а,  ни  Ивана
Андрияновича, ни Стасика (он, кстати, уже старшего лейтенанта  получил),
ни Арнольда Тимофеевича, ни Сони, ни "Державино" (из последнего  реестра
"Позиции судов" в газете "Моряк Балтики" мне известно, что судно  сейчас
следует из порта Гавр в порт Бильбао) - всего этого в  природе  нет,  не
было и не будет, ибо все выдумано. И "Я" - выдуман.  И  прототипов  даже
нет - потому не ищите их нигде, кроме как в самих себе", - ведь скажи  я
так, скажи, что обманули вас, дорогой читатель,  где  удачнее  обманули,
где послабже, - обидно как-то, не правда ли?
   Мне-то точно обидно.
   Потому рудименты автобиографичности в книге и наличествуют.
   Должен заметить, что сочинение себе эпитафии  (а  ведь  автобиография
весьма ей родственна) - дело тоже достаточно невеселое. Вроде как наблю-
даешь за своими бренными останками, опускающимися в  люк  крематория.  И
хотя автобиография входит в книгу лишь отдельными элементиками, и хотя я
глубоко усвоил законы логики о качественной разнице совокупности и  эле-
ментов, но и сам ловлю себя на особенном отношении к тем элементам,  ко-
торые касаются именно меня одного. То есть к ним я пристрастен. И понять
того товарища или гражданина, который,  узнав  вдруг  себя  в  стивидоре
Хрунжем, захочет поговорить со мной в подворотне, я вполне смогу...
   Еще я думаю, слушая передачу "С добрым утром!" в  два  часа  ночи  на
Петроградской стороне на шестом этаже спящего городского  дома,  о  том,
что для пишущего человека народная мудрость: "Скоро сказка  сказывается,
да не скоро дело делается" - вовсе даже и не  верна.  Всего  два  месяца
потребовалось нам на "Державино", чтобы сделать порученное дело в Аркти-
ке. И два года, чтобы доплыть до точки еще лишь в черновике книги.
   Юрий Сергеевич Кучиев успел уже навестить Северный полюс и стал Геро-
ем. Мало того. Про легендарный рейс "Арктики" на макушку планеты  моряч-
ки-острословы и разные имитаторы успели уже сочинить кучу весьма соленых
и малосольных анекдотов...
   Ну, куда ты от этих копейкиных денешься? Беда с ними да и только! Наш
натуральный Андрей Рублев за эти два года выкинул  вовсе  фантастический
фортель: окончив с отличием мореходное училище, он - потомственный моряк
и помор - покинул флот ради цирка или эстрады. Талант имитатора  победил
судоводительские гены - Андрей учится на клоуна!
   - Теперь я ей кузькину мать покажу! - заявил он голосом Фомы Фомича в
последнюю нашу встречу, имея в виду под "ей" свою тещу, которая развяза-
ла первую мировую войну. - Я с ее художественной образины первую репризу
слеплю!..
   Возможно, на неожиданное решение Рублева повлияла Соня Деткина.
   Соня поступила в музыкальное  училище.  Она  попала  на  хоровой  фа-
культет, то есть на факультет, где готовят дирижеров-хормейстеров. Но на
любимой трубе Котовского - корнет-а-пистоне -  Соня  продолжает  играть.
Нынче она считает, что корнет-а-пистону подходят мелодии скорее мягкого,
женственного стиля, нежели воинственного.
   Озорство Сони с радиограммами от имени Эльвиры  нынче,  конечно,  уже
всем известно. Но как-то чудится мне, что тут не только озорство, а  че-
рез такое действо она как бы тянула к "Державино" некую ниточку. И таким
завуалированным способом не давала судну забыть себя. Но не мое  дело  в
такие интимные сложности пытаться проникнуть...
   2
   Недавно справляли мы четвертьвековую годовщину первого выпуска нашего
училища, которое нынче носит длинное очень название: Высшее военно-морс-
кое подводного плавания училище имени Ленинского комсомола.
   По традиции, всех наших воспитателей, учителей, командиров мы пригла-
шаем на годовщины.
   Нынче адмирал Никитин прибыть не смог. Ему ампутировали обе ноги мно-
го выше колен - война, конечно.
   Мы бы и на руках принесли Бориса Викторовича в родное училище, но ему
и этого нельзя было.
   И группа делегатов поехала к адмиралу домой.
