вы  все, не
могу не  приветствовать,  должен  всех  предупредить  о  возможности  весьма
неприятного  заболевания.  Оно называется снежной офтальмией,  а  вам должно
быть  известно  под  названием "снежная  слепота".  Так  вот,  эта  "снежная
слепота" не  что иное,  как  ожог слизистой оболочки глаза  и  его  роговицы
ультрафиолетовыми лучами солнца, отраженными от кристаллов снега и льда. Все
эти  сверкающие  алмазы,  сапфиры  и  рубины,  которыми   мы  сегодня  утром
восхищались,  - самое гиблое  дело  для  глаз.  Конечно,  эта  болезнь  была
известна  жителям  Арктики  очень давно,  а  полярные  исследователи  обычно
знакомились  с ней с первых  дней  весенних путешествий, особенно в апреле -
мае,  когда начинается  "сияние  снегов",  когда снеговой  покров  до начала
таяния превращается в  отполированное ветром гигантское зеркало  из мириадов
кристаллов. Если возьмете воспоминания Нансена, Кэна, Де-Лонга, Врангеля, то
в  каждом  из  них  найдете  упоминание   о  снежной  слепоте.  Кстати,  это
заболевание  нередко срывало планы  арктических  путешественников. Вспомните
Великую Северную экспедицию. Например, отряд Дмитрия Стерлигова вынужден был
остановить  свое продвижение  у  северо-восточных  островов  из-за  "снежной
слепоты", которая поразила  всех его участников. Такая же участь  постигла и
людей Дмитрия Лаптева.  А санная  экспедиция  Моисеева, направленная в  1839
году для исследования побережья Новой Земли,  потерпела полный  провал из-за
небрежности одного из ее участников, забывшего ящик с темными очками. Каковы
же признаки этой болезни? Сначала вы замечаете,  что  стали плохо  различать
уровни снежной  поверхности.  Потом  чувствуете "песок"  под  веками.  Затем
появляются рези в глазах. Начинается слезотечение по  поводу и без повода. И
наконец вы слепнете, - я выдержал паузу, - правда, временно, так как попытка
раскрыть глаза причиняет сильную боль.
     - И долго продолжается такое состояние? - поинтересовался Никитин.
     -  Два-три дня, если правильно лечить. Но лучше все-таки не болеть, тем
более   что   "снежной   слепоты"   легко  избежать.   Надо  только   носить
очки-светофильтры. Как из палатки  вышел - так и надевай очки. Однако должен
предупредить, что очки  надо  носить не только в  солнечную, но и в облачную
погоду.
     - Ну это ты, доктор, уж слишком, - усмехнулся Комаров. - Какая же может
быть "снежная слепота" без солнца?
     -  Может, -  ответил я. - Попробуйте  прогуляться в  облачный  день  по
снежной целине. Вам то  и дело придется  напрягать зрение, иначе вы рискуете
провалиться в яму, удариться о  торосину или споткнуться  о заструг. Дело  в
том,  что облака рассеивают  солнечный свет и предметы перестают отбрасывать
тень. Все вокруг  становится  однообразно  серым, и  не различишь ни снежных
бугров, ни впадин, ни торчащих из снега ледяных обломков.
     В  солнечную   погоду   человек  обычно   прищуривается  и   тем  самым
непроизвольно  ограничивает  поток отраженного  ультрафиолета, попадающего в
глаз. А в облачный день глазная щель раскрывается во  всю ширь и глаз теряет
свою природную защиту.
     -  Это  все понятно,  -  сказал Курко. - Ты вот  лучше  расскажи, какие
стекла лучше всего годятся для защитных очков.
     -  Я,  например, предпочитаю  дымчатые.  Но  вообще-то  мнения полярных
авторитетов  разноречивы.  Стефансон,  например, нахваливал стекла янтарного
цвета,  утверждая,  что  неровности, незаметные  для  невооруженного  глаза,
отлично  видны в янтарные "светофильтры".  При ярком свете  он  рекомендовал
носить очки с зелеными стеклами. Худшие, по его мнению, - дымчатые.
     А  знаменитый  арктический доктор  Старокадомский, так же как и адмирал
Бэрд, дымчатые считал лучшими стеклами.
     - А как же раньше обходились без темных очков? - спросил Никитин.
     -  Кто  как мог.  Например, Федор  Петрович  Врангель  и  участники его
экспедиции завешивали глаза черным крепом; экипаж Джорджа Де Лонга защищался
сетками из конского волоса;  Фритьоф Нансен для своего  знаменитого перехода
через  Гренландию  предусмотрительно  запасся  красными и  синими  шелковыми
вуалями;  Роберт  Пири  во  время  санных  путешествий  к  Северному  полюсу
пользовался  для  этой цели  кусочками  меха, а Руал Амундсен  снабдил  всех
участников  штурма Южного  полюса кожаными повязками с узкими прорезями.  Но
должен сказать, что многим северным народам издавна была известна  эта хворь
и  они в  весенние дни  защищали  глаза с помощью  пластинок из  дерева  или
моржовой кости, проделав в них дырочки или узкие щели.
     -  Ты лучше  скажи:  а если я  заболею,  чем  ты  меня лечить будешь? -
спросил уже вполне серьезно Яковлев, уверовавший в мои врачебные способности
после исцеления от пневмонии.
     -  Раньше  слепоту  лечили  довольно  зверскими  методами:  нюхательным
табаком, спиртовой настойкой опия. Если кто у нас заболеет, то ему  придется
отсидеть два-три дня в  палатке с холодными примочками и темной  повязкой на
глазах. Закапаю  я ему  альбуцид. В общем,  вылечу. Но  очки, Михал Михалыч,
надо всем носить в обязательном порядке.
     Не знаю, насколько  убедительной была  моя лекция, но на следующий день
