родителях.  Скажите, сеньора,
могу ли я надеяться?
     - Говоря откровенно, я была бы рада назвать вас своим зятем, конечно,
если моя дочь согласна. Вы испанец?
     - Нет, сеньора, я уроженец Мексики.
     - Тем лучше...
     - Лучше?
     - У каждого свои соображения,  не спрашивайте меня о моих.  Повторяю,
меня радует, что вы мексиканец.
     - Так я могу рассчитывать на ваше согласие, сеньора?
     - Да, при условии, что моя дочь не станет возражать.
     - Ну, конечно.
     - Вы уже говорили об этом с мужем?
     Дон  Хусто покраснел,  не  зная,  что  ответить.  Лучше всего сказать
правду, подумал он, и признался:
     - Да, сеньора.
     - И что же?
     - Дон Педро Хуан...  -  начал дон Хусто и запнулся.  - Как видно, мое
предложение ему не по душе.
     - Понятно.  Но  пусть это вас не  смущает.  Если вы получите согласие
Хулии,  то  вам  достаточно моего слова.  Можете на  него рассчитывать;  я
сделаю все,  чтобы поддержать вас,  конечно,  если  Хулия согласится.  Вот
единственное условие.
     - Благодарю вас,  сеньора,  благодарю,  я  не  ожидал встретить столь
дружеское расположение.
     - В дальнейшем старайтесь не посвящать дона Педро Хуана в свои планы.
У  мужчин,  как  известно,  бывают свои  капризы,  и  ради  мира  в  семье
приходится с ними считаться.
     - Отлично, сеньора, я ни словом не обмолвлюсь ему о нашем разговоре.
     - Надеюсь на вашу рассудительность.
     Тут на  пороге гостиной показался Педро Хуан,  и  сеньора Магдалена с
хладнокровием,  присущим женщине, ловко и невозмутимо продолжала разговор,
не имевший начала. Таким образом, бывший живодер ни о чем не догадался.
     - Вы  говорите,  на  последнем  корабле  с  Филиппин  пришли  большие
китайские вазоны? Они просто необходимы для нашего дома, мне надо посадить
несколько апельсиновых деревьев.
     - Но,  дорогая моя,  -  сказал Педро Хуан,  -  у  тебя их и  без того
немало, право, это совершенно лишний расход.
     - Обещаю,  что больше вазонов покупать не стану,  -  ответила сеньора
Магдалена.
     - Пусть будет по-твоему, - согласился Борика.
     И  все трое заговорили о  диковинных товарах,  прибывших на корабле с
Филиппин.


                                   III

                              ГРОЗОВЫЕ ТУЧИ

     Педро Хуан де Борика воспринял с глубоким неудовольствием предложение
дона Хусто, потому что по-прежнему лелеял мысль овладеть девушкой. Правда,
дальше планов дело пока не шло.
     Впрочем,  робостью Педро Хуан не  отличался:  он уже открылся Хулии в
любви, испытав при этом, как и следовало ожидать, горькое разочарование. И
все же  он  не терял надежды.  Настойчивость казалась ему верным средством
для достижения желанной цели:  не проходило дня, чтобы он не делал молодой
девушке  нового  предложения,  зачастую весьма  дерзкого,  если  позволяли
обстоятельства.
     Жизнь  Хулии превратилась в  настоящую пытку;  она  и  ненавидела,  и
боялась отчима, но выхода из этого положения не находила.
     Рассказать  обо   всем   сеньоре  Магдалене?   Пожаловаться  на   его
преследования?  Невозможно.  Хулия с  ее  мягким сердцем не  способна была
нанести матери такой удар. И она молчала.
     Она боялась оставаться наедине с  Педро Хуаном,  боялась сидеть с ним
рядом за обеденным столом. В те времена ходило немало толков о приворотном
корне,  который  продавался  колдуньями на  вес  золота;  с  его  помощью,
говорили,   удавалось  овладеть  самой   добродетельной  женщиной.   Хулия
опасалась,  что отчим и  впрямь опоит ее волшебным зельем,  как он однажды
пригрозил ей в порыве ярости.
