авеки и с  приисками,  и  с  добрыми
пирушками, какие я себе закатывал, когда приходила  удача.  И  вдруг  меня
привело в чувство какое-то ощущение прохлады. Открываю  глаза  и,  как  бы
сквозь туман,  вижу  высокого  роста  джентльмена  в  белом  шлеме.  И  он
ухмыляется. А лицо все обросло густейшей бородищей. Он положил мне на  лоб
тряпку, которую намочил в ближайшей луже, и  энергично  растирал  мне  все
тело.
   "Ну что, старина? - сказал он. - Ваше счастье, что я  как  раз  в  этом
месте охотился на рябчиков. А то  ведь  смотрите,  сколько  здесь  носится
коршунов. Они бы вас исклевали живьем".
   Я пробормотал несколько слов благодарности и жадно  прильнул  губами  к
фляжке кап-бренди, которую он мне поднес. И тут он говорит этак сердечно и
весело:
   "Ну вот, это молочко вас подкрепило! Теперь  вы  сможете  добраться  до
прииска. У вас есть на что пообедать сегодня вечером?"
   "Ни одного шиллинга, джентльмен!" - отвечаю я.
   А он говорит:
   "За этим дело не станет. Я при деньгах. Возьмите у меня  и  выпейте  за
мое здоровье".
   И тут он вынимает из патронташа небольшой кожаный мешочек,  достает  из
него алмаз величиной с орешек, кладет мне в руку, подбирает свое ружье и в
тот же миг исчезает. Я даже не успел его поблагодарить.
   - А алмаз? - закричали со всех сторон.
   - Да вот мы сейчас его и пропиваем, джентльмены!
   - И это опять был Сэм Смит? Да?
   Громкое "ура" помешало услышать ответ. Это дуэлянты  заняли  места.  Их
разделяло двадцать пять метров, строго отмеренных секундантами.
   В это время в палатку вошел новый посетитель. Это был человек  среднего
роста. Он был оборван, на  лице  его  лежали  следы  недавно  перенесенных
испытаний. Незнакомец  сел  на  один  из  многих  освободившихся  стульев,
поставил локти на залитый вином стол, обхватил голову руками  и  застыл  в
неподвижности, точно пригвожденный к месту усталостью или болезнью. Однако
начало дуэли сопровождалось таким шумом, что  его  появления  никто  и  не
заметил.
   Американец Дик принял несколько капель нашатыря, и это его протрезвило.
Теперь он твердо занял позицию, осмотрел свой револьвер и ждал сигнала.  А
на другом конце стоял бесстрашный француз с навахой в руке.
   Воцарилась тишина, было слышно, как прерывисто дышат несколько наиболее
впечатлительных зрителей.
   - Угодно вам начать? - холодно сказал француз, кладя свой  длинный  нож
плашмя на ладонь, острием в сторону локтя.
   - All right! [Хорошо! (англ.)] - ответил американец.
   Секунданты быстро отошли в сторону. Один из  них,  соблюдая  правильные
интервалы, хлопнул в ладоши три раза.
   Дик поднял револьвер и выстрелил. Мгновенно послышался грохот,  звон  и
треск битой посуды и веселый смех француза.
   - Вы взяли выше на целый фут, мастер Дик! -  сказал  он  насмешливо.  -
Ваша пуля попала в бутылки.
   Со всех сторон послышались  возгласы  "браво"  и  "тише".  Дик  глубоко
вздохнул, тщательно прицелился и нажал собачку второй раз.  Он  побледнел,
когда увидел сквозь рассеявшийся дым, что его противник стоит на  месте  и
смеется пуще прежнего.
   - Да этак вы все перебьете... Кроме моей головы, конечно.  Вот  вы  уже
наколотили долларов на двадцать,  не  считая  моей  шляпы,  в  которой  вы
сделали дырочку. Но это не важно! Одной  дыркой  больше,  одной  меньше  -
какое это имеет значение? Но берегитесь, теперь вам  остается  всего  один
выстрел. А моя наваха остра, как иголка.
   Человек, который сидел за столом, обхватив  голову  руками,  вздрогнул,
услышав этот издевательский голос.