все нацепили темные  очки  и при  встрече  со мной разводили руками: видишь,
мол, как добросовестно выполняем докторские рекомендации.
     Второго  марта  Щетинин принял  радиограмму из Ленинграда, и  она сразу
внесла ясность в наши будущие планы.
     Операция  по  снятию  станции  начнется в  апреле  или  начале мая.  Ее
возглавит Илья Мазурук.
     Илью  Павловича  Мазурука  знали  все.  Он,  один  из  первых  липецких
комсомольцев,  по   комсомольской  путевке  ушел   в  авиацию,   поступив  в
Ленинградскую военно-теоретическую школу  воздушных сил. В 1935 году в честь
10-летия советского Сахалина он  в  одиночку, без штурмана  и  бортмеханика,
совершил  блестящий перелет на  самолете Р-5,  за  четверо  суток  преодолев
расстояние  от  Москвы  до  Сахалина.  А  два года  спустя  он  стал  Героем
Советского Союза (тридцать девятым героем) за  покорение Северного полюса  и
высадку четверки  зимовщиков  во  главе с  И. Д.  Папаниным. И снова полеты,
полеты - в малоизученные районы Арктики и на ледовую разведку, в которой так
нуждались полярные капитаны.
     А  1  июля  1941  года экипаж бомбардировщика  Ил-4  под  командованием
Мазурука обрушил бомбовый удар на немецкую  базу  в  Фаренгер-Фьорде.  Но на
обратном пути на самолет напала группа "мессершмиттов". В неравном бою погиб
экипаж, а его командир, тяжелораненый, много часов  плавал в холодных волнах
Баренцева моря.  Только  случайно  его обнаружил и  спас экипаж  сторожевого
катера. Едва  оправившись от ран, он  получил ответственное  назначение. Под
его руководством была организована знаменитая северная  трасса, по которой с
Аляски   в   Советский   Союз   перегоняли   боевые   самолеты,   переданные
правительством США по ленд-лизу.
     Но едва кончилась война, Мазурук снова сел за штурвал полярных машин. О
его высочайшем летном мастерстве свидетельствовал мандат под номером 01/354,
выданный начальником Главного управления Гражданского воздушного флота Г. Ф.
Байдуковым  пилоту первого класса Мазуруку  И.  П., которому предоставлялось
"право принимать решение на вылеты, прилеты и маршрутные полеты на самолетах
НИИ ГВФ  при  проведении  испытательской  работы  независимо от существующих
минимумов погоды".
     И вот Илья Павлович  на острове  Врангеля.  Значит, мы скоро увидим его
атлетическую  фигуру,  обтянутую  голубоватым  джемпером с взмывшим  в  небо
самолетом,  его   приветливое,   улыбающееся  лицо  и  седой   ежик   волос,
выбивающийся  из-под сдвинутой набок шапки. А пока он кружит где-то в районе
мыса  Челюскин и не  теряет надежды (и мы вместе с ним) сесть на наш ледовый
аэродром.
     В ожидании его  прилета мы не только подремонтировали найденную полосу,
но и  обнаружили, причем не  очень далеко  от  лагеря,  большое разводье, на
котором образовался  молодой лед.  Его  толщина  - пятьдесят  сантиметров, и
этого почти достаточно, чтобы принять самолет.
     И вот наконец  долгожданная радиограмма: "Завтра в 3  часа 50 минут  по
МСК буду у вас. Мазурук".
     Ох, до чего же  длинной показалась мне эта ночь. Сомов  и Яковлев тоже,
видно, не спали и все ворочались в своих спальных мешках.
     Утром 4  марта все  были  на ногах.  В  9.30,  едва забрезжил  рассвет,
Мазурук вылетел,  и  мы  молили  всех  богов,  ответственных  за  погоду,  о
ниспослании нам милости.
     За полчаса  до  прилета  я с  Курко тоже  отправились  на аэродром, где
многие дежурили  с  самого утра.  Комаров носился по полосе,  заставляя  там
подровнять,  там  подсыпать.  Лишь  только раздалось долгожданное  "летит!",
Гудкович запалил дымовую шашку, и  густой черный  дым,  завиваясь в  кольца,
пополз через торосы. Мазурук  пронесся над куполами палаток, а мы прыгали от
радости, подбрасывая кверху шапки.
     Мастерски посадив самолет, Илья Павлович покатил до  конца аэродрома и,
развернувшись, зарулил на стоянку,  где маячила  фигура Комарова с  красными
флажками  в  руках.  Один  за другим члены экипажа  высыпали  на лед,  и  мы
побежали навстречу.  Мы тискали друг  друга  в объятиях, целовались,  что-то
пытались рассказывать,  перебивая  друг  друга.  Нам пихали в руки  какие-то
свертки, яблоки, еще теплые булки, хлопали  по  спине, не зная, как выразить
обуревавшие их теплые чувства. Но пришлось  поторапливаться:  вокруг  лагеря
много разводьев  и свежих  торошений. В общем, ледовая  обстановка оказалась
весьма неблагоприятной, и Мазурук не хотел задерживаться.
     - Не журитесь, - повторял он успокаивающе, - скоро опять прилечу, тогда
и лагерь осмотрю, и докторский обед попробую, а сейчас не стоит рисковать.
     Закрутились винты.  Мазурук, открыв  остекление  кабины,  приветственно
помахал  рукой. Самолет разбежался  и, проскочив над самыми торосами, ушел в
небо, оставив на  льдине одиннадцать радостно  бьющихся сердец,  гору писем,
журналов,  две свиные туши, мешок свежего  лука,  два десятка нельм,  четыре
бутылки шампанского и свежие булочки - личный презент экипажа. Но бочка меду
редко бывает без ложки дегтя. Комаров, разряжая ракетницу, не  удержал курок
и  выпалил прямо  себе в руку.  К счастью,  толстый мех рукавицы спас его от
серьезных неприятностей. Комаров  отделался легким испугом, синяком  во  всю
ладонь и небольшим ожогом, а я обзавелся новым пациентом.

