изучим  местность,  подробно  обдумаем  план
действий и ночью сможем  что-нибудь  предпринять.  Наш  новый  друг  судья
обещал нам оружие. Немного раньше полуночи Зуга сможет туда отправиться  в
своей пироге. Он быстро обернется. А мы будем его ждать вблизи того места,
откуда решили предпринять атаку.
   - Карай! - воскликнул Жозеф. - Победить или умереть - для  меня  ничего
другого быть не может! И для вас тоже. Не так ли? Пусть  я  только  поймаю
этого бура! Я откушу у него кусок мяса, хоть бы мне потом пришлось умереть
от бешенства. Смотрите, вот и солнце! Здравствуй, солнце!..
   Зуга сделал резкое движение, лодка  закачалась,  но  чернокожий  быстро
привел ее в равновесие и тихо свистнул, как бы призывая всех к молчанию.
   - В чем дело? - спросил Александр шепотом.
   - Тес!
   Негр извлек из воды свою  деревянную  лопату  и  сделал  ею  непонятное
движение: он провел плоскостью по поверхности  воды,  как  если  бы  хотел
поймать какой-то плавающий предмет. Европейцы этого предмета и не  видели,
так он был мал, но от глаз негра он скрыться не мог. Зуга так хорошо  знал
все течения в родных местах, его  глаз  был  так  наметан,  что  он  сразу
заметил какое-то постороннее тело, которое кружилось в водовороте.
   Спутники доверяли полностью инстинкту сына природы и не мешали ему.
   - Вот! - радостно воскликнул Зуга, слегка подымая  весло  и  протягивая
его Александру. - Смотри! - Он указывал на крохотный  белый,  неправильной
формы лоскуток, который остался на весле.
   Александр  легко  снял  этот  предмет,  с  любопытством  осмотрел  его,
повернул,  перевернул,  осторожно  держа  кончиками  пальцев,  и  не  смог
подавить возглас удивления.
   - В чем дело? - спросил Альбер.
   - Неслыханно!.. Это неслыханно! - бормотал  Александр,  не  отвечая  на
вопрос.
   - Похоже на крыло белой бабочки, - заметил Альбер.
   - Или на кусочек папиросной бумаги, - добавил Жозеф.
   - Друг мой, - ответил  Александр,  -  девяносто  девять  шансов  против
одного за то, что Альбер прав. Ибо если чешуекрылые еще встречаются в этих
местах, то уж бумага, хотя бы и папиросная, довольно-таки необычная  штука
на берегах африканской реки, и в особенности в самой реке. Но тем не менее
при всей неправдоподобности...
   - Я угадал? Да?
   - Вы ошиблись только насчет качества...
   - Но это бумага?
   - Совершенно верно.  Клочок  бумаги,  оторванный  от  какой-то  книжной
страницы небольшого формата.
   - Верно! - волнуясь, сказал Альбер. - Это верно! У  тебя  поразительный
дар следопыта. На бумажке видны печатные  цифры,  на  каждой  стороне.  На
одной стороне - 120, на другой - 121. Ясно, это нумерация  страниц.  Стало
быть, бумажка вырвана из книги. И книга была  небольшого  формата,  потому
что цифра стоит очень близко к букве, которой заканчивается первая строка.
Я уверен, - продолжал Альбер, внимательно глядя по сторонам, - что  где-то
здесь, поблизости, должно быть еще кое-что. Ты меня понял?
   - Возможно.
   - Я уверен. Если вниз по Замбези плавает клочок бумаги и он  еще  более
или менее сохранился, значит, его намеренно бросили в воду, и  к  тому  же
недавно.
   - Что бросили недавно, я согласен. Но зачем? С какой целью?
   - Вы правы, месье Альбер. Я теперь все понял, и мы должны благословлять
зоркость нашего проводника. Это все та же сказка про мальчика-с-пальчик, с
той только разницей, что здесь вместо камешков - бумага.
   - Вот именно!
   - Согласен, - сказал Александр. - Разделяю  вашу  надежду.  Но  мне  бы
очень хотелось найти еще один такой клочок.
   - Будем искать. Видишь ли,  друг  мой,  я  хватаюсь  за  эту  последнюю
надежду. Анна где-то здесь. Я уверен. Сердце говорит мне.  Она,  бедняжка,
узнала каким-то образом, что мы находимся поблизости. Я убежден,  что  это
именно она подает нам вести о себе. Жозеф говорит, что фургон стоит метрах
в пятистах отсюда? Вот течение и принесло бумажку, которую бросила Анна.
