ся, обнажая ряд белых зубов.
   - Прости, если досадил  тебе,  но  последнее  время  я  держусь  скромнее
маленького ребенка. Ладно, оставим это. Я хотел сказать, что Джеймс  показал
уже  мне  эти  стишки.  Неужели  в  целом  томе  не  нашлось  ничего   более
интересного? Только бесконечное нытье о жестокой несправедливости, об алчной
душе Генриха VIII, выразившего свою  непреклонную  волю  к  стяжательству  в
одном из Высочайших Указов. И под конец какие-то дурацкие стишки?
   - Да, все об этом, - ответил Марк. - А что же еще ты ожидал там найти? Не
понимаю.
   - Покажи мне книгу, и я скажу.
   Марк молчал добрых пять минут, после чего резко сказал:
   - Можешь взять эту бесполезную игрушку и катиться к своей мамочке.  Здесь
нет ничего, кроме бредней обезумевшего монаха, ничего такого, что  могло  бы
помочь. Какой-то колодец, девятиликий Янус - полная бессмыслица.
   - Абсолютно согласен, и все же я отнесу ее  матери,  она  места  себе  не
находит от любопытства и без конца отчитывает  Джеймса,  наведшего  тебя  на
этот след Получив в свои руки книгу, она, возможно, успокоится  на  какое-то
время.
   - Тревор вовсе не хлыщ, - сказала Дукесса после того, как тот покинул  ее
спальню.
   - Нет, он чудовище, вроде того - в лесном колодце. Проклятый шакал!

Глава 22

   Удар  хлыста  едва  не  пришелся  по  ее  собственному  ботинку.  Дукесса
чувствовала себя великолепно, ее желудок не бунтовал, успокоенный  лепешками
на меду Она могла без всякой помехи кружить на своей любимице  Бирди  вокруг
да около аббатства Сент-Сваль. Но ничего, совсем ничего  похожего!  Никакого
дуба над колодцем в лощине, ничего похожего на чудовище, даже  двуликое,  не
говоря уже о девятиликом.  Она  надеялась  встретить  хотя  бы  какой-нибудь
столб, деревянный или каменный с идолом.
   Но Дукесса вовсе не упала духом и собиралась продолжить свои  поиски  без
Марка. Она не намерена ждать и рассчитывать на него. За последние три дня он
ни разу не зашел в ее спальню. Нет, они вовсе не ссорились, он был все время
подчеркнуто вежлив с ней и почтителен,  как  если  бы  она  была  не  земной
женщиной, а Владычицей Небес, Марией, Матерью Божьей.  Это  было  невозможно
выносить. С детства он держал себя с ней совсем в другой манере,  без  конца
подтрунивая, всячески задевая. Ей хотелось повалить его  на  землю,  бить  и
целовать одновременно, лишь бы  разбудить  в  нем  того,  другого,  прежнего
Марка. Непонятно, как ему удавалось так долго  владеть  собой.  Он  выглядел
совершенно бесстрастным, осмотрительным, тщательно обдумывающим каждый  свой
шаг. Возможно, прежний Марк и был  смешон,  но  она-то  любила  именно  того
Марка!
   С этими мыслями Дукесса  подъезжала  к  Чейзу,  как  вдруг  за  поворотом
дороги, у въездной аллеи, она увидела карету, запряженную четверкой лошадей.
Дверца была  открыта,  и  Марк  галантно  предлагал  свою  руку  изящнейшему
женскому созданию  в  темно-зеленом  дорожном  платье,  с  такого  же  цвета
шляпкой,  завязанной  лентами  под  подбородком.   Темно-зелеными   были   и
элегантные ботинки лайковой кожи.
   Она видела, как Марк поднес руку, затянутую в перчатку, к своим губам, не
отрывая одновременно глаз от  ее  лица.  Она  услышала  ее  звонкий  смех  и
увидела, как эта  женщина  небрежно  потрепала  Марка  по  щеке.  Потом  она
поднялась на  кончики  пальцев  и  поцеловала  его  прямо  в  губы.  Дукесса
взорвалась.
