быстро  заткнув скважину, нужно  будет  сверлить новую,  футом выше,  и  так
далее. Если  окажется,  что  и  отверстие  в верхушке конуса не сообщается с
воздухом,  значит,  вода  на  равнине  стоит  выше  пятнадцати  футов и  все
поселение термитов затоплено. А  в этом  случае Дику  Сэнду и  его спутникам
грозила самая ужасная и мучительная гибель -- медленная смерть от удушья.
     Дик Сэнд знал все это, но хладнокровие ни на мгновение не покидало его.
Он   заранее  учел  все  возможные  последствия  принятого  им  решения.  Но
бездействовать дальше было  опасно: и без того воздух внутри конуса был  уже
настолько  испорчен,  что путешественникам  стало трудно дышать, а свободное
пространство все уменьшалось.
     Лучший  инструмент,  который  Дик  Сэнд мог  выбрать, чтобы просверлить
отверстие в  стене,  был  ружейный шомпол с винтовой  нарезкой на конце; при
быстром вращении он вгрызался в глину как бурав, диаметр отверстия получался
очень незначительный, но воздух мог проникнуть и через такую узкую дырочку.
     Геркулес, подняв фонарь, светил Дику Сэнду. В запасе было еще несколько
свечей, и сверлильщик мог не бояться, что он окажется в темноте.
     Через минуту просверлили  стену  насквозь. Тотчас  же послышался глухой
шум, похожий на  звук,  с  каким пузырьки  воздуха пробиваются  сквозь толщу
жидкости. Воздух вырывался из конуса, а вода быстро прибывала и остановилась
на  уровне проделанного отверстия. Значит, его просверлили слишком  низко, и
оно вышло наружу под водой...
     --  Придется повторить!  --  хладнокровно сказал Дик  Сэнд  и  поспешно
заткнул отверстие комком глины.
     Подъем воды  прекратился, но уровень  ее  успел повыситься примерно  на
восемь  дюймов. Это  значило, что на столько же  уменьшился  объем,  занятый
воздухом.  Дыхание  становилось затрудненным, так как  кислорода  в  воздухе
осталось мало. Пламя в фонаре стало красным и постепенно тускнело.
     Дик Сэнд  принялся сверлить второе отверстие, на фут выше первого. Если
и эта попытка окончится неудачей, вода внутри  конуса поднимется еще выше...
Но надо было рискнуть!
     В  то время как Дик Сэнд  буравил стену в новом месте, послышался голос
кузена Бенедикта:
     -- Так вот оно что! Теперь все понятно!
     Геркулес  направил  луч  света  на  кузена  Бенедикта.  Лицо энтомолога
выражало глубокое удовлетворение.
     -- Да, да... Понятно, почему эти умные насекомые покинули свое жилище!
 -- говорил кузен Бенедикт. -- Они предчувствовали наводнение! О, это инстинкт,
это инстинкт, друзья мои! Термиты хитрее нас! Гораздо хитрее!
     И, высказав  таким  образом свое  отношение к событиям, кузен  Бенедикт
умолк.
     В это мгновение  Дик Сэнд, просверлив скважину в  стене, потянул к себе
шомпол. Снова послышалось  то же бульканье. Вода  поднялась еще на один фут.
Значит, это отверстие оказалось ниже уровня разлива!
     Положение  было поистине  ужасным. Миссис Уэлдон  к  ногам которой  уже
подступила вода, взяла на руки сына. Все задыхались в тесном пространстве, у
всех шумело в ушах и учащенно билось сердце, фонарь почти не давал света.
     -- Неужели весь конус находится под водой? -- прошептал Дик Сэнд.
     Чтобы выяснить это, нужно было просверлить третью  скважину  -- в самой
верхушке конуса. Удушье, смерть --  вот  что грозило  путешественникам, если
последняя попытка окажется такой же бесплодной, как две предыдущие.  Остаток
воздуха вырвется наружу, и вода заполнит весь конус.
     --  Миссис Уэлдон, -- сказал Дик, --  вы знаете, в каком  мы положении.
Если мы будем медлить,  мы  задохнемся. Если  и  последняя попытка  кончится
неудачей, вода  нас  затопит.  Спастись мы можем  только в том  случае, если
верхушка конуса выступает из воды. Я предлагаю рискнуть... Согласны ли вы?
     -- Я согласна, Дик, -- просто ответила миссис Уэлдон.
