ое проникновение много стоило
и Айс, и мне. Знаете, это сродни тому, как выводятся токсины из тела. Всегда
нужно время на восстановление баланса.
   В то же время, я продолжала работать в  библиотеке,  преподавая,  и  даже
позволив себе играть в команде по софтболу,  так  называемых  "Всех  Звездах
Болота". Мы играли против команды охраны в первую неделю лета.
   Мой статус амазонки позволил мне общаться с людьми, с которыми  я  раньше
даже не мечтала разговаривать. Я выслушивала их  вопросы  и  заботы,  и  как
могла, старалась помочь. Как я уже говорила  ранее,  большинство  обитателей
Болота не были жестокими зверями. В  основном,  это  были  молодые  женщины,
отсиживающие короткий срок за глупые ошибки. Хотя я помогала, как могла,  их
обучению, мне хотелось большего. Хотелось подготовить этих девушек  к  жизни
за стенами тюрьмы. С помощью охраны, нескольких бескорыстных  организаций  и
местных университетов, я смогла  устроить  несколько  различных  курсов  для
заключенных. К моему приятному удивлению, такие курсы как "Умение  управлять
собой",  "Воспитание  детей",  "Ведение  домашнего  хозяйства"  и  "Успешная
карьера" посещались очень  хорошо.  Мне  очень  нравилось  ощущение,  что  я
оказываю положительное влияние на жизнь товарок по несчастью. Чтобы выйдя из
Болота, они никогда сюда больше не вернулись.
   Моя вторая весна в Болоте  ознаменовалась  также  тем,  что  я  оказалась
способна вмешаться в драку без чьей-либо  помощи.  Вообще-то,  мне  даже  не
пришлось применять насилие.
   Я направлялась в прачечную за чистыми униформами (и если вы  дочитали  до
этого места, то  уже  знаете,  что  в  тюрьме  надо  держаться  подальше  от
прачечной). Там  уже  были  двое  новеньких  и  коленопреклоненная  девушка,
только-только вышедшая из изоляции. Все трое были в синяках и следах побоев,
но на третьей девушке они были свежие и сильно выделялись  на  фоне  бледной
кожи.
   Я вошла в помещение,  постаравшись  произвести  побольше  шума.  Девушка,
стоявшая на коленях, посмотрела на меня с  мольбой  в  глазах,  остальные-со
злостью.
   - Что здесь происходит?
   - Мне кажется, что это тебя не касается, - ответила одна из стоявших.
   - А если я сделаю так, что будет касаться? Это поможет?
   Вторая отпустила воротник формы жертвы и придвинулась ко мне.
   - На твоем месте я бы не стала  этого  делать.  Эти  синяки  могут  стать
гораздо хуже и очень быстро.
   Уловив мой тон, она остановилась и вопросительно-оценивающе посмотрела на
меня.
   - Ну?
   Она обернулась на свою напарницу, та пожала плечами. Тогда  первая  снова
повернулась ко мне и подняла руки на уровень груди.
   - Я ничего такого не имела в виду.
   - Вижу, - улыбнулась я. -Тогда, наверняка,  ты  не  будешь  против  того,
чтобы отпустить эту девушку, а? Пусть она  сделает  то,  за  чем  пришла,  и
уйдет.
   - Ну конечно, - сказала первая. - Никаких проблем.
   - Хорошо, я кивнула девушке на полу, и  она,  кивнув  в  ответ,  медленно
встала. В глазах ее все еще плескался страх. Разрешающий кивок  от  меня,  и
она взяла стопку чистой одежды. Оглянув всех нас, она направилась к двери. Я
видела, как злится одна из заключенных, ее  глаза  просто  метали  молнии  в
направлении двери.
   -  Знаешь,  -  продолжила  я  спокойно.  -  Было  бы  гораздо  умнее   не
преследовать ее, когда я уйду. Окажите себе услугу и оставьте  ее  в  покое.
Вам так будет намного лучше, поверьте мне.
   - Кто ты? - спросила первая.
   Я почувствовала, как мои губы расползаются в улыбке.
   - Меня зовут Ангел.
   -  Ангел,  ха!  -  презрительно  хмыкнула  она,  снова  оценивающе   меня
оглядывая.
   Она была среднего роста, с гладкими темными волосами, которые свисали  на
близоруко прищуренные глаза.
   - Именно так меня называют.
   - Ты не выглядишь очень круто.
   - Внешность обманчива. Ты можешь попытаться выяснить правду,  хотя  я  бы
хотела, чтобы все прошло по-взрослому.
