- Дальше все о празднике, его нарастающем экстазе, одержимых людях вокруг
потрескивающих,  сыплющих  искры  костров.  Но  вдруг  все  меняется,   люди
почему-то оказываются не в долине, а в какой-то непонятной  комнате,  и  все
они почему-то смотрят вверх, задрав  головы.  Ничего  невозможно  понять,  -
подытожил он.
   Когда мистер Боргес перевернул и эту  страницу,  все  увидели  оборванные
корешки -  текст  был  вырван  из  книги.  Леонардо  Боргес  бережно  провел
кончиками пальцев вдоль пожелтевших обрывков.
   - Кто-то вырвал последние страницы.
   - Именно так, будь я проклят! - отозвался Марк.
   - Абсолютно согласен, - сказал Тревор.
   - И это было  сделано  уже  очень  давно,  -  заметил  мистер  Боргес,  -
посмотрите, какие пожелтевшие края обрывков.
   - Но кто это сделал и зачем? - спросила Дукесса.
   - Очевидно, сделал  тот,  кто  надеялся  отыскать  сокровища,  -  ответил
Тревор.
   Марк вдруг нахмурился.
   - Простите, сэр, но ваше лицо мне кажется странно знакомым, особенно  ваш
поворот головы, манера, с которой...
   - Милорд, да ведь я ваш сводный кузен,  и  мистера  Уиндема,  разумеется,
тоже.., да и вам, божественная, - улыбнулся он Дукессе, - я  тоже  прихожусь
родней. Мы все немножечко родственники. Моя мать была бастардом вашей семьи.
Прошу прощения, миледи, но она сводная сестра вашего дедушки. Неудивительно,
что наши отцы, мистер Уиндем,  были  друзьями  детства  и  сохранили  теплые
чувства друг к другу, даже когда ваш отец  переселился  в  колонии.  Правда,
последний граф Чейз не желал признавать меня.
   - Мой Бог, - произнес Марк, радостно пожимая его руку.  -  По-моему,  это
уже становится традицией нашей семьи. - Он вдруг обернулся к Дукессе.  -  Не
должен ли и я последовать этому примеру? Что, если духи предков начнут  меня
преследовать   за   то,   что   я   не   наполнил   эту   местность   своими
незаконнорожденными отпрысками?
   - Все это прекрасно, Марк, - ответила она, - но совершенно не относится к
делу. Мне почему-то кажется, что в этой истории есть что-то еще.
   Попрощавшись с мистером Боргесом, они вышли на улицу.
   - Придется мне переписать эту историю, - сказал Тревор.
   - А ты, Дукесса, оформишь ее всякими миленькими рисуночками, -  предложил
Марк. - Возможно, у тебя появится и еще  какой-нибудь  талант,  кроме  того,
которым ты уже успела удивить меня. Я и не  предполагал,  что  ты  окажешься
способна на такое!
   - Уверена, ты не догадываешься о многих вещах, Марк.  Или,  возможно,  ты
просто не желаешь допустить, что они существуют.
   Марк посмотрел на ее раздвинувшиеся в улыбке губы и вдруг захотел,  чтобы
Тревор оказался где-нибудь подальше отсюда. "Хорошо бы прижать ее  сейчас  к
дереву и задрать все юбки, оказаться внутри ее лона, - думал он. - Проклятый
Тревор!"
   Дукесса продолжала между тем смотреть на него не мигая, с усмешкой.  Марк
выругался.
   Тревор, не отрывая глаз от них и понимающе усмехаясь, пришпорил Клэнси.
   - Берегите себя, постарайтесь не свалиться.
   Марк снова выругался, помогая Дукессе сесть на Бирди.
   - Погоди, еще  увидим,  кто  из  нас  свалится  и...  Она  сказала  очень
медленно, следя за направлением его глаз, сиявших ярче бездонных небес:
   - Знаешь, я намерена отыскать эти сокровища.
