жизнью своей пленницы, не зная, как поступить, также
приблизился к ней.
Мганнга вырвал маленького Джека из рук матери и поднял его к небу.
Казалось, он хотел разбить ему череп о землю, чтобы умилостивить духов.
Миссис Уэлдон отчаянно вскрикнула и упала без чувств.
Но мганнга сделал королеве знак, который та, по-видимому, хорошо
поняла, поднял с земли несчастную мать и понес ее вместе с сыном.
Потрясенная толпа почтительно расступилась перед ним.
Альвец был взбешен. Упустить сначала одного пленника, а затем
оставаться безучастным свидетелем того, как ускользают двое остальных, а
вместе с ними и надежда на большую награду, обещанную ему Негоро, -- нет,
Альвец не мог примириться с этим, хотя бы всему Казонде грозила гибель от
нового всемирного потопа!
Он попытался воспротивиться похищению. Но тогда гнев толпы обратился
против него. Королева приказала, страже схватить Альвеца, и, понимая, что
сопротивление может дорого обойтись, работорговец смирился. Но как проклинал
он в душе дурацкое легковерие подданных королевы Муаны!
Дикари действительно думали, что тучи уйдут вместе с теми, кто их
накликал; они не сомневались, что кудесник кровью чужеземцев умилостивит
злых духов и прогонит прочь от Казонде дожди, от которых так страдал весь
край.
Между тем мганнга нес свои жертвы так же легко, как лев тащит в своей
могучей пасти пару козлят. Маленький Джек дрожал от страха, а миссис Уэлдон
была без сознания. Обезумевшая от ярости толпа с воплями следовала за
колдуном.
Он вышел из фактории, пересек Казонде, ступил под своды леса и тем же
твердым и размеренным шагом прошел больше трех миль. Мало-помалу дикари
начали отставать. Наконец, и последние повернули назад, поняв, что колдун
хочет остаться один. А колдун, не оборачиваясь, все шагал вперед, пока не
дошел до берега реки, быстрые воды которой текли на север. Здесь, в глубине
узкой бухты, скрытой от глаз густым кустарником, он нашел пирогу с
соломенной кровлей.
Немой мганнга опустил на дно пироги свою ношу, столкнул легкое
суденышко в воду и, когда быстрое течение подхватило его, сказал звучным
голосом:
-- Капитан, позвольте вам представить миссис Уэлдон и ее сына! А теперь
в путь, и пусть в Казонде все тучи небесные прольются ливнем над головами
этих идиотов!
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Вниз по течению
Слова эти произнес Геркулес, неузнаваемый в облачении колдуна;
обращался он не к кому иному, как к Дику Сэнду. Юноша лежал в лодке. Он был
еще очень слаб и только с помощью кузена Бенедикта мог приподняться
навстречу вновь прибывшим. Динго сидел у ног ученого.
Миссис Уэлдон, придя в сознание, чуть слышно сказала:
-- Это ты, Дик? Ты?..
Юноша попытался встать, но миссис Уэлдон поспешила заключить его в свои
объятия. Маленький Джек тоже обнял и стал целовать Дика Сэнда.
-- Мои друг Дик, мой милый Дик! -- повторял мальчик. Затем,
повернувшись к Геркулесу, он добавил: -- А я и не узнал тебя!
-- Хороший был маскарад! -- смеясь, сказал Геркулес. И он принялся
стирать с груди белый узор.
-- Фу, какой ты некрасивый! -- сказал маленький Джек.
-- Что ж тут удивительного? Я изображал черта, а черт, как известно,
некрасив.
-- Геркулес! Друг мой! -- воскликнула миссис Уэлдон, протягивая руку
смелому негру.
-- Он спас и меня, -- сказал Дик Сэнд. -- Но только не хочет, чтобы об
этом говорили.
-- Спас, спас... Рано еще говорить о спасении! -- ответил Геркулес. --
Да если бы не явился господин Бенедикт и не сказал мне, где вы находитесь,
миссис Уэлдон, мы вообще ничего не могли бы сделать.
Геркулес напал на ученого, когда тот, увлекшись преследованием своей
драгоценной мантикоры, углубился в лес, отдалившись от фактории на две мили.
