ел,  - сказал Колька и показал рукой туда, где метрах в
трехстах от нас виднелась толпа людей.
     - Только  космонавт уже уехал, - сказал Федька.  -  Какие-то  дядечки с
тетечкой приехали на "Москвиче" и увезли его куда-то.
     С Титовым  я встретился  лишь на следующее утро в том самом  домике  на
берегу Волги,  где  совсем  недавно куйбышевцы  гостеприимно принимали  Юрия
Гагарина.  Герман  сидел за  большим столом, покрытым белоснежной скатертью,
веселый, бодрый, как всегда остроумный.
     В ближайшие часы и дни Титову предстоит еще одно испытание -  по мнению
героя, "более серьезное, чем космический полет": он попадет в руки врачей.
     Результаты  осмотра  прекрасные.   Об   этом   свидетельствуют   кривые
кардиограмм,  энцефалограмм  и  спирограмм,  данные  анализов  и  результаты
функциональных  проб.  А  те  небольшие  сенсорные  и вестибуло-вегетативные
расстройства  (головокружение, поташнивание), отмеченные Титовым в отдельные
периоды полета,  не  вызывали никаких нарушений вестибулярных  функций после
приземления.
     Наступление  на космос продолжалось.  В  лабораториях,  на стендах,  на
полигонах шла неослабная подготовка к новым полетам.
     На этот раз к старту готовились сразу два корабля...
     Был жаркий августовский день. Дышали зноем казахстанские  степи, а там,
в бескрайнем космосе, с фантастической скоростью несся "Восток-3".
     Я мысленно видел человека, одетого в  громоздкий  космический скафандр.
Вот он склоняется над  бортжурналом,  неторопливо записывая свои наблюдения,
пристально вглядывается в  экран "взора".  А затем, протянув руку к  тубам с
едой, подкрепляется завтраком  и все время поглядывает  на  часы:  ведь  все
действия его в полете были расписаны по минутам. Андриян Николаев... Я видел
его волевое лицо, внимательные черные глаза  под  густыми  бровями  и  будто
слышал  его   любимые:  "Все  отлично",  "Все   в  порядке",   "Как  учили",
сопровождавшие даже самую сложную и утомительную тренировку.
     В  спортивном  зале  школы,  где  разместилась  наша  поисковая  группа
(ученики  сейчас  на  каникулах),  напряженная  тишина.   Все  столпились  у
репродуктора, из которого несутся звуки маршей. Вдруг музыка прекращается, и
низкий голос диктора, голос, знакомый многим из нас со  времен войны, звучит
в просторном зале: "Говорит Москва, говорит Москва Работают все радиостанции
Советского  Союза..."  Урраа-а! Попович в  космосе!  Теперь их  двое  там, в
межзвездном пространстве, - "Орел" и "Беркут".
     И вот я снова  на борту  поискового "ила". Как медленно ползет  часовая
стрелка. "Есть сигнал", - радостно  объявляет штурман. Значит, парашюты  уже
несут к земле корабль с космонавтом.
     "Парашютисты, готовьтесь к выброске! Николаев уже приземлился". Зацепив
карабин вытяжных фал за трос, протянутый вдоль фюзеляжа, пробираемся в хвост
машины.
     Борттехник  открывает дверцу,  и  в  кабину  врывается  поток  света  и
холодного воздуха. Самолет,  снизившись,  с ревом проносится над  землей,  и
вслед  ему  приветственно машет  руками фигурка человека  в  ярко-оранжевом.
Самолет снова  набирает  высоту,  делает  круг и  выходит  на  боевой  курс.
Ту-у-у-у - гудит  сирена. Вспыхивает  зеленая  сигнальная лампа  на табло  у
дверцы.  Сейчас  все мое  внимание  приковано к  ней. Ту-ту-ту... "Пошел!" Я
резко отталкиваюсь ногой и проваливаюсь в пустоту.
     Мощный воздушный  поток,  как  перышко, подхватывает  тело...  Секунда,
вторая, третья...
     Рывок, и надо мной распускается купол парашюта. Быстро оглядываю купол.
Все в  порядке.  Техника  сработала нормально. Ощупью нахожу  пряжку  ремня,
удерживающего укладку  со снаряжением. Замок открывается легко. Мгновение, и
легкий  толчок говорит мне, что укладка  отделилась и повисла подо  мной  на
длинном капроновом фале.  Земля приближается. Сильный ветер раскачивает меня
вверх  -  вниз, вверх -  вниз. А подо  мной там и сям  бурые,  выгоревшие на
солнце  скалы.  Местечко  не  из  приятных,  а  тут  еще  ветер.  Приходится
основательно потрудиться.
