Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
не и при каких
обстоятельствах.
Сейчас мы расскажем вкратце о событиях, случившихся после того, как
Камильк-паша покинул Алеппо и увез свои сокровища, чтобы укрыть их в недрах
какого-нибудь неизвестного острова.
В октябре 1831 года Ибрагим-паша во главе флотилии из двадцати двух
кораблей, с тридцатью тысячами человек взял Газу, Яффу и Хайфу, а 27 марта
1832 года в его руках очутилась и крепость Акка.
Казалось, что эти территории Палестины и Сирии будут окончательно
отторгнуты от Блистательной Порты, но вмешательство европейских держав
остановило сына Мухаммеда-Али на пути завоеваний. В 1833 году обоим
противникам - султану и вице-королю - было навязано соглашение в Кютахье, и
все осталось по-старому[72].
В это смутное время Камильк-паша, к счастью для него, скрыв свои богатства
в безопасном месте, помеченном двойным "К", продолжал свои путешествия. Где
скитался он на своей шхуне-бриге, находившейся под командой капитана Зо? В
какие воды, в какие моря - близкие "ли далекие,- в какие части света
заходила она? Заплывала ли она в далекие воды Азии или огибала Европу?..
Кроме капитана Зо и самого Камильк-паши, ни один человек не ответил бы на
эти вопросы, ибо, как мы знаем, никто из экипажа не попадал на берег и ни
одному матросу не было известно, в какие страны Запада или Востока, Юга или
Севера заносила их фантазия хозяина.
Но после всех этих бесконечных скитаний Камильк-паша имел неосторожность
вернуться к портам Леванта. Соглашение в Кютахье положило предел
честолюбивым мечтам Ибрагима, и северная часть Сирии вновь подчинилась
султану. Поэтому Камильк-паша был уверен, что его возвращение в Алеппо не
грозит ему никакой опасностью.
Но, к несчастью, в середине 1834 года его судно было загнано бурей к
берегам Акки. Флот Ибрагима, всегда готовый к наступлению, крейсировал у
побережья, а на борту одного из фрегатов находился не кто иной, как Мурад,
к тому же еще облеченный Мухаммедом-Али официальной властью.
На шхуне-бриге развевался оттоманский флаг. Знал ли Мурад, что это судно
принадлежит Камильк-паше?.. Неизвестно. Так или иначе, шхуну начали
преследовать, догнали, взяли на абордаж и, несмотря на мужественное
сопротивление, перебили всех матросов, захватили в плен владельца и
капитана и затем уничтожили корабль.
Мурад сразу же опознал Камильк-пашу, и это означало, что свобода его была
потеряна навсегда. Спустя несколько недель капитан Зо и Камильк-паша были
тайно увезены в Каир и заключены в крепость.
Впрочем, если бы Камильк-паша вновь поселился в своем доме в Алеппо, он не
чувствовал бы себя в безопасности, на которую рассчитывал. Сирия,
подвластная египетскому правительству, находилась под ужасным гнетом. Так
продолжалось до 1839 года; жестокость и насилия, чинимые приспешниками
Ибрагима, заставили султана взять обратно все свои обещания и уступки, на
которые раньше он должен был поневоле согласиться. Отсюда новый поход
Мухаммеда-Али, войска которого одержали победу у Низиба в северной Сирии.
Отсюда же страх Махмуда перед угрозой нападения на самую столицу
Европейской Турции и отсюда, наконец, вмешательство - с согласия
Блистательной Порты-Англии, Австрии и Пруссии в ближневосточные дела.
Победитель остановился. Ему было гарантировано наследственное владение
Египтом, пожизненное правление Сирией, от Красного моря до Северной части
Тивериадского озера и от Средиземного моря до Иордана, иначе говоря - всей
Палестиной по эту сторону реки.
Но вице-король, опьяненный победами, убежденный в непобедимости своих
солдат, а может быть, подстрекаемый французской дипломатией, находившейся
под влиянием Тьера[73], отказался от предложения союзных держав. Тогда
союзный флот открыл военные действия. Знаменитый командор[74] Непир[75]
овладел Бейрутом в сентябре 1840 года, несмотря на мужественную оборону
полковника Сельва, получившего впоследствии титул Солеймана-паши. Сидон
сдался двадцать пятого числа того же месяца. Акка тоже капитулировала после
бомбардировки и сильнейшего взрыва расположенных на ее территории пороховых
погребов. Мухаммед-Али должен был сложить оружие. Он приказал своему сыну
Ибрагиму вернуться в Египет, и вся Сирия снова была возвращена под власть
султана Махмуда.