   Тут раздался глухой удар, точно в реку упало что-то тяжелое. Оказалось,
это нырнул Зуга. Он понял, о чем говорил его друг белый вождь, и  бросился
в воду, чтобы выплыть по ту  сторону  густого  сплетения  лиан  и  ветвей,
позади которых стояла их  пирога.  Он  отсутствовал  недолго.  Его  доброе
черное лицо вскоре показалось из воды у самого борта, и он  легко  вскочил
на свое место. Широко улыбаясь,  он  вынул  изо  рта  три  клочка  бумаги,
которые подобрал в воде, и положил их себе на руку. Было сразу видно,  что
два из них подходят друг к другу.
   - Ну вот, - нервно воскликнул Альбер. - Теперь ты  видишь,  как  я  был
прав!
   - И я счастлив, что ты не ошибся, дорогой мой! Наконец-то мы уже играем
не вслепую! И сегодня ночью тот бандит кое-что от нас получит.
   - Ночью! Как медленно будет тянуться время! Нет, я не смогу  ждать  так
долго. Вот что, выслушай меня. Берег зарос очень густо. Я умею ползти  как
змея. Не хуже любого краснокожего.
   - Ты хочешь совершить безумие!
   - Пусть так. Но это разумное безумие. Для меня это лучше, чем терзаться
и мучиться целый день. Со мной пойдет бушмен.  Он  прихватит  свой  лук  и
стрелы. Если я  замечу  хоть  что-нибудь  подозрительное,  я  вернусь.  Не
беспокойся, я буду осторожен. Ты отлично знаешь, что мне надо  остаться  в
живых, чтобы освободить дорогую узницу, так что рисковать жизнью попусту я
не буду. Я только пойду в разведку.  Два  часа  туда,  два  часа  обратно.
Четыре часа я буду  хоть  чем-нибудь  занят.  И  уж  я  постараюсь,  чтобы
прогулка была не напрасной. Повторяю, не бойся за меня.
   Александр и Жозеф знали, что если в  упрямой  голове  их  друга  засела
какая-нибудь мысль, то вышибить ее оттуда невозможно. Им поневоле пришлось
согласиться.
   Прошло два часа. Каталонец сидел на носу пироги и,  ожидая  возвращения
своего молочного брата, пытался вздремнуть. Но тщетно:  тревога  оказалась
сильней усталости, сон не шел к нему.
   - Ладно! - говорил он, отгоняя комаров, не дававших ему покоя. -  Скоро
он пойдет назад.
   Внезапно Александр услышал шум в  зарослях,  точно  там  ходил  крупный
зверь. Он решил, что его друг в опасности, и  хотел  выскочить  на  берег,
чтобы пойти по следу, когда появился Альбер. Глаза у него блуждали, лицо и
руки были исцарапаны, платье изодрано.
   Александр почуял беду и не решался задавать вопросы. Альбер разрыдался.
   - Фургон пуст. Там нет никого... И никакого следа... Ничего!



        5

   Сэм Смит "в поход собрался". -  Поражение  без  сражения.  -  Грабитель
мечтает учредить фирму "Сэм Смит и Кь". - Три следа. - Походка каторжника.
- Что было с Джемсом Виллисом. - Муравьиная  кислота,  -  Чуть  не  съеден
заживо. - Чуть не утонул. - Что  бывает  с  человеком,  который  падает  в
водопад Виктория.

   Звезда Сэма Смита, которая некогда сверкала так ярко,  стала  меркнуть.
Ей  грозило  превратиться  в  самое  простое  туманное  пятно.  Смит,  как
подлинный философ, сделал самому  себе  то  безрадостное  "признание,  что
переселение в Южную Африку впрок ему не пошло. Встреча с тремя французами,
которая произошла в момент, когда он повел батоков на  войну  с  макололо,
была для него тем более досадной, что Александр помирил  оба  враждовавших
племени.
   Негры, в особенности  южноафриканские,  легко  забывают  обязательства,
принятые ими в отношении друг друга или в отношении иностранцев, если  эти
обязательства касаются обыденной повседневной  жизни,  но  они  строжайшим
образом соблюдают клятву, если  дело  касается  торжественно  заключенного
договора,  в  особенности  если  при  этом  были  выполнены  установленные
обрядности и вынесены эмблемы их наивных суеверий. А в данном случае  были
закопаны в яму наконечники стрел и копий, а также порох и пули. Ветвь мира
была воткнута в холмик, выросший над засыпанной ямой, и поверх всего  Гэну
была  вручена  Полума  -  грозный  фетиш,   делающий   своего   обладателя
неприкосновенным. Всего этого было больше чем  достаточно,  чтобы  сделать
друзьями Сешеке и Магопо - вождей обоих враждовавших  племен.  Оба  царька
очень скоро признали, что между ними произошло всего  лишь  недоразумение,
что теперь оно разъяснилось и надо выпить. А Сэму Смиту  было  необходимо,
чтобы заговорило оружие, чтобы оба племени бросились одно  на  другое.  Он
громко призывал их к этому. Но тщетно.