        "Глава 13"
     ДНЕВНИК (продолжение)

     8 марта

     "Сегодняшнее восьмое марта, - сказал Миляев, - это самый шумный женский
день в моей жизни". Метрах в ста от палатки с громким треском лопнула льдина
и  разошлась метров  на десять.  Но то  ли  яркое  солнце,  то  ли  весеннее
настроение,  то  ли  прилив  бодрости, вызванный прилетом  Мазурука,  то  ли
привычка, но это событие не вызвало никаких эмоций, кроме шуток.
     Однако жизнь в нашей палатке-камбузе становится  просто невыносимой. От
непрерывно парящих кастрюль, подтекающих газовых редукторов и кухонного чада
в палатке нечем дышать,  и приходится время от времени выскакивать на  улицу
поглотать  свежего  воздуха.  Я-то,  в  общем, уже адаптировался  к подобной
обстановке, но каково Сомову и Яковлеву? Они  молча переносят муки, выпавшие
на их долю, а глядя на них, помалкивает и Дмитриев.

     9 марта

     К  северу от  лагеря,  метрах  в  семидесяти пяти,  ночью  образовалось
разводье, а  на  северо-востоке опять загудело. Лед  перешел в  наступление.
Грохот то нарастает, то, чуть утихнув, возобновляется с новой силой.
     Мгновенно растут гряды торосов. И невольно задумываешься: а не придется
ли   снова   удирать?   Стих   ветер.  Температура   повысилась   до   минус
25o. Небо очистилось от туч, и  мы почувствовали настоящую весну,
несмотря на тревоги, вызванные новой подвижкой полей.

