Корвалольчик приготовим на всякий пожарный...
А вы откидывайтесь, откидывайтесь, не стесняйтесь...
   - Как бы, значить, копыта не откинуть, - пошутил Фома Фомич, не реша-
ясь откинуться на спинку и наблюдая, как Эммочка готовит шприц и  громы-
хает всякими другими жутковатыми металлическими причиндалами.
   - Отлично мы себя чувствуем! Отлично! - пела-говорила Эммочка. -  Мо-
лодцом мы сидим! Молодцом! Все бы так!.. Где же моя сестричка  запропас-
тилась?.. Ладно, черт с ней, и без нее вначале  обойдемся...  Небось  за
мороженым помчалась... А мы мороженое любим?  Любим  мы  мороженое,  лю-
бим!.. Головку-то запрокиньте, зачем вам на иглу глаза пялить, укол  как
укол - обыкновенный новокаинчик... Вот мы с хвоста  и  начнем  русалочку
ликвидировать... Она у нас вся сплошь штриховая, русалочка наша, с нее и
начнем... Ну вот, укольчик-то уже и позади! Отлично мы  себя  чувствуем!
Отлично! Сразу видно, что алкоголем мы не  злоупотребляем...  Да  запро-
киньте вы голову, черт возьми! Кому сказано?! Сейчас  вам  в  нос  такое
ударит, а вы его туда сами суете!.. Уникум, просто  уникум!  Первый  раз
вижу, чтобы у мужчины так мало шерстки на груди было! Красота - брить не
надо! А отдельные волосики мы поштучно щипчиками и повыдергиваем!  Быст-
рее будет... Вот мы их повыщипываем, потом спиртиком протрем  и  присту-
пим... А чего это мы побледнели-позеленели? Ай-ай-ай! Такие мы  уникумы,
такие мы герои! И вдруг посинели...
   "Вот те и гутен-морген", - подумал Фома Фомич, откидываясь  вместе  с
креслом куда-то в космос.
   И это было его последней мыслью, если такое  абстрагированное,  мимо-
летное мелькание можно назвать мыслью.
   Пещерные рисунки остались в полной неприкосновенности.
   А через полчасика благоухающий спиртом,  корвалолом  и  валерианой  с
ландышем Фома Фомич покинул особняк одесского турка Родоканаки.
   Почему-то вынесло его из 84-й косметической поликлиники через  черный
ход - туда сильнее сквозило.
   По дороге к черному ходу он угодил в грязехранилище и еще куда-то,  а
затем уже очутился в милом и тихом дворовом скверике.
   Автомобиля Фомы Фомича в скверике, естественно, не было, так как  ос-
тавил он "Жигули" на бульваре Профсоюзов возле дома с бюстами негров.
   Негритянских бюстов Фома Фомич тоже не обнаружил.
   Голова у него кружилась, и сильно тошнило. Но на свежем воздухе минут
через пять уникум взял себя в руки, или посадил на цепь, и нашел  дворо-
вую арку, через  которую  окончательно  выбрался  из  мира  эстетики  на
бульвар Профсоюзов, пришептывая по своей давней привычке: "Это, значить,
вам не почту возить!"
   Забравшись в автомобиль, Фома Фомич обнаружил, что из поля зрения ис-
чез сегмент окружающего пространства: спидометр он  на  приборной  доске
видел, а часы, которые рядом со  спидометром,  не  видел.  Или  липу  на
бульваре отлично видел, а фонарь рядом напрочь не замечал.
   Но такое с глазами Фомы Фомича уже случалось от сильного испуга.  Бы-
вало и похуже: вместо натурального одного встречного танкера прутся сра-
зу два кажущихся...