Не будь этого, Дик и Геркулес так и не узнали бы, где работорговец скрывает
миссис Уэлдон, и Геркулесу не пришла бы в голову мысль пробраться в Казонде
под видом колдуна.
Пирога плыла по течению. Геркулес рассказал миссис Уэлдон все, что
произошло со времени его бегства из лагеря на Кванзе: как он незаметно
следовал за китандой, в которой несли миссис Уэлдон и ее сына; как он нашел
раненого Динго и они вместе добрались до окрестностей Казонде; как он послал
Дику записку с Динго, сообщив в ней, что сталось с миссис Уэлдон; как после
неожиданного появления кузена Бенедикта он тщетно пытался проникнуть в
факторию, которую охраняли очень строго; как, наконец, он нашел способ
вырвать пленников из рук ужасного Хозе-Антонио Альвеца.
Случилось это так. Геркулес, по обыкновению, бродил по лесу, следя за
всем, что делается в фактории, готовый воспользоваться любым случаем, чтобы
проникнуть за ее ограду, и вдруг мимо него прошел мганнга -- тот самый
северный колдун, которого так нетерпеливо ожидали в Казонде. Напасть на
мганнгу, снять с него одежды и украшения, облачиться в них самому, привязать
ограбленного к дереву лианами так, что сам черт не мог бы распутать узлы,
-- все это заняло не так уж много времени. Затем он раскрасил себе тело, беря
за образец привязанного мганнгу. Оставалось только разыграть роль
заклинателя дождей, что и удалось блестяще благодаря поразительной
доверчивости дикарей.
Миссис Уэлдон обратила внимание на то, что Геркулес не упомянул в своем
рассказе о Дике Сэнде.
-- А ты, Дик? -- спросила она.
-- Я, миссис Уэлдон? -- ответил юноша. -- Я ничего не могу рассказать
вам. Последняя моя мысль была о вас, о Джеке!.. Я напрасно пытался порвать
лианы, которыми был привязан к столбу... Вода уже захлестнула меня,
поднялась выше головы... Я потерял сознание... Когда я пришел в себя, то
оказался в укромном уголке в зарослях папируса, а Геркулес заботливо
ухаживал за мной...
-- Еще бы! Я теперь лекарь, знахарь, колдун, волшебник и предсказатель!
-- Геркулес, -- сказала миссис Уэлдон, -- вы должны рассказать, как вы
спасли Дика.
-- Разве это я его спас? -- возразил великан. -- Разве не мог поток,
хлынувший в старое русло, опрокинуть столб и унести с собой Дика? Мне
оставалось только выловить из воды нашего капитана. Впрочем, разве уж так
трудно было в темноте соскользнуть в могилу и, спрятавшись среди убитых,
подождать, когда спустят плотину? Разве трудно было подплыть к столбу,
поднатужиться и выдернуть столб вместе с привязанным к нему капитаном? Нет,
это было вовсе не трудно. Кто угодно мог бы это сделать. Вот хотя бы
господин Бенедикт... или Динго! В самом деле, уж не Динго ли и сделал это?
Услышав свое имя, Динго весело залаял.
Джек, обняв ручонками большую голову пса и ласково его похлопывая,
заговорил с ним:
-- Динго, это ты спас нашего друга Дика? И тут же покачал голову собаки
справа налево и слева направо.
-- Динго говорит "нет", -- сказал Джек. -- Ты видишь, Геркулес, это не
он! Скажи, Динго, а не Геркулес ли спас капитана Дика?
И мальчик заставил собаку несколько раз кивнуть головой.
-- Динго говорит "да"! Он говорит "да"! -- воскликнул Джек. -- Вот
видишь, значит, это ты?
-- Ай, ай, Динго, -- ответил Геркулес, лаская собаку, -- как тебе не
стыдно! Ведь ты обещал не выдавать меня!
Да, действительно Геркулес, рискуя собственной жизнью, спас Дика Сэнда!
Но из скромности он долго не хотел признаться в этом. Впрочем, сам он не
видел ничего героического в своем поведении и утверждал, что каждый на его
месте поступил бы точно так же.