   Американец был бледен, как полотно, но жилы на его бычьей шее  вздулись
и стали похожи  на  веревки.  Он  крепко  выругался,  выплюнул  весь  свой
жевательный табак и два раза  сильно  топнул  ногой.  Сделав  последнее  и
энергичное усилие, чтобы взять себя в руки, он быстро  опустил  револьвер,
снова медленно взвел его, выискивая точку прицела снизу вверх. Все это  он
делал с медлительностью, которая должна была обеспечить меткость  выстрела
и одновременно усилить тревогу противника. Рука на секунду застыла,  затем
курок стал опускаться, и прогремел выстрел. Француз зарычал, сделал резкое
движение и упал, и многие решили даже,  что  он  смертельно  ранен;  затем
сверкнула молния и послышался резкий свист.
   Глухой рев, точно идущий из  глотки  медведя,  вырвался  у  американца.
Вскинув руками,  он  грохнулся  наземь,  обливаясь  кровью,  и  забился  в
судорогах. Наваха, пущенная недрогнувшей рукой его  противника,  попала  в
горло, рассекла кадык и прошла насквозь.
   Победитель этого свирепого  поединка  встал  и  с  гордостью  дал  всем
осмотреть царапину, которую у него на голове оставила пуля американца.
   - Как говорится, ежели бы да кабы... Ежели бы мастер Дик взял  на  один
сантиметр ниже, то копытами кверху лежал бы теперь я. Но  я  потерял  клок
волос и отделался царапиной.
   Прогремело "ура".  Оцепенение,  в  котором  все  находились,  сменилось
неистовым и бурным весельем. Бесстрашного француза обнимали,  поздравляли,
целовали даже те,  кто  проиграл  пари.  Но  когда  безумствующая  публика
подняла его высоко над головами, он увидел новоприбывшего, который смотрел
на него как окаменелый, видимо не веря своим глазам.
   - Месье Альбер! - воскликнул француз. - Месье Альбер! Это вы?
   - Жозеф! Славный ты мой Жозеф! - пробормотал тот, с трудом поднимаясь.
   Но ко всем неожиданностям этой драматической сцены  вскоре  прибавилась
еще одна. Полог  палатки  раскрылся,  и  твердой  походкой  вошел  мужчина
высокого роста, в белом шлеме и с карабином через плечо. Он с любопытством
стал осматривать публику, находившуюся точно в бреду.
   Три возгласа прозвучали одновременно. Один вырвался  из  груди  Жозефа,
другой издал Альбер де Вильрож, третий шел из публики.
   - Александр?
   - Месье Александр?
   - Сэм Смит! Собственной персоной!



        2

   Великолепный  удар.  -  Три  друга.   -   Снова   вместе.   -   Опасное
недоразумение. - Мерзкое обвинение. - Буры. - Опять драка. -  Вид  Альбера
де Вильрожа плохо действует  на  двух  мерзавцев.  -  В  окружении.  -  На
баррикады! -  Бомбардировка  полотняного  дома.  -  Живописная  и  удачная
оборона. - Пролом. - Отступление. -  В  краале.  -  Возобновление  военных
действий. - Александр мимоходом  сообщает  своим  друзьям,  что  имеет  на
триста тысяч алмазов.

   Шум еще не улегся, когда труп Дика  вытащили  за  руки  и  за  ноги  на
пустырь, лежавший позади палатки.
   При этом мексиканец спокойно извлек свою наваху из ужасной раны, откуда
хлестала кровь, вытер клинок и, восторженно покачивая головой, сказал:
   - Великолепный удар! Прямо-таки красота!  Этот  кабальеро  -  проворный
малый, и мне лестно, что я был у него секундантом.
   Человек, который в эту минуту входил, метнулся в сторону, чтобы не быть
забрызганным кровью.
   - Это что такое? - звучным голосом спросил он. - Здесь убивают?
   - Да, сеньор, - с живостью ответил мексиканец. -  Здесь  убивают...  но
честно. Великолепная дуэль! Можете пожалеть, что пришли так поздно...