   В машине Фоме Фомичу нестерпимо захотелось зевнуть - во всю ширь,  со
смаком, - но зевок как-то так не получался, сидел внутри, наружу не  вы-
лезал. А без зевка не удавалось вздохнуть на полную глубину. И Фома  Фо-
мич с полминуты сидел, ловя  воздух  ртом  и  пытаясь  зевнуть,  вернее,
вспомнить движение челюстей при зевании и насильственно  совершить  этот
акт, но не получалось. И он уже начал задыхаться и  пугаться  задыхания,
когда наконец зевнулось.
   И он сразу опять спазматически и с наслаждением зевнул, и слеза  бла-
женно покатилась по щеке. И он, найдя, вспомня способ,  который  помогал
вызвать зевок, все зевал и зевал и  плакал  негорючими,  бессмысленными,
неуправляемыми слезами - это выходило из Фомы  Фомича  давеча  пережитое
страшное.
   "Я те дам курорт! Я те такой бархат выдам, сукина дочь! Я  те  такого
молодого человека пропишу! Я те... Ты у меня картошку весь бархат будешь
носом копать! Вот те и будет гутен-морген!"
   К такому выводу пришел Фома Фомич, заводя мотор и отшвартовываясь  от
поребрика. Ему надо было еще заскочить в порт, чтобы выдавить из капита-
на, принявшего судно, сто девятнадцатую записку-расписку за несуществую-
щую или ненайденную документацию.
   В том, что он такую расписку-записку выжмет, Фома Фомич не  сомневал-
ся, так как капитан-приемщик был из интеллигентов уже третьего поколения
и вообще, значить, порядочный дурак и слабак.
   И когда Фома Фомич представил, как он будет  обводить  вокруг  пальца
молодого карьериста-специалиста, настроение улучшилось. И даже невтерпеж
стало скорее добраться до судна и развеять кошмар давеча пережитого при-
вычно-обыденным.
   Но все произошло вовсе даже не привычно и не обыденно, потому что  на
контейнерном терминале Фома Фомич со скоростью шестьдесят километров на-
садил свои "Жигули" на клыки автопогрузчика. Или (что, по принципу отно-
сительности, то же самое) автопогрузчик всадил могучие  полутораметровые
клыки в борт "Жигулей".
   Причинами происшедшего можно считать: а) недавно пережитый Фомой  Фо-
мичом стресс; б) нарушение правил движения автотранспорта на  территории
морского порта, которое последовало вследствие движения с  недозволенной
скоростью других четырехсот "Жигулей", отправляемых на  экспорт  в  порт
Гулль на борту теплохода типа "ро-ро" (скорость  экспортных  автомобилей
по аппарели судов типа "ро-ро" должна быть равна пяти километрам в  час,
но ни один шофер при такой скорости не выполнил бы план, почему все  шо-
феры-загонщики автомобилей носятся между контейнерами и  по  аппарели  с
космическими скоростями или уж, если не гиперболизировать, со  скоростью
молодых леопардов).
   Фома Фомич попал в круговерть молодых леопардов и понесся куда  глаза
глядят, а не к своему пароходу. При попытке свернуть  из  круговерти  за
угол очередного штабеля контейнеров он и насадился на клыки  автопогруз-
чика.
   Водитель автопогрузчика был опытным портовым работником, но никогда в
подобные переплеты не попадал. Когда прямо перед его глазами возникла (в
кошмарной близости) физиономия Фомы Фомича - а физиономия  последнего  в
этот момент заинтересовала бы даже мастера фильмов ужасов Хичкока, - то,
вместо того чтобы бережно извлечь клыки из "Жигулей" при помощи  заднего
хода, водитель дернул  что-то  не  то,  а  сам  выпрыгнул  для  оказания
экстренной помощи Фоме Фомичу.
   В результате этих недоразумений клыки погрузчика поползли по  направ-
ляющим вверх, а "Жигули" начали подниматься над плоскостью истинного го-
ризонта со скоростью метр за двадцать секунд.
   Пока водитель залезал обратно в будку и дергал рычаг в обратном  нап-
равлении, Фома Фомич достиг пика.