   Вторая  подошла  к  подруге,   давая   мне   возможность   осмотреть   ее
повнимательнее.
   - Похоже, над вами обеими изрядно поработали, - сказала я. Когда они  обе
злобно на меня посмотрели, я всплеснула руками. -  Все  нормально.  Со  мной
тоже такое было. И не раз.
   - С нами ничего не случилось,  запротестовала  первая.  -Мы  просто  были
несколько... неуклюжи.
   Мне разобрал смех, но я сдержалась.
   - Да, на меня тоже пару раз "неуклюжесть" нападала. Неприятно, правда?
   Хочется заставить других побыть столь же... "неуклюжими", а?
   Теперь обе на меня щурились.
   - Какого черта ты тут мелешь? - наконец выдавила вторая.
   - Я говорю  о  том,  чтобы  избить  кого-нибудь,  потому  что  вас  самих
отлупили. Я говорю о том, что вы думаете, что почувствуете себя лучше  после
этого. Но должна вам сказать, что лучше не  станет.  Единственное,  что  вам
поможет, это способность противостоять  людям,  которые  вас  имеют.  Нельзя
самим становиться такими же зверями, дамочки. Потому что есть  кое-что,  что
вы должны знать о зверях. Всегда есть кто-то круче, больше  и  сильнее,  чем
вы.
   - Ты? - фыркнула первая недоверчиво.
   - Ну, хотя  бы  я.  Но  мне  проще  давать  вам  уроки  самообороны,  чем
обороняться от вас. Что скажете?
   Они переглянулись, затем посмотрели  на  меня,  очевидно,  не  зная,  что
делать. Потом наконец сказали в унисон:
   - Ладно.
   Я снова улыбнулась.
   - Отлично. Я бываю во дворе  с  одиннадцати.  Последнее  время  я  больше
занимаюсь софтболом, и если я не  смогу  помочь,  то  там  будет  куча  моих
друзей. Увидимся завтра  в  секции  тяжеловесов,  и  я  представлю  вас  им,
хорошо?
   - Секция тяжеловесов? Но это же территория амазонок!
   - Точно.
   - Так ты амазонка?
   - Да, - боюсь, моя улыбка стала несколько самодовольной, но разве  вы  не
реагировали бы  также?  Выражения  их  лиц  изменились:  на  них  проступило
уважение, что заставило меня ощутить еще большую гордость за то, кем я была.
   -  Ну  так  что?  Мы  договорились?  Больше  никаких  издевательств   над
беззащитными?
   - М-м... да, договорились.
   - Отлично! Тогда завтра увидимся! - провожаемая  их  взглядами,  я  взяла
стопку одежды, за которой собственно  пришла.  Улыбнувшись  напоследок  этой
парочке, я вышла из прачечной.
   Система распространения новостей (и слухов) в тюрьме работала отлично,  в
чем я и  убедилась,  придя  в  библиотеку.  Дюжина  амазонок  и  язвительная
библиотека обрушили на меня груду поздравлений и дружественных  похлопываний
по спине. Я пялилась на все это в  недоверии,  а  они  аплодировали  за  мое
первое "сольное выступление".
   Хриплый  смех   и   всякие   неприличные   шуточки   аккомпанировали   их
поддразниваниям, а я зарделась как  мак.  Пони  почти  достала  меня,  выйдя
вперед и неся небольшой  кекс,  явно  стащенный  из  торгового  автомата,  и
дополненный свечкой. Мне спели "Она-чертовски хорошая амазонка", а  желание,
которое я загадала, задув свечку, знать никому не положено.
 
*** 
 
   Тепло весны постепенно уступило место жаре и влажности. Айс  стала  снова
высовываться из своей раковины, как рак-отшельник, вытянутая оттуда парилкой
дней и благоуханием ночей. Мы частенько сидели во дворе в сумерках и  просто
болтали, в основном, ни о чем. Было очевидно, что рана,  нанесенная  смертью
Жозефины, еще болела, но постепенно затягивалась.
   Множество раз я внезапно обнаруживала,  что  рассказываю  ей  истории  из
своего детства. Я надеялась, что это раскрепостит ее настолько, что она сама
что-нибудь расскажет, но мои надежды были тщетны. Все же, различные  истории
были  моим  хобби  еще  с  детства,  с  тех  пор,  как  моими  единственными
слушателями были ненавистные куклы...
   Большая часть историй крутилась около летней хижины в канадской глуши.