   Магопо уже стал косо на него посматривать, и если бы  не  то  уважение,
которое жители этой части побережья питают к белым, то, пожалуй, Смиту  не
сносить бы головы. Повелитель батоков отдавал себе отчет в малочисленности
своего  войска  и  не  помнил  себя  от  радости,  узнав,  как   счастливо
закончились переговоры, которые без его ведома повел Гэн. Кроме  того,  он
увидел стройные ряды плетенок с пивом байялоа. Радость глаз сулила радость
желудку, и  достойный  повелитель  батоков  не  мог  больше  питать  самой
малейшей вражды к макололо.
   Кроме того, сын его Гэн держал в руках Полуму, а это больше чем что  бы
то ни было на свете говорило о честных намерениях макололо.  Да  и  Сешеке
тоже устал от войны, он тоже был  рад  положить  конец  боям,  потому  что
победы давались ему ценой очень тяжких потерь. Наконец, как и  Магопо,  он
искренне полюбил Александра и сразу растолковал  своему  новому  союзнику,
что собой представляет Сэм Смит. Магопо увидел, что стал жертвой жулика, и
страшно рассердился, потому что это был удар по его самолюбию. Думать, что
ты заручился содействием бесстрашного и честного белого, из  таких,  каким
был Дауд, и вместо храброго и  бескорыстного  вождя,  которому  ты  обязан
жизнью, получить лишь подделку! Да, тут самый спокойный кафр и тот  изошел
бы желчью.
   Целый рой соображений пронесся в голове у Магопо, и все они были  не  в
пользу Сэма Смита. Александр старался во что бы то ни стало поддержать мир
между черными племенами, он не пил,  мало  ел  и  никогда  не  намекал  на
сокровища кафрских  королей.  А  этот,  напротив,  с  самого  начала  стал
подстрекать батоков к нападению на макололо и сам  предложил  Магопо  свои
услуги. Кроме того, он пил, как лошадь, жрал, как настоящий англичанин,  и
все время приставал с расспросами относительно клада, зарытого на  острове
баримов.
   Нет, конечно, такой человек не имел с белым вождем ничего общего, кроме
разве только черт лица. Цвет кожи спасал его от расправы, но надо было как
можно скорей закрыть ему доступ в  Котлу  и  вежливо  выпроводить  его.  И
поскорей.  Пиво  могло  перегреться;  воины  чувствовали  в  ногах  зуд  -
предвестник бешеной пляски, - надо было поскорей кончать.
   И все было сделано быстро. Мастер Смит внезапно увидел, что вокруг него
образуется  пустота,  он  понял,  что  игра   проиграна   и   что   всякая
настойчивость может плохо для него  кончиться.  Об  этом  говорили  полные
ненависти взгляды воинов, которые он ловил на себе. Он пытался  изобразить
равнодушие, которого далеко не испытывал, видя крушение  своих  надежд,  и
радовался только тому, что дешево отделался. Сэм Смит гордо повернулся  на
каблуках и ушел в сторону реки.
   - В конце концов, - сказал он в утешение самому себе, - я  все-таки  не
потерял сегодняшний день даром. Я продал ружье этому французу по  довольно
выгодной цене. Хе-хе! Я становлюсь честным купцом. А  не  было  ли  бы,  в
самом деле, выгодней  заниматься  честной  торговлей,  чем  моим  нынешним
промыслом, который все-таки стал слишком опасным?  Надо  подумать.  После!
Этот чернокожий глупец столько наговорил мне о кладе, что я весь  горю.  И
надеюсь найти его, ибо, в общем, я имею довольно точные сведения... Да, но
у меня нет оружия. Надо пойти поискать в тайничке. У меня  там  припрятано
великолепное нарезное ружье Гринера. Затем надо будет  серьезно  приняться
за поиски. К несчастью, я один. В этом всегда была моя сила, а  сегодня  я
об этом жалею - впервые в жизни. Если бы я  мог  найти  трех  компаньонов,
вроде этих трех французов, то вчетвером мы бы целое царство завоевали!  Но
вот беда  -  эти  джентльмены  полны  предрассудков!  Постой-ка!  А  буры?