     10 марта

     Чтобы окончательно  не угореть, я поднимаю откидную  дверь, и в палатку
вместе с клубами холодного пара врывается солнечный  луч.  Он заливает ярким
светом койки, развешанные куртки и унты, пробирается по  лохматым отсыревшим
шкурам,  в  самые  затаенные  уголки  и вдруг вспыхивает в стеклах  заветных
бутылок с шампанским.
     Непрерывные подвижки очень беспокоят Сомова. Пользуясь хорошей погодой,
он распорядился разведать ледовую обстановку  вокруг лагеря. Разведчики наши
вернулись   вконец  расстроенными.   Старый   наш  аэродром   перемолот   до
неузнаваемости, а  новый,  на  который садился  Мазурук, сломан  и  частично
унесен неведомо куда.
     В  общем, сказка  про  белого  бычка.  Опять со  всех  сторон  торосит.
Потрескивает лед  под ногами. Даже  всезнающий, всеведущий  Яковлев не может
дать гарантию, что лед не разверзнется под палаткой.
     После некоторого перерыва,  вызванного февральскими событиями, мы вновь
тщательно  соблюдаем  правила  гигиены:  моемся,  чистимся,   бреемся.  Даже
бородачи,  к  которым  с некоторых  пор  принадлежу  и  я,  стали  тщательно
подстригать свои бороды. Но вид у нас  все-таки очень неважный. Из протертых
местами брюк торчат клочки меха,  швы на куртках расползлись,  унты стерлись
до ранта,  свитеры  почернели от  копоти,  растянулись и посеклись.  О  моем
костюме  и говорить  нечего.  Он  так  просалился  и прокоптился,  что  стал
водонепроницаемым.  Миляев  утверждает, что мне не страшно никакое разводье,
ибо я просто не могу в своем костюме утонуть.
     У Щетинина снова ангина. Я пичкаю его лекарствами, заставляя по сто раз
на день полоскать горло.

     11-12 марта

     И все же весна есть  весна. Это особенно  чувствуют щенки. Они  носятся
вокруг  палаток,  играют  с консервными  банками, гоняются друг  за  другом,
методично  покрывая снег вокруг лагеря  желтыми "кружевами".  Воздух  напоен
солнечным  светом.  Все вокруг  искрится,  блестит,  переливается, на  южных
скатах  палаток  снег  полностью  стаял,  обнажив  изрядно  выгоревший,  еще
достаточно  черный кирзовый  тент. Гидрологи  установили  над  новой  лункой
лебедки и теперь сутками пропадают в  рабочей палатке, стараясь хоть  как-то
наверстать  упущенное. Взорвав лед на краю лагеря, они  при  активной помощи
бригады добровольцев подготовили  вторую  лунку. Легкий  ветер  влечет нас к
северу.  Миляев,  повозившись  с  теодолитом,  определил,  что  мы пересекли
81o    и    почти    побили    собственный    рекорд,   достигнув
81o34' северной широты.

     13 марта

     И все-таки арктическая природа  прекрасна. Надо быть  истинным  поэтом,
чтобы  описать  всю прелесть закатов,  когда горизонт тонет в пурпуре и  его
тонкая, словно  прочерченная тушью, линия отделяет небо от земли. И чем выше
по небосклону, тем  мягче краски: нежно-розовые и  опалово-желтые постепенно
переходят в  зеленовато-голубые.  И,  будто купаясь в  этом  океане  красок,
лениво  вытянулись неподвижные  синие вечерние облака.  А там,  где гаснущие
розовые тона  переходят в  нежно-голубые,  ослепительно  горит  Венера,  над
которой кокетливо изогнулся молодой месяц.

     17 марта

     Сегодня в  лагере  торжественное  событие.  Поднимаем  новый  флаг.  Он
медленно  ползет  по дюралевой мачте, расположенной в центре  лагеря. Трижды
звучит  залп  из  карабинов,  пистолетов  и  ракетниц.  Старое,  заслуженное
полотнище, истерзанное  ветрами, иссеченное снегом, Сомов прячет в ящик, где
хранятся самые ценные реликвии станции.
     Зима не  сдает  своих позиций: мороз  держится под тридцать, но все  же
заметно,  как  начинается постепенное  пробуждение  от  зимнего  оцепенения.
Как-то по-особому голубеют льдины. Прикрытые  корочкой снега, они напоминают
огромные куски рахат-лукума.