   Я рассказывала ей о том, как бабушка и дедушка со стороны матери приехали
погостить на неделю, и дедушка  бросил  всю  грязную  пластиковую  посуду  в
костер, провоняв дом так, что запах держался несколько дней. Или о том,  как
я в первый и последний раз ездила с отцом на рыбалку.
   Мой папа не думал, что рыбалка-подходящее  занятие  для  девочек,  но  не
найдя иной компании,  пригласил  меня  с  ним.  Мы  отправились  в  путь  на
небольшой лодке, которая обычно стояла привязанная у причала.  Он  выставлял
себя великим мастером рыбацкого дела, и поэтому купил себе красивую удочку и
дорогущую коробку  для  принадлежностей  с  набором  различных  приманок,  к
которым мне было запрещено прикасаться под страхом смерти. С большой  помпой
он вручил мне простую бамбуковую удочку с длинной леской, на  конце  которой
болтался маленький крючок. Также мне достались пластиковая  банка  червей  и
предупреждение, что лучше не стоит просить насадить червя на крючок.
   Очевидно, представления моего отца о женственности не распространялись на
насаживание грязного скользкого червяка на крючок.
   Мы приплыли к крохотному островку посреди озера, там отец бросил якорь, и
разложил свои вещи. Он уже закинул удочку, а я все еще возилась с  тем,  как
бы получше насадить  червяка  на  крючок  так,  чтобы  его  внутренности  не
вывалились на меня. Мне представлялось,  что  я  слышу,  как  кричат  бедные
существа, когда я втыкаю в них  острый  крючок.  На  месте  ранки  выступала
кровь.
   Судорожно  сглотнув,  я  закончила  свою  задачу,  чтобы  мой   отец   не
разочаровался во мне еще раз. Затем забросила удочку, через секунду  ощутила
резкий рывок и потянула на себя с тем, чтобы обнаружить на крючке  приличных
размеров окуня.
   Примерно так день и продолжался. Каждый раз,  как  я  закидывала  удочку,
рыба просто лезла на крючок. Отец же, со всем своим оборудованием поймал две
крохотные синеголовки и окуня,  настолько  маленького,  что  его  не  стоило
оставлять.
   Сказать, что через два  часа  папа  был  в  дурном  настроении,  было  бы
правильным, но излишне мягким описанием положения дел. Ни говоря  ни  слова,
он сложил свое оборудование, поднял якорь, и мы отправились обратно.
   Тем вечером ужин был самый лучший из всех, что  я  когда-либо  ела,  хотя
отцу, похоже, с трудом давался каждый кусок.
   Мне даже иногда удавалось рассмешить Айс, особенно, когда я рассказала ей
историю о приезде наших друзей.  Весь  день  шел  дождь,  и  мама  со  своей
подругой  разместили  промокшую  обувь  около  камина,  чтобы  высушить.   К
несчастью, бурундук выбрал это место для гнезда. Еще лучше оказалось то, что
зверек предпочел более удобный башмак своему каменному логову.
   На следующее утро подруга матери сунула ногу  в  башмак  и  затем  издала
крик, способный поднять даже мертвого. Когда я спустилась вниз,  мама  и  ее
подруга  крича  бегали  по  комнате  с  вениками,   гоняясь   за   маленьким
перепуганным животным, которое к несчастью нашло не то место  для  сна.  Айс
была благодарным слушателем и всегда внимательно выслушивала мои  истории  о
хижине у озера. По ее взгляду, устремленному в неведомую даль, я решила, что
все-таки смогла заставить ее вообразить то чудесное  место,  которое  давало
мне такое ощущение мира и безмятежности. Она всегда  выглядела  спокойнее  и
открытее  после  моих  историй,  даже  мягче,  что  ли.  Ее  светлые   глаза
приобретали  более  насыщенный  оттенок  голубого,  а   острые   углы   лица
сглаживались, когда она нежно смотрела на меня. Мне  казалось,  что  под  ее
холодной  маской  проглядывает  ребенок,  которого  я   видела   на   старой
фотографии. Это была  часть  ее  сущности,  которую  мне  особенно  хотелось
познать. Но словно в омуте, глубины которого неизведанны,  и  обнаруживаются
только  тогда,  когда  ты  уже  погрузился  по  шею,  поверх  ее  души  были
напластования тайн и эмоциональной  защиты,  через  которые  мне  предстояло
пробиться.