   Наш адмирал сохранил величавую и чуть загадочную осанку. Его  тяжелое
лицо оставалось таким же суровым. Он был в форме, при орденах и раскаты-
вал в кресле на колесах возле стола, накрытого в честь нашей годовщины с
такой щедростью, что уронить рюмку на скатерть не представлялось никакой
возможности.
   Командир "Комсомольца" капитан первого ранга Савенков, который первым
когда-то назвал нас "военными мальчишками", присутствовал здесь  же.  Он
тоже был при всех регалиях. И предложил первый тост за тех, кто сейчас в
море охраняет рубежи нашей родины  и,  исполняя  долг  воинской  службы,
явиться на юбилейное торжество не смог.
   За этих ребят мы выпили сидя.
   Они для нас Васи и Пети.
   При втором тосте бывшие военные мальчишки, а  ныне  уже  послевоенные
Герои Советского Союза и послевоенные адмиралы встали, чтобы  выпить  за
адмирала Никитина, который встать не мог.
   Он попытался зачитать обращение, написанное им к  годовщине  выпуска.
Оно должно было быть оглашено во время торжественной части в клубе  учи-
лища. Но предварительно Борис Викторович решил зачитать его нам сам.
   И здесь на третьем слове: "Мои боевые  друзья..."  выдержка  изменила
непроницаемому контр-адмиралу. Думаю, первый раз в жизни.
   Он откатился в тень абажура и сунул текст Савенкову.
   - Не могу. Читай кто другой, - сказал адмирал Никитин. - Боюсь  осле-
зиться.
   Что-то много плачут у меня в этой книге мужчины. Скорее всего потому,
что сам старею. И сам становлюсь по этой части слаб. Но все-таки не вру,
что на годовщине было много слез. И пролитых на мундиры, и зажатых  пос-
ледним усилием тренированной воли под неморгающими веками.
   Полковник Соколов их не прятал, когда я напомнил ему нашу  историю  с
винтовкой. Борис Аркадьевич - замначальника по строевой части  и  мастер
парадных дел - оказался просоленным моряком торгового флота, плавал мат-
росом еще в тридцатые годы с Юрием Дмитриевичем Клименченко и, как выяс-
нилось, теперь был моим читателем и сам собирался писать воспоминания  о
флотской службе.
   Тут мои слезы быстро высохли, ибо получаю от ветеранов столько воспо-
минаний, заявок на воспоминания и дневников с просьбой их издать, -  как
будто я издатель! - что хоть в петлю полезай от бессилия помочь.
   3
   А вот моему напарнику Дмитрию Александровичу и без его просьбы помогу
в опубликовании стихотворного экспромта.
   Однажды ночью, где-то на открытой воде и в средней силы шторм, я слу-
чайно подслушал, как он, отойдя к заднему ограждению  мостика,  прочитал
нашему кильватерному следу:
   Суров твой бог, зыбей ужасна сила, Но тишину и  мир  хранят  глубины.
Суров твой бог, ночей ужасна  тьма,  Но  даль  твоя  светла.  Атлантика!
Возьми меня с собою!
   Почему-то уверен, что стихи эти - его собственная импровизация.
   Саныч плавает опять уже старшим помощником, и опять на шикарном  лай-
нере, и скоро будет капитаном.
   Как выяснилось во время процедуры моего развода с морем в отделе кад-
ров пароходства, капитан Фомичев объявил благодарности  аж  восемнадцати
лицам державинского экипажа, который "...проявил  себя  с  положительной
стороны, со знанием дела выполнял служебные обязанности, что способство-
вало успешному выполнению задания по перевозке народнохозяйственных гру-
зов. В тяжелых ледовых условиях экипаж обеспечил  безаварийное  плавание
по трассе Севморпути. На основании вышеизложенного приказываю..."  и  т.
д.
   Так вот, первым в списке стоял я, последней тетя Аня, а вторым был...
Арнольд Тимофеевич Федоров! Сиречь: не руби сук, на котором сидишь.
   Дмитрия же Александровича в благодарственном списке не оказалось. Это
Фомич припомнил ему Александрию и Певек - строптивость, отказ выбить  из
певекского начальства идиотическую справку и нехватку  двухсот  двадцати
банок рыбных консервов.
   На судьбе Саныча зловещая акция Фомы Фомича не отразилась. Ибо уже  в
Мурманске выяснилось, что Ушастик прав: после постановки на попа в авто-
мобильной аварии и множества других сотрясений черепа наш капитан нервно
заболел.