     Однако время шло,  а  Педро Хуан не прибегал к злым колдовским чарам,
хотя по-прежнему преследовал девушку.
     Сеньора Магдалена между тем стала кое-что замечать и, чтобы проверить
свои  догадки,  позвала Хулию и  попыталась выведать у  нее  правду об  ее
отношениях  с  отчимом,  не  признаваясь  ей,  однако,  в  своих  ревнивых
опасениях.
     Хулия постаралась рассеять подозрения матери,  однако ничего этим  не
достигла,  напротив, еще больше огорчила сеньору Магдалену: бедная женщина
решила,  что Хулия,  если и  не отвечает на любовь отчима,  то,  во всяком
случае, с удовольствием выслушивает его признания.
     С  этого дня  в  сердце сеньоры Магдалены не  утихала жестокая борьба
страстей;  ревность,  любовь  к  дочери,  слепой  гнев,  глубокая  печаль,
отчаяние и  надежда кипели в  сердце оскорбленной женщины:  мать ревновала
мужа к собственной дочери.
     Сеньора   Магдалена   стала   подозрительной,    научилась   хитрить,
выслеживать.  Она то и дело справлялась у слуг, где Хулия, где Педро Хуан,
и трепетала при мысли, что они вместе, но заговорить об этом, бросить им в
лицо  жестокое обвинение она  не  смела,  -  ведь у  нее  не  было никаких
доказательств, все было основано лишь на ревнивых подозрениях.
     Единственный  виновник  столь   тягостного  положения,   Педро  Хуан,
оставался по-прежнему  спокоен,  терпеливо выжидая,  когда  наступит  <его
день>.  Он  шел на  все,  чтобы добиться цели,  и  не понимал,  какая буря
разыгрывается дома,  не замечал, как следит за ним сеньора Магдалена и как
ширится пропасть между дочерью и матерью.
     Узнав о домоганиях дона Хусто,  Педро Хуан задумал ускорить события и
силой овладеть Хулией.  Сеньора Мащалена увидела в  предложении дона Хусто
путь к спасению.  Так дон Хусто сыграл роль искры,  воспламенившей бочку с
порохом.
     В тот день Педро Хуан ушел после полудня из дому,  а сеньора Мащалена
позвала дочь и заперлась с ней у себя в спальне.
     - Хулия, - начала мать, - мне надо поговорить с тобой об одном весьма
важном деле, касающемся твоего будущего.
     - Я вас слушаю, матушка, - ответила Хулия.
     - Хулия,  пришла пора подумать о твоем замужестве.  У тебя нет другой
защиты на земле,  кроме меня, а я, несмотря на видимое здоровье, чувствую,
что силы мои гаснут.
     - О матушка, ради бога, не говорите так...
     - Почему же я не должна говорить об этом? Моя жизнь на закате; мысль,
что я покидаю тебя одну на белом свете,  отравила бы мои последние минуты.
Что станется с тобой без родных, без друзей?..
     - Матушка, еще не пришло время думать об этом.
     - Никому не ведомо, когда наступит его конец. Можно ли быть уверенным
в  завтрашнем дне,  в  особенности в  моем  возрасте,  когда силы угасают?
Хулия, ты должна выйти замуж, и как можно скорее.
     - Выйти замуж, и как можно скорее? Но почему?
     - Я тебе изложила все причины, кроме тех, о которых я молчу, хотя они
не менее важны.  Сегодня один кабальеро,  местный житель,  попросил у меня
твоей руки; он дворянин, богатый, благородный человек.
     - Я не хочу выходить замуж, матушка.
     - В  этом мире не  всегда можно делать лишь то,  что желаешь,  иногда
надо поступать так, как этого требуют честь и достоинство.