   - Какие сокровища? - удивленно спросил  он,  не  отрывая  взгляда  от  ее
груди.

Глава 16

   Марк не вымолвил ни слова за два с лишним часа  обратного  пути.  Дукесса
старалась не смотреть на него, но все ее мысли были о нем,  о  том,  что  он
думает о ней, на что рассчитывает и как может повести себя. Она пришпоривала
Бирди, чтобы та не отставала.
   Едва они подъехали к конюшням Чейза,  он  спешился  и,  подхватив  ее  за
талию, снял с коня.
   - Идем, - проговорил он хриплым  низким  голосом  и  потащил  за  руку  к
конюшням. Они вошли в одну из полуоткрытых дверей, и Марк с нетерпением  тут
же прихлопнул за собой дверь ногой.
   Она никогда не предполагала, что мужчину может охватить столь неукротимое
желание посреди белого дня. И ведь они уже  приехали.  Каких-то  пара  минут
отделяли их от спальни. Он ждал целых два часа обратного пути,  так  неужели
нельзя подождать еще  чуть-чуть?  Это  кажется  упоительным,  волшебным!  От
неожиданности, возбуждения, томительного ожидания его ласк она почувствовала
легкое головокружение. Они оказались в  подсобной  комнатке,  где  хранилась
разная упряжь, какие-то инструменты и пахло лошадьми.
   - Здесь и теперь, - сказал он, разворачивая ее лицом к себе. На его щеках
играл румянец, глазами он буквально пожирал ее. - Ну же, Дукесса.
   - Чего же ты хочешь от меня, Марк? Я не понимаю, скажи. - Она  потянулась
к нему навстречу.
   Марк внимательно смотрел на нее сверху вниз.
   - Всего лишь  чтобы  ты  перестала  притворяться  и  вновь  стала  собой,
настоящей, как сегодня ночью. Хочу посмотреть, можешь  ли  ты  снова  желать
меня с тем же безумием.
   Дукесса чувствовала, как его длинные чувственные пальцы  расстегивают  ее
амазонку, потом ощутила на своей  груди  через  батистовую  блузку  жар  его
прикосновений.
   - Марк, - невнятно прошептала  она.  Он  стянул  с  нее  шляпу  вместе  с
булавками, целуя завитки волос возле ушей.
   - Ты хочешь меня, Дукесса?
   Оглянувшись на дверь  и  заметив  ключ  с  внутренней  стороны,  Марк  на
мгновение отошел, чтобы повернуть его в замке.
   - Это самый глупый вопрос, который ты мог задать. Он сам раздел ее, потом
уложил на сброшенную амазонку и, не отрывая глаз от ее  лица,  начал  быстро
сбрасывать с себя одежду. Через несколько мгновений он  уже  предстал  перед
ней  со  столь  напряженной  плотью,  что  она  пролепетала,  изнемогая   от
возбуждения и восторга, простирая к нему руки:
   - Матерь Божья, какой ты прекрасный! Иди ко мне.., скорее!
   Медленно, как будто не видя  ее  сумасшедшего  нетерпения,  он  опустился
рядом на колени.
   - Я хочу еще сильнее распалить тебя с тем, чтобы еще  более  обострить  и
продлить наше наслаждение...
   Она вскрикнула и прогнулась под ним.
   Медленно, не отрывая глаз от ее лица, Марк ласкал ее грудь, затем  живот.
Неожиданно он проник в нее. Его пальцы исследовали каждую складочку ее тела.
Сладостные волны окатывали Дукессу, заставляя  постанывать  от  наслаждения.
Она сжимала руками его бедра, ягодицы, изнемогая от удовольствия.  Плоть  ее
была перевозбуждена, и, когда он наконец, убрав руку, вошел в нее,  заполняя
все   ее   лоно,   она   болезненно    вскрикнула,    испытав    мгновенный,
мучительно-сладостный оргазм.
   Он ритмично двигался в ней, вызывая трепет каждой частички  ее  существа.
