ежно взяв ее за руку, - я сделаю для
этого человека то, что сделал бы для родного брата.
     - Что же? - с волнением спросила девушка.
     - Я спасу ему жизнь и дам ему свободу. Дона Энрике везут под конвоем,
а нам дано поручение убить его. Ему грозят две опасности, и от обеих я его
спасу.
     - Лукас, ты настоящий мужчина!
     - Мы не убьем, его, Паулита, мы вырвем его из рук королевских солдат.
То,  что  этот  юноша сделал для  тебя и  твоего отца,  дает ему  право на
уважение всех, кто только хлебнул горя и знал нищету.
     - О, как я буду любить тебя!
     - Теперь слушай,  Паулита: если удастся спасти дона Энрике, я приведу
его сюда.
     - Сюда? - побледнев, воскликнула Паулита.
     - Ты, может быть, боишься правосудия?
     - Нет,  но...  снова увидеть его в моем доме... это такое счастье. Ты
не будешь ревновать?
     - Паулита,  я - дурной человек. Я грабил, я убивал, черт побери! Но я
знаю,  что  такое  любовь и  что  такое благодарность.  Какого дьявола!  Я
приведу его сюда,  и если вы снова полюбите друг друга, да благословит вас
бог,  как вы благословите меня.  Чего уж там, надо хоть один раз совершить
доброе дело за все то зло, что я причинил людям, авось бог мне зачтет это.
До свидания.
     И,  закрыв лицо плащом,  чтобы никто не  увидел,  как он  взволнован,
Москит выбежал из таверны.
     Паулита осталась одна.  И  тут,  подняв глаза к  небу и прижав руки к
груди, она воскликнула голосом, идущим из самого сердца:
     - Благодарение богу... Я все еще его люблю!..
     Москит с товарищами прошли по безлюдным улицам к мосту Аудиенсии,  не
произнеся за  всю  дорогу ни  единого слова.  Неподалеку от  моста  Москит
оставил свою  троицу  дожидаться и  пошел  вперед  один.  На  мосту  стоял
какой-то человек. То был дон Хусто.
     - Москит, - окликнул он Лукаса.
     - Я, сеньор.
     - Ты готов?
     - Да, сеньор.
     - А твои товарищи?
     - Ждут здесь рядом.
     - Пошли за лошадьми. Зови их.
     Москит свистнул условным образом, и его люди подошли.
     - Все вы вооружены? - спросил дон Хусто.
     - Не беспокойтесь, - ответил Москит.
     - Пошли.
     И дон Хусто зашагал вперед, ведя за собой четверых висельников.
     Свернув на  улицу Такуба,  они прошли,  не останавливаясь,  до самого
конца города,  пока не  уперлись в  ограду заброшенной фермы.  За  оградой
росли деревья,  смутно выделяясь на  мрачном небосводе.  Кругом -  никаких
признаков жизни.  Ни  луча света,  ни собачьего лая,  ни крика петуха,  ни
человеческого голоса - ничего.
     Дон Хусто отыскал на земле камень и  три раза сильно ударил в ворота.
Прошло много времени,  никто не открывал.  Он снова постучал, но только на
третий раз где-то в глубине послышался женский голос:
     - Иду, иду!
     - Слава  богу,  -  сказал дон  Хусто,  когда  женщина открыла створку
ворот. - Я уж думал, что все вы здесь вымерли или оглохли.
     - Нет, сеньор. Муж пошел за лошадьми, он сказал, уже пора. Проходите,
сеньоры.
     Все вошли, и женщина снова заперла ворота.
     - Сюда,  -  сказала она и  повела их  за собой,  освещая путь сальной
свечкой, которую держала в руке.
     Они попали сначала в патио,  со всех сторон окруженный низкими, грубо
сложенными  кирпичными арками.  Во  дворе  кучами  лежала  земля,  кое-где
поросшая овсом.  Мрачные закопченные стены,  покосившаяся крыша,  покрытые
мхом карнизы.
     Женщина повела их  в  узкий,  темный проход между  двумя  изгородями.
Порыв ветра с зловещим стоном задул свечу.
     - Веселое местечко, - с досадой сказал дон Хусто.
     - Следуйте за мной,  сеньоры,  -  откликнулась женщина,  - вам нечего
бояться.
     Дон  Хусто  и  его  люди,  спотыкаясь на  каждом шагу,  потянулись за
женщиной и  вышли  наконец в  большой загон.  Там  в  неверном свете звезд
двигались какие-то темные тени.
     - Мануэль, Мануэль, - крикнула женщина.
     - Чего тебе? - отозвался вдалеке чей-то голос.
     - Пришли сеньоры.
     - Иду.
     Вскоре перед ними появился высокий человек в  белых штанах и  рубахе,
без куртки и шляпы.
     - Добрый вечер, Мануэль.
     - Добрый вечер, сеньор.
     - Лошади готовы?
     - Да, сеньор.
     - Веди их сюда.
     Человек скрылся и вскоре появился вновь, ведя в поводу двух лошадей.
     - Эта,  -  сказал  он,  указывая  на  одну  из  них,  -  для  сеньора
начальника.
     Москит, не дожидаясь приглашения, легко вскочил в седло.
     - Хороша!  -  воскликнул он,  погарцевав на месте.  - Хороша. Эта мне
годится.
     - Мне тоже, - сказал его товарищ, сев на своего коня.
     Остальным лошади тоже пришлись по вкусу.
     - Тогда в  путь и  да поможет вам бог,  -  произнес дон Хусто.  -  Ты
знаешь, что надо делать, Москит: карета!
     - Да, сеньор. А как нам выбраться отсюда?
     - Сейчас покажу, - сказал Мануэль и подвел одну из лошадей к воротам,
выходившим в поле. - По этой дороге попадете прямо в Чапультепек, а там уж
сами знаете, куда вам ехать.
     - Прощай, - сказал Москит и пришпорил коня.
     - Прощай,  -  ответил  Мануэль и,  пропустив товарищей Лукаса,  запер
ворота.


