е отрываясь от ключа, Курко. - Думаю, что после
этого у доктора будет одним пациентом меньше.
     Издательство Главсевморпути в 40-х годах выпустило целую серию отличных
книг об Арктике. Здесь и Нансен, и Амундсен и Грили, и Стефансон. У Мих-Миха
и  Никитина  с  собой  целая библиотека,  и  я  при  каждом  удобном  случае
досконально изучаю  дневники  маститых полярных исследователей. Но какую  бы
книгу я ни раскрыл, обязательно  встречаю упоминание о цинге. В  старину она
была постоянным спутником экспедиций.
     Сегодня после ужина забрался в  мешок, открыл  "Путешествие в  Северные
страны" Ламартиньера. Дошел  до места о  том,  как  он расписывает  симптомы
поразившей  его  цинги: "Распухло горло, и  сильно  повысилась  температура.
Десны мои распухли, и из них обильно сочилась кровь. Зубы расшатались, и мне
казалось,  что они сейчас выпадут, а это  мешало  мне есть что-либо твердое.
Тело  мое  ослабло,  и  сделалась  изнурительная  лихорадка;  дыхание  стало
отрывисто, а  изо рта  шел  дурной запах,  и при этом  чувствовалась сильная
жажда". Не успел я дочитать последнюю страницу, как  в палатке появился Саша
Дмитриев. Вид у него мрачный.
     - Виталий, - сказал он угрюмо, - у меня начинается цинга.
     - Из чего же это следует?
     - Я тут  книжку  одну  твою  прочитал.  У  меня, точно,  все  признаки.
Слабость появилась, зубы шатаются, десны распухли и посинели.
     Я  знаю  некоторую Сашину мнительность и, чтобы рассеять  его опасения,
зажигаю  фонарь, внимательно осматриваю его десны и  даже  пытаюсь подергать
пальцами зубы. Все в полном порядке.
     -  Выбрось-ка все эти  глупости из головы, -  говорю я, пытаясь придать
тону побольше строгости. - Никакой цинги у тебя нет и быть не может.
     - А зубы?
     - Что, зубы?
     - Шатаются.
     - А ну еще попробуй пошатай пальцами.
     - И вправду  показалось,  -  говорит  Дмитриев, облегченно вздыхая. - А
десны почему синие?
     - Ты черничный кисель утром ел?
     - Целую кружку.
     - Вот они и почернели у тебя, - сказал я, едва удерживаясь от улыбки.
     Впрочем, у меня в глубине души шевелится червячок сомнения,  не заболел
бы действительно кто-нибудь цингой.  Конечно, в отличие от врачей экспедиций
прошлого мне  не  только известна  ее  причина, но в  моем аптечном арсенале
имеется  внушительный  запас  всевозможных  витаминов,  и  в  первую очередь
аскорбиновой  кислоты   -  главного  средства  от  недуга.  Ведь  именно  ее
отсутствие в  пище  и  вызывало тяжелые страдания, а порой  гибель  отважных
путешественников. Помимо таблеток витамина "С" у нас еще  достаточно свежего
мяса, рыбы, а в палатке Сомова в отдельном спальном  мешке хранится  немного
репчатого  лука и чеснока.  В  целях профилактики ежедневно перед  обедом  я
заставляю каждого  проглотить по  две  порции  всевозможных витаминов.  Пока
помогает.
     Однако мои  товарищи  принимают их  довольно  неохотно, и  я то  и дело
обнаруживаю желтые шарики витаминного  драже то под тарелкой, то в хлебнице,
то  под клеенкой. Поскольку  мои  уговоры ни  к чему  не приводят,  я  решил
принять крутые меры.
     - Вот  что,  друзья  мои,  так  дальше  дело  не пойдет,  -  сказал  я,
обратившись к обедавшим,  стараясь придать  своему голосу как  можно  больше
строгости. - Если  не будете принимать витамины, пожалуюсь Михал Михалычу. И
не думайте, что  этим делаете мне одолжение. Не хватает, чтобы кто-нибудь из
вас заболел цингой!
     -  Ну  что  ты  нас  пугаешь?  -  отмахнулся  Комаров,  относившийся  с
недоверием  к  любым  лекарствам. -  Не  ел я никогда  витаминов  и, видишь,
жив-здоров.
     - Чего ты, Михаил Семенович, зря шумишь, - сказал Яковлев. - У нас ведь
никакой зелени свежей нет. А ведь в ней все витамины.
     - Ну и что же, что  нет,  - не сдавался Комаров.  - Зато оленина свежая
есть и  рыба.  А  сухих овощей, каких хочешь, -  навалом. Я сам  у Саньки на
складе видел. Что же в них никакого "С" нет?