Постепенно его движения становились все более резкими. В  полумраке  комнаты
она всмотрелась в его лицо - закрытые глаза, заострившиеся скулы. Обведенные
темным горячечным румянцем  его  черты,  казалось,  были  искажены  какой-то
странной болезненной судорогой. Внезапно выкрикнув какие-то ругательства, он
резко вышел из нее. Ничего не понимая, Дукесса смотрела на  Марка,  сидящего
на коленях у нее между ног, и на его семя у себя на животе.
   Недавнее сумасшедшее наслаждение казалось  ей  теперь  холодной  золой  в
нетопленном камине.
   Обида как будто сковала ее всю. Дукесса не могла ничего сказать ему.
   Марк встал.
   - Сейчас я достану носовой платок.
   Закрыв глаза, она повернулась на бок, сжимая ноги вместе.
   -  Только  не  надо  слез  и  упреков,  Дукесса.  Разве  ты  не  получила
наслаждение? Уверен, ты имела его сверх всякой меры. Теперь ты поняла, что я
имел в виду, говоря, что намерен строго контролировать отношения с тобой?  У
тебя не будет детей от меня! Все. Теперь можешь вставать и одеваться.
   Марк бросил платок рядом с амазонкой. Дукесса смотрела,  как  спокойно  и
легко он одевался, не обращая  на  нее  ни  малейшего  внимания,  как  будто
потерял к ней всякий интерес. Она, смотрела  на  его  руки,  с  чувственными
длинными пальцами, которые еще недавно проникали в самые интимные уголки  ее
тела, заставляя сходить с ума от невыносимого  наслаждения.  Дукесса  устало
закрыла глаза... Боже, каким же теперь он был жестким и  уверенным  в  себе.
Очень  медленно  она  села,  подняла  сорочку  и  натянула   через   голову.
Уставившись на превосходное испанское седло, лежавшее в углу, Дукесса  вдруг
сказала:
   - Сегодня ужин готовит Баджи. Марк глянул на  нее  в  изумлении.  Никаких
слез и упреков. Одна лишь демонстрация спокойствия и отстраненности.
   - И что же нас ожидает? - решил он поддержать ее тон.
   - Жареный ягненок в абрикосовом соусе. Он держал его под абрикосами целый
день.
   Марк усмехнулся, натягивая свой сюртук для верховой езды.
   - Еще будет вишня и миндальный пирог. Его так любила моя  мама!  Потом  -
бисквиты со смородиной в сахарной пудре.
   Марк поймал себя на мысли,  что  любуется  своей  женой.  Она  сидела  на
амазонке со скрещенными ногами, в сорочке, едва доходящей  до  бедер.  Какой
дивной формы были ее беленькие ножки! Ее  прическа  почти  не  растрепалась,
коса была плотно уложена на затылке.  Боже,  как  же  она  хороша!  У  Марка
трепетно забилось сердце. Почему Дукесса  так  странно  реагировала  на  его
оскорбления? Хотя чему удивляться?  Спокойствие  и  выдержка  -  ее  обычное
состояние; теперь ко всему этому прибавилась, кажется, еще и покорность.
   Сколько же это может продолжаться? Ему вдруг стало  скучно  и  захотелось
разбить ее оцепенение.
   - Тебе не кажется странным говорить о рецептах Баджи в такой момент?
   - О чем же я должна говорить, по-твоему?
   - Мне хочется знать, где твой прежний холодный и высокомерный вид, почему
он вдруг нарушен этим расслабленным сюсюканьем о кулинарных рецептах?
   - Я заговорила о них, лишь чтобы нарушить неловкое молчание. Так о чем же
ты хочешь, чтобы я говорила?
   - Я хочу, чтобы ты говорила обо мне, о том, как я обошелся с  тобой,  что
ты получила от меня и что дала мне, как тебе было хорошо со мной.
   Она смотрела куда-то поверх его плеча.
   - Ты знаешь, как засахаривают китайские яблочки и сливы?