   Его взору вдруг открылась вся необъятная  территория  родного  порта,
ибо "Жигули" и драйвер оказались выше всех контейнерных штабелей вокруг.
   И в этот пиковый момент произошло еще два собы-тия, хотя  хватило  бы
для полной катастрофы и одного: 1) у автопогрузчика обломался  клык;  2)
железо "Жигулей" над другим клыком порвалось с легким шелестом  папирос-
ной бумаги.
   Автомобиль, совершив в воздухе кульбит, упал на крышу.
   Фома Фомич - на голову, то есть стал на попа.
   Осенние облака, грязные и понурые, которые толпились над портом,  как
алкоголики у закрытого пивного ларька, наблюдали за  катастрофой  вполне
индифферентно.
   От портовой воды возле терминала пахло мокрой бочкой и половой  тряп-
кой.
   Но прибывшие представители ГАИ и портовой охраны, склонившись над по-
терявшим сознание Фомой Фомичом, обнаружили один запах - спирта.  Легкий
добавочек валерианового запаха еще больше  прояснил  для  представителей
власти общую картину, ибо давным-давно наивные русские пьяницы стараются
перешибить запах алкоголя пошлой валерианой...

   ДЕНЬ ВМФ НА ДИКСОНЕ
   РДО: "ПРОВОДКА СЛЕДУЮЩЕГО КАРАВАНА ВОСТОК НАЧНЕТСЯ НЕ РАНЕЕ 28/29 ИЮ-
ЛЯ ОДНИМ А/Л ЛЕНИН ТЧК МЕСТО ВХОДА ПРИПАЙ ПЛАНИРУЕМ СЕВЕРНЕЕ БАНКИ ЕРМА-
КА ТЧК ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ ПОСЛЕДУЕТ Д/П ПОНОМАРЕВ Т/Х КОМИЛЕС ОСТАЛЬНЫЕ  ЗА-
ВИСИМОСТИ ЛЕДОВЫХ УСЛОВИЙ ТЧК СТОЯНКА РАЙОНЕ  БАНКИ  ЕРМАКА  НЕСПОКОЙНАЯ
ПОЭТОМУ ВСЕМ НАДЛЕЖИТ СЛЕДОВАТЬ ДИКСОН  ТЧК  ИСПОЛНЕНИЕ  ПРОШУ  ПОДТВЕР-
ДИТЬ".
   Любимые очки Фомы Фомича давно треснули вдоль и поперек.  Работать  в
них мучительно. Однако он, как и большинство нас, грешных, испытывает  к
старой вещи слабость, своего рода влечение, несмотря на наличие двух за-
пасных новеньких пар.
   Процесс чтения радиограммы начинается у Фомича с  нацепления  на  нос
треснувших очков. Уже в этот момент его губы начинают  шевелиться,  хотя
он еще и не начал складывать буквы в слоги, а слоги в слова.
   Затем следует первичный этап обследования текста, при  котором  Фомич
еще ничего ровным счетом не понимает по существу вопроса. Он как бы про-
изводит техническое обследование текста.
   На этом этапе Фомич любит исправить описку радиста, крупно  перечерк-
нув неверную букву и водрузив над ней угрожающий вопросительный знак. Он
органически не способен оставить на  бумаге  неисправленным  "Телехаво",
если какое-то судно называется "Телешаво". Он исправит это проклятое "х"
на "ш" даже в том случае, если от скорости прочтения  радиограммы  будет
зависеть жизнь его дочери, а не только парохода со всем экипажем.
   Затем в его череп начинают проникать отдельные слова-сигналы:  "гене-
ральный курс"... "самостоятельно"... "следовать"... и так далее. И начи-
ная с этой микросекунды в нервной системе  (я  намеренно  не  употребляю
слово "душа", ибо пока не знаю, есть ли у Фомича душа), в нервной систе-
ме Фомича пробуждается ощущение недоумения, там прямо-таки  целый  букет
недоумений расцветает, переходя в устойчивое ощущение подозрения в адрес
отправителя радиограммы.