     - Матушка,  -  произнесла Хулия,  испуганная тоном матери,  -  что вы
хотите этим сказать?
     - Я говорю это не зря; и, может быть, к несчастью, ты меня понимаешь.
Тебе надо выйти замуж, Хулия.
     - Сеньора,  ради бога, мне неясен смысл ваших слов, хотя я догадаюсь,
что он должен быть ужасен. Но поймите меня, я не хочу выходить замуж.
     - Может,  ты объяснишь мне почему?!  - воскликнула сеньора Магдалена,
вставая и  бледнея от негодования:  для нее не оставалось больше сомнений,
что между Хулией и Педро Хуаном существует любовная связь.
     - Вы  же знаете,  матушка,  дрожащим голосом произнесла Хулия,  -  вы
знаете - и я не могу долее скрывать, - я люблю другого.
     - Мне это слишком хорошо  известно!  -  крикнула  сеньора  Магдалена,
судорожно  хватая  Хулию  за  руку.  - Я знаю,  я догадывалась.  Ты низкая
женщина и недостойная дочь.
     - Матушка! - в ужасе воскликнула Хулия.
     - Не называй меня матерью,  я тебе не мать,  нет, я не могла породить
такое чудовище.  Будь ты моей дочерью,  ты никогда не нанесла бы мне этого
удара. Нет, ты мне не дочь...
     - Сеньора,  сеньора!  -  простонала Хулия и,  рыдая,  упала на колени
перед матерью. - Ради бога, объяснитесь, что это значит.
     - Оставь меня,  оставь.  Ты мне не дочь.  Дочь никогда не решилась бы
вступить в преступную связь с мужем своей матери.
     - Господи,  спаси меня!  -  воскликнула Хулия,  выпустив из рук подол
материнского платья и вскочив как безумная.
     - Презренная!  Презренная!  Ты  мне не дочь,  а  если ты моя дочь,  я
проклинаю тебя.
     - Боже! - крикнула Хулия и замертво упала наземь.
     В  этот миг дверь отворилась и на пороге показался смертельно бледный
Педро Хуан.
     - Низкий  человек!   -  сказала  Магдалена,  указывая  на  неподвижно
простертую Хулию. - Вот до чего вы ее довели. Я презираю вас!
     И сеньора Магдалена, словно подхваченная вихрем, выбежала из комнаты.
     Педро Хуан неподвижно застыл, с молчаливым ужасом глядя на Хулию и не
решаясь оказать ей  помощь,  привести ее  в  чувство.  Так  прошло  немало
времени;  наконец Хулия очнулась,  привстала и обвела комнату помутившимся
взором.
     - Боже мой!  - тихо простонала она, обхватив руками голову. - Что это
было?  Сон? Где я? Что случилось? Я разговаривала с матерью... и вдруг она
рассердилась...  Но  за  что?  Она сказала,  что я...  Боже,  какое тяжкое
обвинение!..  И потом,  потом она прокляла меня!  Ах!  - вскрикнула Хулия,
поднимаясь:  она  заметила наконец Педро  Хуана,  который молча смотрел на
нее.  -  Вы наслаждаетесь моими страданиями? Из-за вас матушка заподозрила
меня в низости, из-за вас, по вашей вине она отреклась от меня и прокляла.
Я проклята,  проклята! Проклята, проклята! - повторяла как безумная Хулия.
- Но вы ведь этого не допустите! - продолжала она в сильном возбуждении. -
Прошу вас, на коленях умоляю.
     - Но что, что я должен сделать? - спросил потрясенный Педро Хуан.
     - Прошу вас,  -  продолжала Хулия,  опускаясь перед ним на колени,  -
заклинаю  именем  бога  и  памятью  вашей  матери,  ступайте,  расскажите,
признайтесь ей во всем, скажите, что я не желала слушать ваши нашептывания
и никогда не любила вас,  что я вас ненавижу...  Ступайте, ради бога, ради
бога,  разве вы  не  понимаете,  не  видите,  что  проклятие матери жжет и
убивает меня...