Как видно, Камильк-паша слишком поторопился в любимую страну, где надеялся
спокойно провести остаток своей тревожной жизни. Он рассчитывал доставить
туда и свои сокровища, выделив часть из них для уплаты долгов людям,
которым был обязан своей благодарностью и которые, наверное, успели забыть
об услугах, когда-то оказанных египетскому богачу... И вот вместо Алеппо он
попал в Каир и очутился в тюрьме, во власти безжалостных врагов!
Камильк-паша понял, что он погиб. Мысль вернуть свободу ценою своих
сокровищ ему даже не приходила в голову; или, вернее, он обладал такой
нечеловеческой выдержкой, такой силой воли, что, твердо решив ничего не
уступать из своего богатства ни вице-королю, ни Мураду, упорно молчал, как
только может молчать турок-фаталист.
Разумеется, нелегко ему дались эти годы, проведенные в каирской тюрьме:
запертый в одиночной камере, он был разлучен даже с капитаном Зо, в
молчании которого ни на минуту не усомнился. Только через восемь лет, а
именно в 1842 году, благодаря услужливости тюремного сторожа ему удалось
послать несколько писем разным лицам, должником которых он себя считал, и
одно из них - Томасу Антиферу в Сен-Мало. Таким же путем попал в руки
Бен-Омара, нотариуса в Александрии, и пакет с духовным завещанием его
бывшего клиента.
Спустя три года капитан Зо умер, и Камильк-паша остался единственным
человеком, кому было известно местоположение острова сокровищ. Здоровье его
заметно слабело. В суровых тюремных условиях он медленно угасал, запертый в
четырех стенах каземата. В конце концов Камильк-паша умер в 1852 году,
семидесяти двух лет от роду, всеми забытый, после восемнадцатилетнего
заключения, не выдав своей тайны, несмотря ни на какие угрозы и муки.
В следующем году последовал за ним в могилу его бесчестный двоюродный брат,
которому так и не удалось насладиться огромным богатством; ради этих
сокровищ он не остановился в своей алчности даже перед преступлением.
Мурад оставил сына, Саука, унаследовавшего все дурные наклонности своего
отца. Хотя в то время ему было не больше двадцати трех лет, он уже и тогда
вел дикую и беспутную жизнь, будучи своим человеком в кругу политических
проходимцев и бандитов, которыми в те годы кишел Египет. Единственный
наследник Камильк-паши, он мог бы неслыханно разбогатеть, если бы сокровища
от него не ускользнули. Можно себе представить безумную ярость Саука, когда
со смертью Камильк-паши исчез единственный, как он думал, человек,
хранивший тайну этого громадного состояния.
Прошло десять лет. Саук уже свыкся с мыслью, что он никогда не узнает
местонахождения клада. Нетрудно догадаться, как его оглушила свалившаяся
словно с неба новость, которая вторглась в его беспорядочную жизнь и
повлекла за собой множество приключений!
В первых числах января 1862 года Саук получил письмо, приглашавшее его
немедленно явиться в контору нотариуса Бен-Омара по весьма важному делу.
Саук знал этого нотариуса, жалкого труса, на которого не мог не произвести
впечатления крутой и деспотический характер нового клиента. Саук отправился
в Александрию и спросил Бен-Омара очень грубым тоном, на каком основании
тот осмелился его побеспокоить и вызвать в свою контору.
Бен-Омар принял свирепого Саука с рабской почтительностью, зная, что он
способен на все и не остановится даже перед убийством. Он извинился, что
потревожил такого занятого человека, и вкрадчиво сказал:
- Я имею честь разговаривать с единственным наследником Камильк-паши?
- Ну конечно, с единственным! - ответил Саук.- Ведь я сын Мурада, который
приходился ему двоюродным братом.
- А уверены ли вы, что нет никакого другого родственника, обладающего
такими же правами?
- Уверен! У Камильк-паши не было другого наследника, кроме меня. Только где
же наследство?
