ло рассуждал таким образом. Раз третий сонаследник,
обладатель широты третьего острова, живет в Эдинбурге, надо ехать в
Эдинбург и ни в коем случае не дать опередить себя Замбуко или Бен-Омару.
Ведь им известна восточная долгота, которую нужно сообщить господину
Тиркомелю, эсквайру! Следовательно, с ними нельзя разлучаться. Все вместе,
и чем быстрее, тем лучше, они доедут до столицы Шотландии и в полном
составе предстанут перед Тиркомелем. Разумеется, такое решение не
устраивало Саука. Теперь, когда секрет для него перестал быть секретом, он
предпочел бы действовать самостоятельно, то есть опередить своих спутников,
встретиться с глазу на глаз с человеком, упомянутым в документе, определить
местоположение нового острова, отправиться туда и вырыть сокровища
Камильк-паши. Но уехать одному, не возбуждая ни в ком подозрений, было
невозможно, а он чувствовал, что Жюэль внимательно за ним следит. Да и
переезд до Марселя нельзя было совершить иначе, как со всеми. А так как
дядюшка Антифер на последнем отрезке пути решил воспользоваться железными
дорогами Франции и Англии, что значительно экономило время, то у Саука не
было надежды приехать раньше его. Ничего не оставалось, как покориться
обстоятельствам. Рассчитывать теперь он мог только на выяснение дела с
Тиркомелем: задуманный план, потерпевший неудачу в Маскате и Лоанго, быть
может, удастся осуществить в Эдинбурге!

Переход до Марселя совершился очень быстро, так как португальское судно не
останавливалось ни в одном промежуточном порту. Само собой разумеется, что
Бен-Омар, верный до конца своим привычкам, из каждых двадцати четырех часов
проболел все двадцать четыре и был выгружен в бессознательном состоянии на
набережной Жолиэт, как какой-нибудь тюк хлопка.

Жюэль написал Эногат длинное письмо. Сообщив ей обо всех происшествиях в
Лоанго, он поставил ее в известность, что беспримерное упрямство дядюшки
заставило их предпринять новое путешествие, и пока еще неизвестно, какая
над ними нависла новая угроза, то есть куда их теперь занесет фантазия
паши... Он писал еще, что дядюшка Антифер, вроде Вечного Жида[210],
намерен, по-видимому, скитаться по всему свету и что скитания его,
наверное, прекратятся не раньше, чем он окончательно сойдет с ума, а все
теперь идет к тому, так как нервное возбуждение, прогрессирующее у него
из-за последних неудач, приняло угрожающий характер.

Все это было очень печально. И их свадьба, отложенная на неопределенное
время... и их счастье... и их любовь... и т. д.

Жюэль поторопился закончить свое безутешное послание, чтобы успеть сдать
его на почту. Все они ринулись на скорый поезд, идущий из Марселя в Париж,
потом - в экспресс из Парижа в Кале, потом - на пароход из Кале в Дувр, на
поезд из Дувра в Лондон, из Лондона молниеносно в Эдинбург,- все шестеро,
как будто они были прикованы к одной цепи! И вот вечером 25 июня, едва
успев занять комнаты в "Королевском отеле", они отправились на поиски
господина Тиркомеля! И тут - большая неожиданность! Тиркомель оказался
пастором. Поэтому, побывав у него на квартире в доме 17, Норс-Бридж-стрит -
адрес был получен легко, так как пламенный отрицатель земных благ был в
Эдинбурге довольно популярной личностью,- они явились в церковь Престола
Господня в то время, когда его голос гремел с высоты кафедры.

Они решили, что подойдут к нему по окончании проповеди, проводят его домой,
введут в курс дела, сообщат о последнем документе... Черт возьми!.. Если
человеку приносят внушительное количество миллионов, он не станет сетовать,
что его некстати потревожили!

Однако во всем этом было что-то странное. Какие отношения могли
существовать между Камильк-пашой и этим шотландским пастором? Отец Антифера
спас жизнь египтянину... понятно. Банкир Замбуко помог ему спасти
богатства... понятно. В благодарность за это Камильк-паша сделал обоих
своими наследниками. И это понятно. Но неужели преподобный Тиркомель
обладал такими же правами на признательность Камильк-паши, как и они? Да,
безусловно. И тем не менее сама мысль, что Камильк-паша был чем-то обязан
Тиркомелю, казалась невероятной. Однако иначе и быть не могло, раз пастор
являлся владельцем третьей широты, необходимой для открытия третьего
островка.