     Земля! Удар! Я сваливаюсь на бок  среди  густо поросшей ковылем поляны.
Ветер  было  подхватил  купол, грозя утащить на  камни, но, к  счастью,  его
удалось  сразу  погасить,  и я, быстро  освободившись  от подвесной системы,
бегу,  не разбирая дороги,  к Николаеву. Он  поднимается навстречу мне такой
же,  как всегда, спокойный,  неторопливый, пряча  улыбку  в  четырехсуточной
космической бороде.
     Его первый вопрос: "Как там Паша?"
     Мне еще не известно, приземлился  ли Павел Попович, но уверен, что  и у
него все в  порядке. Там, на  месте приземления, его  будет встречать Виктор
Арамошин. За него я тоже спокоен - не подкачает.
     Пока   самолет  выбрасывал  парашютный  десант,   Николаев   уже  успел
распаковать  свой  НАЗ,  извлечь   аварийную  радиостанцию  и  сменить  свои
громоздкие  космические доспехи на  легкий  спортивный костюм  - темно-синие
спортивные брюки и голубую трикотажную  рубашку с  белым  воротником и белой
полосой посредине.
     -  Как дела, Андриян? - задаю я тривиальный вопрос, видимо  от волнения
не придумав ничего более путного.
     -  У меня все в порядке. Все отлично. А вы молодцы! Быстро добрались. Я
еще  переодеться не  успел, гляжу - надо мной самолет. Все сработало, как на
тренировке. Вот только когда парашют раскрылся, что-то в подбородок ударило,
даже губу  прикусил. Да  это  пустяки. Когда  на парашюте  спускался,  сразу
забрало открыл. Такой ветерок приятный обдувает. Смотрю вниз - вдали речушка
какая-то  и поле  довольно ровное. Правда, оно только сверху  казалось таким
ровным. Сами видите,  сколько здесь  скал  наворочено. Но  все  обошлось.  -
Николаев помолчал, глубоко дыша,  словно  наслаждаясь  воздухом  Земли. -  А
жарковато тут. В космосе, пожалуй, было  поспокойнее да  попрохладнее.  - Он
снова помолчал и вдруг спросил: - А тапочек вы с собой не привезли?
     Как  говорят,  ничто  в  мире не приходит  сразу,  а тем более опыт.  В
космическом НАЗе было, казалось, предусмотрено  все, на все случаи жизни.  И
радиостанция, и разнообразные сигнальные дымы и ракеты, и вода, и спички, не
боящиеся воды, и пища, и портативная плитка  для  ее  приготовления,  и даже
спортивный костюм. Однако не было того, что понадобилось космонавту сразу же
после  возвращения  на  землю, - тапочек, банальных тапочек  с тесемками, на
лосевой подошве. К счастью, мы оказались  предусмотрительными и  запихнули в
укладку эту  обувку,  иначе Андрияну Григорьевичу пришлось бы ходить в своих
космических ботфортах. Один за другим подбегают остальные парашютисты, среди
них - кинооператор Миша Бессчетнов.
     С  момента  приземления  космонавта  прошло уже  двадцать  минут.  Пора
начинать медицинский осмотр. Я сажусь напротив  Николаева. Столом нам служит
коробка НАЗа, из которой торчит серебристый стволик антенны.
     Андриян положил руку на наш импровизированный стол.
     Начинаю  записывать данные  осмотра  кожные  покровы  обычной  окраски,
видимые слизистые розового цвета, пульс  - 96 ударов в минуту, но ритмичный,
хорошего наполнения, артериальное давление - 120 на 90. Заглядываю на первую
страницу,  где  у  меня  записаны данные  предполетного  осмотра. Они  почти
полностью совпадают Только пульс немного частит. Впрочем, в этом  нет ничего
удивительного.  Так бывает  всегда  после  прыжков с  парашютом, даже  самых
обычных.
     Затем  начинаются  специальные   неврологические   пробы,  но   и   они
свидетельствуют, что Николаев  отлично  перенес четырехсуточный  космический
полет. Но вот,  кажется, все. Я протягиваю Николаеву свою парашютную книжку,
на первой странице которой уже оставили свои автографы Юрий Гагарин и Герман
Титов,  и  Андриян  не  спеша  выводит  "15.8.62  г., через  25 минут  после
приземления А. Николаев".