Конечно, вслед за этим разговор зашел о несчастных товарищах Геркулеса
-- о Томе, его сыне Бате, об Актеоне и Остине. Несчастных гнали теперь в
область Больших озер. Геркулес видел их в рядах невольничьего каравана. Он
некоторое время шел следом за караваном, но установить связь с товарищами
ему не удалось. Угнали бедняг. Плохи их дела!
И по лицу Геркулеса, только что сиявшему добродушной улыбкой, потекли
крупные слезы. Великан и не пытался скрыть их.
-- Не плачьте, друг мой, -- сказала миссис Уэлдон. -- Я верю, бог
милостив, и когда-нибудь мы еще свидимся с ними.
В нескольких словах миссис Уэлдон рассказала Дику Сэнду обо всем, что
произошло в фактории Альвеца.
-- Быть может, -- заметила она в заключение, -- нам безопаснее было бы
оставаться в Казонде.
-- Значит, я оказал вам медвежью услугу! -- воскликнул Геркулес.
-- Нет, Геркулес, нет! -- возразил Дик Сэнд. -- Эти негодяи,
несомненно, постараются заманить мистера Уэлдона в ловушку. Мы должны бежать
все вместе и немедленно, чтобы прибыть на побережье раньше, чем Негоро
вернется в Моссамедес. Там португальские власти возьмут нас под свое
покровительство, и когда Альвец явится за своей сотней тысяч долларов...
-- Он получит сто тысяч ударов палкой по голове, старый негодяй! --
вскричал Геркулес. -- И я никому не уступлю удовольствия заплатить ему
сполна по этому счету!
О возвращении миссис Уэлдон в Казонде, конечно, не могло быть и речи.
Следовательно, нужно было непременно опередить Негоро. Дик Сэнд решил
приложить все усилия, чтобы добиться этого.
Наконец-то молодому капитану удалось привести в исполнение давно
задуманный план: спуститься по течению реки к океанскому побережью.
Река текла на север. Можно было предположить, что она впадает в Конго.
В этом случае вместо Сан-Паоло-де Луанда Дик Сэнд и его спутники очутятся в
устье Конго.
Такая перспектива нисколько не смущала их, так как в колониях Нижней
Гвинеи они, несомненно, могли рассчитывать на такую же помощь, как и в
Сан-Паоло-де-Луанда.
Дик рассчитывал совершить это путешествие на плавучем, заросшем травой
островке
[66], которые во множестве плывут по течению африканских рек.
Однако Геркулесу во время его скитаний посчастливилось наткнуться на пирогу.
Случай сослужил хорошую службу. Ничего лучшего и желать было нельзя.
Найденная Геркулесом пирога не похожа была на обычный узкий челнок, на каких
туземцы разъезжают по рекам. Это была вместительная лодка тридцати футов в
длину и четырех в ширину; эти лодки рассчитаны на несколько гребцов, и как
быстро они несутся под ударами весел на просторе больших озер. Миссис Уэлдон
и ее спутники удобно разместились в пироге. Быстрое течение легко несло ее
вниз по реке, и достаточно было одного кормового весла, чтобы ею управлять.
Вначале Дик решил плыть только по ночам, чтобы не попасться на глаза
туземцам. Но если ехать только двенадцать часов из двадцати четырех,
продолжительность путешествия возрастет вдвое. Тогда Дику пришла на ум
счастливая мысль: замаскировать пирогу навесом из травы. Этот навес опирался
на длинные шесты, выступавшие впереди носа и позади кормы. Трава, свисая до
самой воды, скрывала даже кормовое весло. Замаскированная пирога казалась
обыкновенным плавучим островком. Она могла плыть и днем, не привлекая
ничьего внимания. Навес над пирогой обманывал даже птиц -- красноклювых
чаек, "архингов" с черным оперением, белых и серых зимородков, -- они
садились на него, чтобы поклевать зернышек.
Зеленый навес не только маскировал пирогу, но и защищал пассажиров от
палящего солнца. Такое плавание не было очень утомительным, но оно все же
было опасным.
