аходится близ надежной гавани и надо теперь
только подождать прилива, чтобы войти в нее.
     Остров  Пасхи --  его настоящее название  Вай-Гу, или  Рап-Нуи,  -- был
открыт Давидом в 1686 году;  его посетили Кук и Лаперуз.  Он расположен  под
27В°  южной широты и 112В° восточной долготы. Так выяснилось, что шхуна-бриг
на  пятнадцать  градусов уклонилась  на  север от  своего  курса.  Дик  Сэнд
приписал это буре, которая гнала корабль на северо-запад.
     Итак, "Пилигрим" все еще  находился в двух тысячах миль  от суши.  Если
ветер будет  дуть с той  же ураганной силой,  судно пробежит это  расстояние
дней за десять и достигнет побережья  Южной Америки. Но неужели за это время
погода  не улучшится? Неужели нельзя будет поднять паруса даже  тогда, когда
"Пилигрим" окажется в виду земли?
     Дик Сэнд  надеялся  на это, он говорил себе,  что  ураган, бушующий уже
много  дней  подряд, в конце концов утихнет.  Появление острова Пасхи  юноша
считал  счастливым  предзнаменованием: ведь теперь он  точно  знал, в  каком
месте океана находится "Пилигрим".  Это  вернуло  ему веру  в  самого себя и
надежду на благополучный исход путешествия.
     Да, словно по милости провидения, путники заметили средь беспредельного
простора  океана одинокий остров,  малую точку,  и это  сразу подняло  в них
бодрость.  Корабль  их все еще был игрушкой  ветра, но по  крайней мере  они
плыли теперь не вслепую.
     Прочно построенный и  хорошо  оснащенный "Пилигрим"  мало пострадал  от
неистовых натисков бури. Он лишился только марселя и стакселя, но этот ущерб
нетрудно будет возместить.  Ни  одна капля воды не просочилась внутрь  судна
сквозь тщательно законопаченные швы корпуса  и палубы. Помпы были  в  полной
исправности.
     В этом отношении опасность не грозила "Пилигриму".
     Но  ураган все  еще продолжал  бушевать, и казалось --  ничто  не могло
умерить ярость стихий. Молодой  капитан в  какой-то мере вооружил свое судно
для борьбы с ними, но не в его силах было заставить ветер утихнуть, волны --
успокоиться, небо -- проясниться... На  борту своего  корабля он  был первым
после бога, а за бортом -- один лишь бог повелевал ветрами и волнами.


        ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. "Земля! Земля! "

     Надеждам Дика как будто суждено было сбыться.
     Уже  на  другой день,  27  марта,  ртутный  столбик барометра поднялся,
правда,  всего на несколько  делений. Увеличение атмосферного  давления было
незначительным, но, обещало быть  стойким.  Буря,  очевидно, шла на убыль, и
хотя волнение на море было очень велико, ветер начал Опадать и  поворачивать
к западу.
     Дик понимал,  что еще рано  думать о том, чтобы ставить  паруса.  Ветер
сорвал бы даже самый малый клочок парусины. Все же молодой капитан надеялся,
что  не позже как через двадцать четыре часа можно будет  поставить хотя  бы
один из стакселей.
     И  верно:  ночью ветер заметно ослабел, да и  качка уже не  так свирепо
встряхивала корабль, а ведь накануне она грозила разнести его на куски.
     Утром на палубу начали  выходить пассажиры.  Они уже  не опасались, что
внезапно набежавшая волна смоет их за борт.
     Миссис  Уэлдон  первая  покинула  каюту,  где  она  по  требованию Дика
просидела взаперти все время, пока длилась буря. Она подошла к Дику.
     Сверхчеловеческая  сила  воли  этого   юноши  помогла   ему  преодолеть
неслыханные  трудности.  Он  стоял  похудевший,  побледневший,  обветренный.
Тяжелее  всего  в его возрасте  были,  может быть, бессонные ночи. Казалось,
силы отважного юноши должны  были ослабеть. Но нет, его мужественная  натура
устояла   перед   всеми  испытаниями.   Быть  может,  перенесенные   лишения
когда-нибудь и скажутся  на нем. Но  сейчас не время было сдаваться, говорил
себе!  Дик.  И  миссис Уэлдон  видела, что он  так же  полон  энергии, как и
раньше.  К  тому же у  смелого  юноши  появилась теперь уверенность в  своих
действиях -- ее насильно не внушишь, а сколько она прибавляет силы!
     -- Дорогой мой мальчик, мой  дорогой капитан! -- сказала миссис Уэлдон,
протягивая ему руку.