     По  дороге  в  Икстапалапа тяжело  катилась  карета,  увозившая  дона
Энрике.  Офицер не  спал,  а  дон  Энрике,  снедаемый лихорадкой,  дремал,
привалившись в угол экипажа. Солдаты тоже подремывали, качаясь в седле.
     Отряд  поравнялся с  купой  деревьев.  Неожиданно из  рощи  вынырнули
четыре  вооруженных человека  и  напали  на  конвой.  Застигнутые врасплох
солдаты пустились наутек,  трое из нападавших помчались за ними.  Возницы,
бросив мулов, разбежались в разные стороны. Москит очутился у кареты в тот
самый момент, когда из нее со шпагой в руке выскочил офицер.
     - Вы дон Энрике? - спросил Москит.
     - Я офицер его величества, - ответил тот.
     Москит  бросился вперед и,  прежде чем  офицер успел  приготовиться к
защите, саблей рассек ему череп.
     В это время, разогнав солдат, вернулись остальные.
     - Добейте его,  -  приказал Москит,  указав на офицера,  и поднялся в
карету.
     - Дон Энрике, дон Энрике! - позвал он.
     - Что вам нужно? - слабым голосом откликнулся больной.
     - Выходите скорее! Вы свободны.
     Зов свободы способен оживить даже мертвого.  Дон Энрике сделал усилие
и прыгнул из кареты. Товарищи Москита окружили его.
     - Садитесь на этого коня,  -  сказал Лукас, помогая дону Энрике сесть
на лошадь, которую его люди отбили у конвоя.
     Дон Энрике повиновался.
     - Теперь за мной!
     И  все помчались галопом,  оставив на месте происшествия лишь мертвое
тело и пустую карету.
     С тех пор дон Энрике Руис де Мендилуэта исчез бесследно.  Вице-король
и  дон  Хусто считали его  мертвым.  Старый граф де  Торре-Леаль оплакивал
своего первенца,  но,  не  теряя  надежды на  его  возвращение,  не  хотел
объявлять сына доньи Гуадалупе наследником графского титула.
     В  то  же время была пышно отпразднована свадьба дона Диего с  доньей
Мариной, и оба они покинули Мехико.
     Для  того чтобы описать все  эти  события,  нам пришлось вернуться на
несколько лет назад. Теперь же, после необходимого отступления, возобновим
нить нашего повествования.