   - Нет, этого я не знаю.
   - Ты не должен забывать, что правильно приготовленная еда  -  это  своего
рода лекарство. Баджи  знает  очень  много  разных  диет:  что  и  как  надо
принимать в зависимости от определенного заболевания...
   - Замолчи, - сказал он, приподнимая  ее  подбородок.  Марк  поцеловал  ее
очень нежно, без всякой  страсти,  и  ей  пришлось  подавить  в  себе  опять
возникшее томление.  Дукесса  ненавидела  себя  за  такую  несдержанность  и
злилась, что Марку удавалось разжечь в ней  желание  мгновенно.  Наконец  он
оставил ее.
   - Одевайся, кажется, все конюхи уже поняли, что здесь происходит.  Давай,
я помогу тебе. Надо снять солому с волос,  вот  так.  Полагаю,  мне  следует
забрать этот носовой платок, чтобы  он  не  напоминал  тебе  о  разнузданных
минутах страсти в конюшнях, где ты вела себя как кобылица, которую покрывает
жеребец.
   И тут вдруг что-то в ней взорвалось. Дукесса  почувствовала  возрастающую
ярость. Никогда в жизни она еще не испытывала такого гнева. Ей казалось, что
сейчас взорвется все ее  спокойствие  и  невозмутимость,  все  то,  что  она
сдерживала в себе с девяти лет, с того дня, когда подслушала  разговор  двух
служанок. Дукесса как будто снова видела этих двух женщин, судачивших о  ней
и ее маме; вновь ощутила себя  маленькой  и  незащищенной  перед  ненавистью
графини. Презрение графини убивало, душило ее, нависая даже сейчас  над  ней
каким-то мрачным покровом. Это было невыносимое чувство.
   Потом она вспомнила тот момент, когда Марк назвал ее Дукессой и  как  все
охотно стали  называть  этим  именем  ее,  маленькую,  невероятно  гордую  и
независимую девочку. Уже тогда она почувствовала себя  прекрасной  розой  из
сада своей матушки, осознала свою силу и умение влиять  на  окружающих.  Как
недавно признался ей Марк, ему и в голову не приходило,  как  Дукесса  могла
чувствовать себя в детстве незащищенной.
   Разве теперь она уже не Дукесса?  Необходимо  что-то  предпринять,  прямо
сейчас, немедленно! Ее нервы были обнажены и натянуты до предела.
   Она наблюдала, как Марк прошелся по комнате и  потом  уселся  на  стул  в
надменной позе, вытянув ноги в сапогах и скрестив на груди руки.
   - Одевайся! -  приказал  он.  -  Ты  должна  показать  мне  свое  женское
искусство обольщения, я  хочу  увидеть,  насколько  ты  талантлива  в  этом.
Одевайся  не  спеша,  кокетливо  поворачивая  головку,  призывно   покачивая
бедрами, приподнимая грудь в вырезе лифа. Давай, соблазняй меня. Ты способна
на такие вещи, Дукесса?
   Она неотрывно смотрела на человека, которому отдала себя,  которому  дала
богатство и право продолжения рода Уиндемов. Но вместо благодарности он  вел
себя с ней как тиран, дикарь. Никогда раньше она не предполагала,  что  одно
человеческое существо может так унижать другое. Он  считает  ее  по-прежнему
ничтожным бастардом, над которым  можно  издеваться  как  угодно  и  который
обязан с покорностью сносить все унижения.
   Странно улыбаясь, она осматривалась  в  комнате,  отыскивая  какой-нибудь
тяжелый предмет. Если бы здесь оказалось ружье... Вдруг ее  взгляд  упал  на
хлыст. И уже через  мгновение,  схватив  его,  Дукесса  бросилась  к  Марку,
безумно крича:
   - Проклятый ублюдок! Думаешь, я позволю тебе безнаказанно унижать  меня?!