     В эту минуту  огонь в  фонаре  погас от недостатка  кислорода. Наступил
полнейший мрак.  Миссис Уэлдон,  Джек и кузен Бенедикт, сидевшие  в  верхнем
ярусе ячеек, в испуге прижались друг к другу.
     Геркулес уцепился за  одну из боковых  перегородок.  Только голова  его
выступала  из воды.  Дик  Сэнд взобрался  к нему на  плечи  и  стал сверлить
шомполом отверстие в самой  верхушке конуса. Здесь пласт  глины  был толще и
тверже. Шомпол с трудом уходил вглубь. Дик продолжал сверлить с лихорадочной
быстротой. Он был охвачен  ужасной тревогой, ибо сквозь узкую скважину через
несколько мгновений в конус ворвется либо свежий воздух, а с ним жизнь, либо
вода, а с ней смерть!
     Вдруг послышался  пронзительный свист. Сжатый воздух с  силой  вырвался
наружу... Но сквозь отверстие блеснул свет. Вода внутри конуса поднялась еще
на восемь  дюймов  и остановилась  на этом уровне. Очевидно,  между уровнями
воды снаружи и внутри термитника установилось равновесие.
     Итак,  верхушка конуса  поднималась  над  водой.  Путешественники  были
спасены!
     В  термитнике раздалось  неистовое "ура",  и  в  хоре голосов громовыми
раскатами звучал мощный бас Геркулеса.
     Тотчас  же были пущены в  ход  ножи и  топор. Пролом в  верхушке конуса
быстро расширялся, пропуская свежий воздух и первые лучи восходящего солнца.
Все  надеялись, что,  как только  с  конуса  собьют  верхушку,  легко  будет
вскарабкаться  на стену  и тогда решить, как  добраться до ближайшей высоты,
недосягаемой для наводнения.
     Дик первым высунул голову наружу. Из груди его вырвался  крик. И тут же
раздался свист, хорошо знакомый путешественникам по Африке, -- свист летящей
стрелы.
     Дик  Сэнд  скользнул  вниз,  но  он успел  разглядеть  в  ста шагах  от
поселения термитов лагерь туземцев.
     Близ  конуса, по затопленной равнине, плавали длинные пироги. В пирогах
сидели  туземные  воины. С одной  из этих лодок и пустили целую тучу  стрел,
когда юноша выглянул из конуса.
     В  двух  словах Дик Сэнд  рассказал все это  своим  товарищам.  Схватив
ружья, Дик, Геркулес, Актеон и Бат выбрались из  отверстия  и стали стрелять
по этой лодке.
     Пули  их  настигли нескольких туземцев.  Дикие  вопли  и  беспорядочная
стрельба  из ружей были ответом на залп наших путников. Но что могли сделать
Дик  Сэнд   и  его  товарищи,  горсточка  храбрецов,  против  сотни  воинов,
окруживших их со всех сторон?
     Термитник был взят приступом. Миссис Уэлдон, ее сына,  кузена Бенедикта
схватили  и  бросили в  одну  из  пирог. Они не успели  даже попрощаться, не
успели  пожать  в  последний  раз  руки друзьям, с  которыми  их  разлучили.
Несомненно, африканцы действовали согласно заранее полученным распоряжениям.
Дик Сэнд видел, как пирога поплыла к лагерю туземцев и скрылась там.
     Самого  Дика, Нан,  старика  Тома,  Геркулеса,  Бата, Актеона  и Остина
бросили во вторую пирогу, которая поплыла в другую сторону.
     Двадцать воинов сидели в этой пироге,  а  вслед  за ней  еще плыли пять
больших  пирог. Всякая попытка  к сопротивлению была обречена на неудачу, но
все-таки Дик Сэнд  и  его товарищи пытались бороться. Они ранили  нескольких
африканских солдат и  безусловно заплатили бы жизнью за  свою дерзость, если
бы воины не получили, строгого приказа доставить их живыми.
     Переезд  длился всего несколько минут.  Но в  тот момент, когда  пирога
причалила к земле, Геркулес  оттолкнул державших  его воинов  и выскочил  на
берег. Двое туземцев бросились к нему, но великан взмахнул своим ружьем, как
палицей, и оба преследователя упали с проломленными черепами.
     Через минуту, счастливо избежав града  пуль, Геркулес скрылся в лесу. А
Дика Сэнда и его  спутников  туземцы перетащили  на берег и заковали в цепи,
как рабов...


        ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Лагерь на берегу Кванзы

     После  наводнения,  превратившего  в  озеро  котловину, где  находилось
поселение   термитов,  вид  местности  изменился   до  неузнаваемости.  Лишь
конусообразные   верхушки   двух  десятков   термитников   поднимались   над
поверхностью воды в этом своеобразном бассейне.
