибудь пойдем, если хочешь, поедем в Нью-Джерси или  куда  угодно  в
другое место. Но мы должны выйти из дома.
   - Я хочу поехать  в  "Хобокен",  -  сказала  она,  и  они  отправились  в
маленький итальянский ресторанчик, где кухня оказалась на удивление хорошей,
и они назвали ресторан "Хобокенской находкой".
   Элизабет  получила  письмо  с  извинением  от  Хелен  Марш,  доставленное
смущенным Адрианом.
   - Скажите Хелен, чтобы она забыла об этом, - сказала Элизабет, похлопывая
его по массивному плечу. - Я ее ничуть не  осуждаю  и  понимаю,  как  ужасно
оказаться в центре скандала.
   Она судорожно и глубоко вздохнула и улыбнулась вымученной улыбкой.
   - Ну, так что у нас происходит?
   Джонатан Харли знал, что ему суждено потерять контрольный пакет акций;  У
него не хватало денег, чтобы выкупить акции и  получить  перевес.  Свободных
денег - ноль, в этом отношении он был  почти  банкрот.  И  планы  расширения
компании  тоже  оказались  под  угрозой  -  они  просто  не   могли   теперь
осуществиться,  все  полетело  вверх  тормашками.  Роз   ушла,   и   Пилсоны
сосредоточили на нем всю свою ярость. А ему хотелось только одного  -  чтобы
все оставили его в покое.
   Он похудел, и его секретарша Мидж, которую он называл сладкогласой  Мидж,
разумеется, не без сарказма, заметила:
   - Вы похожи на железнодорожный путь, будто по вас  уже  поезд  проехался.
Кстати, сколько вы теперь весите?
   Он не знал.
   - По-моему, не больше ста семидесяти, а ведь в  вас  добрых  шесть  футов
роста. Идиот! Ешьте немедленно!
   И она завалила его картонками с китайской пищей. Потом поговорила  с  его
кухаркой миссис Мэлсон, и теперь у него на столе появилось столько еды,  что
хватило бы на целый батальон.
   Он поехал в Бостон навестить кузину и семью. Потом  вернулся  домой  и  с
отчаяния нашел себе трех разных, но одинаково покладистых женщин и занимался
с ними  любовью  последовательно  из  ночи  в  ночь,  пока  его  чувства  не
притупились.
   Но однажды утром он проснулся и задал себе вопрос: что, черт  возьми,  он
такое и что за женщина рядом с ним?
   Одна из этих женщин по имени  Нэнси,  увидев  его  выходящим  нагишом  из
ванной, сказала:
   - Ты красивый мужчина, Джонатан. Ты великолепный  любовник,  но  ты  себя
уничтожаешь, а это зрелище не из приятных. Иди домой и, черт бы тебя побрал,
соберись с силами и возьми себя в руки.
   И как это ни удивительно, он так и поступил. Мидж просияла, когда однажды
он пригласил ее на ленч в "Букери".
   - Это запоздалый подарок к Рождеству, босс?
   - Нет, - ответил он и поднял свой стакан с вином. - Хочу предложить тост,
Мидж. За Нэнси. У Мидж округлились глаза.
   - Ну и ну. Кто эта Нэнси? Как ее фамилия?  Джонатан  только  улыбнулся  и
покачал головой:
   - Не знаю - хоть убейте. - Он сделал большой глоток, потом потер руки.  -
Вы принесли с собой блокнот, Мидж?
   - Ради всего святого! Кажется, мы собрались пообедать.
   - Ладно, давайте так и сделаем. Ешьте своих  кальмаров,  хотя  от  одного
этого зрелища мне становится не по себе.
   - Кстати, а вы знаете мою фамилию, босс?

Глава 7

   Кристиан Хантер не сказал ни слова, он был слишком удивлен.
   - Что вы сказали, миссис Хайтауэр? - выговорил он наконец, сжимая  трубку
с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
   - Миссис Карлтон, доктор.
   Хантер перевел взгляд на свои  итальянские  спортивные  туфли.  На  носке
одной из них выделялось жирное черное пятно.
   - Доктор Хантер? Что мне делать? Отказать? Или попросить  сообщить,  чего
она хочет?