   Читатель давно узнал Жозефа. Победа высоко вознесла нашего каталонца  и
посадила его на плечи какому-то могучему, но пьяному искателю  алмазов.  В
утомленном  путешественнике  он  внезапно  узнал  своего  молочного  брата
Альбера де Вильрожа, а в посетителе, который входил именно в эту минуту, -
Александра Шони и стал изо всех сил отбиваться от окружавшей его  публики,
чтобы поскорей обняться с друзьями. Этим он привлек к ним внимание  толпы.
Ко вниманию вскоре присоединилось любопытство, а затем и ужас, потому  что
послышалось чье-то восклицание:
   - Сэм Смит!..
   Это воскликнул тот самый ирландец,  который  сначала  был  ограблен,  а
через три недели спасен таинственной личностью,  о  которой  шел  разговор
перед началом дуэли.
   Александр не обратил внимания на то, что все перед ним расступаются. Он
увидел и услышал Жозефа и был немало удивлен, впрочем  не  без  оснований.
Альбера он еще не заметил,  но,  услышав  его  голос,  затрясся,  быстрыми
шагами направился к нему и стал его обнимать:
   - Альбер! Дорогой мой Альбер! Наконец-то я тебя  нашел!  Какой  у  тебя
вид! Но ничего - ты жив, это самое главное!..
   - Верно, дорогой Александр,  я  жив...  еле  жив!..  -  пробормотал  де
Вильрож слабым голосом. - Я на  три  четверти  покойник...  Слишком  уж  я
измучен...
   - Гром и молния! -  воскликнул  Александр.  -  Тебе  дают  погибать  от
голода?! Жозеф! Где Жозеф? Кажется, я его видел... И слышал его голос.
   - Вот я, месье Альбер! - кричал каталонец,  вырвавшийся  наконец-то  из
рук фанатиков, которые ни  за  что  не  хотели  его  отпустить.  -  Карай!
Наконец-то!
   - Что же это такое! Вы не видите, что месье Альбер еле жив? -  сердился
Шони. Стукнув кулаком по столу так, что стол затрясся, он  заорал:  -  Эй,
есть здесь какой-нибудь хозяин? Пусть придет! И живей, не то я сам за  ним
пойду!
   Хозяин пришел. Он снял  шляпу  и,  к  великому  удивлению  посетителей,
которые привыкли видеть его грубым и  высокомерным,  вол  себя  покорно  и
угодливо.
   - Чем прикажете служить вашему превосходительству?
   - Мое превосходительство  хочет,  чтобы  ты  накормил  и  напоил  этого
джентльмена. Ты слышал и ты понял. Неси все, что у тебя  есть  лучшего.  Я
плачу за все.
   - Сэм Смит,  по-видимому,  хорошо  настроен  сегодня!  -  сказал  своим
приятелям тот, который ранее описал свои встречи со знаменитым грабителем.
   - Вы уверены, что это именно он и есть? - спросил ирландец.
   - Не меньше, чем в том, что я - ли именно я. Вы, впрочем, увидите,  что
он меня тоже узнает.
   - Он теперь один, если вы хотите знать, и мы могли бы  его  схватить  и
разделаться с ним, - сказал бельгиец.
   - Попробуйте. Он сломает вас, как спичку.
   - Но нас-то ведь человек триста, если вы хотите знать...
   - Нет. Пока я жив, никто этого человека не тронет.
   - Потому что он тебя ограбил?.. Если вы хотите знать...
   - Да вы мне надоели! "Если вы хотите знать"! Довольно! Он меня ограбил,
когда я был богат. Но потом он спас мне жизнь и дал мне почти столько  же,
сколько взял у меня. А если чего и не додал, то великодушный поступок  сам
по себе тоже кое-чего стоит.
   Александр привык всюду чувствовать себя как дома. В  данный  момент  он
был всецело поглощен заботами о своем друге и нисколько не  думал  о  том,
что пользуется у здешней публики кровавой репутацией грабителя,  внушающей
и страх и почтение.
   Но вот он заметил человека, который внимательно его разглядывал.
   - И вы здесь?! - воскликнул Александр.