- На этот раз... последнего! - неизменно повторял дядюшка Антифер, надежды
которого или, быть может, иллюзии стал разделять и Трегомен.

Но, когда наши кладоискатели увидели на кафедре человека не старше
пятидесяти лет, им пришлось придумать другое объяснение. В самом деле,
Тиркомелю не могло быть больше двадцати пяти лет, когда Камильк-паша по
приказу Мухаммед-Али был заключен в каирскую тюрьму. Было трудно
предположить, что Тиркомель мог тогда оказать ему услугу. Может быть,
египтянин был обязан отцу, дедушке, наконец, дяде этого Тиркомеля?..

Впрочем, все это неважно. Важно то, что Тиркомель владеет драгоценной
широтой - это указывается в документе, найденном в бухте Маюмба,- и сегодня
должен выясниться дальнейший план действий.

Итак, они находились в церкви, возле самой кафедры. Антифер, Замбуко и Саук
пожирали глазами страстного проповедника, не понимая ни слова из того, что
он говорил, а Жюэль слушал его, не веря своим ушам.

А проповедь продолжалась - все на одну и ту же тему, все с тем же
исступленным красноречием. Призыв к королям, чтобы они бросили в море свои
цивильные листы[211], призыв к королевам, чтобы они вышвырнули бриллианты,
украшающие их диадемы, призыв к богачам, чтобы они уничтожили свое
богатство! Согласитесь, что нельзя произносить такие неумные речи, упорно
желая завоевать новообращенных!

Изумленный Жюэль раздумывал: "Вот это действительно осложнение! Решительно
моему дядюшке не везет!.. И зачем понадобилось чертову паше посылать нас к
этому фанатику!.. У такого полоумного пастора искать содействия? У
человека, который, не раздумывая, уничтожит сокровища, как только они
попадут ему в руки!.. Да, такого препятствия мы никак уж не ожидали, и на
этот раз препятствия непреодолимого! Тут-то и кончатся все наши
приключения. Ясное дело, мы натолкнемся на решительный отказ, на
окончательный отказ, который создаст преподобному Тиркомелю громадную
популярность! Это погубит дядю, он не выдержит такого потрясения! Замбуко с
дядюшкой, да, наверное, и этот Назим пойдут на все, чтобы вырвать у
Тиркомеля тайну... Они способны подвергнуть его пытке... даже, может
быть... Нет, надо поскорее уехать!.. Пусть преподобный хранит про себя свою
тайну! Я не знаю, все ли несчастья исходят от миллионов, как он уверяет, но
зато я знаю другое: гоняясь вместе с дядюшкой за сокровищами египтянина, я
все дальше и дальше откладываю свое собственное счастье... И так как
Тиркомель никогда не согласится скрестить свою широту с долготой,
доставшейся нам ценою таких мытарств, то нам останется только спокойно
вернуться во Францию и..."

- Нужно повиноваться воле божьей! - изрекал в эту минуту проповедник.

"И я так считаю,- подумал Жюэль,- дядя должен смириться перед
неизбежностью".

Но проповедь все не кончалась, и трудно было надеяться, что у пастора
когда-нибудь иссякнет запас красноречия. Дядюшка Антифер и банкир
выказывали явное нетерпение. Саук кусал свои усы. Нотариуса, после того как
он сошел с палубы корабля, ничто уже не волновало. Жильдас Трегомен,
склонив голову набок, навострив уши и открыв рот, тщетно старался уловить
хоть несколько знакомых слов. И все они обращали вопросительные взгляды на
молодого капитана, как бы спрашивая его:

"О чем может так долго и с таким пылом разглагольствовать этот проклятый
пастор?"

И в ту минуту, когда им уже казалось, что проповедь подходит к концу, все
началось снова.

- Это просто невозможно! О чем он говорит, Жюэль? - с досадой воскликнул
дядюшка Антифер, вызвав дружное шиканье слушателей.

- Я вам скажу потом, дядя.

- Если бы этот надоедливый болтун только подозревал, какие я ему принес
новости, он бы живо сошел с кафедры, чтобы с нами побеседовать!