   - Нет, я сам поговорю. А кто мой следующий пациент и когда я  должен  его
принять?
   - Миссис Пенчини, в два часа.
   - Хорошо. Соедините меня с миссис Карлтон Голос миссис Хайтауэр был такой
же,  как  всегда  -  невыразительный  и  монотонный.  Она,  по-видимому,  не
связывала имя звонившей женщины с той самой миссис Карлтон, с Элизабет К. По
правде говоря,  она  ни  разу  не  проявила  ни  малейшего  интереса  к  его
внезапному появлению на процессе, связанном с делом  об  убийстве,  если  не
считать того, что произнесла, передавая ему на подпись кипу писем:
   - Полагаю, вы знаете, что делаете. И это все.
   - Алло, говорит доктор Хантер.
   Элизабет  вцепилась  в  телефонную  трубку  мертвой  хваткой,  с   ужасом
соображая, что не знает, что сказать.
   - Доктор Кристиан Хантер?
   - Да, миссис Карлтон, - ответил он и  почувствовал,  что  внутри  у  него
становится  тепло  от  звука  ее  голоса,  такого  тихого,   испуганного   и
неуверенного.
   - Я просто не могла ждать дольше, - сказала она. - Я схожу  с  ума,  если
хотите знать правду. Мне надо узнать...
   Слишком рано, подумал он. Еще пара недель, и он будет готов. Он  ответил,
и   голос   его   был   мягким   и   успокаивающим,   патентованный    голос
профессионального психоаналитика.
   - Миссис Карлтон, завтра вечером я  улетаю  в  Вену.  Когда  вернусь,  мы
встретимся. Но не на публике, согласитесь, это было бы неразумно.
   - Понимаю, - ответила  Элизабет.  -  А  как  насчет  моего  дома,  доктор
Хантер?
   - Ладно, ну, скажем, через две недели, если считать от пятницы?
   - Да, да, прекрасно. Понимаете, я должна знать...
   - Понимаю, миссис Карлтон. Встретимся в семь часов вечера. До свидания.
   Итак, через две недели, думала  Элизабет,  все  еще  не  спуская  глаз  с
телефонной трубки, из которой слышались гудки.  По  крайней  мере  неведению
наступит конец. Она узнает. Он ей скажет, и  она  узнает  -  святой  он  или
грешник, Бог или дьявол. Очень медленно  положила  трубку  на  рычаг,  потом
нахмурилась. А что, если бы он никогда не попытался встретиться с ней? Может
быть, она приводит в действие силы, которые лучше было бы оставить в  покое?
Не тревожить. Но ведь прошло семь месяцев. Семь  месяцев  полного  молчания.
Она знала, что заставило ее так  поступить.  Случайная  встреча  с  окружным
прокурором Нью-Йорка Моретти. До сих пор  слова  "глумление"  и  "глумиться"
были для нее всего лишь существительным и глаголом в книге,  в  словаре.  Но
глумливая  усмешка  Моретти  означала  нечто  большее.  Элизабет   оказалась
одна-одинешенька перед витриной "Блумингдейла".
   - Итак, -  сказал  он,  становясь  рядом  с  ней  в  то  время,  как  она
внимательно рассматривала витрину  с  кружевным  нижним  бельем.  -  Неужели
убийца гуляет на свободе среди нас?
   Она похолодела, повернулась и посмотрела прямо в его  кривящееся  злобной
усмешкой лицо.
   Он махнул рукой, показывая на кружевной лифчик и штанишки.
   - Чтобы соблазнить еще одного любовника, миссис  Карлтон?  Вам  требуется
подмога такого рода? Мужчины в страхе разбегаются при виде вас?
   - Нет, мистер Моретти, - ответила она, - вовсе нет. Убийца моего мужа все
еще на свободе, а у вас ни разу не возникло желания поймать его или ее.  Вам
непременно  захотелось  засудить  меня,  ведь  ваши   политические   амбиции
требовали немедленных действий, не так ли?