     -  Как  же нет! Конечно,  есть, -  невинно  улыбаясь, заметил Миляев. И
вин-це, и саль-це, и масли-це.
     - Ладно, - примирительно сказал  Ваня Петров. - Раз доктор сказал,  что
надо принимать  таблетки, значит, будем принимать. А ты, Виталий, взял бы да
просветил нас по части витаминов. Тогда бы и спорить никто не стал.
     - Это завсегда пожалуйста, - охотно согласился  я.  - Вот  только чайку
налью и могу прямо сейчас и рассказать.
     - Вот и прекрасно, - сказал, улыбнувшись, Сомов.
     - Итак, - начал я,  прокашлявшись для солидности,  - цинга, или, как ее
еще называют, скорбут, что  по-древнедатски значит "болезнь рта и  желудка",
известна  довольно давно. Еще  во  времена Людовика  IX,  которого  прозвали
Святым,  во  время  похода  крестоносцев  в  Египет,  эту  загадочную  хворь
обнаружил  и  довольно  подробно  описал   ее  симптомы  французский  лекарь
Жуанвилль. Однако по-настоящему ею  заинтересовались только в средние века -
в эпоху бурного развития мореплавания и Великих географических открытий. Она
свирепствовала  на  кораблях Колумба  и  Магеллана. Она  едва  не  заставила
повернуть вспять Васко да Гаму,  лишившегося  из-за цинги почти  двух третей
экипажей каравелл, обогнувших мыс Доброй Надежды. От цинги сильно пострадала
экспедиция Беринга. И  сам начальник стал ее жертвой. Впрочем, цингой болели
не  только  моряки.  От нее вымирали целые поселения  на Крайнем Севере, она
свирепствовала среди народностей, населявших Гренландию  и северные  окраины
Евразии и Америки. Цинга была бичом полярных путешественников. Например,  из
пятидесяти двух человек, входивших в состав  Великой Северной экспедиции под
командованием лейтенанта Ласинуса, осталось  в живых всего девять. Остальных
погубила цинга. Но что было причиной этого тяжкого заболевания? Что вызывало
этот недуг, от которого начинали кровоточить десны, расшатывались зубы, тело
покрывалось   черными   пятнами  излияний?   Отчего  постепенно  развивалась
слабость, апатия, человек быстро терял силы  и нередко погибал, не зная, как
бороться с этим таинственным врагом?
     Среди  врачей и путешественников того  времени  царило  убеждение,  что
цинга возникает из-за долгого действия холода и сырости, недостатка движения
и  плохого настроения.  По  мнению  некоторых  медиков,  она была  столь  же
заразительна, как чума  или  оспа.  А,  например, Де-Лонг, капитан  печально
известной "Жаннетты", был убежден, что корень зла в талой воде, которую пьют
полярные путешественники. Несмотря на трудности с топливом, Де-Лонг приказал
смастерить специальный  перегонный  куб, с помощью которого  экипаж  получал
пресную воду. Он даже записал в своем дневнике примерно следующее: "Если нам
посчастливится вернуться, избежав случаев цинги, я припишу это исключительно
чистой воде, которую мы пьем".
     А  вот русский  морской  врач  А. Бахерах  в 1786  году  в  специальном
трактате "Практическое рассуждение о цинготной болезни" высказал мысль,  что
"цинга  сама по  себе никак не прилипчива" и  появляется  лишь  тогда, когда
"пища бывает долгое время употребляема  без всяких  трав или  произрастаний,
без капусты, различных кореньев, репы и земляных яблок".
     В середине XVII века морским врачам удалось установить, что цинги можно
избежать, если к  обычной пище регулярно добавлять свежие  овощи, фрукты или
просто их соки. А в 1803 году после опытов  хирурга Джемса Линда на кораблях
британского   флота  в  качестве  средства  против  цинги  стали  с  успехом
использовать лимонный сок.
     Но должен сказать, что  судьба сыграла с этим отличным противоцинготным
средством  злую  шутку.  В 1860  году  Британское адмиралтейство получило от
торговых компаний большую партию  лимонов. И хотя морякам регулярно выдавали
выжатый  из них  сок,  цинга  снова подняла  голову, и престиж  лимонов  был
надолго  подорван.   Лишь  впоследствии   оказалось,   что  купцы  поставили
британскому флоту не вест-индские,  как обычно, лимоны, богатые аскорбиновой
кислотой, а средиземноморские, в которых витамина было ничтожное количество,
и прежняя норма сока не могла предотвратить заболевание.