                               Часть третья

                          АНТОНИО ЖЕЛЕЗНАЯ РУКА


                                    I

                               ХУАН ДАРЬЕН

     Помощь,  которую испанская армада направила в Пуэрто-Принсипе, пришла
слишком поздно;  пираты уже успели покинуть город,  захватив с  собой все,
что  было  возможно;  однако  прежде чем  поднять паруса,  Морган отпустил
пленников-испанцев на волю.
     Такое  великодушие  произвело  весьма  благоприятное  впечатление  на
адмирала флотилии,  и  когда перед ним предстал Антонио Железная Рука,  он
принял его милостиво.
     По  свидетельству  моряков  <Санта-Мария  де  ла  Виктория>,  Антонио
состоял на службе его величества на острове Эспаньола и,  возможно,  бежал
оттуда, как это сделали другие. Адмирал удовлетворился таким объяснением и
велел освободить Антонио.
     Морган со  своими приспешниками взял курс на  Ямайку,  где предстояло
разделить добычу,  и  Антонио понимал,  что  ему  надо  попасть туда же  и
соединиться с ними. Но как это сделать?
     Ни один корабль не решался выйти в море,  - так велик был страх перед
пиратами в этих водах.
     Антонио не  знал,  как  быть;  правда,  его  отпустили на  все четыре
стороны,  но  люди смотрели на  него недоверчиво,  с  опаской,  чуть ли не
пальцем на него указывали. Такое положение становилось нестерпимым.
     Юноша задумчиво брел по  одной из  малолюдных улиц на окраине города,
как вдруг кто-то  тронул его за плечо.  Он обернулся и  увидел перед собой
толстяка в сером суконном камзоле,  в широкополой шляпе,  без оружия, всем
своим видом напоминавшего богатого, почтенного и мирного торговца.
     - Прошу прощения,  -  сказал незнакомец,  -  я  желал бы поговорить с
вами.
     - К  вашим  услугам,  -  ответил  Антонио,  решив  в  душе,  что  его
собираются арестовать.
     - Еще сегодня поутру вы были пленником,  и,  как я  полагаю,  у вас в
нашем городе нет ни друзей, ни знакомых, и вам негде было перекусить.
     - Вы угадали.
     - Так окажите мне честь отобедать со мной.
     - Но, кабальеро, вы меня совершенно не знаете.
     - Неважно.  Желая помочь своему ближнему,  христианин не  спрашивает,
как его зовут.
     - Это и впрямь так.
     - Прекрасно.  Но есть и  другая причина:  по вашему виду мне сдается,
что вы индианец.
     - Я родом из Мехико.
     - Ну вот видите.  А  я  родом из Кампече,  потому-то у меня и явилось
желание разделить с вами мою трапезу,  которую,  если говорить откровенно,
нельзя назвать скудной.
     Антонио  Железная  Рука  с   удивлением  поглядывал  на   незнакомца,
посланного ему самим провидением.
     - Так пойдемте же,  я живу недалеко,  -  сказал толстяк и, дружелюбно
взяв Антонио под руку, повел его к себе в дом.
     В комнате, куда они вошли, стоял стол, накрытый на двоих.
     - Садитесь,   -   сказал  незнакомец,  снимая  шляпу,  -  садитесь  и
пообедаем, вам необходимо подкрепиться.
     Антонио без  слов повиновался;  открытое лицо и  добродушный вид  его
нового друга внушали ему доверие.
     За столом прислуживали двое слуг; хозяин говорил с ними на непонятном
для Антонио языке.  Угощение было поистине царским:  вина,  фрукты, овощи,
изысканные мясные и рыбные кушанья -  все подавалось на дорогих серебряных
блюдах.
     Бросалось  в   глаза  отсутствие  женщин  в   доме,   однако  Антонио
поостерегся сделать какое-либо замечание по этому поводу.
     Между тем радушный хозяин становился все оживленнее.
     - Надеюсь,  -  сказал он,  - я успел внушить вам доверие и вы поняли,
что человек моего склада не способен причинить кому-либо зло, не так ли?
     - Пожалуй, - ответил Антонио.
     - Сознайтесь,  вы  принадлежите к  людям  Моргана,  вы  один  из  его
доверенных и приближенных лиц.
     - Сеньор,  - с улыбкой ответил Антонио Железная Рука, - ваше странное
предположение может стоить мне жизни.
     - Смею  вас  заверить,   я  далек  от  мира  судейских  или  военных.
Откройтесь мне, вы в этом не раскаетесь.
     - Что ж,  вы и в самом деле внушаете мне доверие,  и в доказательство
моих слов признаюсь: вы правы, я связан с Морганом, но вот беда - не знаю,
как мне отсюда выбраться, чтобы присоединиться к нему.