   - Как ты смеешь! Убери руки от моего мужа! Марк, ты, дурацкий развратник,
убери свой проклятый рот от ее лица!
   Стегнув Бирди, она вскоре  оказалась  рядом  с  ними,  и  тут  незнакомка
повернулась к ней. Ее ясные серые глаза были  широко  раскрыты.  Что  в  них
сквозило? Замешательство? Изумление?.. Дукесса так и не поняла.
   - О! - воскликнула женщина. - А кто вы, собственно, такая? Может быть, вы
служите на конюшне у его сиятельства?
   - Она делает то, что я  ей  скажу,  -  ответил  Марк,  не  отпуская  руки
женщины. - Ты, Селеста, можешь называть ее просто Дукесса. Она  моя  жена..,
кажется, я писал тебе об этом.
   Селеста!
   Лицо Дукессы стало совершенно пунцовым.
   - Ты же сказал мне, что наврал, что  вовсе  и  не  собирался  писать  ей,
дурацкий лгун! Да как ты осмелился привезти ее  сюда,  проклятый  слабоумный
мужлан! Благословение небесам, теперь я наконец могу убить тебя!
   Не в состоянии думать, она не замедлила ударить  его  хлыстом.  Но  этого
было мало, необходимо предпринять что-то еще. Может быть,  оторвать  толстый
сук у придорожной  липы?  Но  он  был  слишком  высоко,  ей  не  достать.  С
молниеносной быстротой спешившись и сев прямо на землю, она стянула со своей
ноги ботинок с острой шпорой, затем  вскочила  на  ноги  и,  размахивая  им,
наступала на Марка.
   - Я, кажется, предупреждала,  что  заставлю  тебя  пожалеть  об  этом!  -
неистово кричала она - О, почему только у меня под рукой нет ружья,  как  бы
оно сейчас пригодилось! - Она больно ударила его  по  плечу.  Марк  старался
заслонить собой Селесту.
   - Но, Дукесса, ты же нездорова сейчас, и  сама  знаешь  это.  Я  постился
последние дни, давая тебе больше отдыхать. Но я же мужчина, Дукесса.  Ты  не
имеешь права  быть  эгоисткой,  думающей  лишь  о  своих  прихотях  и  вечно
бунтующем животе Селеста здесь как раз к месту, и она погостит лишь во время
твоих недомоганий. У тебя нет никаких оснований для беспокойства.
   - Это не я была больна последние четыре дня, а ты хандрил и  притворялся,
будто решил стать святошей и принял обет безбрачия. Ты ни одного  раза  даже
не сказал мне, что тебе нужно. Ты проклятый дурак, я ненавижу  тебя!  -  Она
ударила его ботинком по руке. Эта подлая гадина скрывалась  за  его  спиной,
она бы ударила и ее, если бы только могла дотянуться.
   Сэмпсон и двое лакеев возникли на лестнице. Краем глаза она  видела,  как
неохотно они сделали шаг вперед, понукаемые для виду Спирсом. Выходит, он на
ее стороне. Размахнувшись, она снова ударила Марка.  Тот  поспешно  отскочил
шага на три назад.
   - Но, Дукесса, поосторожнее со своим проклятым ботинком!
   - Как ты посмел притащить ее сюда! - кричала  она.  -  Мог  бы  для  вида
отправиться в Лондон по делам,  как  делают  другие  грязные  ублюдки,  черт
побери! Ты сам напросился и получишь по заслугам, я  не  прощу  твою  подлую
измену! - Она еще несколько раз ударила его.
   - О, Дукесса, я уже совершенно признаю твои права! - Он  потирал  руку  и
плечо. - Неужели ты еще не устала? Посмотри на свою  ногу,  твой  чулок  уже
изорван. Отдохни!
   - Я сниму твою голову с плеч, Марк Уиндем! Я  задушу  тебя  своим  рваным
чулком и отдохну тогда, когда ты  уже  перестанешь  хрипеть  в  предсмертных
судорогах, уткнувшись носом в землю!