     В 1880 году русский физиолог Николай Иванович Лунин в своей диссертации
"О значении  неорганических солей для питания животных" впервые доказал, что
организму помимо белков, жиров, углеводов  и минеральных солей  также крайне
необходимы какие-то особые вещества. Тридцать лет спустя польскому биохимику
Функу  удалось получить  из рисовых  отрубей вещество,  которое  спасало  от
гибели голубей  заболевших  невритом. Это  вещество  Функ назвал  витамином.
Первая  половина  этого слова -  "вита"  значит  по-латыни "жизнь".  Аминами
называют вещества,  которые  образуются  при  замещении  атомов  водорода  в
аммиаке  углеводородными  группами. Короче  говоря,  витамин значило  "амины
жизни". Семейство  витаминов быстро пополнялось. Их стали обозначать буквами
латинского алфавита - А, В, Д, Е, Р и т. д. Что же касается цинги, то вскоре
было установлено, что в ней повинно  отсутствие  в пище вещества, названного
по предложению французского профессора Дремманда витамином "С". В 1928  году
венгерский ученый  Сцент  Дьорди  выделил этот  витамин из листьев капусты и
назвал  его  аскорбиновой  кислотой,  т.  е.  кислотой  против  скорбута.  В
1933-1934  годах ученые  установили  ее  химическую  структуру,  а  затем  и
синтезировали  искусственным  путем. Витамин  "С" играет  важнейшую  роль  в
жизнедеятельности    организма.    Он    участвует    в   окислительных    и
восстановительных процессах,  регулирует  деятельность многих органов. Но, к
сожалению, природа устроила так, что человек - единственное, если не считать
морскую  свинку,  млекопитающее,  организм  которого  не  может  производить
аскорбиновую кислоту, и ее приходится регулярно вводить с пищей.
     Обычно аскорбиновую  кислоту мы  получаем с овощами, фруктами  и прочей
зеленью. В некоторых из них, например в петрушке, репе, хрене, зеленом луке,
содержится  примерно  100-150 миллиграммов  аскорбинки  в  ста  граммах.  Но
особенно щедро природа наградила аскорбиновой кислотой шиповник. Например, в
ста граммах сухого шиповника витамина "С" почти 1500 миллиграммов.
     Правда,  встречаются  среди  растений  настоящие  рекордсмены по  части
витамина "С".  Есть такая вест-индская вишня мальпигия пуницифолия. Так вот,
в ее зеленых плодах содержится более трех  тысяч миллиграммов  витамина "С".
Впрочем, это уже лирика.  К  сожалению, наши  сухофрукты и сухоовощи напрочь
лишены  аскорбинки.  Да  и  в  замороженной  рыбе  и  оленине тоже  едва  10
миллиграммов наберется.
     - А что  же  ты, доктор, про картошку  молчишь?  Сколько я  читал  книг
арктических путешественников, все ее наперебой расхваливают как наипервейшее
средство от цинги. А Джек Лондон? Помнишь его рассказ "Ошибка господа бога"?
Так  ведь Смок и Малыш с  помощью  свежей  картошки целый поселок от  смерти
спасли, - сказал Яковлев.
     - Знаешь,  Гурий, я  думаю, Лондон  малость преувеличил чудодейственные
свойства картошки. Ведь  в ней  аскорбинки  не  больше  десяти  - пятнадцати
миллиграммов.  А вот настой хвои, которым они отпаивали заболевших цингой, -
это  действительно целебное средство.  В хвое сосны, пихты, ели аскорбиновой
кислоты не менее двухсот миллиграммов.
     - А как ты, Виталий, смотришь на арктические травки? - спросил Щетинин.
- Помню,  нам доктор на зимовке давал для профилактики цинги ложечную траву.
Она повсюду в тундре встречается.
     - И правильно  делал, если  таблеток не было.  Кстати, помимо  ложечной
травы, которую еще называют  арктическим хреном,  витамин  "С"  имеется  и в
щавеле, и в  дуднике, и в луке-скороде, да и в других арктических растениях.
Пожалуй, особенно много его в листиках карликовой осины и ивы.
     Я так  увлекся, что, если бы не деликатное покашливание Сомова,  лекция
грозила бы затянуться до ужина.
     - Итак,  заканчиваю,  -  сказал  я,  посмотрев  на часы. -  Сколько  же
человеку  требуется  витамина  "С",  чтобы  не заболеть  цингой?  В  обычных
условиях достаточно  пятидесяти - семидесяти миллиграммов. Но в Арктике, как
полагают  специалисты,  нужно  не менее  ста  пятидесяти,  а  то  и  двухсот
миллиграммов аскорбинки ежедневно. Так  что, друзья мои,  смиритесь и  ешьте
витамины. Вкусно, питательно, полезно.