     -- Ах,  миссис Уэлдон, --  улыбаясь,  ответил Дик, -- вы не  слушаетесь
своего капитана. Ну зачем вы вышли на палубу? Я ведь просил вас...
     -- Да, я  ослушалась  тебя,  -- призналась миссис Уэлдон, -- но  что-то
подсказало мне, что буря проходит.
     -- В самом деле, погода улучшается, миссис Уэлдон, -- ответил юноша. --
Вы  не  ошиблись. Со вчерашнего дня столбик ртути в  барометре не понизился.
Ветер утихает, и мне кажется, что самое тяжелое уже позади.
     --  Дай бог, дорогой  мой,  дай бог!  Но  сколько ты выстрадал,  бедный
мальчик! Знаешь, ты вел себя как...
     -- Я только выполнил свой долг, миссис Уэлдон.
     -- Теперь тебе необходимо отдохнуть.
     -- Отдохнуть? -- возразил юноша. --  Я нисколько не нуждаюсь  в отдыхе,
миссис Уэлдон. Я  чувствую себя великолепно и надеюсь продержаться до конца.
Вы назначили меня  капитаном "Пилигрима", и я сохраню это звание до тех пор,
пока все пассажиры моего корабля не окажутся в безопасности!
     --  Дик,  -- сказала  миссис Уэлдон,  -- ни я,  ни мой  муж никогда  не
забудем того, что ты сделал!
     -- Ну что  вы... миссис Уэлдон! -- пробормотал Дик.  -- Господь бог нам
помог.
     -- Милый мой мальчик, я повторяю, ты вел себя как настоящий мужчина. Ты
проявил себя умелым и достойным командиром судна. И в недалеком будущем, как
только  ты   закончишь  свое  образование,  ты  станешь   капитаном   судна,
принадлежащего торговому дому Джемса  Уэлдона. Я уверена, что мой муж скажет
то же самое.
     -- Я... я... -- начал Дик, и глаза его наполнились слезами.
     -- Дик, -- продолжала миссис Уэлдон, -- ты был нашим приемным сыном,  а
теперь ты поистине родной  мой  сын. Ты  спас свою мать  и своего маленького
брата Джека! Дорогой мой, дай я тебя поцелую за мужа и за себя!
     Миссис Уэлдон не могла сдержать свое волнение. Сердце этой мужественной
женщины было  переполнено,  и слезы  выступили у  нее на  глазах,  когда она
обнимала юношу. Что сказать о чувствах, которые испытывал Дик? Он рад был бы
отдать жизнь за своих благодетелей, больше чем жизнь, и ради них  он заранее
принимал все испытания, которые готовит ему будущее.
     После этого разговора  Дик почувствовал себя сильнее. Он не сомневался,
что сумеет привести судно в безопасный порт  и  спасти пассажиров. Только бы
утих ветер, хотя бы настолько, чтобы можно было поставить паруса!
     Двадцать девятого марта ветер  стал  слабее. Дик решил поставить  фок и
марсель,  чтоб  увеличить  скорость  хода  своего  судна  и   вести  его  по
определенному направлению.
     --  Друзья  мои, --  сказал  он матросам, поднявшись на палубу  на заре
этого дня. -- Идите сюда. Мне нужна ваша помощь.
     -- Мы готовы, капитан Сэнд, -- ответил за всех старик Том.
     -- Конечно, готовы!  --  добавил  Геркулес.  --  В бурю нам нечего было
делать, и я начал уже покрываться ржавчиной.
     -- А ты дул бы в паруса своим большим ртом, -- сказал маленький Джек.
 -- Я уверен, ты можешь дуть так же сильно, как ветер.
     -- Вот замечательная мысль, Джек! -- рассмеялся Дик Сэнд. -- Как только
наступит штиль, мы попросим Геркулеса надувать наши паруса.
     --  Прикажите только,  капитан Сэнд, --  ответил великан, надувая щеки,
как Борей.
     --  Начнем с того,  друзья мои,  --  сказал  Дик, -- что поставим новый
марсель на смену изодранному бурей. Работа нелегкая, но ее нужно сделать.
     -- Сделаем! -- ответил Актеон.
     -- А мне можно вам помогать? -- спросил маленький  Джек, всегда готовый
трудиться вместе с матросами.
     -- Разумеется,  Джек, -- ответил Дик Сэнд. -- Ты  станешь за  штурвал с
нашим другом Батом и будешь помогать ему править.
     Конечно,  маленький  Джек  с  гордостью  принял  свою  новую  должность
помощника рулевого.