   Жилы на его шее напряглись и  рельефно  выступили  от  ярости,  но  голос
оставался ядовитым и обманчиво мягким:
   - Я жалею, что Сэмюэлс не вызвал вас в качестве свидетеля. Я  бы  обломал
вас в пять минут. Все увидели бы, что вы такое, несчастное, жалкое существо.
Но вы богаты, очень богаты, верно? Вы  можете  покупать,  красть,  подкупать
кого и где угодно.
   - Вы, мистер Моретти, слепец и дурак. Она повернулась и  зашагала  прочь,
расправив плечи и высоко подняв голову. Но внутри у нее гнездилось отчаяние.
   И тогда Элизабет поняла, что позвонит Кристиану Хантеру.
   - Что-нибудь не так, миссис Карлтон? Она заставила себя  оторвать  взгляд
от телефона и улыбнуться Коги.
   - Нет, ничего. "Через две недели я узнаю. Две недели".
   - Мистер Роуи приходит сегодня обедать?
   - Да, Коги, придет. Вы приготовьте суси . Он очень любит.
   Ее жизнь была непрерывным чередованием света и тени.  И  неосознанно  она
потянулась к свету - подошла к своему роялю. В течение трех  часов  Элизабет
играла Скарлатти, любимого композитора Роуи. Никто ее не потревожил.
   На следующий день пришло  письмо.  Там  было  всего  несколько  аккуратно
напечатанных строчек без подписи.
   И у нее возникло ощущение, будто кто-то нанес ей удар в живот.

   "Миссис Карлтон!
   В четверг вечером приезжайте в поместье Лоретты Карлтон на  Лонг-Айленде.
Самым подходящим временем  будет  половина  девятого.  Не  обнаружьте  себя.
Обойдите дом и остановитесь у окна библиотеки.  Вы  узнаете,  каким  образом
концерн МАИ сумел узнать,  как  перекупить  "Белл-Хэйверсон",  и  еще  много
интересного. Если вы умная женщина, вы никому об этом не скажете.  Ни  одной
живой душе".

   И все. Она смотрела на письмо, не сводя с  него  глаз,  потом  встряхнула
тоненький  листок  бумаги.  Предатель.  Но  она  ведь  уже  знала,  кто  был
предателем. Эвери Рэмсон, человек, занимавший достаточно высокое  положение,
помощник Коя Сивере тона. Он покончил с собой, оставив предсмертную записку,
в которой написал, что безнадежно болен раком. Так обстояли дела.
   Она скомкала листок и бросила его так, чтобы он ударился об стену,  потом
прикрыла глаза - ей не хотелось ничего видеть,  но  перед  глазами  метались
картины, таящие угрозу безумные образы. "Я не  могу  больше".  Она  схватила
трубку, чтобы позвонить Адриану.  Секретарша,  одна  из  помощниц  Миллисент
Стейси, ответила после второго сигнала.
   - Дженис? Это миссис Карлтон. Мистер Марш у себя?
   - Сожалею, миссис Карлтон.., а верно, вот он. Подождите минутку.
   - Элизабет? В чем дело?
   Голос Адриана был таким же солидным,  как  он  сам,  таким  же  надежным,
внушающим доверие. "Не говорите никому".
   - Элизабет? Вы слушаете?
   - Мистер Адриан, - сказала она. - Как.., как вы чувствуете себя?
   Последовала изумленная пауза.
   - Со мной все в порядке. А в чем дело?
   - Я... Право же, ничего,  Адриан.  Я  просто  сейчас  подумала  об  Эвери
Рэмсоне.
   - Почему?
   - Не знаю. Позорная история. Вы в  курсе  этой  грандиозной  кампании  за
обладание "Маккензи-Карлтон фудс"?
   - Я прекрасно осведомлен. Мы потеряли свыше миллиона долларов.
   - И это произошло после смерти Эвери?
   - Да. Но секретность, когда речь идет о таких компаниях, ну, дело в  том,
Элизабет, что, в сущности говоря, речь идет о краже. Иногда такое случается,
Элизабет. Право, случается. Бог с ними.
   Неужели и впрямь не произошло ничего особенного? Забыть об этом?
   - Элизабет, в чем дело?
   Она заставила себя улыбнуться, поняла, что он не может видеть ее  улыбки,
и посмеялась сама над собой. От смеха ей стало легче.