Или считаешь, что тебе все позволено?! Я  ненавижу  тебя,  слышишь,  Марк...
Никогда тебе больше не удастся надругаться надо мной! Никогда!
   Размахнувшись, она резко хлестнула его. На какой-то миг  Марк  замер,  не
веря словам, которые сорвались с ее языка, не чувствуя боли от удара. Он  не
мог поверить, что  эта  разъяренная  бешеная  тигрица  -  Дукесса,  женщина,
которую он знает уже десять лет.
   - Желаешь, чтобы я соблазняла тебя, прыгая и  откалывая  разные  забавные
штуки, мой хозяин, мой повелитель? - кричала  она,  запыхавшись,  размахивая
перед ним хлыстом. - Проклятый ублюдок! - Она  снова  хлестнула  его,  и  он
увидел дыру, на сюртуке и рубашке.
   - Довольно, черт побери! - крикнул он, отскакивая в сторону. - Что  вдруг
случилось с тобой? Всего минуту назад ты  была  спокойная  и  покорная,  как
глупая корова.
   - Не смей называть меня глупой коровой, самодовольный дурак,  -  крикнула
она, вновь стегнув его хлыстом. Он хотел броситься  на  нее,  но  она  ловко
отскочила в сторону и еще раз хлестнула его, рассекая одежду.
   Марк не мог поверить в реальность происходящего.
   - Прекрати, Дукесса! - кричал он голосом невероятно резким и властным.  -
Еще один удар, и ты горько пожалеешь об этом.
   - Ты заслужил это, и я засеку тебя, глупый, неблагодарный  болван.  Боже,
думать, будто я спасла тебя! Я буду бить тебя, пока  ты  не  упадешь  передо
мной на колени. - Заметив в углу упряжь  с  металлическими  заклепками,  она
схватила ее и со всей силы ударила его по голове.  Раздался  клацающий  звук
металла. - Вот что тебе нужно, вот что  ты  заслуживаешь!  -  в  исступлении
кричала она.
   Какое-то мгновение Марк еще продолжал изумленно смотреть на нее, прижимая
руки к голове, а потом вдруг рухнул к  ее  ногам  как  подкошенный,  потеряв
сознание.
   Дукесса  почувствовала  себя  могущественной  амазонкой.  Опустившись  на
колени, она послушала его сердце. Это были обычные ровные удары. "С ним  все
в порядке. Проклятый ублюдок!" - подумала она, отбрасывая упряжь.
   Дукесса поднялась и быстро оделась. Выходя, она улыбнулась,  несмотря  на
ужасное настроение и плачевное состояние, бросив  последний  взгляд  на  его
изорванные в клочья сюртук и рубашку.
   Начал  накрапывать  дождь,  небо  закрывали  грозовые  облака,  и   ветер
раскачивал ветви лип и кленов. До ночи еще было далеко,  но  на  улице  было
почти темно. "Похоже на ночь Бельтана, которую описывал монах",  -  подумала
она и вдруг  рассмеялась,  закидывая  голову  и  ловя  губами  капли  дождя,
растекавшиеся по ее лицу и блестящей черной косе, закрученной вокруг головы.
Она чувствовала себя теперь хозяйкой положения.

Глава 17

   Дукесса сидела в Зеленой  гостиной,  в  камине  пылал  огонь,  и  тяжелые
драпировки на окнах были опущены. Она чувствовала себя очень одинокой в этот
предсумеречный час. Мысли ее витали вокруг Марка. Что с ним  теперь?  Пришел
ли он уже в себя? Возможно, как раз в этот момент он возвращается  в  дом...
Не выйти ли ему навстречу? Нет, увидев его, она сразу рассмеется ему в лицо.
Уж лучше оставаться здесь, у камина, наслаждаясь теплом и покоем.
   - Привет, Дукесса! Кажется, ты одна? Могу я поговорить с тобой?
   Медленно повернувшись, она посмотрела на Тревора, думая,  что  он  весьма
недурен и не так безнадежно упрям и глуп, как ее собственный муж.