- Гм!.. Гм!.. - произнес Жюэль таким странным тоном, что дядюшка Антифер
грозно нахмурил брови.

Однако все на свете кончается, даже проповедь пастора "свободной
шотландской церкви". Чувствовалось, что преподобный Тиркомель дошел до
заключительной части своей вдохновенной речи. Его дыхание стало более
прерывистым, жесты - более беспорядочными, метафоры - более смелыми,
предостережения - более грозными. И наконец, как удар дубины, обрушился на
аудиторию его последний сокрушительный выпад против обладателей презренного
металла, сопровождавшийся категорическим приказом - бросить золото на этом
свете в раскаленную печь, дабы самим не угодить в адское пекло на том
свете! И затем в порыве крайнего возбуждения, сделав намек на название
церкви, под сводами которой гулко перекатывались его громоподобные периоды,
он воскликнул:

- И, подобно тому как в прежние времена на этом месте было судилище, где
пробивали гвоздями уши лукавым нотариусам и другим нечестивцам, так и в
день последнего суда вас будут судить без всякого милосердия, и под
тяжестью вашего золота чаша весов опустится в бездны ада!..

И, закончив свою проповедь этой страшной угрозой, преподобный Тиркомель
сделал прощальный и одновременно благословляющий жест, после чего мгновенно
исчез.

Дядюшка Антифер, Замбуко и Саук решили ждать его у выхода из церкви,
перехватить на ходу и тут же, на месте, получить у него нужные сведения. Да
и могли ли они выдержать до утра, прождать еще семь или восемь часов?..
Разве они могут вытерпеть муки любопытства, которые терзали бы их в
продолжение всей ночи? Нет, они бросились к центральному выходу на паперть,
бесцеремонно расталкивая верующих, возмущенных этой грубостью, особенно
неприличной в подобном месте!

Жильдас Трегомен, Жюэль и нотариус следовали за ними спокойно и чинно. Но
все старания были напрасны. Очевидно, преподобный Тиркомель, желая
ускользнуть от неизбежной овации - единственного, впрочем, результата его
проповеди о презрении к земным богатствам,- вышел из бокового придела
церкви Престола Господня.

Тщетно Пьер-Серван-Мало и его спутники ждали Тиркомеля на паперти, искали в
толпе прихожан, спрашивали о нем то того, то другого... Проповедник оставил
в толпе не больший след, чем оставляет рыба в воде или птица - в воздухе.

Все собрались вместе, раздраженные и раздосадованные,- казалось, какой-то
злой дух внезапно вырвал у них желанную добычу!

- Ну что ж!.. Семнадцать, Норс-Бридж-стрит! - закричал дядюшка Антифер.

- Но, дядя...

- И, прежде чем он ляжет спать, мы сумеем вырвать у него...- добавил
банкир.

- Но, господин Замбуко...

- Без замечаний, Жюэль!

- Хорошо. Одно только замечание, дядя!

- По поводу чего? - спросил дядюшка Антифер, задыхаясь от гнева.

- По поводу проповеди этого Тиркомеля.

- А какое нам до нее дело?

- Очень большое, дядя.

- Ты что, смеешься, Жюэль?

- Напротив, дядя, это очень серьезно и, добавлю, даже очень неприятно для
вас!

- Для меня?

- Да... Слушайте!

И Жюэль обрисовал в нескольких словах душевное состояние преподобного
Тиркомеля, объяснил, какая мысль проходила через всю его бесконечную
проповедь, и, наконец, высказал убеждение, что, если бы только это зависело
от Тиркомеля, все миллиарды мира покоились бы уже давно на дне океана!

Банкир был сражен, Саук тоже, хотя ему и приходилось притворяться, что он
ничего не понимает. Даже Жильдас Трегомен скорчил кислую гримасу. Да, надо
сознаться, здоровый кирпич свалился им на голову!

Но дядюшка Антифер не обнаружил никакой растерянности. Он ответил Жюэлю
довольно ехидным тоном:

- Глупец... глупец... глупец!.. Кто проповедует такие вещи, у того нет в
кармане ни одного су!.. Покажи ему только тридцать миллионов, которые
приходятся на его долю, и ты увидишь, захочет ли он их утопить!

Безусловно, этот ответ свидетельствовал о глубоком знании человеческого
сердца!..