Путь до океана предстоял долгий, и на всем. его протяжении нужно было
добывать пропитание для пяти человек. Надо было охотиться на берегах реки,
так как одна рыбная ловля не могла прокормить беглецов. А между тем Дик Сэнд
располагал только одним ружьем, которое унес с собой во время бегства
Геркулес, и очень небольшим запасом зарядов; каждый патрон был на счету. Но
Дик не хотел тратить зря ни одного выстрела. Быть может, укрываясь в лодке
под навесом и высунув дуло ружья, удастся стрелять более метко, как
охотнику, притаившемуся в засаде.
Пирога плыла по течению со скоростью не менее двух миль в час. Дик Сэнд
полагал, что за сутки она пройдет около пятидесяти миль. Но быстрое течение
требовало от рулевого неустанной бдительности, чтобы огибать препятствия:
подводные камни, мели и стволы деревьев. К тому же такая стремительность
течения наводила на мысль, что впереди могли оказаться пороги и водопады,
весьма часто встречающиеся на африканских реках.
Дик Сэнд, которому радость свидания вернула силы, принял на себя
командование и занял место на носу пироги. Сквозь щели в травяном навесе он
следил за фарватером реки и успевал давать указания Геркулесу, управлявшему
кормовым веслом.
Миссис Уэлдон лежала на подстилке из сухих листьев посреди пироги.
Кузен Бенедикт, хмурый и недовольный сидел у борта, скрестив на груди руки.
Временами он машинально подносил руку к переносице, чтобы поднять на лоб
очки... которых у него не было. Он с грустью вспоминал драгоценную коллекцию
и энтомологические заметки, оставшиеся в Казонде. Разве поймут дикари, какое
сокровище досталось им! Когда взгляд его случайно останавливался на
Геркулесе, ученый недовольно морщился, ибо до сих пор не мог простить
великану, что тот осмелился помешать ему преследовать мантикору.
Маленький Джек понимал, что шуметь нельзя, но так как никто не запрещал
ему двигаться, он, подражая своему другу Динго, ползал на четвереньках по
всей пироге.
В продолжение двух первых дней плавания путешественники питались теми
запасами, какие Геркулес собрал перед отъездом. Дик Сэнд только по ночам
останавливал пирогу, чтобы дать себе несколько часов отдыха. Но он не
высаживался на берег: Дик не хотел рисковать без нужды и твердо решил
выходить на сушу лишь в тех случаях, когда необходимо будет пополнить запас
провизии.
Пока что плавание по течению неизвестной реки не ознаменовалось
никакими происшествиями. Ширина реки в среднем не превышала ста пятидесяти
футов. По течению двигалось несколько плавучих островков, но, так как плыли
они с той же скоростью, что и пирога, можно было не опасаться столкновений,
если только их не остановит какая-нибудь преграда.
Берега казались безлюдными; эта часть территории Казонде, очевидно,
была мало населена. Пирога плыла среди двух рядов зарослей, где, блистая
яркими красками, теснились ласточник, шпажник, лилии, ломонос, бальзаминовые
и зонтичные растения, алоэ, древовидные папоротника, благоухающие кустарники
-- несравненная по красоте кайма. Иногда опушка леса подступала к самой
реке. Вода омывала копаловые деревья, акации с жесткой листвой, "железные
деревья" -- баугинии, у которых ствол с северной, наветренной стороны,
словно мехом, оброс лишайниками; смоковницы, которые, как манговые деревья,
поднимались на воздушных корнях, похожих на сваи, и много других
великолепных деревьев склонялось над рекой. Деревья-исполины, вздымающиеся
вверх на сто футов, переплетаясь ветвями, покрывали реку сводом,
непроницаемым для солнечных лучей. Кое-где лианы перекидывали с берега на
берег свои стебли, образуя висячие мосты. Двадцать седьмого июня
путешественники увидели, как по такому мостику переправлялась стая обезьян.
Животные, сцепившись хвостами, образовали живую цепь на случай, если мост не
выдержит их тяжести. Зрелище это привело в восторг маленького Джека.