   Она снова замахнулась ботинком и вдруг застыла в недоумении. Марк не  был
зол и не испытывал страха, он - смеялся. Смеялся!
   Над ней!
   Женщина с любопытством выглядывала из-за его  спины.  Кажется,  она  тоже
была готова разразиться хохотом. Бессильно опустив  руку,  Дукесса  села  на
землю и стала натягивать ботинок на ногу. Потом снова поднялась и  бросилась
на него уже с кулаками. Она то била его, то цеплялась за волосы. Наконец  он
схватил ее руки и, прижимая  к  бокам,  держал  до  тех  пор,  пока  она  не
успокоилась - У тебя очень сильные кулаки, Дукесса. Хватит, считай,  что  ты
уже достаточно меня покалечила!
   - Пусти меня, ублюдок!
   - Как же я отпущу тебя? Вдруг ты  кинешься  за  пистолетом  и  застрелишь
меня?
   Изловчившись, она изо всех сил ударила  его  ногой  по  голени.  Он  лишь
усмехнулся.
   -  Скажи  лучше,  как  ты  находишь  Селесту  Гриншоу?   Разве   она   не
очаровательна? И она бесконечно обожает меня. Проделала  весь  этот  длинный
путь на север лишь ради того, чтобы я не был обделен женской лаской.
   Дукесса вдруг почувствовала себя одураченной. Наверняка он подстроил  все
это, чтобы заставить ее выйти  из  себя.  Разве  только  отъявленный  злодей
станет выставлять так напоказ свои измены. Марк же не был таким. Он разыграл
ее, обвел вокруг пальца.
   Она старалась успокоить свое дыхание, нужно было срочно менять тактику.
   - Здравствуй, Селеста, - наконец выговорила  она  все  еще  прерывающимся
голосом. - Итак, ты приехала, чтобы освободить меня от мужлана,  которого  я
уже устала видеть в своей постели? О, я очень рада этому, сердита же на него
была совсем за другое. Я сразу даже и не поняла, зачем ты здесь,  но  теперь
очень, очень рада. Знаешь, мне пришлось даже притвориться больной,  лишь  бы
он отстал от меня. Но теперь,  когда  ты  здесь,  я,  пожалуй,  снова  начну
улыбаться и резвиться. Слава Богу, мне уже не  нужно  притворяться  больной!
Спасибо  тебе,  Селеста!  Могу  я  показать  тебе  твою   комнату   или   ты
предпочитаешь сразу пройти в спальню его сиятельства?
   Дукесса с удовольствием почувствовала, как Марк вдруг сжал ее руками. Она
взглянула на него, лучезарно улыбаясь.
   - Прости, что я вынуждена была столько притворяться,  Марк.  Возможно,  я
просто слишком глупа и не сумела оценить всех твоих достоинств.  Но  теперь,
когда я вижу, какая очаровательная женщина влюблена в  тебя..,  мне,  право,
становится неловко за свое поведение. Я начинаю понимать,  какому  чудесному
экземпляру мужской породы отказывала. О, мой дорогой муж, Марк,  как  же  ты
был добр и терпелив со мной!
   - Я убью тебя, - прошипел он сквозь зубы, основательно встряхивая ее.  Но
тут же остановился. - Пожалуй, я лучше оставлю тебя в покое. Ты  и  так  уже
перепортила новые  розовые  кусты,  посаженные  мистером  Биргсом.  Нет  уж,
довольно, мадам! - Он помолчал и потом  вдруг  ласково  погладил  ее  плечи.
Глаза его были лучезарно-голубыми. - Если я такой добрый и  прекрасный  муж,
то и ты тоже не менее достойная жена. Но  теперь  я  должен  позаботиться  о
Селесте, которая,  несомненно,  устала  с  дороги.  Не  стоит  беспокоиться,
дорогая. Я сам покажу ей комнату. - Он ласково потрепал Дукессу  по  щеке  и
поцеловал в лоб на манер доброго дядюшки. Затем снова повернулся к молчаливо
стоящей женщине.