     -- А теперь, -- продолжал Дик Сэнд, -- за дело! Только помните, друзья:
не рисковать собой без нужды!
     Негры энергично взялись  за  дело  под руководством молодого  капитана.
Надо  было скатанный  парус поднять на мачту и там привязать его к рею. Дело
нелегкое. Но Дик Сэнд так умело распоряжался работой, а матросы повиновались
ему  с  таким  усердием  и  готовностью,  что  по истечении часа  парус  был
привязан, рей поднят и на марселе взяты два рифа.
     Несмотря  на  сильный ветер, команда  без особого труде подняла паруса,
убранные перед бурей, и к десяти часам утра "Пилигрим" уже  бежал под фоком,
марселем и одним из кливеров.
     Дик  Сэнд из осторожности  решил  не ставить остальных парусов. Те, что
были подняты,  обеспечивали суточный  пробег в  двести с лишним миль, а этой
скорости  было  достаточно,  чтобы  меньше  чем  в  десять  дней  достигнуть
американского континента.
     Дик с удовлетворением  подумал, что  теперь "Пилигрим" перестал всецело
зависеть  от капризов  ветра и волн. Он  бежал с достаточной  скоростью и  в
нужном направлении. Радость Дика должны  понять все, кто хоть немного  знает
морское дело.
     Молодой  капитан  вернулся   к   штурвалу  и,  поблагодарив  маленького
помощника рулевого, стал на свой пост.
     На следующий день по небу все так же быстро неслись тучи, но между ними
уже возникали широкие просветы, и лучи солнца пробивались сквозь них, золотя
поверхность океана. Временами  "Пилигрим" попадал в полосу солнечного света.
Какое счастье --  этот животворящий свет! Иногда набегавшие облака затемняли
его,  но ветер отгонял  их к  востоку,  и солнце  снова показывалось во всем
своем блеске. Погода явно улучшалась.
     На  судне   открыли  все  люки,  чтобы  проветрить  помещения.  Свежий,
напоенный солью воздух ворвался в трюм,  в  кубрик, в кают-компанию.  Мокрые
паруса   разложили  для  просушки  на  рострах  [50].   На  палубе  началась
генеральная уборка. Дик  Сэнд  не мог допустить,  чтобы его корабль пришел в
порт  грязным  и  неубранным.  Достаточно  было  несколько  часов ежедневной
работы, чтобы, не переутомляя экипаж, привести судно в надлежащий вид.
     Теперь на корабле уже не могли бросать лаг, Дик  измерял скорость  хода
судна только по следу, оставляемому на поверхности  океана. Способ этот  был
неточен, и все же Дик Сэнд не сомневался, что судно окажется в виду земли не
позже как через неделю. Он  сумел убедить в этом и миссис Уэлдон, показав ей
на карте то место, где, по его предположениям, находился "Пилигрим".
     -- Хорошо, Дик, -- сказала миссис Уэлдон. -- Теперь скажи мне, к какому
пункту побережья мы подойдем?
     -- Вот  сюда, миссис Уэлдон, -- ответил Дик, указывая на длинную полосу
берега, тянущуюся от Перу до Чили. -- Точнее указать я не могу. Глядите, вот
остров Пасхи, который мы  оставили на западе. Ветер не менял направления все
последние дни,  и,  следовательно,  мы должны увидеть  землю  вот здесь,  на
востоке.  Вдоль  этого побережья  разбросано  немало  портов,  но  сказать с
уверенностью, какой порт окажется ближе других, когда  "Пилигрим" подойдет к
земле, я сейчас не могу.
     -- Да это и неважно, Дик... Лишь бы добраться до какого-нибудь порта!
     -- Разумеется, миссис Уэлдон. Куда бы мы ни пришли, вы отовсюду сможете
вернуться в Сан-Франциско.  "Тихоокеанская  мореходная компания" превосходно
обслуживает это побережье. Ее пароходы заходят во  все  главные порты, а  из
них легко уж попасть в Калифорнию.
     -- Разве ты не собираешься привести "Пилигрим" обратно в Сан-Франциско?
-- спросила миссис Уэлдон.
     -- Ну конечно! Но  только после того, как вы пересядете на какой-нибудь
пассажирский пароход, миссис Уэлдон. Если нам  удастся заполучить офицера  и
команду,  мы   отправимся  в  Вальпараисо,  чтобы  сдать  груз  ворвани,  --
несомненно, так поступил бы капитан Гуль. Оттуда мы пойдем в  Сан-Франциско.
Но для вас это было бы лишней задержкой, и как мне ни грустно расставаться с
вами...