     Откуда-то доносится  урчание мотора,  и  вскоре  из-за холма выныривает
трактор. Трактористы боятся  опоздать и гонят машину что  есть  духу.  Комья
земли летят  из-под колес,  и мотор надрывно  гудит, работая на полную мощь.
Трактор останавливается  неподалеку,  и двое  радостно возбужденных  парней,
спотыкаясь, бегут к нашей группе.
     - Здравствуйте, Андриян Григорьевич.  Поздравляем вас от всего сердца с
благополучным приземлением на целину.
     Они  долго  трясут  космонавту  руку,  словно  стараясь  на  всю  жизнь
запомнить это рукопожатие.
     На горизонте показалась черная точка.  Быстро  увеличиваясь в размерах,
она  вскоре превращается в поисковый  вертолет Ми-4. Он завис над площадкой,
подняв пыльный смерч, разогнав во все стороны колючие шары перекати-поля.
     Прибывшие поисковики бросаются обнимать Николаева.
     - Паша как? Приземлился? - спросил Николаев.
     - Приземлился, приземлился, все нормально.
     Действительно,   Попович  к  тому   времени  благополучно  приземлился.
Поисковый самолет долго кружил над  ним: штурман никак не решался сбрасывать
десант из-за сильного ветра,  тем  более что космонавт дал зеленую ракету  -
сигнал о том, что все в порядке. Все же парашютисты настояли на своем.
     Земля  была жесткой (давно не было  дождей),  а ветер,  раздув  купола,
безжалостно поволок парашютистов, не давая им подняться.
     Одному из них помог сам космонавт. Он бросился на раздувшийся купол  и,
прижав к земле, мастерски погасил.
     - Здравствуй, земной мой человек! -  сказал он,  обнимая растерявшегося
парня.
     Двое  других  справились сами  с разбушевавшимися  парашютами. Грязные,
исцарапанные, но счастливые, они окружили космонавта.
     - Здорово, ребята, вас потрепало. А я вот приземлился очень удачно.
     Сам  космонавт  выглядел  молодцом. Общительный по  натуре,  он  сейчас
увлеченно принялся рассказывать о перипетиях полета.
     Пока Виктор Артамошин производил медицинский осмотр, прилетел вертолет,
и через несколько минут они уже были на пути в Караганду...
     Мы погрузили на вертолет все имущество Николаева, забрались  в кабину и
тоже полетели в Караганду. Путь до нее был недолог.
     А вот  и она  перед нами, праздничная, нарядная, расцвеченная флагами и
транспарантами.
     Попович  уже  ждет  своего  небесного  брата  в  маленьком  домике   на
аэродроме. Друзья стискивают друг друга в объятиях.
     Трещат кинокамеры,  щелкают фотоаппараты. Корреспонденты осадили домик,
требуя немедленного интервью. Ведь их сообщений ждут в десятках редакций, их
корреспонденции ждет вся страна.
     Но вот мы снова готовимся в дорогу.
     В ближайшие дни готовится запуск  двух  космических кораблей.  Командир
одного  из  них  -  Валерий  Быковский,  второго  -  женщина  -  ярославская
комсомолка  Валентина  Терешкова.  Ее  в районе  приземления будет встречать
Любовь  Мазниченко   -  мастер  парашютного  спорта.  Состав  нашей   группы
пополнился еще одним новичком - Аликом Мнациканяном.
     Точно  в  назначенное время  в космос один  за  другим ушли космические
корабли.  Вот  уже  спидометры "Востоков" накрутили  миллионы  километров, и
Земля, волнуясь, ждет возвращения "Чайки" и "Сокола".
     Утро  19  июня 1963 года встретило нас  пыльной  бурей. Ветер  пригибал
тонкие  стволы  деревьев  на  обочине  дороги, швырял  в лицо горсти  пыли и
сорванной листвы. По аэродрому носились пылевые смерчи.
     Мы было приуныли. Погода грозила спутать все карты. Но вдруг, словно по
мановению волшебного жезла, ветер утих. Бессильно сникла полосатая "колбаса"
на мачте аэродрома. Застыли в неподвижности чашечки анемометров. На взлетное
поле спустилась насыщенная зноем дремотная тишина.
     Экипажи  самолетов,  парашютисты,  техники, укрывшись  от  жарких лучей
южного солнца  в  тени под самолетными плоскостями,  -  все нетерпеливо ждут
команды на взлет.
     И вот наконец долгожданное: "По самолетам!"
     Закрутились винты,  сливаясь в  серебристые  прозрачные диски, забегали
люди. И вскоре аэродром опустел.