- Вот оно... в распоряжении вашей милости! Саук схватил запечатанный
конверт, поданный ему нотариусом.
- Что в этом конверте? - спросил он.
- Завещание Камильк-паши.
- А как оно попало в твои руки?
- Он мне прислал его из Каира через несколько лет после того, как был
заточен в крепости.
- Когда же это было?..
- Двадцать лет назад.
- Двадцать лет! - воскликнул Саук.- Ведь прошло десять лет с тех пор, как
он умер... И ты все ждал...
- Прочтите, ваша милость...
Саук прочел надпись на конверте. Она гласила, что завещание может быть
вскрыто только спустя десять лет после смерти завещателя.
- Камильк-паша умер в 1852 году,- сказал нотариус,- сейчас 1862 год, вот
почему я и осмелился пригласить вашу милость...
- Проклятый законник! - вспыхнув, закричал Саук.- Уже десять лет, как я
должен был вступить во владение...
- Если вы то лицо, которое Камильк-паша назначил своим наследником,-
добавил нотариус.
- Если я то лицо?.. А кто же еще может быть? И он хотел сломать печать на
конверте, но Бен-Омар остановил его:
- Ваша милость, погодите! В ваших же интересах, чтобы все было сделано по
закону и в присутствии свидетелей...
Открыв дверь, Бен-Омар представил ему двух живших по соседству негоциантов,
которых он заблаговременно попросил присутствовать при этой церемонии.
Почтенные сограждане засвидетельствовали, что конверт был не тронут, после
чего его вскрыли.
Завещание было написано по-французски и заключало тридцать строк следующего
содержания:
Я назначаю моим душеприказчиком Бен-Омара, нотариуса из Александрии, в
пользу которого завещаю один процент с моего состояния, заключающегося в
золоте, алмазах и драгоценных камнях, общая сумма которого оценивается в
сто миллионов франков. В сентябре, 1831 года три бочонка, содержащие эти
сокровища, были зарыты в яме на южной оконечности одного островка.
Местоположение этого островка легко установить, присоединив к 54€57'
долготы к востоку от парижского меридиана широту, обозначенную в письме,
тайно посланном в 1842 году Томасу Антиферу из Сен-Мало во Франции.
Бен-Омар должен будет лично отвезти эту долготу вышеназванному Томасу
Антиферу, а в случае смерти последнего передать сведения его ближайшему
наследнику. Кроме того, Бен-Омару вменяется в обязанность сопровождать
упомянутого наследника во время поисков, которые должны привести к открытию
клада, зарытого у подножия скалы, помеченной двойным "К" - первой и
последней буквами моего имени.
Таким образом, исключив из завещания моего недостойного двоюродного брата
Myрада и столь же недостойного сына его Саука, пусть Бен-Омар потрудится
вступить в деловые отношения с Томасом Антифером или его прямым
наследником, исходя из формальных указаний, которые будут получены в
результате произведенных розысков.
Такова моя воля, и я требую, чтобы она была исполнена неукоснительно.
Написано собственноручно 9 февраля 1842 года в Каире, в тюрьме.
Камильк-паша.
Бесполезно описывать впечатление, произведенное на Саука этим странным
завещанием, а также приятное удивление Бен-Омара по поводу обещанной
комиссии в один процент или, иначе говоря, целого миллиона, который должен
был достаться ему после открытия клада. Но прежде всего эти сокровища нужно
найти, а для этого необходимо определить местоположение острова, сопоставив
долготу, указанную в завещании, с широтой, известной только Томасу
Антиферу!
У Саука тотчас же созрел план действий, а Бен-Омар, под страхом ужасных
угроз, вынужден был сделаться его сообщником. Им удалось узнать, что Томас
Антифер умер в 1854 году, оставив единственного сына. Теперь оставалось
одно: отправиться к этому сыну, Пьеру-Сервану-Мало, ловко выманить у него
секрет географической широты, сообщенной его отцу, и завладеть огромным
состоянием, один процент с которого предназначался Бен-Омару.
Саук и нотариус не теряли ни одного дня. Выехав пароходом из Александрии,
сойдя на берег в Марселе, пересев в парижский экспресс, а затем на поезд,
направлявшийся в Бретань, они быстро попали в Сен-Мало.