     27 марта

     Даже на  льдине  жить надо  по  возможности с удобствами. Вероятно, это
решение созрело  одновременно  у всех четверых - Сомова, Гурия, Сани и меня.
Мы притаскиваем изломанную пургой гидрологическую палатку, и после некоторых
усилий  удается придать ей  вполне приличный вид. Но  прежде чем она  станет
камбузом  и  кают-компанией, придется  совершить  специальный поход в старый
лагерь  за "мебелью", оставшейся в фюзеляже. В сопровождении всего собачьего
семейства, впервые  участвующего в столь далеком путешествии,  мы бродим  по
старому лагерю,  напоминая  археологов,  то  и дело  радостно  восклицая  от
неожиданных находок. Мы доверху нагружаем нарты, лодочку-волокушу, а то, что
не уместилось,  укладываем  на лист дюраля и привязываем  веревкой. Обратный
путь  с тяжелой поклажей кажется  бесконечным. Наконец мы сваливаем все наше
добро  у  палатки, на которой уже  висит  табличка  "Кают-компания". Длинный
обеденный  стол   занял  больше  половины   круглой  палатки,  а  место  под
иллюминатором отвели большому деревянному ящику,  превратившемуся в шкаф для
посуды и разделочный стол. Чтобы пол не подтаивал, снег расчистили до самого
льда и на этот зеленый  паркет настелили фанеру и кусок брезента. По углам я
натыкал свечей, и  при мерцающем свете их желтовато-оранжевого пламени новый
камбуз приобретает даже своеобразный уют.
     Запасы мяса  23 марта пришли к концу, но  зато ледоисследователи добыли
"кабана". Добыча  у них была знатная: ледяной монолит имеет толщину 1  метр,
длину 60, ширину 70 сантиметров. Еще 19 марта гляциологи присмотрели участок
на  толстом  однолетнем  поле.  Четыре дня  подряд они  извлекали  "кабана".
Сначала  долбили  пешней  шурф,  затем  двуручной  пилой  выпилили  монолит,
наконец, призвав в  помощники Миляева, Курко и Гудковича  и захватив с собой
нарты, веревки и пешни, отправились за добычей.
     -  Ох,  нелегкая  это  работа - из  болота  тащить бегемота, -  сказал,
отдуваясь, Миляев, после того как третья попытка не принесла успеха.
     - Давай, хлопцы, еще раз ухнем, - сказал Гурий.
     Все  еще  раз  налегли,  и  "кабан"  наконец  выполз  из "своей  норы".
Нарядно-голубой ледяной  куб весом,  наверное,  с  полтонны взгромоздили  на
нарты и потянули в лагерь, где ледоисследователи загодя поставили старенькую
брезентовую  палатку,  разместив  в  ней прессы  и  прочее оборудование  для
исследования физико-механических свойств льда.
     Я произвожу  очередной медицинский  осмотр  и выдаю  каждому  по стопке
женьшеневой настойки. Все с удовольствием принимают мой  элексир, утверждая,
что  у  них  сразу   пропадает  вялость,  появляется  аппетит  и  улучшается
работоспособность. Я и сам начинаю верить в ее чудодейственные свойства.

     25 марта

     Едва солнце исчезло в облаках, сразу похолодало. При ветре 6-8 метров в
секунду мороз  28  градусов  "работает"  как  пятидесятиградусный.  Но,  что
поделаешь,  надо  приводить  в  порядок  дорогу   на  "пропавший"  аэродром.
Оказалось,  что  Комаров ошибся и поле,  на  которое садился Илья  Павлович,
целехонько,  если  не  считать десяти  трещин  и  трех  подвигов,  требующих
пустякового ремонта.

     30 марта

     Долгожданная баня. Ее натопили,  не  жалея остатков бензина, и отмылись
на славу.  Правда,  под занавес Курко умудрился перекачать паяльную лампу, и
она,  вспыхнув, опалила ему  обе руки.  Костя  примчался ко  мне на  камбуз,
размахивая кистями. Они багрово-красные,  покрыты  пузырями.  Настоящий ожог
второй степени.
     Конечно,  происшествие  с   Курко  -  случайность.  Но  что-то  в  этих
случайностях появилась  известная  закономерность. Сначала Дмитриев едва  не
спалил  гидрологическую палатку.  Потом Гурий умудрился  подпалить бок своей
куртки.  Обжегся Комаров.  У меня от  пыхнувшего  газа чуть было не  начался
пожар на  камбузе. Все  это,  видимо, результат утомления,  накопившегося за
зиму, притупляющего внимание, снижающего осторожность.
     Ночью просыпаюсь часто, но не столько от звуков и толчков льда, сколько
от  яковлевского храпа. Гурий спит  сном младенца,  сотрясая  стены  палатки
богатырским  храпом. Будить его жаль, я знаю, как он устает за день. Поэтому
я  применяю свою особую хитрость -  заку