   - Я просто тут думала, Адриан, о всяком разном, вот и все. Вы,  вероятно,
очень заняты...
   - Для босса я всегда свободен.
   - Да, передайте мой привет Хелен.
   - Вы очень добры, Элизабет, - сказал он, и она поняла, что Адриан  думает
о том ужасном вечере и сцене с Кэтрин.
   Положив трубку, Элизабет начала скитаться по дому,  потом  надела  темные
очки и пальто. Три часа она бродила, просто бродила. "Ты бродишь точно  так,
как бродила в тот вечер, когда убили Тимоти".
   Ей хотелось позвонить Роуи. Она нуждалась в нем больше, чем когда  бы  то
ни было, но он в Бостоне, и она не ждала его до пятницы. Тогда она и покажет
ему письмо. "А как же насчет вечера четверга?"
   Поздно вечером Роуи позвонил ей.
   - Благотворительный банкет, моя радость. Надеюсь, ты еще не спала?
   Она спала, но, конечно, не призналась.
   - Нет, я думала о тебе. Я скучаю по тебе, Роуи.
   - Не больше, чем я по тебе, Элизабет. У тебя печальный голос. В чем дело?
Что-нибудь не так?
   Ей хотелось рассказать ему, излить все, что накопилось, и пусть бы  он  с
этим разбирался. Но это ее затруднение, ее проблема, и она  сама  должна  ее
решать. Несправедливо втягивать в это Роуи.  Он  бы  рассвирепел.  Возможно,
нанял целую оперативную группу следить за домом Лоретты.
   -  Нет,  все  в  порядке,  ничего  не  произошло.  У   меня   билеты   на
благотворительный вечер в нью-йоркскую филармонию на вечер пятницы.
   - Заманчиво, если только он не затянется слишком  надолго.  Я  скучаю  по
вашему телу, леди, оно мне необходимо.
   Она попыталась рассмеяться:
   - Я буду ждать, Роуи.
   - И встретишь меня, как триумфатора?
   - Все, что ты пожелаешь.
   - Ты уверена, что у тебя нет неприятностей, солнышко?
   - Нет, все в порядке. До встречи в пятницу вечером.
   В два часа ночи она приняла две таблетки снотворного.
   Было облачно, воздух казался влажным и тяжелым, насыщенным приближающимся
дождем. Элизабет взяла на прокат машину,  маленький  темно-синий  "мустанг".
Она очень надеялась, что дождя  не  будет.  Потому  что  не  знала,  где  на
ветровом стекле помещаются дворники. Ей еще повезло, что она сумела включить
передние фары.
   На  скоростном  шоссе  было  мало  машин.   Дом   Лоретты   находился   в
Саутхэмптоне. В уме она перебирала  воспоминания  -  есть  ли  там  охранная
система, кажется, только сигнализация от взломщиков,  а  она  не  собиралась
вламываться  в  дом.  Нет,  она  только  послушает  у   застекленной   двери
библиотеки. Там нет ни собак, ни сторожей, ни ограды  под  напряжением.  Она
чувствовала себя воришкой, преступницей и могла  себе  представить,  как  бы
злорадствовал Моретти, если бы ее поймали в засаде возле дома Карлтонов.
   "Кто послал письмо? Почему?"
   Ей казалось, что вся ее жизнь превратилась в серию нескончаемых  вопросов
без ответов, хотя сегодня ей, может  быть,  удастся  узнать  ответ  на  один
вопрос.
   Холодно, но под мышками выступил пот. Она и оделась, как вор,  -  во  все
черное, вплоть до туфель на низком каблуке и до волос, заплетенных в косы  и
спрятанных под черную лыжную шапочку.
   Ей следовало попросить Адриана поехать с ней.
   Она должна была умолять Роуи вернуться сейчас же домой.
   Прямо перед ней уже возвышались владения Карлтонов. Дом,  где  родился  и
вырос Тимоти, стоял у Кауслип-роуд, и участок представлял  собой  пятнадцать
акров тщательно обработанной земли с деревьями,  высаженными  по  периметру.