   - Я самый, мастер Сэм Смит. Очень рад вас видеть.
   - Как вы сказали?
   - Мастер Сэм Смит...
   - Вы ошибаетесь, приятель. Не в отношении моей личности, но в отношении
моего имени...
   - Как, разве это не вы нашли меня, когда я лежал без сознания в овраге?
Вы вернули меня к жизни и еще подарили мне прекрасный алмаз.
   - Что ж, если вам угодно  вспомнить  об  этом  маленьком  подарке  и  о
небольшой услуге, какую всякий порядочный человек оказал бы  вам  на  моем
месте, я возражать не буду. Но, по крайней мере, пощадите мою скромность.
   - Да ведь это была не первая наша встреча.
   - Вы меня удивляете...
   - Вспомните хорошенько! Вы даже сделали у меня маленький заем.
   - Заем?
   - О, я ничего по требую у такого джентльмена, как вы.  Возможно  также,
что вы и забыли: вам приходится иметь дела со многими...
   Эти последние слова вызвали у  некоторых  взрыв  смеха,  но  Александра
охватил гнев, кровь ударила ему в голову.
   - Послушайте, любезный, - резко сказал он,  -  я  не  имею  обыкновения
брать взаймы и не люблю подобных шуток...
   - Но позвольте, мастер Сэм Смит...
   - Еще раз, и в последний, говорю вам,  что  вы  ошибаетесь.  Вы  упорно
называете меня чьим-то чужим именем. Мне надоело. Это имя английское, а  я
француз и зовусь Александр Шони.
   - Врешь, мошенник! - прорычал из глубины палатки чей-то грубый голос. -
И даже не пытайся обманывать этих почтенных  джентльменов.  Мы  знаем  все
твои клички. Может быть, ты и выдаешь себя за француза, когда  тебе  надо,
но судья Линч все равно разделается с тобой как с вором и убийцей! Ты меня
слышишь, Сэм Смит?
   Александр остолбенел. Но ненадолго. Он быстро овладел собой. И  вот  он
яростно закричал,  вскочил,  как  тигр,  растолкал  оторопевших  зрителей,
пробился туда, откуда раздался голос, и оказался  лицом  к  лицу  с  двумя
гигантами, сидевшими за столиком в углу. У обоих лица были покрыты шрамами
и рубцами, оба были вооружены до зубов,  оба  являлись  воплощением  самой
грубой силы. Тот, который произнес приведенные выше слова,  видимо,  более
привык объезжать диких жеребцов или править фургоном, чем говорить связно.
Чтобы обрести дар речи, он предварительно выпил целую бутылку  кап-бренди.
Одного глаза у него не было.  Место,  где  когда-то  был  глаз,  пересекал
безобразный рубец, отчего мышцы вздулись на лбу и на  щеке  и  беспрерывно
дергались. Это усиливало впечатление свирепости.
   У его товарища через всю голову проходил рубец, который делил  шевелюру
на две почти равные части, как пробор. Сразу  было  видно,  что  это  след
хорошего сабельного удара. Гигант тоже пил как лошадь и подкреплял  каждое
слово своего собутыльника одобрительными кивками.
   Никто не смог бы сказать, откуда появились эти двое и как они вошли,  -
кроме, пожалуй, хозяина, который тайком впустил их  через  черный  ход,  в
задней части палатки.
   - Эге! - негромко сказал один из  гостей,  увидев  их.  -  Да  это  бур
Корнелис и его братец Питер. А где их старший брат Клаас?
   И со всех сторон  послышались  шепотом  произносимые  слова:  "буры"...
"Корнелис"... "Питер"...
   Впечатление было такое же, какое вызвало имя Сэма Смита.
   Увидев налетавшего на них француза, оба гиганта выхватили ножи и  стали
в оборонительную позицию.
   - Кто посмел возвести на меня гнусное обвинение в убийстве и грабеже?
   - Я! - ответил одноглазый Корнелис.
   - А я готов повторить, - прибавил Питер.