        "Глава 3"
     НОВАЯ КАЮТ-КОМПАНИЯ

     Палатка  кают-компании,  восемь  месяцев  служившая  верой  и  правдой,
окончательно обветшала.  Солнце  и дождь,  ветер и снег доконали ее. Газовые
плитки,  паяльные лампы и  новые примусы - ничто не помогало: тепло уходило,
как  вода  через сито.  Почерневшая,  закопченная  бязь  внутреннего  полога
провисла  под  тяжестью  льда,  скопившегося  между ним  и  наружным тентом.
Грязные языки наледи высоко поднялись по стенкам. Попытка  утеплить палатку,
обложив  ее  снегом, потерпела неудачу. От кухонного чада,  запаха пропана и
бензина стало нечем  дышать, слезились глаза и першило в горле. Теперь никто
не   задерживался  в  кают-компании  после  ужина.  Наскоро  перекусив,  все
торопились разойтись по домам.
     В один  из вечеров, когда за стенами бушевала  пурга  и в кают-компании
было как-то особенно холодно и  неуютно, Сомов сказал, задумчиво  постукивая
мундштуком папиросы:
     - А  что, Макарыч,  может,  попытаемся  для  кают-компании использовать
фюзеляж самолета?
     -  Не дотянем, - сказал Никитин. -  От  самолета  до лагеря,  наверное,
километра полтора, а  то и  больше. Весит он тонн двадцать, не меньше. Наших
одиннадцати человечьих и трех собачьих сил маловато.
     - А почему двадцать тонн? - живо отозвался Комаров. - Хвост и плоскости
можно отрубить.
     - И сколько же он тогда будет весить?
     - Тонн восемь, но зато кают-компания будет  классная.  А доктору камбуз
оборудуем, - загорелся идеей Комаров.
     - Тогда, Михаил Семенович, зови весь народ в кают-компанию.
     - Ну как? Сделаем? - спросил Сомов, когда все собрались.
     Предложение Сомова было единодушно поддержано,  и, не откладывая дело в
долгий ящик, все, кроме вахтенного радиста, отправились к месту,  где  лежал
разбитый самолет.
     Ветер,  налетая порывами,  швырял  в лицо горсти колючего  снега.  Тучи
низко  нависли  над застывшим  океаном. И  лишь  далеко  во  мраке  сверкала
звездочка  фонаря на  радиомачте. Дорога казалась  бесконечной, какой всегда
бывает  невидимая  ночная дорога.  Только  пес  Ропак,  всеобщий  баловень и
любимец, радостно носился вокруг нас.
     За  невысокой грудой торосов мы  увидели  смутные очертания  самолетных
останков.  Грустно   было   смотреть  на  эту  безжизненную  груду  металла,
полузасыпанную снегом. Самолет лежал чуть на боку. От страшного удара  о лед
правый мотор оторвался, откатившись далеко в торосы. Край крыла обломился, и
из него торчали погнутые нервюры.
     - Да,  печальный видок, - сказал Щетинин, тщетно  пытаясь  прикурить на
ветру. - Боюсь, не по плечу нам работа. Силенок больно маловато.
     - Что это  ты,  Ефремыч, расскрипелся? -  сказал  Дмитриев.  -  Вот иди
послушай, как тут Зяма расписывает, прямо душа радуется.
     -  А почему бы  и не помечтать? - сказал Гудкович  весело.  - Еще такую
кают-компанию построим, что любо-дорого... Затянем стены брезентом, проведем
электричество, радио,  развесим картинки  из журналов,  разведем  примуса, и
доктор сварит грог. А? Красотища!
     - Чего  травите. Работать  надо,  -  сказал Комаров, уже  обследовавший
самолет со всех сторон.
     - Перво-наперво, Михал Михалыч, надо выгрести снег из фюзеляжа. Его там
видимо-невидимо.
     Мы  взялись  за  лопаты,  а  Сомов,  Комаров  и  Никитин,  вооружившись
топорами, полезли на плоскости. Удержаться на обледеневшем металле оказалось
не простым делом. Пришлось стать на четвереньки. Сомов поправил  сползший на
глаза  капюшон  и, размахнувшись,  ударил топором  у основания крыла.  Глухо
звякнув, лезвие вонзилось в дюраль. Меховые куртки стесняли движения, топоры
быстро тупились.  Было  уже далеко  за полночь, а  плоскость была разрублена
едва  до  половины.  Все  выбились  из  сил.  Несколько дней  подряд  каждую
свободную минуту  посвящали самолету. Наконец,  когда  обе плоскости и хвост
оказались  на снегу,  все  радостно вздохнули. Впрочем,  наша  радость  была
преждевременной. Настоящая работа была еще впереди.