     - Кабальеро,  -  сказал, меняя тон, незнакомец, - доверие за доверие,
выслушайте меня.
     При этих словах в лице и во  всем  облике  толстяка  произошла  такая
мгновенная  и  разительная  перемена,  что  Антонио глазам своим не верил:
перед  ним  сидел  уже  не  добродушный,  мирный  торговец,   а   человек,
исполненный неукротимой воли, с надменной осанкой и пламенным взором.
     - Я тоже пират,  -  начал он, - меня зовут Хуан Дарьен, я получил это
имя за  мои первые приключения в  Дарьенском заливе.  Родом я  из Кампече;
сюда,  на этот остров,  я  прибыл в поисках Моргана,  чтобы предложить ему
славное и верное дело на материке.  Но я опоздал -  Морган уже успел уйти.
Мой корабль стоит в надежном укрытии в небольшой бухте поблизости. Один из
моих бывших матросов,  случайно оказавшийся здесь, рассказал мне, кто вы и
как сюда попали.  Он сам видел, что вы высадились вместе с людьми Моргана:
вот вам и  объяснение моей догадливости.  Считаю,  что нам нужно убираться
отсюда, и поживее.
     Антонио слушал с напряженным вниманием.
     - Пуститься в путь надо сегодня же ночью,  - продолжал Хуан Дарьен. -
По  счастью,  погода нам благоприятствует,  ни  один испанский корабль еще
долго не отважится выйти в море,  и мы не замедлим встретиться с Морганом.
По рукам?
     - По рукам.
     - Покинуть город  следует под  вечер,  не  дожидаясь ночи,  чтобы  не
навлечь на себя подозрений.
     - Хорошо ли вам знакома местность?
     - Как родной дом.
     - Отлично.
     - А как вы полагаете, согласится ли Морган взять курс на материк?
     - Отчего же, если дело сулит выгоды...
     - Да еще какие! Мы захватим Портобело, Гибралтар, Маракайбо и десятки
других городов и  селений.  В  наши руки попадут корабли с  богатым грузом
какао, и вскоре мы так разбогатеем, что нам позавидует сам король.
     - В таком случае полагаю, что Морган согласится.
     - Вы мне поможете убедить его?
     - Попытаюсь сделать все, что в моих силах.
     - Отлично; займемся же приготовлениями к путешествию.
     Хуан Дарьен позвал слуг,  что-то сказал им на непонятном языке, потом
снова обратился к Антонио:
     - Берите вашу шляпу - и в путь! Не будем терять времени.
     Антонио  надел  шляпу;  вновь  напустив  на  себя  благодушие мирного
торговца, Хуан Дарьен вышел из дому вместе с гостем.
     Друзья покинули город безо всяких помех.  Очутившись на дороге, пират
из  Кампече снова преобразился -  его движения приобрели прежнюю энергию и
живость.
     - Далеко ли до бухты, где стоит ваше судно? - спросил Антонио.
     - По меньшей мере восемь часов,  если идти обычным путем,  -  ответил
Хуан Дарьен, - но я вас проведу туда за два часа: мы пойдем напрямик.
     В  самом деле,  Хуан Дарьен так  уверенно шел  через холмы,  овраги и
долины, словно шагал по ровной проезжей дороге. Через два часа с небольшим
до  слуха путников донесся рокот морского прибоя,  и  вскоре они  достигли
побережья.
     Погода   стояла  тихая,   дул   слабый  береговой  ветер,   невдалеке
покачивалось на волнах легкое, изящное судно.
     - Ну вот мы и пришли, - сказал Хуан Дарьен.
     - А ваши слуги? - спросил Антонио.
     - За ними дело не станет, но нам лучше всего дожидаться их на борту.
     Собрав охапку сухой  травы,  Хуан  Дарьен достал из  кармана кремень,
огниво,  фитиль и  серную палочку,  высек  огонь  и  сунул  горящую серную
палочку под  собранную охапку.  На  миг  взвилось и  быстро  погасло яркое
пламя.
     - Сейчас с корабля спустят шлюпку, - сказал пират.
     Действительно, в тишине ночи послышались мерные удары весел, и вскоре
показалась лодка.
     - Это за нами, - сказал Хуан Дарьен.
     Лодка пристала к берегу.
     - Пошли! - воскликнул пират и одним прыжком очутился в лодке.
     Антонио  последовал за  ним;  затянув  однообразную и  унылую  песню,
гребцы налегли на весла.
     Не успели они подойти к судну, как на берегу снова вспыхнул огонь.
     - Ну  вот,  я  же  вам говорил,  что мои слуги не заставят себя долго
ждать,  -  сказал Хуан,  поднимаясь по трапу; следом за ним на борт взошел
Антонио Железная Рука, а лодка повернула к берегу.
     Час  спустя ветер,  надувая паруса быстроходного судна,  гнал его  по
направлению к Ямайке.
     Антонио Железная Рука мог спокойно уснуть.