Обезьяны принадлежали к породе маленьких шимпанзе, которых в
Центральной Африке называют "соко", и отличались довольно противной мордой:
низкий лоб, светло-желтые щеки, высоко поставленные уши. Они живут стаями по
десятку, лают как собаки и внушают страх туземцам, потому что, случается,
похищают детей, царапают и кусают их. Проходя по мостику из лиан, они и не
подозревали, что под кучей трав, гонимой течением, находится маленький
мальчик, из которого они сделали бы для себя забаву. Значит, маскировка,
придуманная Диком Сэндом, была хорошо сделана, если даже эти зоркие животные
были введены в заблуждение.
В тот же день под вечер пирога внезапно остановилась.
-- Что случилось? -- спросил Геркулес, бессменно стоявший у рулевого
весла.
-- Запруда, -- ответил Дик Сэнд. -- Но запруда естественная.
-- Разрушим ее, Дик? -- спросил Геркулес.
-- Да, Геркулес. Придется действовать топором. Запруда, очевидно,
крепкая -- на нее наткнулось несколько плавучих островков, и она устояла.
-- Что ж, за дело, капитан! -- сказал Геркулес, переходя на нос пироги.
-- Запруду образовала трава "тикатика", гибкие стебли которой и длинные
глинцевитые листья, переплетаясь, спрессовываются в плотную массу, похожую
на войлок. По такому сплетению трав можно переправиться через реку, как по
мосту, если не бояться увязнуть по колено в этом травяном настиле.
Поразительной красоты лотосы цвели на поверхности этой запруды.
Уже стемнело, и Геркулес без риска мог выбраться из лодки. Ловко орудуя
топором, он менее чем за два час перерубил посередине сплетение трав.
Запруда распалась, течение медленно отнесло к берегам обе ее части, и пирога
снова поплыла вниз по реке.
Следует ли об этом говорить? Большой ребенок, кузен Бенедикт сначала
надеялся, что Геркулесу не удастся одолеть преграду и лодка застрянет.
Плавание по реке казалось ученому нестерпимо скучным. Он с сожалением
вспоминал факторию Альвеца, свою хижину и драгоценную жестяную коробку с
коллекциями. Он был так несчастен, что всем стало жалко его. В самом деле,
ни одного насекомого! Ни единого!
Какова же была радость кузена Бенедикта, когда Геркулес, которого он
считал своим "учеником", принес ему какое-то безобразное насекомое,
найденное в запруде на стебле "тикатика". Странное дело: Геркулес, казалось
был чем-то смущен, передавая свой подарок ученому.
Кузен Бенедикт осторожно зажал насекомое между большим и указательным
пальцами и поднес его к самым глазам, с тоской вспомнив о лупе и очках, --
как бы они ему пригодились сейчас!
Вдруг ученый взволнованно крикнул:
-- Геркулес! Геркулес! Ты заслужил полное прощение. Кузина Уэлдон! Дик!
Это единственное в своем роде насекомое и к тому же, несомненно,
африканское! Уж этого-то никто не посмеет отрицать.
-- Значит, это действительно ценная находка? -- спросила миссис Уэлдон.
-- Вы сомневаетесь в этом?! -- вскричал кузен Бенедикт. -- Насекомое,
которое нельзя отнести ни к жестокрылым, ни к сетчатокрылым, ни к
перепончатокрылым. Насекомое, которое не принадлежит ни к одному из десяти
известных науке отрядов... Пожалуй, можно было бы отнести его к группе
паукообразных!.. Насекомое, очень похожее на паука! Насекомое, которое было
бы пауком, если бы у него было восемь лапок, и которое все-таки остается
насекомым, так как у него только шесть лапок. Ах, друзья мои, мог ли я ждать
такого счастья?! Несомненно, мое имя войдет в науку! Это насекомое мое будет
названо "Hexapodes Benedictus"
[67].
Радость ученого была так велика, что, оседлав своего любимого конька,
он совершенно забыл о всех перенесенных и еще предстоящих испытаниях. Миссис
Уэлдон и Дик от души поздравили его с находкой.
Между тем пирога продолжала плыть по темной реке. Ночную тишину
нарушали только возня гиппопотамов и шуршание крокодилов, ползавших по
берегу.
Над верхушками деревьев взошла полная луна. Мягкий свет ее проник
сквозь щели в навесе и озарил внутренность пироги.
Вдруг на правом берегу послышался какой-то глухой шум, как будто в
темноте заработало одноврем