   Фомич всей шкурой так и начинает понимать, что отправитель  только  и
думает, как бы переложить на его, Фомича, плечи  бремя  ответственности,
спихнуть на него планету и даже Вселенную...
   27.07. 11.00.
   Стали на якорь на рейде Диксона. Рейд пустой.
   Штиль. Охра берегов. Коричневая запятая могилы Тессема  (традиционный
поклон ему). Полмили от Угольного причала (не самые хорошие ассоциации -
шторм взасос и ободранный планширь на моем МРС-823). Прямо по носу хижи-
на, где жили раздельщицы белух (с которыми в пятьдесят  третьем  году  я
танцевал падекатр).
   Вдруг лень стало писать, думать, мечтать. Последнее  особенно  плохо.
Да, если раньше здесь поддерживали необыкновенные мечты, то ныне  поймал
себя на их отсутствии. И что оказывается? То оказывается, что и без  них
жить можно! Вот обедать пойду, потом вздремнуть лягу или Нагибина  почи-
таю...
   А когда-то читал здесь "Обыкновенную Арктику" - и так, помню, захоте-
лось сообщить Горбатову свой буйный романтический восторг! Вероятно,  не
следует перечитывать "Обыкновенную Арктику". Пусть остается прежнее ощу-
щение от книги.
   Сегодня же считаю, что романтическому автору кажется, что он  уловил,
ощутил, отразил поэтическую истину. И от находки поэтической истины  ху-
дожник-романтик делается пьян в сосиску, в стельку, в драбадан. А  тому,
кто действительно приближается к поэтической истине, не дано  опьяняться
ею. Сойти с ума, как Ван-Гог, он может, но это с трезвого ума сходят,  а
не с пьяного. Это уже не романтизм, а высокий реализм,  то  есть  макси-
мальное приближение к красоте и ужасу правды.
   От дурного настроения подначил Фому  Фомича  на  устройство  судового
праздника. Коллективный ужин с выпивкой - запрещено специальным приказом
министра, но пускай приказ министр проводит в жизнь на акватории  минис-
терства в Москве. А на судне, где экипаж с бору да с сосенки, перед  ле-
довым плаванием следует людей сблизить и теснее перезнакомить,  пообщать
за праздничным столом. Все в меру, конечно. И повод должен  быть  -  для
оправданий (в случае чего).
   Повод нашелся - День ВМФ.
   Неожиданно Фома Фомич на мероприятие согласился легко и просто.
   Насторожился только тогда, когда я сказал, что в арктических рейсах с
некоторых пор не пью ни капли  алкогольного  и  что  беру  на  себя  от-
ветственность за вахту, связь и наблюдение во время ужина. Так  я  хотел
его успокоить. Но...
   На сократовском лике Фомы Фомича так и отпечатался демонион: "Дублер,
значить, сам пить не будет, а на меня телегу за коллективную пьянку?.."
   И вот очередной букет недоумений и подозрений расцвел на его физионо-
мии.
   - Как так, значить, "не пью"?
   - А вот так. Слаб на вино. Если начну, то загужу, - продолжал  я  ра-
зыгрывать его. - Мне или ни капли, или все, что у вас есть в холодильни-
ке.
   - Я, значить, извиняюсь, но это... алкоголик, значить?
   ...Конечно, графа Меттерниха Фомич, пожалуй, не  смог  бы  подсидеть,
кабы вступил на дипломатическое поприще, но какого-нибудь Керзона обошел
бы на первом повороте. Огромный дипломатический талант зарыт в этом  са-
мородке.
   И я без шуток: разговор происходил в присутствии третьего лица -  ра-
диста.
   Радист, как я успел заметить, был в микрогруппе капитана и  старпома.
Иметь алкоголический козырь против меня Фомичу было очень важно.