   В Ленинграде Фомич угодил в лечебное заведение.
   Таким образом, он в какой-то минимальной степени, но повторил  судьбу
капитана Ахава из "Моби Дика". Хотя нельзя сказать, что Фомич гонялся по
арктическим морям с целью убить Белого кита,  символизирующего  все  Зло
мира. Я же в свою очередь невольно  повторил  судьбу  другого  персонажа
"Моби Дика" - Измаила. И такое стечение обстоятельств позволило мне ска-
зать замначальнику пароходства по мореплаванию, что он не  совсем  прав,
утверждая, будто "уйти в море может и дурак, а вот вернуться из моря мо-
жет только умный". В век НТР эта истина стала относительной. Потому-то я
не решился выставить столь эффектный, вообще-то, афоризм в виде эпиграфа
к данному произведению.
   - Интересно, - задумчиво спросил меня Шейх, - хорошо то, что  люди  с
сотрясенными черепами при помощи НТР способны безаварийно водить корабли
или иет? Хорошо это для будущего человечества и всей  нашей  цивилизации
или как раз наоборот?
   Ответить я затруднился...
   С Разиным судьба больше не сводила. Был только один  телефонный  кон-
такт. Спиро Хетович позвонил мне домой в неслужебное время и заявил, что
я пережег электрический чайник, который он выдал мне на Диксоне,  и  это
просто пушло с моей стороны, потому что надо с киндеров знать, как  про-
изводится эксплуатация электронагревательных приборов в век Космоса.
   В ответ я утверждал, что чайник не пережигал и что старпом сам  вино-
ват: должен был, согласно всем инструкциям, при приемке  чайника  прове-
рить не только его внешний вид, но и опробовать аппаратуру  чайника  под
током в действии, стоя при этом на резиновом  коврике.  И  только  после
этого принять у меня чайник. А он все эти законы и установления нарушил,
и потому сам будет возмещать государству материальные убытки. Тут он мои
вульгарные объяснения прервал, бросив трубку.
   Увы, ныне Арнольда Тимофеевича на свете нет.
   Узнал я об этом, случайно встретив возле  Владимирского  собора  Анну
Саввишну. Она шла ставить в помин души вечного старпома свечку. И я соп-
роводил ее. Ведь все мы люди добрые. И когда умирает какой-нибудь  и  не
очень-то симпатичный моряк, один соплаватель обязательно  вспомнит  слу-
чай, когда умерший сам стал на руль, а рулевого послал на бак  подменить
впередсмотрящего, чтобы тот немного отогрелся; другой  подумает-подумает
да и вспомнит какую-нибудь добродушно-смешную историю про усопшего и  т.
д. Здесь срабатывает, вероятно, даже не только обычная врожденная  чело-
веческая доброта. Кажется, Островский заметил, что  исправлять  человека
или народ, пытаться их улучшать можно только в таком варианте, если  бу-
дешь показывать и то, что знаешь за ним хорошего, а не одно плохое.  Ко-
нечно, на это можно ответить, что исправлять или улучшать народ наш  нет
резона, а исправлять или улучшать спиро хетовичей - дело безнадежное.  И
что стопроцентная ненависть к нравственной темноте,  нечистоплотности  и
трусости запрограммирована в нормальных людях  самой  природой.  Природа
такую программу в нормальных людей заложила потому, что нравственная ту-
пость и трусливость угрожают поступательному развитию сознательной мате-
рии, то есть самой эволюции человечества. И потому надо спиро  хетовичей
рубить, рвать в клочья и вешать в детстве. Но природа  заложила  в  нор-
мальных людей еще и бессознательную тончайшую хитрость: бороться со злом
добром.
   В результате всего этого дьявольского коварства природы я  отправился
вместе с Анной Саввишной во Владимирский собор и даже пожертвовал целко-
вый на свечку. Возможно, тут и еще один факт свою роль сыграл.  Оказыва-
ется, умер Арнольд Тимофеевич в очередном арктическом рейсе  в  Тикси  и
похоронили его на том тоскливом кладбище, где землю никак нельзя назвать
пухом.
   Анна Саввишна у иконы Николы Морского тихо, почти даже беззвучно про-
шептала какую-то молитву. Она ее так тихо шептала, как  будто  шерстяной
носок штопала.