   - Входи, - сказала она.
   Задержавшись на мгновение возле ее кресла, он подошел ближе  к  камину  и
прислонился плечом к каминной решетке.
   -  Я  вижу,  тебя  что-то  беспокоит,  Дукесса.  Можешь  довериться  мне.
Возможно, я кажусь тебе странным. Но знаешь, странные  люди  не  обязательно
плохи. Они могут  оказаться  очень  понимающими  и  скромными.  Прошу  тебя,
доверься мне.
   -  У  меня  все  хорошо,  -  отозвалась  она.  -  Если  и  есть  какое-то
беспокойство, то не больше, чем обычно. Почему ты  решил,  будто  что-то  не
так?
   - Ты слишком спокойна, - не сразу ответил он. - Когда человек  становится
неподвижным подобно камню, это не очень  хороший  признак.  Уверен,  что  ты
чем-то подавлена.
   К его удивлению, она рассмеялась.
   - Ты очень наблюдателен, Тревор. Но я  просто  отдыхаю.  Моя  сегодняшняя
неподвижность ничем не отличается от той, что  была  вчера  или  два  месяца
назад. Все как обычно. Поверь мне, я всего лишь чувствую себя усталой.
   - Да, я знаю, Дукесса, тебе очень  часто  приходится  быть  молчаливой  и
замкнутой, и понимаю, что это всего лишь способ  обороны,  в  то  время  как
Марку твое поведение кажется образцом надменности  и  высокомерия.  Ты  была
очень оживлена сегодня во время поездки, а потом вдруг опять превратилась  в
каменное изваяние. Значит, что-то случилось!
   - О, ты не  только  наблюдателен,  но  еще  и  обеспокоен  моим  душевным
состоянием...  Не  стоит  так  волноваться,  кузен!  Несчастной,  обделенной
девочки больше не существует. Я была оживлена, а теперь мне  хочется  покоя.
Разве тебе не  хочется  иногда  отдохнуть  и  забыться?..  Надеюсь,  мы  еще
увидимся за обедом, кузен.
   Дукесса поднялась  с  кресла  со  спинкой  в  виде  раскрытых  крыльев  и
направилась из комнаты, напевая какую-то песенку. Тревор смотрел  на  нее  в
изумлении, недоумевая. "Куда, черт возьми, мог подеваться Марк?"
   - О чем ты говорил с этой маленькой распутницей, Тревор? -  прервала  его
мысли мать, внезапно появившаяся в дверях.
   - Она никакая не распутница,  а  графиня  Чейз,  леди  до  мозга  костей.
Никогда прежде я не встречал столь умной и великодушной  женщины.  -  Тревор
помолчал немного, слушая раздраженное ворчание матери, потом добавил:
   - Если вы не хотите это понять и придержать  свой  язык,  то  боюсь,  нам
очень скоро могут указать на дверь. Меня удивляет ее терпение.
   - Она не посмеет указать нам на дверь, у нее нет  никакой  власти  здесь,
муж не любит ее. Она по-прежнему жалкий бастард. Должна  сказать  тебе,  что
граф очень, очень любезен со мной.
   Тревор  в  полном  изумлении  уставился  на  свою  горячо  любимую  маму,
кокетливо поправлявшую тугой завиток над ухом. Вздохнув, он сказал:
   - Уверяю тебя, Марк без ума от своей жены. - Он хотел было  поведать  ей,
как Марк ревновал Дукессу  и  как  страстно  смотрел  на  нее  во  время  их
совместной поездки, но раздумал. Он старался найти ключ к поведению Дукессы.
Возможно, ее расстроила какая-то выходка Марка. Но нет, в ней  чувствовалось
слишком много силы и уверенности. И скорее всего, эту  силу  она  черпала  в
любви Марка. Красивая и любимая женщина вполне может считать, что  весь  мир
крутится лишь ради нее.
   Тревор продолжал разгляд