     --  Хорошо,  Дик, -- прервала его  миссис  Уэлдон. --  Об  этом мы  еще
поговорим.  Скажи  мне  --  раньше  ты  как  будто  боялся  приблизиться   к
незнакомому берегу?..
     --  Я и  сейчас боюсь, -- признался юноша. -- Но  я надеюсь встретить в
тех водах какое-нибудь судно. Меня,  по правде сказать,  очень удивляет, что
этого еще не случилось...  О, если бы показалось хоть какое-нибудь судно! Мы
бы  связались с ним, узнали точно, где находится "Пилигрим",  и  тогда можно
было бы без опаски причалить к берегу.
     -- Разве в этих местах нет лоцманов, которые проводят суда в гавани? --
спросила миссис Уэлдон.
     --  Наверно,  есть, --  ответил Дик  Сэнд, --  Но они  плавают у самого
берега. Поэтому мы должны стараться подойти как можно ближе к земле.
     --  А  если  мы  не встретим  лоцмана?  --  спросила миссис Уэлдон. Она
настойчиво допрашивала молодого капитана, чтобы выяснить, подготовился ли он
ко всяким случайностям.
     -- В этом случае, миссис  Уэлдон... если  погода будет хорошая  и ветер
умеренный,  я направлю судно вдоль берега и буду  плыть до тех  пор, пока не
найду  какого-нибудь безопасного  места  для  высадки.  Если же  ветер снова
посвежеет...
     -- Что тогда, Дик?
     -- Видите ли, если ветер прибьет "Пилигрим" к земле...
     -- То?.. -- спросила миссис Уэлдон.
     --  То я буду  вынужден выбросить корабль на берег, -- ответил юноша, и
лицо  его  на мгновенье  омрачилось. --  Но это  в самом  крайнем случае.  Я
надеюсь, что нам не  придется прибегнуть к этому последнему средству. Вы  но
тревожьтесь напрасно,  миссис  Уэлдон:  погода,  по-видимому, улучшается. Не
может  быть, чтобы мы  не встретили ни одного судна или лоцманского  катера.
Будем надеяться, что "Пилигрим" идет прямо к земле и скоро мы ее увидим.
     Выбросить  судно на  берег!  На  такую последнюю крайность  даже  самые
смелые моряки  не решаются без трепета. Неудивительно, что Дик Сэнд также не
хотел думать о ней, пока у него еще была надежда на иной исход.
     В  следующие  дни  погода была  неустойчивой,  и  это  очень  тревожило
молодого  капитана.  Ветер  дул с неослабевающей  силой, и  падение ртутного
столбики в барометре предвещало новый натиск урагана.
     Дик Сэнд начал опасаться, что снова придется, убрав  все паруса, бежать
от бури. А ведь так важно  было сохранить хотя бы один  парус, и он решил не
спускать марселя, пока не явится опасность, что его снесет ветер.
     Чтобы укрепить мачты, он  распорядился  вытянуть  ванты  и фордуны. Это
была   необходимая   предосторожность:  положение   "Пилигрима"   стало   бы
чрезвычайно тяжелым, если бы он лишился своего рангоута [51].
     За  последние  дни  барометр  два  раза  делал  скачок  кверху  --  это
заставляло опасаться резкой перемены в  направлении  ветра. Что делать, если
ветер  будет дуть  с  востока,  прямо  в лоб  кораблю? Лавировать?  Но  если
обстоятельства принудят его  лавировать -- какая задержка, какой  риск снова
быть отброшенным в открытое море!
     К счастью, его опасения не оправдались.  В продолжение нескольких  дней
ветер метался по  румбам,  перескакивая с  севера на юг,  но в  конце концов
снова задул с запада. Ветер был очень свежий и расшатывал рангоут.
     Наступило  5  апреля.  Уже прошло больше двух  месяцев  с  тех пор, как
"Пилигрим" покинул Новую Зеландию. В течение первых двадцати дней  то штили,
то встречные ветры препятствовали продвижению  судна.  Затем  подул попутный
ветер, и "Пилигрим" быстро стал  приближаться  к земле. Особенно велика была
скорость  хода  во  время  урагана: Дик Сэнд считал, что  судно проходило  в
среднем не менее  двухсот миль в сутки. Почему же в таком случае  оно до сих
пор не достигло берега? Это было совершенно необъяснимо!
     Один  из матросов непрерывно  высматривал сушу с  высоты  бом-брам-рея.