   - Да. Алкоголик, - сказал я, чтобы сдать Фомичу козырь и ослабить его
подозрения в какой-либо злокозненности своей трезвости.
   - Все, кто книжки выдумывают, - алкоголики. Вот  Есенина  взять...  -
авторитетно начал радист.
   - Алкоголизм хорошо лечить триппером, - перебил его Фома Фомич с  со-
чувственным в мой адрес вздохом; добро и задушевно  сказал.  -  У  меня,
значить, братан старший. У него дочь. Так ее первый муж через это,  зна-
чить, дело пить насмерть бросил...
   И на этом принципиальное обсуждение вопроса праздничного ужина закон-
чилось. Были вызваны артельный и старпом, уточнены запасы в артелке, ос-
татки денежных средств из культфонда и прочие практические детали.
   Вечер получился. Многие из нас как бы впервые и заметили  друг  друга
(вахты и сон в разное время суток на судне иногда  не  дают  возможности
толком познакомиться и с соседом по каюте).
   Ребята хорошо пели. И хором, и соло. Столы  выглядели  красиво.  Тетя
Аня и дневальная Клава постарались. Повар сварил отличный  студень.  Ра-
дист обеспечил музыкальное сопровождение. Никто не перепил.
   А мой напарник - второй помощник Дмитрий Александрович - пел арию Ва-
ряжского гостя из "Садко" и - по требованию самых молодых  -  "Бриганти-
ну". Просто прекрасно пел! Оказывается,  когда-то  мечтал  о  ВГИКе,  но
умерла мать, отец спился, есть было нечего - пошел на казенные  харчи  в
мореходку... Знакомая дорожка...
   От песен Фома Фомич растрогался. И так, что отправил супругу  за  ин-
тимно-заветной бутылочкой. Очко в пользу капитана "Державино"!
   Хоть по капельке добавки досталось ребятам, но она капитанская  была,
а это вам не понюх табаку!
   Силу песни ценят моряки любых национальностей. У американского  моря-
ка-матроса и знаменитого писателя прошлого века Дана есть такие  строки:
"Песня стоит десяти человек, и это знают все, кто выхаживал  якорь  вым-
бовками".
   Фома Фомич выхаживал якорь вымбовками, то есть вручную. И потому выр-
вал из сердца заветную бутылочку и угостил матросов. "Молодец!"  -  мыс-
ленно отметил я, и тут же Фома Фомич допустил гафу. Он... он назвал  лю-
бимого старпома Степаном Тимофеевичем!
   Брякнул - остолбенел.
   И мы - почетные заседатели главного стола - остолбенели.
   Ибо благоразумие и благоволение к верному партнеру всегда преобладало
у Фомы Фомича над злопыхательством. И вырвался у него  "Степан  Тимофее-
вич" опять же по известному закону ассоциативности. Он как раз спорил  с
Иваном Андрияновичем о том, что видел фильм о Разине, и видел даже,  как
тот швырял за фальшборт ладьи иранскую княжну, и как принцесса цеплялась
за бегучий и стоячий такелаж, чтобы,  значить,  не  сразу  булькнуть.  А
стармех утверждал, что такого нюанса вообще не было. И потому ничего Фо-
ма Фомич не видел.
   Слушая спор, я отмечаю: старпом Арнольд Тимофеевич нервничает, и раз-
говор про вождя крестьянского восстания ему не в жилу, а сам  раздумываю
о великой зримости образного слова, о том, что и я как  бы  видел  сцену
швыряния княжны за борт, хотя даже у Сурикова такого нет.
   Стармех Иван Андриянович спорил аргументированно, говорил, что, может
быть, в двадцатые годы и сняли фильм о Разине, но видеть тот фильм Фомич
не мог, а про новый фильм только шли разговоры, потому  что  его  Шукшин
собирался ставить, да вот помер... Фомич обратился ко мне за поддержкой,
я склонился к точке зрения стармеха. Тогда Фомич и бросился за помощью к
верному помогале и - бряк!