   Были и другие случаи, когда она приходила на матчи по софтболу. Ее  глаза
зорко следили за игроками, а на губах играла  загадочная  улыбка.  Я  быстро
научилась сосредотачиваться на игре, чтобы  не  получать  украшения  в  виде
распухших губ,  фонарей  под  глазом  и  прочих  прелестей,  которыми  могли
снабдить "друзья-по-команде". И безжалостных насмешек, конечно.
   Несколько раз мне удавалось почувствовать  жар  ее  взгляда  на  себе,  и
приходилось яростно сопротивляться, чтобы не повернуться и не встретиться  с
ней глазами, зная, что это было равносильно гибели.
   Наши поцелуи в ее камере пробудили во мне животное, о котором я  даже  не
подозревала. Мои ночи  теперь  были  переполнены  как  эротическими,  так  и
спокойными  нежными  сценами.  Иногда  мне  казалось,  что  я  взорвусь   от
напряжения, и кусочки меня разлетятся от разочарования.
   Но чему я научилась в Болоте, так  это,  что  терпение-добродетель.  Если
судить по этому, то я просто святая. В конце концов, меня ведь зовут Ангел.
   Иногда ее улыбка выдавала хорошее настроение, и  я  пыталась  представить
себе ее чувства и планы мести начальнику тюрьмы и предателю, из-за  которого
она сюда попала. Я пишу, пыталась, потому что она никогда ничего не говорила
по этому поводу, а расспрашивать я опасалась, чтобы не нажить  неприятностей
на свою голову. Я ничем не могла ей помочь, но беспокоилась по  поводу  мер,
которые она могла применить, чтобы восстановить справедливость, как  она  ее
понимала.
   Реально ей ничто не могло помешать  отправиться  прямо  за  Морисоном.  В
конце концов, у нее было пожизненное заключение без каких-либо надежд на то,
чтобы снова очутиться на свободе. Я  полагаю,  эта  мысль  преследовала  ее,
особенно  по  воскресеньям,  когда  нас  заставляли  выслушивать  три   часа
ханжеской проповеди начальника тюрьмы, зная, какая подлая  тварь  скрывается
под монашеским облачением. Почему она так не поступила, не имею ни малейшего
представления. Сомнительно, чтобы это  оказалось  так  просто  для  нее,  и,
наверное, это было худшим из наказаний. Следующий вариант, пришедший  мне  в
голову, был идеей, которая хоть раз посещает каждого заключенного  в  Болоте
или в какой угодно другой тюрьме. Я имею  в  виду  побег.  Спросите  десяток
заключенных в любой тюрьме мира, и девять признаются, что думали о побеге. А
десятый солжет. Об  этом  рассуждали  за  едой  и  думали  в  камере,  когда
подступала тьма тюремной ночи.
   Любой вам мог выдать не менее дюжины способов  исчезнуть  из  Болота  без
досрочного освобождения. И некоторые из них, надо признать,  имели  неплохие
шансы на успех. Это ведь было Болото, а не Алькатрас (насколько я  помню  из
многочисленных  боевиков,   жуткая   неприступная   тюрьма   для   отчаянных
головорезов-прим. переводчика ; - ). Корина,  которая  разбиралась  во  всем
этом, авторитетно заявила, что со времен, как Болото стало женской  тюрьмой,
был 21 случай успешного побега. Пятнадцать беглянок  вернулись  сюда  снова,
двоих убили, а об остальных пяти ничего не было известно.
   Самым популярным и успешным способом побега, несмотря на клише, был  трюк
с бельем в прачечной.  Двое  из  пяти  успешно  покинувших  Болото  навсегда
сбежали именно так. Так или иначе, но в 1966 году тюрьма не смогла  продлить
государственный контракт с прачечной,  и  этот  путь  благополучно  оказался
закрыт.
   Подкоп  не  подходил  по  природным   условиям.   Болото   не   зря   так
называлось-оно было построено на  огромной  площади  топкой  земли.  Туннели
рушились и заполнялись водой с той же скоростью, что и выкапывались. Кстати,
по словам Корины двенадцать заключенных утонуло вовремя попытки побега через
подкоп.
   Премия за самую идиотскую попытку побега, мало того, чуть не увенчавшуюся
успехом несмотря на глупость,  принадлежит  женщине  по  кличке  Хитрюга.  В
отличие от Болота,  ее  имя  ей  не  подходило.  Так  вот,  она  работала  в
автомастерской  и,   по   всем   отзывам,   была   отличным   механиком.   И
психопаткой-убийцей, которая не остановится ни  перед  чем  при  возможности
побега. Как-то  вечером  наводя  блеск  на  патрульную  машину,  она  решила
спрятаться под брезентом на заднем сиденье и таким образом выбраться. Охрана
редко проверяла полицейские машины, считая, что патрульный, который  заберет
машину, проследит, чтобы там не было никого лишнего.