   - Ну, разве она не очаровательна,  Селеста?  Смотри,  какая  она  у  меня
покладистая, а ты боялась не понравиться ей! Идем, я  провожу  тебя  в  твою
комнату и помогу переодеться с дороги. Ты немного запылилась, но  ничего,  я
прикажу приготовить ванну и сам  потру  тебе  спину.  После  чего  мы  будем
наслаждаться с тобой любовью до самого  ужина,  потом  ненадолго  прервемся,
чтобы начать снова...
   - Марк! - прервала его Дукесса.
   - Что такое, дорогая? - спросил он, поворачиваясь к ней.
   - Если ты сию же минуту не уберешь от нее руки, то будешь очень жалеть.
   Он тут же убрал руки.
   - Что-нибудь еще, Дукесса?
   - Если ты не перестанешь насмехаться надо мной, то тоже очень пожалеешь.
   - Какие могут быть насмешки, Дукесса?
   - Что ж, отлично. Теперь, мисс Гриншоу, вы подниметесь наверх, и  Сэмпсон
покажет вам вашу комнату.
   Мисс Гриншоу рассмеялась. - Ну, милорд  и  миледи,  полагаю,  это  ничья.
Должна заметить, вы неплохо развлекли  меня.  В  последние  десять  минут  я
смеялась больше, чем в прошлом году в "Друри  Лейн".  Подумать  только,  его
сиятельство еще и заплатил мне за те десять минут, что я прохохотала  здесь.
А вы, миледи, были так добры,  что  даже  предложили  кров.  Благодарю  вас!
Надеюсь, его сиятельство тоже не будет  противиться  тому,  чтобы  я  смогла
здесь по крайней мере переночевать. Ах да, извините, но мое имя не  Селеста,
а Энн Гриншоу, Селеста <Селеста (лат.) - небесная.>!  Подумать  только,  как
это глупо звучит.
   - Что ж, всего одна ночь. Прекрасно, - ответила ей Дукесса. - Вы  слишком
хороши собой, чтобы оставаться здесь дольше. Я прослежу за  тем,  чтобы  его
сиятельство не выходил сегодня ночью из  своей  спальни.  У  нас  прекрасный
повар,  а  после  ужина  вы  сможете  развлечься  с   нашими   американскими
родственниками.
   Мисс Гриншоу, усмехнувшись, стала подниматься по лестнице. Она  выглядела
более элегантно и соблазнительно, чем Дукесса.
   Марк едва сдерживался от смеха. Неожиданно он привлек Дукессу к себе.
   - Ты  можешь  быть  очень  свирепой.  Бедные  Спирс  и  Баджи!  Они  даже
вообразить такого не могли. Хотя нет, Мэгги готова была держать пари, что ты
превратишься в засохший сучок, а Баджи уверял, что ты вышибешь дух  из  него
бренного  тела.  Спирс  же  посмеивался  и  доказывал,  что  такие   шуточки
недостойны моего сиятельства, графа Чейза.
   Какое-то время Дукесса смотрела на него,  не  отрываясь,  а  потом  вдруг
кинулась исследовать те места его тела, куда попала своим ботинком.
   - Я не поранила тебя, отвечай?!
   - О да, я с ума схожу от боли в боевых ранах, нанесенных твоей рукой!
   Она стояла, прижавшись к нему всем телом.
   - Но, Дукесса, это уже становится чересчур интимным. Не забывай,  что  мы
здесь не одни. Нас может осудить мистер Биргс, например, который и без  того
недоволен твоим поведением. Ты ведь испортила его розовые  кусты.  Не  стоит
еще больше раздражать его.
   - Да, я знаю, что он поблизости, - сказала она,  приподнимаясь  на  носки
туфель и целуя его в губы.  Оторвавшись  от  губ,  она  стала  целовать  его
подбородок, скулы, ухо. - Мне никогда не надоест любить тебя, Марк.