     - Но поймите, она мне не поверит.
     - Сеньор, попытайтесь убедить ее, расскажите всю правду. Почему вы не
спешите к  ней?  Почему?  Боже мой!  Именем бога молю.  Неужто у  вас  нет
сердца?  Вы  говорили,  что любите меня.  Так что же вы не торопитесь меня
спасти? Ступайте, убедите ее, уговорите, и я вовек не забуду этой милости,
я буду вашей рабой. Что вам еще надо?
     - Хулия,  я попытаюсь.  Только сейчас все будет напрасно. Не лучше ли
обождать, дать ей время успокоиться?
     - Но  я  не в  силах терпеть это позорное пятно;  ее проклятие сведет
меня с ума...
     Дверь открылась, и на пороге показался слуга.
     - Чего тебе? - с негодованием бросил Педро Хуан.
     - Прошу прощения,  ваша милость,  сеньора велела немедля передать вам
это письмо.
     Педро Хуан взял из рук слуги пакет.
     - Ступай отсюда.
     Слуга вышел.  Педро Хуан вскрыл пакет, и Хулия с ужасом услышала, как
он прочел:

          <Сеньор, я  не  могу  оставаться долее под одним кровом с вами и
     этой женщиной.  Вы нанесли мне оскорбление. Оставляю вас обоих на суд
     вашей совести.
                                                               Магдалена>.

     - Это ужасно! - воскликнул Педро Хуан и выбежал вон.
     - Всему виной я, - прошептала Хулия. - Пускай безвинно, но я проклята
матерью и должна покинуть этот дом.
     Бросившись вниз по лестнице, она устремилась на улицу.
     Начинало смеркаться.


                                    IV

                             ПРОКЛЯТИЕ МАТЕРИ

     Как безумная бежала Хулия по незнакомым улицам; пугливо озираясь, она
отворачивалась от попадавшихся ей прохожих и от освещенных окон.
     Куда шла она? Этого она и сама не знала, но продолжала неутомимо идти
вперед.
     Вечерело,  улицы обезлюдели.  Измученная усталостью и  жаждой,  Хулия
опустилась близ какой-то двери в узком и темном переулке; хотелось уснуть,
умереть или хотя бы  на  миг потерять сознание,  позабыть все,  что с  ней
случилось; но сознание не покидало ее.
     Она попыталась подняться,  идти дальше, но не смогла сделать и шагу и
примирилась с тем,  что останется здесь.  Она порылась в памяти,  стараясь
отыскать в ней имя друга, но так и не вспомнила ни одного имени, ни одного
человека, который мог бы принять в ней участие, приютить ее у себя.
     Было около десяти часов вечера,  когда в  переулке послышались чьи-то
шаги.  Молодая девушка испугалась и прижалась к стене,  стараясь слиться с
мраком улицы.
     Человек приближался;  не дойдя двух шагов до Хулии,  он остановился и
постучал в дверь рядом.  Его,  очевидно, поджидали, потому что на его стук
тотчас же откликнулся женский голос:
     - Кто тут?
     - Это я, Паулита.
     Дверь отворилась, на улицу упал луч света, человек вошел, и все опять
погрузилось в сумрак.  А Хулия снова отдалась своим грустным размышлениям.
Прошел час, и за дверью послышалось движение.
     <Кто-то выходит, - подумала Хулия, - дай бог, не заметит меня>.
     В  самом  деле,   дверь  снова  распахнулась,  и  тот  же  человек  в
сопровождении женщины со светильником в руке показался на пороге.
     - Ступай,   Паулита,   -  сказал  он,  -  ночь  холодная,  ты  можешь
простудиться.