Ни Саук, ни Бен-Омар не сомневались, что выманят у малуинца письмо,
истинная ценность которого ему, скорее всего, была неизвестна. В крайнем
случае они купят у него этот документ!
Читатель уже знает, что эта попытка потерпела неудачу.
Поэтому нечего удивляться раздраженному состоянию Саука и тому, что, осыпая
Бен-Омара градом резких и несправедливых упреков, он стремился свалить на
него всю вину.
Отсюда и бурная (к счастью, никем не услышанная) сцена в номере отеля,-
несчастный нотариус даже не надеялся выйти живым из этой комнаты.
- Да,- повторял Саук,- виною всему твоя глупость! Ты не умеешь вести
дела!.. Ты дал себя провести простому матросу! Он обошел тебя, нотариуса!..
Но помни, что я сказал: горе тебе, если миллионы Камильк-паши ускользнут от
меня!
- Клянусь, ваша милость!..
- А я клянусь, что, если не достигну поставленной цели, ты поплатишься
своей шкурой!
Бен-Омар хорошо знал, что клятва Саука - не пустая угроза.
- Может быть, вы думаете, ваша милость,- сказал он, стараясь смягчить гнев
Саука,- что этот матрос простой глупец, вроде тех несчастных феллахов,
которых так легко напугать и обвести вокруг пальца?
- Мне это безразлично!
- Нет, это человек сильный, страшный.. Он знать ничего не хочет!
Он мог бы добавить: "человек вроде вас", но, по понятным соображениям, не
решился высказать это вслух.
- Я думаю,- продолжал он,- что придется покориться необходимости...- Он не
осмелился закончить свою мысль.
- Покориться! - вскричал Саук и так сильно хватил по столу кулаком, что
лампа подскочила и стеклянный колпак разбился.- Покориться? Отказаться от
ста миллионов?!
- Нет... нет... ваша светлость!-поспешил ответить Бен-Омар.-Покориться... и
сообщить бретонцу долготу, как сказано в завещании.
- Чтобы он воспользовался ею, болван? Чтобы он вырыл миллионы?!
Ярость - плохой советчик. И Саук, которого природа не обделила ни умом, ни
изворотливостью, тоже наконец понял это. Он успокоился насколько мог и стал
обдумывать предложение Бен-Омара, отнюдь не лишенное здравого смысла.
Составив представление о характере малуинца, Саук понял, что простой
хитростью от него ничего не добьешься и действовать надо более искусно.
А потому с помощью Бен-Омара, который не мог уже отказаться от роли
сообщника, он выработал такой план действий: пойти на следующий день к
Антиферу, открыть ему долготу острова, как того требовало завещание, и, в
свою очередь, узнать широту. Выяснив координаты, Саук сделает все, чтобы
опередить законного наследника и завладеть всем состоянием. Если же это не
удастся, он найдет способ сопровождать Антифера во время поисков клада и
попытается присвоить сокровища. Если островок, что вполне допустимо, лежит
в стороне от морских путей, то у этого плана были шансы на успех и дело
могло кончиться в пользу Саука.
Когда было принято окончательное решение, Саук предупредил нотариуса:
- Я рассчитываю на тебя, Бен-Омар, и советую тебе со мной не хитрить,
иначе...
- Ваша милость, вы можете быть уверены... Но вы обещаете мне, что я получу
законный процент?..
- Да, по завещанию ты должен его получить... но при условии, что ты ни на
минуту не оставишь Антифера во время его путешествия!
- Конечно, я его не оставлю!
- И я тоже... я буду тебя сопровождать...
- В качестве кого?.. Под каким именем?
- В качестве главного клерка нотариуса Бен-Омара, под именем Назима.
- Вы?!
И в этом "вы", произнесенном тоном отчаяния, выразился весь ужас перед
предстоящими насилиями и оскорблениями, о которых несчастный Бен-Омар не
мог подумать без содрогания.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ, в которой разыгрывается квартет без музыки с участием
Жильдаса Трегомена
Вернувшись домой, дядюшка Антифер вошел в столовую, сел в углу у камина и
протянул к огню озябшие ноги, не вымолвив при этом ни слова.
У окна беседовали Эногат и Жюэль - он даже не заметил их присутствия.
Нанон готовила в кухне ужин - он даже не спросил ее, как обычно, не меньше
десяти раз: "Когда же будет готово?"