   - Думаешь, ты можешь надоесть мне? Стоит лишь вспомнить, как ты стянула с
ноги ботинок и принялась колотить меня. Мог ли я ожидать подобной  атаки?  У
тебя еще, наверное, немало сюрпризов в запасе?
   - Ах, леди в таких случаях хватает первое, что попадается под руку!

Глава 23

   Дукесса лежала в полумраке, разглядывая тени в комнате  и  ожидая  Марка.
Она слышала, как муж вышел несколько минут назад. Должно быть,  развлекается
в компании Тревора и этой нанятой Селесты - Энн. Вечер был очень оживленным.
Марк представил мисс Гриншоу как  совсем  дальнюю  кузину.  Все  были  очень
довольны, шутили и развлекались, не забывая отдать должное блюдам Баджи.  За
исключением Вильгельмины, общество было настроено весьма благодушно. Наконец
она все же не выдержала:
   - Не понимаю я этой веселости, совершенно  ясно,  что  присутствие  здесь
нашей очаровательной гостьи означает  чей-то  провал.  Или  она  не  ощущает
неловкости? Бастард может проглотить все что угодно.
   Марк вздрогнул, но быстро взял себя в руки.
   - Ax, дорогая тетя Вильгельмина, вы правы, эта гостья находится здесь под
моим покровительством. Я  приберегаю  ее  на  тот  случай,  если  мне  вдруг
взбредет в голову избавиться  от  Дукессы.  Но  скажите,  как  она  вам?  Вы
одобряете мой выбор?
   - О, она хорошо воспитана, это сразу заметно. Я готова  рассматривать  ее
как потенциальную невесту для Тревора или Джеймса. Мисс  Гриншоу,  обладаете
ли вы достаточным приданым, чтобы претендовать на руку и сердце членов семьи
Уиндем?
   Всеобщее веселье усилилось при этих словах, одна лишь  тетя  Вильгельмина
оставалась серьезной.  Хорошо  по  крайней  мере,  что  за  столом  не  было
Близнецов и Урсулы.
   Даже если случай с Селестой был шуткой,  особых  поводов  для  веселья  у
Дукессы действительно не было. Ничего не  изменилось,  она  носила  ребенка,
которого ее муж не хотел. Сейчас, в этот поздний час, она все еще была одна.
   Когда смежная дверь наконец открылась, она почувствовала лишь  пустоту  и
ноющую боль внутри. Этот веселый вечер совершенно обессилил ее.
   - В чем дело? - спросил Марк, присаживаясь на край постели. -  Неужели  я
недостоин какого-нибудь приветствия или улыбки?
   Она с трудом удерживала глупые слезы.
   - Улыбка есть, ее просто не видно. - Он поднес к ее лицу свечу.
   Дукесса поспешила отвернуться, но он быстро взял ее за подбородок и снова
повернул к себе. Лицо его вдруг стало мрачным.
   - Только не плачь, Дукесса! Я предпочитаю,  чтобы  ты  кричала  на  меня.
Слезы - это очень скучно.
   - Возможно, тебе понравилось бы больше, если  бы  я  выстрелила  в  тебя?
Ладно, оставь. Все это пустяки.
   Он усмехнулся. Она знала, что он  не  отстанет,  пока  не  докопается  до
причины ее слезливого настроения. Дукесса села в постели и обняла его.
   - Пожалуйста, Марк, забудь о том, что ты не хотел меня, что я женила тебя
на себе, забудь о моем отце и о том, что ты не хочешь моего ребенка!  Только
целуй и люби меня.
   Какое-то время он молчал, а потом она ощутила его ответную  ласку.  Скоро
он был уже в ней, и она задыхалась от наслаждения.
   - Ты женщина, в которой все устроено специально для меня. Знаешь об этом,
Дукесса? Ты только моя. Почувствуй нас вместе. Я никогда не думал, что такое
возможно. Наслаждайся этим, Дукесса!..