   Но кое-что Хитрюга позабыла в своем усердии: в патрульных  машинах  сзади
нет дверных ручек. А передние сиденья от заднего  отделяет  толстенный  слой
плексигласа.  Когда  офицер,  забравший  машину,  вернулся  в  участок,   он
обнаружил, к своему огромному удивлению, сбежавшую заключенную,  упакованную
и ждущую отправки обратно.
   Охранные собаки натренированы  специально,  чтобы  выслеживать  людей,  а
двери в  гараже  снабжены  электронными  замками,  что  закрыло  возможность
сбежать через автомастерские. Каждую машину обследовали на границе тюрьмы, и
все, что не должно было покидать Болота, немедленно туда возвращалось.
   Корина рассказала, что за 10 лет после того инцидента  не  было  успешных
попыток побега.  Некоторые  женщины  пробовали  перелезть  через  забор  или
выскользнуть с посетителями, но все без толку.
   Вообще-то я была уверена, что Айс  не  рассматривала  возможность  побега
серьезно. Она была из тех редких заключенных, которые считали, что  получили
по заслугам, и находятся там, где должны. И пусть даже она  попала  сюда  во
второй раз за убийство, которого не совершала, ее чувство  вины  за  прошлые
поступки не давало ей покоя. Она считала, что в ее случае правосудие сделало
свое дело, и, похоже, собиралась оставаться здесь.
   Но также я знала, что сколько бы времени это ни заняло, Кавалло и Морисон
тоже поплатятся за свои  грехи,  причем,  собственной  кровью.  И  это  меня
беспокоило.
   Было еще кое-что, пугавшее меня. Навязчивое присутствие моей второй  тени
Диггер. Похоже, куда бы и когда бы я ни  шла,  она  оказывалась  поблизости.
Если честно, то этих мест было немного:  камера,  библиотека,  площадка  для
софтбола и столовая, но это все равно  меня  доставало.  Я  пыталась  с  ней
поговорить. Просила Корину сделать  это.  Просила  амазонок  побеседовать  с
девушкой. Бесполезно. Она относилась к тому типу  людей,  которые  не  видят
фактов у них под носом.  Она  доставал  меня  так,  что  я  начала  серьезно
подумывать о том, чтобы попросить Айс как следует  припугнуть  девчонку,  но
моя врожденная вежливость откладывала это на крайний случай.
   Итак, Диггер пыталась  быть  полезной,  а  я  потихоньку  закипала  из-за
постоянного присутствия тени и продолжала себе повторять,  что,  по  крайней
мере, она не Психо. Надеюсь.
   Нехорошо об этом говорить, но Диггер была помешана на чистоте. Ее  камера
всегда была вылизана до блеска, а на  идеальной  форме  не  было  ни  единой
складочки. Меня забавляло, как она тратит  несколько  минут  игры  на  поле,
чтобы отряхнуться и разгладить помятую после броска форму.  Итак,  поскольку
она совсем свихнулась на почве чистоты, самой естественной работой  для  нее
была уборка, которая требовалась в Болоте постоянно. Сейчас объясню.
   Мало кто будет с удовольствием драить туалеты, но Диггер начищала  их  до
блеска с улыбкой на лице. За глаз заключенные прозвали ее "Дубиной",  и  это
стало главной причиной насмешек в нашем маленьком уголке Пекла.
   Ее замашки не остались незамеченными нашим начальником,  который  считал,
что чистота необходима почти так  же,  как  набожность.  Когда  речь  шла  о
выглаженной форме и подметенных полах, согласна. Души же здесь были  грязны,
как пол в нью-йоркском такси.
   При каждом удобном случае начальник  называл  Диггер  своей  персональной
домоправительницей (скорее, тюрьмоправительницей),  что  означало,  конечно,
что у нее  была  уникальная  возможность  ухватывать  и  передавать  лакомые
кусочки, которые упускал Морисон за время  рабочего  дня.  И  поверьте  мне,
Диггер хорошо справлялась со своей работой. Стоит только  упомянуть,  что  у
мистера  Уильяма  Морисона  была  самая  чистая  дверная   ручка   во   всей
тюрьме-Диггер   отлично   ее   отполировала   за   время   подслушиван