   Из всего бормотанья разобрал я только три последних слова:  "Спи  по-
койно, Кутя..." И вдруг впервые подумалось мне, что Тимофеич был в жизни
глубоко несчастным человеком. Молодым он, верно, был романтиком военизи-
рованной власти и дисциплины в виде красивой показухи. И вот ничего  та-
кого у него не получилось, не осуществилось. И стал он обыкновенным неу-
дачником. Правда, человеческая глубина Арнольда Тимофеевича  равна  была
глубине его неудачливости, то есть представляла  из  себя  отрицательную
величину. Но ведь подобная злая неудачливость в некотором роде  болезнь.
Неприятная для самого себя, для окружающих и тем более для  подчиненных,
но болезнь.
   После языческого обряда установки свечек мы  с  тетей  Аней  посидели
четверть часика на скамейке в саду у собора. Холодно было - середина ок-
тября.
   Тетя Аня рассказала о последних днях и часах Арнольда Тимофеевича.
   Они были счастливыми.
   Скончался  отставной  капитан-лейтенант  скоропостижно  в  санитарный
день, когда на судне вс[cedilla] моют и стирают. Анна Саввишна застелила
ему чистое белье и приготовила чай с вареньем, а старпом пошел  в  душе-
вую. И не вышел из нее. Так и умер под душем. Анна Саввишна сказала, что
в гробу он вроде как улыбался.
   Тело Тимофеича родственники не затребовали, на похороны в Тикси никто
не прилетел.
   Не знаю, кто был тогда капитаном "Державино", но ему, бедняге, доста-
лось. Ибо "Инструкция по организации  похорон  моряка"  занимает  четыре
страницы убористого шрифта и состоит из  шести  параграфов  и  полусотни
пунктов и подпунктов. Для примера приведу страничку, не неся ответствен-
ности за чересполосицу сослагательных и повелительных наклонений:
   "Если труп на судне, вызывается скорая помощь и милиция, которые сос-
тавляют акт о смерти.
   Позвонить в морг, чтобы приехали за трупом.
   Приказом по судну назначается комиссия, которая, проверяя каюту, сос-
тавляет акт с описью личных вещей покойного. Акт составляется в 4-х  эк-
земплярах, один из которых вместе  с  вещами  передается  родственникам.
Труп доставляется по договоренности (морг, место гражданской панихиды  и
т. п.). Справку о смерти получают в часы, назначенные в морге. Далее  со
справкой о смерти, военным  билетом,  паспортом  обращаются  в  районный
загс. Загс выдает "Свидетельство о смерти".
   Со "Свидетельством о смерти" происходят следующие оформления: 1)  Вы-
деление места на кладбище. 2) Выписываются счета и производится  оплата:
а) захоронение, б) транспорт, в) колонка, г) надпись на колонке, д)  ра-
ковина, е) венок и лента на венок, ж) покупается покрывало, з) гроб,  и)
оплачивается доставка гроба в морг, к) берутся на прокат  орденские  по-
душки..."
   И т. д., и т. п. - еще три страницы убористого шрифта.
   Так что и родственников можно понять, и капитану  посочувствовать  от
души. Тем более что, скорее всего, в Тикси взять  на  прокат  "орденские
подушки" для медалей бывшего капитан-лейтенанта, вероятно, было  затруд-
нительно, ибо полярники в  силу  первозданно-первобытной  дикости  своей
профессии пышных похоронных церемоний терпеть не могут.
   На кладбище, что между аэродромом и поселком, проводила Арнольда  Ти-
мофеевича тетя Аня. Там - недалеко от  огромного  бутафорского  якоря  с
надписью "Т И К С И" - и стал на свой мертвый якорь наш вечный старпом.
   Рассказывая эту печальную историю, Анна Саввишна  еще  несколько  раз
назвала его Кутей. Она и не скрывала, что они заключили как бы  неофици-
альный союз: доживать жизнь вместе. Таким  образом,  на  его  закат  пе-
чальный мелькнуло нечто вроде любви улыбкою  прощальной.  Каким  макаром
все произошло, история умалчивает, но и кому до этого дело?..
   В собор тетя Аня пришла помянуть Кутю после того, как уже с того све-
та Арнольд Тимофеевич напомнил ей о себе. Оказывается, он составил заве-
щание, которое обнаружили только намедни. И  весь  сберегательный  вклад
(сумму Анна Саввишна не назвала) завещал ей, а не законной вдове.
   4
   О Фоме Фомиче.