     Валерий Быковский  совершил посадку в 15.30  по московскому  времени  у
поселка  Уак-Заря  Северо-Казахстанской   области.   Весь   поселок  высыпал
встречать  космонавта.  Толпа увеличивалась  с  каждой секундой.  А со  всех
сторон к месту приземления спешили все новые  и  новые  люди  -  верхом,  на
тракторах, автомашинах и даже на самоходных комбайнах.
     Десант пришлось сбрасывать километрах в трех от поселка, не то, неровен
час, парашютисты могли угодить на какой-нибудь трактор или грузовичок.
     Опустившись на  пахоту, я снял  парашют  и  огляделся.  Откуда-то из-за
бугра выскочил мотоциклист. "Вася", - представился  он, протягивая руку.  Мы
погрузили парашют и сумку  в коляску, и Вася помчался  по полю,  не  обращая
внимания на рытвины и ухабы.
     Быковский  уже находился  в кабине  вертолета, прибывшего  незадолго до
нас. Я забрался в вертолет.
     - С прибытием, Валера!
     Я разложил свои медицинские  приборы и не торопясь осмотрел Быковского.
Космонавт  не подкачал. Все  было в  норме,  только  немного  частил  пульс.
Впрочем, в жаркой духоте кабины  это было  неудивительно. После медицинского
осмотра мы, посовещавшись, решили перелететь  в райцентр  Марьевку.  До него
было  рукой  подать, и вскоре вертолет  опустился среди поселковой  площади.
Подкатила  серая  "Волга",  и   ее  водитель,  высокий  рыжеволосый  парень,
предложил свои услуги.
     - Райком далеко?
     - Да  нет, по соседству, я мигом довезу. Садитесь. - Он  открыл дверцу.
Машина рванула с места и покатила по улице, оставляя за собой пыльный хвост.
     А вот и райком.  Мы подошли к  входным  дверям  кирпичного трехэтажного
здания, окруженного густым садом.
     Старушка в синем халате встретила нас на пороге.
     - Вам куда, сынки?
     - К секретарю райкома.
     - А его нет,  никого нет. Все уехали встречать космонавта. Он, говорят,
к нам сюда спустился.
     - Так, мамаша, это и есть космонавт.
     - Ах ты господи! Вот  привелось  живого космонавта увидеть. Дай, сынок,
на тебя посмотреть хорошенько. Да неужто правда ты и есть космонавт?
     Она долго держала руку Валерия в своей, вглядываясь в его лицо.
     Мы поднялись на второй этаж и вошли  в кабинет. Скромная обстановка. На
стене  в  рамке  портрет  Ленина.  На  небольшой  тумбочке рядом со  столом,
покрытым зеленым сукном, стояло несколько телефонов.
     - Ну что  ж,  попробуем  позвонить? -  спросил Быковский, усаживаясь  в
кресло.  Он  поднял  трубку:  - Девушка, говорит космонавт Быковский.  Вы не
можете соединить меня с Москвой?
     Трубка ахнула девичьим голосом.
     - Одну минуточку подождите, сейчас вызову.
     Прошло буквально несколько секунд.
     - Товарищ космонавт, Москва на проводе...
     Быстро   бегут   годы.  Новые  и   новые  корабли  бороздят  безмолвную
космическую пустыню.
     ...И вот на старте "Союз-9".
     Темнело.  Холодный   порывистый  ветер  гнал  по  небу  густые  облака.
Неподалеку виднелись цепочки  желтых  фонарей.  По невидимой  дороге  бежали
огоньки автомашин.
     Мы переговариваемся вполголоса, прикрывая от ветра горящие сигареты. До
чего  же томительны эти  минуты  ожидания. И  вдруг вспыхнули прожекторы. Их
голубоватые лучи, словно шпаги,  перекрестились  в пространстве,  вырвав  из
темноты гигантскую ракету. Пронизанная светом, она стояла словно  гигантский
обелиск. Медленно отошли руки-шланги. Легкий синеватый пар вился у подножия.
     Откуда-то из-под земли доносился легкий гул. Он,  нарастая,  перешел  в
оглушительный  грохот.  Густые клубы  дыма,  пронизанные  отблеском пламени,
окутали  подножие  ракеты,  и  ночь   отступила.  Ослепительный  свет  залил
окрестные поля. И вдруг над землей  появился огненный шар. Казалось, солнце,
изменив  свой  извечный  путь, возвратилось  в  ночь.  Медленно, превозмогая
объятия земного тяготения,  ракета поднимается  выше и  выше,  унося с собой
огненный  смерч. Вот она  поднялась над космодромом. Выше, выше... Как-то не
укладывается в голове, что там,  на ее вершине, прижатые к  креслам огромной
перегрузкой, сидят  два сына Земли,  два мужественных человека, для  которых
подвиг стал работой...