Но как бы то ни было, решили отказаться от намерения посетить в тот же
вечер преподобного Тиркомеля в его доме на Норс-Бридж-стрит.

Все шестеро проследовали в обычном порядке в "Королевский отель".

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, из которой видно, что нелегко заставить пастора
говорить, если он решил молчать

Дом преподобного Тиркомеля был расположен в квартале Кенонгет, на самой
известной улице старого города, "Старой коптилки", как его называют в
старинных рукописях. Это здание примыкало к дому Джона Нокса[212], а окна в
доме Нокса в середине XVI века частенько открывались, когда знаменитый
шотландский реформатор обращался с воззваниями к толпе. Это близкое
соседство очень нравилось преподобному Тиркомелю. Он тоже стремился
проводить в жизнь свои реформы. Правда, он произносил проповеди не из окна,
но на это была особая причина.

Дело в том, что окно его комнаты не выходило на улицу. Оно выходило на
северную сторону, на овраг, ныне изборожденный рельсами и превращенный в
общественный сад. С фасада это окно было бы на уровне третьего этажа, а со
стороны оврага благодаря понижению почвы - на уровне восьмого. А разве
можно проповедовать с такой высоты?

В общем, это был мрачный и неуютный дом, окруженный узкими, грязными
переулками, где самый воздух заражен миазмами. С давних пор эта часть
города именуется "Ловушка". Подобные кварталы прилегают к исторической
центральной магистрали Кенонгет, которая тянется под разными названиями от
замка Холируд до Эдинбургского замка, одной из четырех крепостей Шотландии,
которые, по союзному договору, всегда обязаны сохранять готовность к
обороне.

И вот на следующее утро, то есть 26 июня, как раз в тот момент, когда на
соседней церкви раздался последний, восьмой удар колокола, перед дверью
упомянутого дома остановились дядюшка Антифер, банкир Замбуко и
сопровождавший их Жюэль. Бен-Омар не получил приглашения присоединиться к
ним, так как его присутствие при первом свидании не было необходимым, а
следовательно и Саук, к его большой досаде, тоже не попал в число
визитеров. Если пастор откроет тайну широты, Саук ничего не узнает и не
сможет опередить малуинца в поисках третьего островка.

Трегомен тоже остался в отеле. Дожидаясь своих спутников, он развлекался
созерцанием чудес улицы Принца и вычурного великолепия памятника Вальтеру
Скотту[213].

Жюэль, конечно, не мог отказаться сопровождать своего дядю, хотя бы потому,
что был нужен ему в качестве переводчика. Да, кроме того, ему и самому не
терпелось узнать, где находится новый островок и не заставит ли их на этот
раз фантазия Камильк-паши прогуляться по морям Нового Света.

А Саук, поняв, что его устранили от визита к Тиркомелю, впал в сильнейший
гнев и, как обычно, обрушил всю свою ярость на Бен-Омара. После ухода
сонаследников он осыпал несчастного нотариуса самыми грубыми
ругательствами, самыми страшными угрозами.

- Да, это ты виноват! - кричал Саук, опрокидывая стулья.- У меня так и
чешутся руки дать тебе палкой по голове за твою глупость...

- Ваша светлость, я сделал все, что мог...

- Нет, не сделал! Ты должен был заявить этому проклятому матросу, ты должен
был внушить ему, что твое присутствие необходимо, неизбежно, обязательно...
тогда они хоть взяли бы тебя одного и ты бы узнал и сообщил мне широту
этого третьего острова... И, может быть, мне бы удалось добраться до него
раньше других!.. Чтоб тебя Магомет задушил! Первый раз мои планы рухнули в
Маскате, во второй раз - в Маюмбе, и подумать только, что они могут лопнуть
и в третий раз! И все потому, что ты засел на одном месте, как чучело
старого ибиса...

- Я прошу вас, ваша светлость...

- А я клянусь тебе, что, если я потерплю неудачу, ты поплатишься своей
шкурой!

Эта сцена приняла под конец столь бурный характер, что Трегомен услышал
крики и подошел к двери их комнаты, и счастье для Саука, что он изливал
гнев на египетском языке. Если бы он ругал Бен-Омара по-французски,
Трегомен узнал бы о его гнусных замыслах, узнал бы, что за личность
скрывается под именем Назима, и эта личность получила бы по заслугам.