     Ливень вызвал стремительный подъем уровня воды во всех притоках Кванзы,
и ночью река вышла из берегов.
     Кванза, одна из крупнейших  рек Анголы, впадает в Атлантический океан в
ста милях от места крушения "Пилигрима".
     Эту  реку пришлось пересечь лейтенанту  Камерону несколько  лет спустя,
прежде  чем  достичь  Бенгелы.  Кванзе самой  природой  предназначено  стать
внутренним  водным путем в  этой части  португальской колонии. Пароходы  уже
поднимаются по ее нижнему  течению,  и не  пройдет  и  десяти  лет, как  они
поплывут  к ее верховью.  Дик Сэнд поступил вполне правильно, когда искал на
севере судоходную  реку. Ручеек, вдоль которого  он  вел свой  отряд, впадал
непосредственно в Кванзу. Если бы не  внезапное нападение туземцев, которого
Дик Сэнд не мог предвидеть,  он  нашел бы  реку  в расстоянии одной  мили от
поселка термитов. Маленький отряд погрузился бы  на  плот,  который нетрудно
было  соорудить,  и благополучно  добрался бы до португальских  поселений  в
низовьях Кванзы.
     Туда  часто заходят  пароходы,  и там путешественники были  бы в полной
безопасности.
     Но судьба распорядилась иначе.
     Замеченный Диком лагерь  туземцев  был разбит на  холме по соседству  с
термитником, оказавшимся роковой  западней  для путешественников. На вершине
холма росла огромная  смоковница. Под ее раскидистыми ветвями свободно могло
бы   уместиться   пятьсот   человек.   Кто   не   видел   этих   африканских
деревьев-гигантов,  тот  не может  себе  представить, насколько они  велики.
Ветви их образуют  густую чащу, в  которой можно затеряться. Широкий  пейзаж
дополняли баньяньг -- деревья, у которых семена не обрастают мякотью.
     Под  сенью  смоковницы  расположился,  как  в укромном  убежище,  целый
невольничий караван,  тот  самый,  о  котором Гэррис говорил  Негоро. Агенты
работорговца Аль-веца гнали невольников в  Казонде, на главный рынок черного
товара. Оттуда этих  несчастных, вырванных из  родных селений, отправляли  в
бараки  на  западное побережье  или в Ньянгве,  в область  Больших  озер.  В
Ньянгве  образовывались  новые караваны,  следовавшие на север  -- в Верхний
Египет или на восток -- в фактории Занзибара.
     В  лагере Дик Сэнд  и  его  спутники тотчас превратились  в  рабов.  Со
стариком Томом, его сыном, с Остином, с Актеоном и с бедняжкой Нан, хотя они
и  не  были   африканцами,  стали  обращаться   так   же,  как  с  туземными
невольниками.   Новых   пленников  обезоружили,  несмотря  на  отчаянное  их
сопротивление, разбили на пары и каждой паре надели на шею длинную,  в шесть
футов,  колодку с раструбами  на концах в  форме  римской цифры  V. Раструбы
рогатины,  плотно  охватывавшие  шею, замыкались  железной  скобой.  Ужасные
ошейники  вынуждали невольников идти гуськом,  не уклоняясь  ни  на  шаг  ни
вправо, ни  влево. Помимо этой  рогатины, несчастных сковывали  еще  попарно
тяжелой  цепью,  опоясывавшей им бедра. У невольников  оставались свободными
руки -- но только для ношения тяжестей и ноги -- только для ходьбы, а не для
побега... И в таком положении они  должны  были  брести под  палящим солнцем
целые сотни миль, подстегиваемые кнутом  надсмотрщика -- хавильдара.  Дик  и
его  товарищи,  обессиленные  только  что  выдержанной  борьбой,  больше  не
оказывали  сопротивления.  Отчего им не удалось убежать, как  Геркулесу? Но,
при  всей могучей силе беглеца, что ждало его в  этой ужасной стране? На что
он мог надеяться, когда против  него были и голод, и дикие звери, и туземцы?
Быть может, скоро он будет завидовать своим товарищам, попавшим  в неволю! А
между тем пленники не могли рассчитывать ни на какое снисхождение со стороны
начальников каравана. Эти последние -- арабы и португальцы -- говорили между
собой  на  каком-то  своем  языке,  а  с  невольниками  объяснялись   только
угрожающими жестами и окриками.