     Запылали  охваченные пламенем облака. Еще  секунда,  другая,  и  ракета
исчезла  в их густой пелене. Для множества людей - инженеров, конструкторов,
врачей  наступили дни  напряженной  работы  и тревожного ожидания.  Ведь еще
никогда доселе  человек не  жил  в  невесомости  так  долго.  Как  перенесет
организм  ее  воздействие? Но  приборы,  следившие  за  состоянием  здоровья
космонавтов, посылали успокоительную информацию.
     Посадка "Союза" была назначена на утро 19 августа. С рассветом в воздух
поднялись вертолеты поисково-спасательной  службы. Наш Ми-6 минута  в минуту
вышел  в  район  ожидаемого  приземления.  Все  участники  поисковой  группы
приникли к иллюминаторам. Каждый мечтал первым  обнаружить  спускающийся  на
парашютах космический корабль.
     -  Смотрите, вот  они. Вон там, рядом с  облачком, -  раздается  чей-то
радостный крик.
     На  голубом фоне неба отчетливо видны  ярко-оранжевые купола парашютов,
бережно несущих к земле серебристое тело "Союза-9". Корабль садится в центре
огромного поля.
     Взметнулись над землей клубы фиолетового дыма - это сработали двигатели
мягкой  посадки.  Словно  ярко-оранжевые лепестки  сказочного  цветка,  тихо
ложатся на пахоту купола парашютов.
     Три поисковых вертолета садятся неподалеку от космического корабля.
     У всех одна мысль: как там наши ребята? Вот открыт  люк. Все в порядке.
Космонавты  здоровы  и  уже  принялись  упаковывать свой космический  багаж.
Доктора в  белых  халатах  склоняются  над обрезом  люка.  Нет, их помощь не
требуется.
     Наконец из люка поднимается Андриян Николаев. Я пристально всматриваюсь
в его лицо. Он такой же, как после первого  полета, только немного побледнел
и осунулся. Мы  бережно помогаем ему  выбраться из кабины. Коснувшись ногами
земли, он сделал шаг, отстранив держащих его людей, но пошатнулся.
     - Что-то ноги плохо держат, ватные какие-то, словно и не  мои. Лучше  я
прилягу. - Николаев лег на носилки, тяжело дыша.
     Да, нелегки были эти первые шаги по земле с ее притяжением, от которого
отвыкли мышцы и сердце за две с половиной недели жизни в космосе.
     Правда, в полете и  он, и Севастьянов регулярно занимались  физическими
упражнениями.  Каждое  такое  упражнение давало  космонавтам  как  бы "заряд
энергии" на весь  день.  Но и этого, видимо,  оказалось  недостаточно, чтобы
защитно-приспособительные  механизмы оказались в силах обеспечить равновесие
организма с земной средой, ее силой тяжести.
     Я  присел рядом с Николаевым: надо  подсчитать пульс. Но  Андриян вдруг
приподнялся,  отвел мою руку и сам стал  считать удары  сердца. Лицо его еще
больше побледнело. Но  он  довел  дело  до конца и, откинувшись на  подушку,
негромко сказал:  "Сто  двадцать. Частит". Потом помолчал,  добавил: "Голова
вдруг закружилась".
     Я  помнил нашу первую встречу  после полета "Востока", его  оживленный,
хотя и сдержанный рассказ, энергию и активность. Но сегодня он был молчалив,
и его осунувшееся лицо выражало огромную усталость.
     А вот и Севастьянов выбирается из корабля. Хотя природный юмор и сейчас
не изменяет ему,  но утомление сказывается в каждой  фразе, в  каждом жесте.
Космонавтов  переносят на  вертолет, стоящий неподалеку.  Инженеры  занялись
своим делом.  А вокруг  корабля все  стоит,  не  желая расходиться,  шумная,
восторженная толпа местных жителей.


        "НА ГРАНИ РИСКА"
     (документальная повесть)

     ...Между исследователем, который производит свои опыты в лаборатории, и
тем, который изучает явление в природе, существует большая разница.
     Первый   имеет  возможность  выбирать  условия,  может  последовательно
проследить отдельное явление и из ряда наблюдении вывести свои заключения.
     Второй непосредственно наблюдает сложные опыты, которые производит сама
природа,  и  пытается  постигнуть  их  при  помощи  перв