Элизабет остановила "мустанг" в стороне  от  дороги,  рядом  с  шестифутовой
каменной изгородью. Она одернула себя и  тихонько  рассмеялась.  Музыкантша,
перелезающая через дурацкую каменную стену.
   Даже ее перчатки были черными. Через минуту она оказалась уже на стене  и
перелезла через нее. Увидела впереди окна.  Просторная  библиотека  -  место
сборищ  семейного  клана  -  находилась  у  восточной  стены  дома.  Ей   не
потребовался маленький электрический фонарик.
   "Что я здесь делаю? Уж не рехнулась ли я?"  Она  продолжала  продвигаться
вперед, слегка согнувшись, по-воровски. "А что, если меня поймают?"
   Она не могла об этом думать, но явственно представила газетные заголовки:
   "ВДОВА КАРЛТОНА  АРЕСТОВАНА  ЗА  ВТОРЖЕНИЕ  В  ЧУЖИЕ  ВЛАДЕНИЯ.  ОКРУЖНОЙ
ПРОКУРОР САЛИВАТЕС".
   "О Боже, что я делаю? И что надеюсь услышать? Еще один предатель? Адриан?
Род? О, ради Бога, нет".
   По широкой подъездной дорожке она обогнула  дом.  Перед  крыльцом  стояли
четыре машины. Семейное сборище в полном составе.
   Когда Элизабет наконец оказалась у окон библиотеки, она тяжело дышала, но
не от напряжения, а от страха. Лоретта любила свежий воздух  в  любое  время
года. Несколько окон были открыты дюйма натри. Неужели тот, кто  прислал  ей
письмо, знал и об этом?
   Она заглянула в окно. Лоретта обновила  меблировку  библиотеки  Карлтонов
много лет назад, использовав в качестве мебели библиотеку герцога Мальборо в
Бленхейме. Эта была очень длинная комната, у трех стен  которой  возвышались
стеллажи, заполненные книгами. Деревянный пол покрыт маленькими  персидскими
ковриками -  не  менее  дюжины,  и  все  это  всегда  навевало  на  Элизабет
меланхолическое настроение и даже угнетало.
   Лоретта сидела в кресле с высокой спинкой, похожая на королеву  Викторию,
поодаль от камина. За ее спиной гордо  возвышалась  коллекция  часов  работы
Фаберже. Два года назад Тимоти подарил ей на  день  рождения  восхитительные
темно-синие часы. Слева от нее стоял Майкл Карлтон. Он держался  свободно  и
весело - на губах блуждала улыбка.
   Элизабет подумала, что он стал еще худее и все такой же подтянутый.  Лицо
загорелое, будто он путешествовал  на  яхте  в  Австралию  со  своим  братом
Уильямом. Здесь была и  Кэтрин,  сидевшая  на  кресле-диване,  смеющаяся,  в
малиновой шелковой пижаме. Брэд стоял, прислонившись к каминной полке, плечи
опущены, он горбился, руки держал в карманах штанов. Элизабет заметила,  как
дворецкий Лоретты вошел в комнату и что-то тихо  сказал  ей.  Она  не  могла
расслышать слов.
   Зачем она здесь? Чтобы услышать, что собираются предпринять  Карлтоны  ей
на погибель?
   Элизабет почувствовала, что  ее  охватывает  оцепенение.  Сердце  стучало
тяжело, медленно и болезненно, и от этого у нее начался приступ тошноты.
   В библиотеку вошел Роуи Чалмерс своей молодцеватой походкой,  которая  ей
так нравилась.
   - Ты запоздал, дорогой, - сказала Кэтрин, взмахивая рукой. - Конечно, это
не значит, что твое опоздание  испортило  мне  удовольствие  видеть  личного
жеребца Элизабет.
   - Заткнись, Кэтрин, - бросил Майкл.
   Роуи кивнул Лоретте, но не сделал попытки сесть.
   Брэд отлепился от каминной полки.
   - Какие новости, Чалмерс? Голос Лоретты был резким, ясным, повелительным,
когда она заговорила:
   - Может  быть,  прежде  чем  перейти  к  делу,  мы  проявим  элементарную
учтивость. Чего бы вы хотели в