     Дик Сэнд был белым,  и работорговцы не решались обращаться  с ним как с
остальными. Его обезоружили, ноцепей не надели и не соединили рогатиной ни с
кем  из  невольников.  Зато  к  нему приставили  специального  надсмотрщика,
который не  спускал с него глаз. Дик Сэнд озирался по сторонам,  ожидая, что
сейчас покажутся Негоро или Гэррис, по они не появлялись. И все же Дик ни на
минуту не сомневался, что  эти двое негодяев причастны  к  нападению  на его
отряд.
     Ему пришла в голову мысль, что миссис Уэлдон,  Джека и кузена Бенедикта
отделили  от остальных пленнике по распоряжению американца или  португальца.
Не  видя  в лагере  ни  того, ни  другого,  Дик подумал,  что оба  сообщника
сопровождают свои жертвы. Куда  же они отвели миссис Уэлдон? Как  собираются
поступить с ней? Мучительная тревога за миссис Уэлдон и ее близких не давала
Дику покоя и заставляла забывать о собственных бедах.
     Караван,   расположившийся  на   отдых   под  гигантской   смоковницей,
насчитывал  в  своем  составе  не менее восьмисот  человек, среди них  около
пятисот  невольников  обоего  пола,  двести  солдат-туземцев  и  около сотни
носильщиков, надсмотрщиков и агентов работорговца.
     Надсмотрщики были набраны из арабов  и португальцев. Трудно представить
себе, как  жестоко  эти люди обращались с невольниками.  Они избивали их  по
всякому поводу, а тех, кто заболевал, кто терял силы, не видержав истязаний,
приканчивали  ударом  ножа или  пулей,  ибо  их  уже  нельзя  было  продать.
Невольников  держалили  в  повиновении  зверской  жестокостью. В  результате
такого обращения редкий караван доходил до конца хотя бы  с половиной живого
"груза". Остальные  устилали  своими  костями караванные пути из  внутренних
областей Африки к берегу океана; лишь немногим удавалось в дороге бежать.
     Легко представить себе  нравственный облик европейцев (по большей части
португальцев),  сопровождавших   невольничьи  караваны  в  качестве  агентов
работорговца.  Это  были  подонки  общества,  выброшенные  из  своей страны,
преступники,  беглые  каторжники,  бывшие  владельцы  невольничьих кораблей,
ускользнувшие  от  виселицы. Таким  человеческим отребьем были  и  Негоро  и
Гэррис. Они служили  у одного из крупнейших работорговцев Центральной Африки
Хозе-Антонио  Альвеца,  --  хорошо известного  всем мелким торговцам "черным
товаром"; лейтенант Камерон сообщил о нем любопытные сведения.
     Для  конвоя невольников  работорговцы вербовали солдат  большею  частью
среди туземцев. Но  охота  на людей  не  являлась  монополией работорговцев.
Негритянские царьки тоже устраивали кровавые набеги на своих соседей и с той
же  целью;  побежденных--мужчин,  женщин  и  детей  --  победители продавали
работорговцам за несколько ярдов коленкора,  за  порох, за ружья, за розовые
или красные  бусы,  а в голодные  годы,  говорит Ливингстон, даже  за горсть
маиса.
     Отряд  солдат, сопровождавший  караван Альвеца,  являл  собой  типичный
образец  наемного африканского войска. Это было сборище полуголых чернокожих
бандитов, вооруженных кремневыми ружьями, у которых длинный ствол был окован
медными  кольцами.   С  такой  охраной  агентам  работорговца  было  нелегко
справиться. Эта банда всегда очень неохотно  подчинялась  приказам. Она сама
назначала  часы выступления  в  поход и остановки для  отдыха. Несговорчивых
агентов охрана быстро вынуждала к уступкам угрозой покинуть караван.
     Тяжелую  кладь каравана несли на плечах сами  невольники  --  мужчины и
женщины, но работорговцы все же нанимали некоторое количество носильщиков --
"пагазисов". Им доверяли тюки  с особенно ценным товаром, главным образом со
слоновой  костью.  Иной раз попадались огромные слоновые бивни  весом до ста
шестидесяти  фунтов,  и  для переноски  каждого  из них  требовалось по  два
носильщика. Из прибрежных факторий  слоновую  кость  отправляли  на  рынки в
Хартум, Занзибар  и Наталь. Труд носильщиков оплачивался по прибытии к месту
назначения   несколькими    метрами   хлопчатобумажной   ткани,   называемой
"мерикани", пригоршней каури [59], порохом, ниткой бус, а иногда
 -- невольником, если у  работорговца не было других ценностей  или если он не
рассчитывал много выручить за этого невольника.