По-моему, вполне подходящие ребята! Черт возьми, об этом  стоит  подумать.
Они где-то недалеко  отсюда  и,  должно  быть,  высматривают  какое-нибудь
дельце  повыгодней.  Надо  их  найти.  Это  нетрудно.  Ими,  к  сожалению,
заправляет этот  мерзавец  Джемс  Виллис.  Я  его  сразу  узнал,  хоть  он
вырядился миссионером. Интересно, для чего  именно  они  объединились?  Во
всяком случае, с Джемсом Виллисом я должен покончить. Мошенник  давно  это
заслужил. И я его пристукну во что бы то ни стало.  Когда  те  болваны  не
будут находиться под его влиянием, я сделаю с ним что захочу. Итак, все  в
порядке. Схожу к себе на склад, а потом займемся фирмой "Смит и Компания".
   Смиту удивительно повезло. Неподалеку от водопада, в укромном,  скрытом
от глаз месте, у него был тайничок, в котором он прятал все, что удавалось
награбить. Смит взял здесь оружие и снаряжение и на обратном  пути  увидел
на прибрежном песке следы. Он остановился как вкопанный, сочно выругался и
расхохотался во все горло. Никакой ошибки быть  не  могло:  три  отчетливо
видных следа спускались прямо  к  реке.  Два  из  них  сказали  бы  любому
наблюдателю, что здесь прошли не люди, а мастодонты в человеческом облике.
Шаги были необычайной длины; вмятины, оставленные огромными ножищами, были
такие, что в них можно было бы поместить футляр  от  скрипки.  Такие  ноги
должны были служить опорой для тела необыкновенной величины и веса. Третий
след, гораздо  более  мелкий  и  легкий,  очевидно,  принадлежал  человеку
среднего роста, который семенил ногами.
   - Двое буров, - пробормотал Смит, снова пускаясь  в  путь,  и  прибавил
глухим голосом: - И Джемс Виллис.
   При этом суровая складка легла у него на лбу.
   - Мерзавец! И походочка все та же, что на Трид -Миле.
   Эти  слова  требуют  некоего  пояснения.  До  1873  года   во   Франции
каторжников приковывали по две пары к одной цепи; кроме того, им  надевали
на ноги стальные кольца, к которым прикрепляли еще одну цепь. На этой цепи
висело тяжелое ядро. Каторжник волочил его за собой  по  земле  вплоть  до
полного отбытия срока. Постоянное усилие, которое  для  этого  нужно  было
делать, вырабатывало у заключенных особую походку, от которой они не могли
отделаться даже после освобождения. Они по старой привычке волочили  ногу,
к которой некогда было приковано ядро.  Для  полиции  это  служило  важной
приметой, по которой она узнавала рецидивистов.
   В Англии,  где  исправительная  система  резко  отличается  от  системы
французской, заключенному оставлена свобода движений. Однако  не  думайте,
что англичане, всегда кичащиеся своим человеколюбием,  создали  у  себя  в
местах заключения такую уж сладкую жизнь. Как люди практичные, они  решили
не  растрачивать  попусту  человеческие  силы,  не  заставлять  осужденных
бессмысленно волочить за собой тяжелое ядро, а извлекать из них пользу.  В
каждой английской тюрьме установлено для этой цели несколько больших колес
- таких, какие приводят в движение водяные мельницы. Это и есть  Трид-Мил.
Здесь  во  всем  блеске  проявилась   англосаксонская   изобретательность.
Заключенный должен приводить колесо в  движение  несколько  часов  подряд.
Человека ставят на плицу. Естественно, она  опускается.  Тогда  он  должен
немедленно прыгнуть на следующую плицу,  иначе  у  него  будут  переломаны
ноги. Так он должен прыгать с одной плицы на другую, пока не выполнит свой
урок. Колесо вращается быстро, но  не  подумайте,  что  заключенный  может
замедлить его движение. Адская плица все время уходит у него из-под ног, и
подходит другая. Он должен либо продолжать прыгать, либо  станет  калекой.
Эти упражнения, этот бег на месте по движущейся поверхности вырабатывают у
английского  заключенного  мелкий,  прыгающий  шаг,  который,   в   общем,
напоминает походку "воспитанника" французской каторги.