   Поехал я к нему на дачу, когда драйвер находился после больниц, сана-
тория и отпусков в ожидании решения вопроса: пустят его еще плавать или,
значить, не пустят. В последнем случае дослуживать до пенсиона ему  при-
ходилось бы на берегу на малооплачиваемой должности, то есть  и  пенсион
выходил маленький - ведь травмы свои Фомич  получил  не  при  исполнении
служебных обязанностей, не на производстве, не в Кильском канале, а  су-
губо в личной жизни.
   Застал я Фомича в обществе Ивана Андрияновича.
   Галина Петровна с Катенькой уже перебрались в город с  дачи,  а  Фоме
Фомичу нужен был свежий воздух. Физический труд на участке тоже ему  был
полезен. И Фомич, не падая, как и в раннем детстве, духом,  предпринимал
серьезные усилия, чтобы закопать все-таки свои мастодонтские трубы  вок-
руг бунгало вертикально, укрепив одновременно физкультурой пошатнувшееся
здоровье.
   Принимать рюмку Фомичу было запрещено категорически.
   И потому рюмку под замечательные  грибки,  отварную  картошку,  соле-
ненькие огурчики и маринованную корюшку принимали только мы с  Андрияны-
чем, а Фома Фомич принимал воду с экстрактом шиповника.
   Рюмка в чужих руках и устах таинственным образом действует и на  при-
сутствующего в непосредственной близости наблюдателя. И Фомич не оказал-
ся исключением, возбудился, пошел-поехал делать психологические зарисов-
ки всех старых и новых членов экипажа "Державино".
   Начал он, конечно, с нового капитана, который только  и  делает,  что
бумажки из  ящика  в  ящик  в  столе  перекладывает,  а  закончил  -  со
свойственной ему неожиданностью - выпадом  в  адрес  присутствующего  за
дружеским столом Ивана Андрияновича.
   - Всю жизнь ты отплавал, а, значить, культуры в тебе - ни  на  шести-
пенсовик! "Нюанс" да "нюанс!" Нюанс-то обозначает маленькую величину,  а
ты: "Весь груз марганцевой руды перевалился на правый  борт,  крен  стал
пятьдесят градусов, и после этого нюанса пароход уже и  потонул..."  Это
чудо, значить, что мы на "Державино" с тобой-то в машине ни разу не  по-
тонули!
   Иван Андриянович после такого нетактичного и вульгарного выпада спер-
ва пошевелил ушами, прищурил маленькие, цепкие глазки и с едким  раздра-
жением сказал Фомичу, что тому совсем мозги отшибло, если он не  понима-
ет, что "нюанс" в неправильном употреблении - смешно, а без смеха на мо-
ре только крысы плавают.
   И угодил я между Сциллой и Харибдой. И предпринял несколько отчаянных
маневров курсом и скоростью, чтобы попасть в точку, где они должны окон-
чательно сшибиться, и сыграть в этой точке роль обыкновенного кранца, то
есть смягчить удар. Попробуйте засунуть самого себя  между  стремительно
сходящимися гранитным надолбом и доисторическим по ядовитости наконечни-
ком копья! 1) Опасно. 2) Бессмысленно. Даже такой замечательный  кранец,
как автопокрышка КРАЗа, не поможет  смягчить  удар.  Наоборот,  покрышка
окажется у тебя на шее, как у белого медведя в проливе Вилькицкого.
   Этим для меня маневрирование и закончилось. Но сперва оба  соседа  по
дачному поселку обменялись серией следующих обвинений.
   Фомич (стиснув от эмоционального возбуждения кисти  рук  между  коле-
нок):
   - Ты помполита замещал, а женщин распустил! Сколько раз,  значить,  я
тебя просил за бабским персоналом в низах наблюдать? Тимофеич покойный с
Анькой спутался, а где от тебя информация поступала?.. Потому как у  са-
мого рыльце в пухе, значить, и перьях - я с твоим досье  давно  ознаком-
лен!..
   То есть изучал личное дело стармеха в кадрах. На  это  капитан  имеет
право. Иногда нужно хоть из бумажек что-то успеть узнать о людях, с  ко-
торыми идти в море, жизнь и смерть которых ложится на твои плечи  и  ко-
мандовать которыми, возможно, придется в самых неожиданных ситуациях. Но
встречаются и такие капитаны, которые принципиально никогда не пользуют-
ся правом на знакомство с официальными подноготными будущих  подчиненных
и целиком полагаются только на свое личное изучение их уже на судне,  на
свою интуицию.
   Андриян