     - Я  хочу посветить тебе,  пока ты  не  выберешься из этого переулка,
ответила женщина.
     - Ладно, до свидания.
     - Храни тебя бог.
     Человек сделал шаг и невольно вскрикнул, увидев Хулию.
     - Что с тобой? - спросила женщина, подбегая со светильником ближе.
     - Ты  только  погляди,   Паулита,   -   ответил  тот,   показывая  на
перепуганную Хулию.
     - Женщина,  и совсем одна!  - воскликнула Паулита, подходя к Хулии. -
Сеньора, что с вами случилось, что вы здесь делаете?
     Хулия не отвечала.
     - Ах,  бедняжка! - сказала Паулита. - Пойди-ка сюда, Москит, погляди,
мне кажется, она <тронувшаяся>, - молчит, не отвечает. А какая красивая.
     - Сеньора,  сеньорита,  - начал Москит, - как вас звать? Что вы здесь
делаете?  Паулита,  как видно, она из богатой семьи, погляди на ее серьги,
юбку.
     - Пускай войдет в дом, как ты думаешь? - предложила Паулита.
     - А что, если она и впрямь сумасшедшая? - ответил Москит.
     Паулита в испуге попятилась.
     - Ах,  нет,  сеньора,  я не сумасшедшая! Я просто несчастная женщина.
Меня прокляли!
     - Пресвятая дева!  -  воскликнули разом Паулита и Москит, осеняя себя
крестом.
     - Да,  надо мной висит проклятье моей матери.  Но  бог мне свидетель,
что я невиновна.
     И, закрыв лицо руками, Хулия громко разрыдалась.
     Паулита не выдержала; сердце ее переполнилось жалостью, и она подошла
к Хулии.
     - Не плачьте,  -  ласково сказала она.  -  Войдите в  дом.  Встаньте,
пойдемте к нам;  ночь холодная, да и случайные прохожие могут вас увидеть.
Встаньте, зайдите в дом.
     Паулита попыталась приподнять девушку.  При  звуках  ласкового голоса
Хулия и сама было встала, но от усталости не смогла удержаться на ногах.
     - Москит,  - позвала Паулита, - помоги мне. Внесем сеньору в дом, она
совсем обессилела.
     Москит, хоть и был невелик ростом, легко поднял Хулию на руки.
     - Посвети-ка, Паулита, - сказал он, - сеньора потеряла сознание.
     Действительно,  Хулия  была  в  обмороке.  Паулита отворила дверь,  и
Москит, войдя в дом, опустил свою ношу на кровать во второй комнате.
     - Хочешь, я останусь с тобой? - спросил Москит Паулиту.
     - Не надо. Ступай по своим делам и долго не задерживайся.
     Москит вышел,  Паулита заперла за  ним дверь.  Хулия пришла в  себя и
глубоко вздохнула.
     - Вам уже лучше? - спросила Паулита, подойдя к кровати.
     - О да!  Как я вам благодарна! Ведь я так несчастна, так несчастна!..
- И девушка снова залилась слезами.
     - Успокойтесь,  сеньора,  успокойтесь!  -  повторяла Паулита, ласково
гладя по руке свою гостью. - Вы нашли здесь мирный приют, забудьте же ваши
невзгоды и успокойтесь.  Я не прошу вас доверить мне свои тайны,  я вашего
доверия не стою, но я постараюсь принести вам утешение.
     - Боже мой,  сеньора, вы, конечно, имеете право знать, кого вы у себя
приютили.  Вы  имеете право обо  всем  расспросить меня и  даже выгнать из
дому, если мой рассказ приведет вас в ужас.
     - Выгнать вас?  За  что?  Да  сохранит меня бог от  такого зла.  Нет,
сеньора, я у себя хозяйка и не считаюсь здесь ни с кем, кроме моего мужа -
это он взял вас на руки и  внес в  дом.  Знайте,  мой муж одобряет все мои
поступки.  Нет,  здесь вам будет покойно, здесь никто даже имени вашего не
спросит.