   Сэму Смиту все это было отлично известно, и он сразу  узнал  по  следам
нервную, прыгающую походку, от которой его преподобие - он же Джемс Виллис
- не смог отделаться несмотря на все старания.
   Сэм Смит и не надеялся, что ему удастся так  легко  найти  всю  тройку.
Теперь он пошел по следу и недалеко от реки услышал шум, который  заставил
его насторожиться.
   - Вот они, мои молодчики! - пробормотал Смит. - Какие,  однако,  жалкие
дураки! Ну разве можно орать так громко? Они как будто и  не  подозревают,
что вода отражает звук и делает его слышным очень далеко.
   Мы уже видели выше,  как  ловко  Смит  использовал  положение,  как  он
выведал тайну у трех компаньонов, с какой жестокостью он  отомстил  своему
врагу и как зуботычины помогли ему завоевать симпатии буров.
   Когда Корнелис, Питер и их новый хозяин заметили  исчезновение  пироги,
они не стали тратить время на бесплодные взаимные упреки. Все трое поняли,
что за ними следят и что им грозит опасность. Они не знали, какая именно и
с чьей стороны, но от этого она только  казалась  больше.  Каждый  свернул
свое оружие и снаряжение в тючок и устроил его у себя на голове.  В  таком
виде все  трое  потихоньку  вошли  в  воду.  Спустя  несколько  минут  они
благополучно выбрались на берег, оставив его преподобие на дереве.  Рот  у
него был заткнут, и  он  задыхался.  Его  буквально  свело  от  бессильной
ярости, и все тело ныло от боли. Его преподобие считал себя  погибшим,  он
видел приближение неминуемой смерти и все же  пытался  выторговать  у  нее
хоть небольшую отсрочку.
   Однако, если он и оцепенел, едва увидев Смита, то уход грабителя  помог
ему снова обрести обычное хладнокровие, ничуть не соответствовавшее  ужасу
его положения. Он решил немедленно освободиться от  пут,  причинявших  ему
тяжкие боли, используя для этого приемы, которые знал  по  своему  старому
опыту каторжника.
   Внезапно он стал различать слабое, но непрерывное потрескивание и снова
пришел в ужас.
   Эти странные звуки  раздавались  у  подножия  того  самого  дерева,  на
которое его взгромоздил Сэм Смит, и обезумевшему пастору снова  почудилось
нашествие змей. Но нет, ползание змей по дереву сопровождается  шуршанием,
не похожим  на  звуки,  которые  его  испугали.  Одновременно  он  услышал
какой-то особенный, острый запах, который медленно  поднимался  и  насыщал
пропитанный сыростью воздух.
   Его преподобие  сразу  узнал  муравьиную  кислоту,  обильно  выделяемую
некоторыми видами муравьев.  Он  задрожал  при  мысли  об  ужасной  пытке,
которая его ждет, если на него набросятся эти  жестокие  перепончатокрылые
насекомые. Не  то  чтобы  была  так  опасна  выделяемая  ими  кислота,  но
африканские муравьи  ужасно  прожорливы,  и  опасность  заключается  в  их
неисчислимом множестве.  Не  раз  случалось,  что  крупные  животные,  как
лошади, быки и  даже  раненые  слоны,  попадавшиеся  на  пути  прохождения
муравьиной колонны, погибали за одну ночь: их съедали  миллионы  маленьких
насекомых и оставляли начисто обглоданные скелеты.
   Его преподобие знал это. Густой  запах  говорил  ему,  какое  множество
насекомых на него надвигается. Он понимал, что будет съеден заживо.
   Пусть читатель не подумает, что мы  что-нибудь  преувеличиваем.  Доктор
Ливингстон часто встречал крупных черных  муравьев,  имеющих  до  двадцати
пяти миллиметров в длину. Туземцы называют их "лешониа".  Подумайте  сами,
какие опустошения может произвести, армия этих лешониа, густо  покрывающая
площадь длиной в триста и даже четыреста  метров  и  шириной  в  пятьдесят
метров. Тогда вы сможете понять, какой страх охватил Джемса Виллиса.
   Рот у него был заткнут, но все же он глухо зарычал, когда почувствовал,
что по ногам у него ползут тысячи проворных  лапок.  Он  испытывал  острую
боль в ноге, точно его ущипнули стальные клещи.  Кусок  кожи  был  сорван,
муравьи начали свое пиршество. Его преподобие стал судорожно  корчиться  и
напрягать до предела все свои онемевшие  члены,  но  Смит,  связывая  его,
вспомнил свое старое матросское ремесло и завязал такие