     Утром 17 ноября,  подкрепившись горячим какао и получив для поддержания
сил по плитке  шоколада, все отправились к самолету. В лагере остался только
дежурный, чтобы в случае подвижки льда было кому подать сигнал тревоги.
     Для  начала надо  было  вытащить  фюзеляж  из  сугроба на твердый наст.
Очистив путь  от ропаков и бугров, засыпав  ямы, разровняв мешавшие сугробы,
все  заняли  заранее распределенные  места: двое у хвоста,  остальные  вдоль
самолета. Но как  мы  ни старались,  как ни тужились, фюзеляж словно врос  в
сугроб. Попытка за  попыткой  -  и все безрезультатно.  Было отчего прийти в
отчаяние. И вдруг, о радость, не выдержав натиска, махина скрипнула и нехотя
сдвинулась с  места. Сантиметр  за  сантиметром выползал  фюзеляж  из цепких
объятий сугроба.
     Однако трудности только начинались,  и где-то в глубине души шевелилось
сомнение: хватит ли у нас сил перетащить самолет  к  лагерю через сугробы  и
торосы? Вспыхнул  фонарик, и  луч  его заскользил  по  лицам,  выхватывая из
темноты  то  заиндевевшую  бровь,  то  поседевшую  от  изморози  бороду,  то
поблескивающие   из-под  капюшона   глаза.   Брошенная   на  снег  папироска
рассыпалась веером искр. Ветер подхватил их и унес за сугробы.
     Отдохнув, мы с новым упорством  принялись за  работу, но сил наших было
явно маловато. После многих часов работы проделанный нами путь  не  превышал
каких-то жалких пятнадцати метров. Скептики тут же  подсчитали, что с такими
темпами нам хватит  дела на  три  с половиной месяца.  Мы долго ломали  себе
голову, что предпринять.
     - Эврика! - вдруг воскликнул Гудкович. - Давайте поставим носовую часть
фюзеляжа на нарты. А за хвост будем толкать.
     До чего же все гениально просто!  Как  ни  хотелось  нам  немедленно на
практике проверить  Зямину идею,  наши силы иссякли. Штурм пришлось отложить
до завтра.
     18 ноября, наскоро позавтракав, Комаров и Курко  притащили с  запасного
склада в мастерскую длинные чукотские нарты. Все деревянные детали рамы были
тщательно  связаны  сыромятными  ремнями  и  медной проволокой, каждый копыл
укреплен  в  гнезде.  Для  проверки прочности  нарты  пару раз приподняли  и
бросили  на пол.  Довольные результатом своей работы, "ремонтники"  вытянули
нарты на улицу, и Курко, вооружившись старым полотенцем и кастрюлей с водой,
принялся "войдать"  полозья.  Намочит  полотенце,  проведет  им по  стальной
набивке полоза,  а  тридцатипятиградусный  мороз  мигом  превращает  водяную
пленку в  ледяную пластинку. Вскоре слой льда  достиг нужной толщины,  и оба
мастера согласились, что "все в ажуре"
     И  вот  снова  и снова мы безуспешно пытались поставить нос фюзеляжа на
нарты.  Сколько же тонн в этой махине? Даже если всего восемь, то на каждого
из  нас приходится  почти тысяча килограммов. Не многовато ли?  Наконец  еще
одна попытка. Кажется, мышцы вот-вот лопнут  от напряжения.  Но  на этот раз
удалось подсунуть нарты под нос фюзеляжа. Они скрипят под тяжестью груза, но
выдерживают.  Перекур... Мы  впрягаемся  в постромки и под  команду Мих-Миха
"Раз-два, взяли!" - тянем что есть мочи. Сердце колотится, как овечий хвост,
несмотря на  тридцатипятиградусный  мороз, по лицу катятся  горячие струйки,
спина взмокла от пота, ноги увязают в снегу.
     - Еще раз взяли!
     Нарты чуть  шевельнулись. Мы напрягли  силы, и вот  нарты стронулись  с
места и все быстрее заскользили по насту. Единым  махом мы преодолели метров
тридцать и, задыхаясь, обессиленные, повалились на снег.
     Двое суток продолжалась  эта адская  работа. У  меня не было весов, но,
наверное, мы поте