     В числе пятисот невольников каравана  Альвеца было  очень мало  пожилых
людей. Обычно во время  набега  на  развалинах горящего  селения  беспощадно
убивали всех пленников старше сорока лет: рынок предъявлял спрос  только  на
молодых здоровых невольников, невольниц и на  детей. Не больше десятой части
побежденных  оставалось  в  живых  после   таких   кровавых   побоищ.   Этим
объясняется,  почему  так  страшно  обезлюдела  Экваториальная  Африка,  где
обширные области обращены в пустыню.
     Какое страшное  зрелище  представляло  собой  это  человеческое  стадо!
Полуголые  невольники, едва прикрытые  лоскутом  "мбузу" -- жесткой ткани из
древесной коры, женщины все в язвах от ударов бича,  измученные,  истощенные
дети  с  окровавленными  ногами, --  матери  старались  нести  их на  руках,
несмотря на свою тяжелую ношу, -- скованные люди с колодками на шее, которые
были еще мучительнее каторжных кандалов.
     Эти  несчастные, еле живые люди  с неслышным голосом, эти  "скелеты  из
черного  дерева",  как  сказал о них Ливингстон, могли бы разжалобить  своим
обликом даже дикого зверя. Но надсмотрщиков-арабов это  зрелище нисколько не
трогало, а  надсмотрщики-португальцы,  по словам  Камерона,  были  еще более
жестоки, чем арабы [60].
     За пленниками был установлен строжайший надзор как во время похода, так
и на стоянках. Дик  Сэнд понял, что нечего думать о побеге.  Но как же тогда
найти  мисис Узлдон.  Никаких  сомнений  не могло быть:  Негоро участвовал в
захвате  матери  и  сына.  Какую  цель  преследовал   португалец,   разлучая
потерпевших крушение и на "Пилигриме", Дик  Сэнд не знал еще. Но ведь Негоро
был  способен на  любое преступление, и сердце юноши обливалось  кровью  при
мысли об опасностях, угрожающих миссис Уэлдон.
     "Ах! -- повторял он. -- Подумать только, что я мог пристрелить и того и
другого негодяя и не сделал этого! "
     Снова  и снова  юношу  осаждали мучительные мысли.  От  каких  страшных
несчастий  избавила бы людей  заслуженная казнь Гэрриса  и  Негоро. От каких
тяжких горестей избавила  бы  она по крайней  мере  тех,  с кем эти торговцы
человеческим мясом  обращаются  как с рабами. Миссис Уэлдон и маленький Джек
совершенно беспомощны и одиноки. Кузен Бенедикт -- для них не опора. Хорошо,
если  он  сумеет  позаботиться хоть о самом  себе.  Наверное, всех троих уже
отправили в  какой-нибудь  глухой  угол Анголы.  Но  кто  понесет  в  дороге
больного мальчика?
     "Мать, -- говорил себе  Дик, -- мать! Она возьмет Джека на руки и будет
нести его до полного изнеможения, пока не упадет на дороге... Она сделает то
же, что делают  несчастные рабыни... И как  эти рабыни, она умрет в  пути...
Ах, дал бы мне господь только очутиться лицом к лицу с этими палачами... "
     Но Дик сам был  пленником. Он  был одной из голов  этого стада, которое
надсмотрщики гнали в глубь Африки. Он не знал даже, ведут ли Негоро и Гэррис
сами ту партию  невольников, в которую включили их  жертвы.  Теперь  уже нет
Динго,  некому отыскать след Негоро и  поднять тревогу при его  приближении.
Только один Геркулес мог прийти на помощь несчастной миссис Уэлдон. Да разве
можно надеяться на чудо?
     И все же  Дик, как утопающий за соломинку, цеплялся за эту надежду. Дик
считал, что он хорошо знает Геркулеса и может не сомневаться, что, оставшись
на  свободе, Геркулес сделает все доступное силам  человеческим для спасения
товарищей  и  особенно миссис Уэлдон.  Геркулес,  наверное,  идет  вслед  за
пленницей и уже нашел способ дать ей знать, что помощь близка. А может быть,
Геркулес задался целью сначала  освободить его, Дика Сэнда, чтобы затем  уже
вдвоем идти на выручку миссис Уэлдон?
     Дик живо  представлял  себе,  как  ночью Геркулес  пробирается в лагерь
невольни