Часто Дик  Сэнд сам  поднимался  на мачту.  Он подолгу  смотрел  в подзорную
трубу, не мелькнет ли среди облаков темный  контур какой-нибудь  горы:  цепь
Анд, как известно, изобилует высокими вершинами, и с  большого расстояния их
нужно было искать на горизонте в поднебесье.
     Много раз Том и  его товарищи ошибались, принимая за сушу  какое-нибудь
отдаленное  облако необычной формы. Случалось,  что  они упорно  утверждали,
будто действительно обнаружили землю, и признавали свою ошибку только тогда,
когда очертания  мнимой  земли расплывались и  она  терялась бесследно среди
других облаков.
     Но 6 апреля сомнениям не осталось места.
     Было  восемь  часов утра.  Дик Сэнд только что взобрался на рей. Первые
лучи  солнца  разогнали  туман,  и  линия  горизонта   виднелась  достаточно
отчетливо.
     Из уст Дика Сэнда вырвался, наконец, долгожданный возглас.
     -- Земля! Перед нами земля!
     При этих словах все выбежали на палубу: маленький Джек, любопытный, как
все дети; миссис Уэлдон, надеявшаяся, что возникшая вдали суша положит конец
всем ее страданиям; Том и его товарищи, которым не терпелось ступить на свою
землю;  даже кузен Бенедикт,  который мечтал обогатить свою коллекцию новыми
насекомыми.
     Один лишь Негоро не вышел на палубу.
     Землю  видели теперь все:  одним  острое зрение действительно позволяло
различить ее, а другие так стосковались по земле, что принимали ее появление
на веру.
     Но юноша был  опытным моряком, привыкшим всматриваться  в морские дали.
Он не мог ошибиться. И действительно, через час всем стало ясно, что на этот
раз надежда их не обманула.
     На востоке, на расстоянии около четырех миль,  виднелся контур довольно
низкого  берега --  таким  по крайней  мере  он  казался. Нависшие облака не
позволяли  разглядеть горную цепь Анд, которая тянется невдалеке от морского
берега.
     "Пилигрим"   направлялся   прямо  к  берегу,   полоса  его  ширилась  и
приближалась с каждой минутой.
     Через два часа судно  было уже  в трех  милях от  суши. Береговая линия
замыкалась на северо-востоке довольно  высоким мысом, у  основания  которого
виднелось  нечто вроде  открытого рейда.  На юго-востоке  земля  вдавалась в
океан узкой и низменной косой.
     У берега поднималась гряда невысоких  утесов, на которых вырисовывались
в  небе  деревья.  Судя по  характеру местности,  эти  утесы являлись только
предгорьями высокой цепи Анд.
     Ни человеческого жилья,  ни порта, ни устья реки,  где корабль  мог  бы
найти безопасное убежище!
     Ветер гнал "Пилигрим" прямо к земле. Уменьшенная  парусность  и сильный
прижимной ветер не давали Дику возможности изменить курс и отойти в открытое
море.
     Впереди  вырисовывалась  длинная  полоса  прибрежных  рифов.  Над  ними
бурлило и пенилось море. Прибой, несомненно, был чудовищный. Видно было, как
волны взлетают до середины высоты утесов.
     Молодой   капитан   постоял   некоторое  время   на   носу,  пристально
всматриваясь в берег. Затем, не промолвив ни слова, он возвратился на  корму
и стал за штурвал.
     Ветер  все крепчал. Скоро шхуна-бриг оказалась  всего лишь в одной миле
от берега.
     Тогда Дик Сэнд мог разглядеть маленькую бухту. Он решил направить в нее
корабль. Но  вход в  бухту преграждал барьер  подводных скал, между которыми
пройти кораблю было очень трудно. Буруны указывали на малую глубину воды над
всей полосой рифов.
     В эту минуту Динго,  бегавший взад и вперед по палубе,  бросился на нос
и,  уставившись на землю, протяжно и жалобно  завыл. Казалось, собака узнала
этот берег и его вид разбудил в ней какие-то горестные воспоминания.
     Услышав  этот  вой,  Негоро  вышел  из  своей  каюты и,  хотя имел  все
основания опасаться соседства собаки, встал  на баке, прислонившись к борту.
Но Динго  продолжал жалобно выть, глядя на  берег  и, к счастью для судового
кока, не обращая на него никакого внимания.
     Негоро смотрел на свирепые буруны без тени  страха.  Наблюдавшей за ним
миссис  Уэлдон показалось, однако,  что в лицо ему бросилась  краска и черты
его исказились.
     Быть может, Негоро знал этот берег, к которому ветер нес "Пилигрим"?
     Дик Сэнд в это время перед