     - У вас золотое сердце, я доверю вам все мои горести. Слушайте...
     - Помните,  сеньора,  я ни о чем вас не расспрашиваю,  ничего не хочу
знать.
     - Да,  я  вижу,  вы  не любопытны,  и  все же я  хочу довериться вам,
облегчить свое сердце. Наконец-то в мире сыскался человек, которому я могу
поведать мои невзгоды.  Я  уверена,  мне не найти более достойного сердца,
чем ваше; только вам я могу открыться, поведать мою тайну.
     - Тогда говорите,  сеньора, я сохраню вашу тайну и постараюсь утешить
вас в горе.
     Хулия приподнялась на кровати,  Паулита села рядом с ней. Две женские
головки,  такие непохожие,  хотя обе прелестные,  прижались друг к  другу,
спаянные нерасторжимыми узами страдания и жалости.
     Хулия не сразу справилась с  волнением;  наконец,  решительно вытерев
слезы  и  сделав над  собой  усилие,  она  стала  рассказывать.  Паулита с
участием слушала ее исповедь.
     Хулия поведала ей  все  свои  беды,  не  умолчав ни  о  своей любви к
Антонио,  ни  о  домогательствах отчима,  ни о  проклятии матери.  В  свой
рассказ,  прерываемый слезами  и  тяжкими  вздохами,  она  вложила столько
искреннего чувства, что Паулита была растрогана.
     - О,  вы  невиновны,  и  вы так несчастны,  сеньора!  -  сказала она,
выслушав исповедь до  конца.  -  Я  счастлива,  что приютила вас у  нашего
бедного очага.
     Прижав к себе головку Хулии, она поцеловала ее в лоб.
     - Вы мой ангел-хранитель,  -  ответила Хулия.  - Что было бы со мной,
беззащитной и бесприютной,  потерявшей всякую надежду на помощь?  Вы - мое
провидение. Я буду вечно благодарить вас.
     - Не говорите больше, вы утомлены. Хотите чего-нибудь поесть?
     - Нет, но мне уже лучше.
     В эту минуту раздался стук в дверь.  Паулита почувствовала, как Хулия
вздрогнула.
     - Не пугайтесь,  это Москит, мой муж. - И, тихонько отстранив от себя
девушку, Паулита поспешила к двери.
     В комнату вошел Москит, но он был не один, его сопровождал закутанный
в плащ незнакомец в низко надвинутой широкополой шляпе.
     Ни  слова не  сказав Паулите,  Москит подошел вместе с  незнакомцем к
порогу спальни, где лежала Хулия, и спросил, указывая на нее:
     - Вот. Это она?
     - Она! - воскликнул незнакомец, откидывая плащ и снимая шляпу.
     - Дон Хусто! - удивилась девушка, узнав его.
     - Да,  это я,  -  ответил дон Хусто, - я, невольная причина всех бед,
происшедших сегодня в вашем доме.  Москиту я всецело доверяю;  прослышав о
вашем исчезновении,  я послал за ним,  чтобы разыскать вас. Судьба была ко
мне милостива:  едва я  обратился к нему с просьбой найти вас,  как узнал,
что он приютил у себя незнакомую молодую девушку. Я сразу подумал, что это
вы,  и,  не  колеблясь,  пришел сюда убедиться.  Бог помог мне найти вас и
предложить вам мои услуги в столь тягостный час.
     Паулита,  стоявшая позади дона Хусто,  не  удержалась от насмешливого
движения, а Москит в ответ слегка нахмурил брови.
     - Благодарю вас,  сеньор,  - ответила Хулия, - благодарю вас. Вы ни в
чем не виноваты,  поверьте, я сама ни о чем не догадывалась. Однако я пока
не знаю,  на что решиться.  Я не в силах двинуться с места, мысли у меня в
голове пу