   Она  так  и  делала,  ощущая  себя  уже  не  один  раз  переполненной   и
опустошенной его лаской. Его  близость  бесконечно  волновала  ее,  наполняя
чувством безграничной любви. Казалось, оно пришло откуда-то извне  и  теперь
управляло ею всецело, нисколько не завися от нее. Чувство древнее, как земля
или как космос, окружающий землю.
   Марк заснул, обнимая ее. Голова Дукессы лежала у него на плече. Она  тоже
хотела заснуть, но сон все убегал от нее. Она думала о  своем  ребенке.  То,
что она носит в себе ребенка Марка, казалось  ей  невероятным,  чуть  ли  не
волшебным.
   Ее рука лежала на его груди, что давало  возможность  острее  чувствовать
его  тепло  и  силу.  Дукесса  начала  медленно  ласкать  его,  одновременно
прижимаясь животом к его телу.
   Интересно, захочет ли он, чтобы она оставалась в Чейзе,  когда  ее  живот
округлится? И если она останется, как будет он обходиться с ней? Ведь он так
не хочет этого ребенка!
   Марк почувствовал во сне, что она плачет.
   - Нет, - прошептал он ей на ухо, - только не слезы, Дукесса, лучше кричи.
   Он повернулся, накрывая ее собой и проникая в нее. Его Губы слились с ее.
Она не кричала, а лишь тихо постанывала от желанного  чувства  близости,  от
болезненно острого желания любить и быть любимой.

***

   Следующий день был  на  редкость  приятным.  Небо  без  единого  облачка,
воздух, казалось, звенел  чистотой  и  свежестью.  Погода  диктовала  особое
настроение, вызывая желание или писать романтические поэмы, или  мчаться  во
весь опор галопом. Марк выбрал последнее. Ранним утром они вместе с Дукессой
проводили Энн Гриншоу.
   Когда Марк подсаживал ее в карету, она позволила себе заметить:
   - Она очень необычная, особенная женщина, милорд. Но - несчастлива. И это
зависит от вас. Она не должна так страдать. Не хочется, чтобы  вы  оказались
похожим на некоторых тупых мужей со свиным рылом!
   Он ничего не ответил на столь резкий и неожиданный выпад,  лишь  поспешно
захлопнул дверцу кареты и велел кучеру трогать.  Ему  было  очень  неприятно
сознавать, что эти слова могли донестись и до ушей Дукессы.  Какое-то  время
он рассеянно смотрел вслед карете.
   Дукесса сказала:
   - А она кое-что понимает, Марк. Разумеется, ты бесконечный хулиган, но на
этот раз мне пришлось по душе твое чувство юмора. Это был неплохой розыгрыш.
Полагаю, что должна ответить тебе чем-нибудь подобным.
   - Нет, ни  в  коем  случае,  Дукесса.  Обещай  мне  не  делать  этого.  Я
беспокоюсь за твое здоровье, ты  не  должна  рисковать  им.  Все  закончится
очередным приступом рвоты, а они уже и без того измотали тебя.
   - Я чувствую себя прекрасно, Марк. Тошнота уже почти ушла.  Я  совершенно
здорова. И счастлива, что ношу ребенка!
   Он растерянно опустил глаза на ее живот, смотревшийся с таким плоским под
платьем из бледно-голубого муслина!  Он  вспомнил,  как  ночью  ласкал  его,
целуя. Под его пальцами он казался пустым. Невозможно, чтобы в ее  лоне  был
его ребенок. Она, вздохнув, направилась к дому.  Выругавшись  ей  вслед,  он
двинулся к конюшням. Пока Лэмбкин седлал Стенли, он снова вдруг  залюбовался
небом, заслуживающим сегодня поэтических эпитетов.
   - Мистер Тревор уже ускакал  на  Клэнси,  -  сказал  Лэмбкин,  осматривая
подкову на левой ноге Стенли и по привычке что-то нежно бормоча коню.
   - Седлай мою лошадь побыстрее, без всяких дурацких нежносте