   - Степан, - говорит, - Тимофеевич, ты с тридцать девятого года,  зна-
чить, все помнишь... так...
   Вот тут-то и произошло остолбенение.
   Арнольд Тимофеевич не тот человек, который  способен  делать  веселую
рожу при плохой игре. Он ткнул вилкой в студень, подцепил кусок  и  нор-
мально уронил по пути к своей тарелке в чай Галины Петровны. Галина Пет-
ровна, несмотря на гипертонию и мерцания, рюмочку  пропустила  и  потому
стесняться не стала и высказала разом и в адрес супруга, и в  адрес  его
верного помощника одно только соображение:
   - Старые вы уже, дурачье такое, а все о ерунде спорите!
   - Вот, значить, и хорошо, что старые, - выходя из остолбенения, заме-
тил Фома Фомич. - Правильно я, Арнольд Тимофеевич, говорю?  Чем  старее,
значить, тем осторожнее плавать будем! А перестраховочка-то на море-оке-
ане еще никому не повредила, значить.
   - Да-а! - многозначительно заметила супруга. -  А  кто  новую  машину
разбил? Кто на крышу поставил? Ты! А с какой перестраховочкой-то  ездил!
Смотреть противно было!
   Фома Фомич потер красный шрам на лбу и по своей привычке задумался. А
мой старый соплаватель Иван Андриянович дернул себя за слоновое  ухо,  и
что-то такое мелькнуло в его маленьких глазках, что меня вдруг  озарило:
весь разговор про кино и Разина возник за праздничным столом не  самоте-
ком, а с заранее обдуманными намерениями хитрого Ушастика.
   - Эт как так: на крышу поставил? - строго вопросил Фома Фомич  супру-
гу. - Сама она на крышу, значить, способилась трахнуться! И ты тут не  к
месту вопросы поднимаешь, значить! Цыть!
   Сдаваться капитан "Державино" не собирался. Полнейшую власть над суп-
ругой Фома Фомич демонстрирует трижды в сутки - в завтрак, в обед  и  за
ужином. Каждый раз в дверь кают-компании, широко  ее  распахнув,  входит
первым наш Фомич, а за ним супруга. Чтобы,  значить,  экипаж  знал,  что
супруга капитана знает свое место и что Фома Фомичев  семейственности  и
всяких поблажек близким родственникам не допустит. По  любому  трапу  он
спускается и поднимается первым, а сзади, как падишахша за падишахом, на
приличествующей случаю дистанции следует Галина Петровна.
   Она мне нравится тем, что явно стесняется тети Ани -  того,  что  той
приходится подавать ей еду. И я сам видел, как Галина Петровна в  начале
рейса сунулась было в буфетную, чтобы помочь мыть посуду, но  Анна  Сав-
вишна вытурила ее оттуда с цианистой, то есть женской ядовитостью,  зая-
вив, что для работы в буфетной надо иметь специальное  свидетельство  на
предмет "чистоты и медицинского здоровья".
   ...Истинную расстановку сил в семействе Фомичевых, ясное  дело,  дав-
ным-давно обрисовал мне Ушастик на дачном материале. "Баба Фомича не под
каблуком, а под шлепанцем держит! Придет к нему товарищ-приятель на дач-
ку, он: "Подай, Галина Петровна, стакан и закуску!" Она - нуль: сидит на
веранде и на природу смотрит. Он приятелю: "Супруга,  значить,  отдыхать
легла, сам соображу!" А она-то на виду на веранде  сидит  и  на  природу
смотрит! Ну, а Катька ихняя - тут такой нюанс: на  всех  чихать  хотела.
Наедут к ней с магнитофонами и залезут молодые и лохматые на крышу заго-
рать - как будто на земле места мало, мать их! Крыша-то в  бунгало  тон-
кая, прогибается, а Фома с Петровной головы под крыло прячут  и  терпят!
Страх перед молодым поколением ужасный! Где тут,