И все же, хотя Трегомен и не понял сути дела, его поразило грубое обращение
клерка с Бен-Омаром. Подозрения молодого капитана полностью подтверждались.

Дядюшка Антифер, Замбуко и Жюэль, переступив порог пасторского дома, стали
подниматься по деревянной лестнице, держась за засаленную веревку, висевшую
на стене. Ни за что Трегомен, хоть и сильно похудевший за это время, не
взобрался бы по такой узкой и темной винтовой лестнице.

Посетители дошли до площадки третьего этажа, последнего на этой стороне
дома. Маленькая стрельчатая дверь в глубине, на ней - дощечка с именем
преподобного Тиркомеля.

Дядюшка Антифер испустил глубокий вздох облегчения: "Уф!" Затем он постучал
в дверь. Никакого ответа. Неужели пастора нет дома? По какому праву,
позвольте вас спросить? Человек, которому приносят миллионы...

Антифер постучал еще раз, немного сильнее.

На этот раз изнутри послышался легкий шум. Дверь, правда, осталась на
запоре, но под дощечкой с именем преподобного Тиркомеля приоткрылось
задвижное окошечко.

В окошечке показалась уже знакомая им голова пастора.

- Что вам угодно? - спросил Тиркомель тоном человека, которому не нравится,
когда его тревожат.

- Нам хотелось бы поговорить с вами... очень недолго,- ответил по-английски
Жюэль.

- О чем?

- По очень важному делу.

- У меня нет никаких дел, ни важных, ни неважных.

- Да откроет ли он наконец, этот преподобный? - закричал Антифер, которому
надоели церемонии.

Услышав это, пастор спросил на чистейшем французском языке, которым владел
в совершенстве:

- Вы французы?

- Французы,- ответил Жюэль. И, считая, что это облегчит им доступ к
Тиркомелю, добавил:- Французы, которые присутствовали вчера на вашей
проповеди в церкви Престола Господня...

- ...и у которых есть желание принять мои доктрины? - живо спросил
проповедник.

- Может быть, ваше преподобие.

- Скорее, он примет наши,- пробурчал дядюшка Антифер.- Впрочем, если он
предпочитает уступить нам свою долю...

Дверь открылась, и мнимые неофиты[214] очутились перед преподобным
Тиркомелем.

Они вошли в комнату, освещенную в глубине единственным окном, выходившим на
северный овраг. В одном углу стояла железная кровать с соломенным тюфяком и
одеялом, в другом - стол с туалетными принадлежностями. Вместо стула -
табурет. Вместо мебели - один запертый шкаф, в котором, по-видимому,
хранилась одежда. Несколько книг на полке, среди них - традиционная библия
в переплете с истрепанными углами, бумаги, перья, чернильница. Никаких
занавесок. Голые стены, побеленные известью. На ночном столике - лампа с
низко опущенным абажуром. Это была одновременно и спальня и рабочий
кабинет; пастор, видимо, ограничивался лишь самым необходимым. Обедал он в
соседнем кабачке, и, конечно, это отнюдь не был модный ресторан.

Преподобный Тиркомель, весь в черном, затянутый в длинный сюртук, из-под
воротничка которого виднелась узкая белая лента галстука, при появлении
иностранцев снял цилиндр и если не пригласил их сесть, то исключительно
потому, что мог предложить только один табурет.

По правде говоря, миллионы нигде бы так не пригодились, как в этой
монашеской келье, все содержимое которой едва ли можно было оценить в
тридцать шиллингов...

Дядюшка Антифер и банкир Замбуко переглянулись. Пора уже открыть огонь. Раз
их сонаследник говорит по-французски, они больше не нуждались в
посредничестве Жюэля, и молодой капитан превращался в простого зрителя.
Такой оборот дела вполне его устраивал, и он не без любопытства готовился
присутствовать при этой баталии. Кто будет победителем? Вряд ли он
согласился бы держать пари за дядюшку...

Вначале Антифер так смутился, что сам бы этому не поверил. Когда ему стали
известны взгляды непримиримого проповедника на земные блага, он решил
действовать хитро и осторожно и, предварительно позондировав почву,
незаметно подготовить преподобного Тиркомеля к тому, что он должен показать
имеющееся у него письмо Камильк-паши, в котором, без сомнения, указа