Пьер-Серван-Мало углубился в размышления... Конечно, не стоит рассказывать
сестре, племяннику и племяннице о том, что произошло при встрече с
Бен-Омаром, нотариусом Камильк-паши...
За ужином дядюшка Антифер, всегда такой разговорчивый, был нем, как стена;
Он даже не повторял по два раза каждое блюдо и только за десертом
машинально проглотил несколько дюжин устриц, извлекая их из зеленоватой
раковины при помощи длинной булавки с медной головкой.
Несколько раз Жюэль обращался к нему с вопросами, но не получал ответа.
Эногат тщетно пыталась узнать, что случилось: он как будто даже не слышал
ее.
- Скажи, братец, что с тобой?..- спросила Нанон в тот момент, когда, встав
из-за стола, он направился в свою комнату.
- Должно быть, у меня прорезывается зуб мудрости! - ответил он.
И каждый подумал про себя, что мудрость никогда не повредит, хотя бы и на
старости лет...
Затем, даже не закурив своей любимой трубки, что с особым удовольствием он
всегда проделывал по утрам и вечерам, Антифер поднялся по лестнице и исчез,
не пожелав никому "доброй ночи".
- Дядюшка чем-то очень встревожен! - заметила Эногат.
- Нет ли у него каких-нибудь новостей? - прошептала Нанон, убирая со стола.
- Не пойти ли за Трегоменом?- предложил Жюэль.
Действительно, с той поры, как дядюшка Антифер стал с особым нетерпением
ожидать вестника Камильк-паши, он ни разу не испытывал такого мучительного
беспокойства- оно буквально терзало, пожирало его... А что, если он провел
разговор с Бен-Омаром недостаточно дипломатично? А не напрасно ли ом держал
себя с ним так сурово? А следовало ли давать ему столь решительный отпор?
Не умнее ли было бы проявить больше уступчивости, обстоятельно поговорить
по существу дела и в конце концов прийти к какому-то соглашению?
Благоразумно ли было называть его мошенником, негодяем, крокодилом и давать
другие обидные прозвища? Не лучше ли было, скрыв свою заинтересованность,
вступить с ним в переговоры, по возможности затянуть их, сделать вид, что
согласен продать письмо, притвориться, будто не знаешь его ценности, и уж,
во всяком случае, не требовать за него в порыве гнева пятидесяти миллионов!
Конечно, оно стоит этих денег! Но действовать надо было хитрее, осторожнее.
А что, если нотариус, с которым он так нелюбезно обошелся, не захочет
подвергнуться еще раз подобному приему? А что, если он сложит свои
чемоданы, покинет Сен-Мало и возвратится в Александрию, оставив вопрос
нерешенным? Что же тогда будет делать дядюшка Антифер? Побежит за своей
долготой в Египет?..
А потому, прежде чем улечься спать, он дал себе несколько хороших тумаков.
Всю ночь он не сомкнул глаз, а к утру принял твердое решение "перейти на
другой галс" - отправиться на поиски Бен-Омара, загладить несколькими
добрыми словечками все грубости, которые он наговорил ему сгоряча накануне,
вступить с нотариусом в переговоры и даже согласиться на некоторые уступки.
Около восьми утра, когда Антифер, одеваясь, раздумывал обо всем этом,
Жильдас Трегомен тихонько постучал к нему в дверь.
Нанон послала за ним, и этот замечательный человек тотчас же прибежал. Как
всегда, он готов был принять на себя гнев сварливого соседа.
- Что тебя принесло, лодочник?
- Прилив, старина,- ответил Жильдас Трегомен, надеясь, что это морское
словечко заставит собеседника улыбнуться.
- Прилив?..- суровым тоном повторил дядюшка Антифер.- Ну, а меня унесет
отсюда отлив, и очень скоро!
- Ты уходишь?
- Да, с твоего разрешения или без него.
- Куда ты идешь?
- Куда мне нужно.
- Каждый идет, куда ему нужно. И ты не скажешь мне, что ты собираешься
делать?..
- Попробую исправить одну глупость...
- Или усугубить ее?
Это замечание, хотя и выраженное в такой неопределенной форме, не на шутку
встревожило дядюшку Антифера, и он решил ввести своего друга в курс дела.
Продолжая оде