                                    II

                        ДЖОН МОРГАН И ХУАН ДАРЬЕН

     Подгоняемая попутным ветром  <Венера> -  так  называлось судно  Хуана
Дарьена - легко скользила по океану навстречу флотилии Моргана.
     Перед  рассветом  Антонио  поднялся  и  пошел  разыскивать  капитана,
который спокойно курил на палубе.
     - Как вы думаете, - спросил его Хуан, - удастся нам застать на Ямайке
Моргана и его людей?
     - Не думаю,  -  ответил Антонио.  -  Я слышал,  Морган хотел заняться
дележом  добычи;   впрочем,   если   он   надумал  сперва  расплатиться  с
англичанами, тогда, конечно, вся флотилия сейчас на Ямайке.
     - В  противном случае мы  найдем ее  у  Невиса или на одном из мелких
островов Моранте.
     - Пожалуй. Вам знаком этот путь?
     - Воды Эль-Фрери между Эспаньолой,  Кубой и  Ямайкой я  знаю как свои
пять пальцев.  Так  что лучше всего идти на  Невис,  ведь архипелаг Морант
состоит из  четырех крохотных островков,  они поднимаются от  силы на семь
футов над уровнем моря;  на  трех из них встречаются рощи,  но стоянка там
опасна:  надо остерегаться Пласер-Бланко-и-Арресифе,  это примерно в  двух
милях от  архипелага;  кроме песчаных отмелей длиною в  три с  половиной -
четыре морских сажени,  там  еще  немало коралловых рифов,  и,  прежде чем
отдать якорь, надо основательно выверить дно лотом.
     - Вам, как видно, отлично знакомы эти воды?
     - Еще бы! Я здесь плавал на королевских галерах.
     - Добровольно?
     - Как же, со скрежетом зубовным и со слезами на глазах.
     - Итак, надо полагать, что Морган выбрал для стоянки Невис.
     - Вероятнее всего.  Там удобные берега и отличное песчаное дно. Можно
без опасений подойти и  стать в  четверти мили от  острова,  разве что при
свежем ветре помешает высокий прилив.
     - Ну, так мы туда и направимся.
     - Я вас доведу туда с закрытыми глазами.
     Дул  по-прежнему попутный ветер,  и  <Венера>,  казалось,  летела  по
волнам.
     Пиратские суда  подошли к  небольшому острову Невис,  чтобы  там  без
помех разделить добычу, захваченную в последнем набеге.
     Этим людям была присуща своеобразная честность.  Никто из  них не был
способен утаить ни  гроша;  все  шло в  общий котел,  а  затем делилось по
уговору.
     Однако дело  оказалось не  слишком выгодным;  этот  первый набег  дал
всего-навсего двадцать пять тысяч песо,  -  ничтожная добыча для жадных до
денег людей,  ожидавших с первых же шагов получить горы золота. Нечем было
даже расплатиться с англичанами на Ямайке.
     И  наконец,  случилось еще  нечто  непредвиденное:  от  Моргана самым
решительным образом откололись французы;  они не  поддавались ни  на какие
уговоры и  посулы.  Уход французов сильно поколебал твердость англичан,  и
Морган был вне себя.
     Количество его соратников и  кораблей уменьшилось почти вдвое,  да  и
воинственный пыл людей заметно угас.
     В  раздумье Морган опустился на  скалу;  он  потратил немало сил ради
заманчивого будущего,  но  ничего не достиг;  никто из его приспешников не
понимал его. В памяти невольно встал образ юного Антонио.
     Где он,  что с ним? Уж не погиб ли смельчак от руки испанских солдат?
Размышления Моргана прервал гонец с известием, что на горизонте показалось
судно. Морган одним прыжком вскочил на ноги.
     Судно быстро приближалось.
     - Это  наши друзья, -  воскликнул Морган.  -  Ведь ни  один испанский
корабль не  отважится выйти  в  море,  зная,  что  неподалеку плавает Джон
Морган. Разве что целая флотилия... Дайте судну подойти к острову, сердцем
чую, что оно несет нам добрые вести.
     Наконец  парусник приблизился к  берегу;  он  подошел так  уверенно и
непринужденно,  что у  Моргана не осталось никаких сомнений,  -  прибывшие
мореходы были друзьями.
     Парусник спустил на воду шлюпку,  и  вскоре на берегу показались двое
мужчин.  Обрадованный Джон Морган поспешил к ним навстречу,  узнав в одном
из них своего друга Антонио Железную Руку.
     Антонио познакомил Моргана с  Хуаном Дарьеном и  рассказал обо  всем,
что ему довелось пережить.
     - Ваше имя,  - сказал Морган, обращаясь к Хуану Дарьену, - мне хорошо
знакомо.  Кто не слыхал об отважном капитане,  который держит в страхе