   Александр, еще более бледный,  чем  раньше,  быстро  нагнулся,  схватил
тяжелый  табурет  и  с  размаху  бросил  его  в   обоих   братцев,   крича
пронзительным голосом:
   - Врете, мерзавцы! Я не хочу пачкать руку о ваши  разбойничьи  морды  -
вот вам вместо пощечины.
   Тяжелый табурет упал на стол и  разломался.  Куски  полетели  на  обоих
гигантов, и те, несмотря на свой внушительный вид, вздрогнули.
   Поднялся неописуемый шум.  Несколько  человек  -  правда,  их  было  не
слишком много - сразу сгрудились вокруг Александра, другие стали проявлять
к Александру неблагожелательное любопытство, которое с  минуты  на  минуту
грозило принять открыто враждебную форму.
   Среди первых был и мексиканец - тот, который дал  Жозефу  свою  наваху;
был там и ирландец - виновник всей этой необъяснимой ошибки. Жозеф  где-то
раздобыл огромный топор и теперь стоял  рядом  со  своим  другом.  И  даже
Альбер, несмотря на всю свою слабость, и тот был здесь.
   Странное дело - его  появление  произвело  на  обоих  буров  неизмеримо
бОльшее впечатление, чем табурет Александра.
   - Граф! - пробормотал Корнелис.
   - Он самый! - подтвердил ошеломленный Питер.
   - Мужайся, Питер! Его послал сам дьявол!
   - Правильно, Корнелис. Он не должен уйти отсюда живым.
   Оба гиганта  преодолели  непостижимый  страх,  который  у  них  вызвало
появление этого человека, еле державшегося на ногах.
   - Друзья! - вскричал Корнелис. - Я сказал, и я повторяю: этот человек -
Сэм Смит! Вор Сэм Смит! Убийца Сэм Смит! Тот, которого вы  так  чествовали
как победителя, - его сообщник. А этот третий - их хозяин. Хоть на вид  он
еле живой, но они ему преданы, как проклятые. Друзья! Вам  представляется,
быть может, неповторимый случай: вы можете избавить не только ваш  прииск,
но и все прочие прииски от  этих  грабителей!  Почему  они  забирают  себе
львиную часть того, что вы добываете с таким трудом? А ну-ка, давайте!  Не
так уж они страшны! Надо их взять и повесить! А веревку я дам!
   - А я тебе тоже кое-что дам, мерзавец! - воскликнул Александр и  быстро
зарядил свои карабин.
   По в эту минуту несколько человек с яростью ринулись на Александра.  Он
окинул их взглядом и сразу увидел, насколько опасно  его  положение.  Если
только он и его друзья попадутся,  с  ними  будет  покончено.  Нелепому  и
гнусному обвинению все поверят. А здесь достаточно и простого  подозрения,
чтобы немедленно подвергнуться линчеванию.
   Он быстро обернулся и увидел, что отступление пока еще возможно.  Делом
одной минуты было схватить огромный стол, ножки которого  были  вкопаны  в
землю,  вырвать  его  и  опрокинуть  вместе  со  всеми  стоявшими  на  нем
бутылками. Битое стекло рассыпалось по полу впереди этой импровизированной
баррикады.
   Ирландец, которому все еще  продолжало  казаться,  что  он  узнал  Сэма
Смита, подошел и быстро сказал:
   - Джентльмен! В общем, вы мне спасли жизнь. Я не могу допустить,  чтобы
вас этак вот убили. Бегите в крааль. Сто шагов позади  палатки.  Там  есть
лошади. Вот мой револьвер. Передайте его вашему  товарищу  -  у  него  нет
никакого оружия. Прощайте, джентльмен. Теперь мы с вами квиты.
   Александр  пожал  плечами,  взял  револьвер,  передал  его  Альберу   и
проговорил вполголоса:
   - Опять я наказан за добрый поступок! Если бы я оставил этого дурака  в
овраге, меня бы не считали разбойником с большой дороги и я не увяз  бы  в
таком грязном деле. Ладно, друзья, отступаем! Мы еще сведем счеты с  этими
молодчиками. До следующего раза!
   Нападавших на минуту задержал опрокинутый  стол,  но  скоро  они  снова
перешли в наступление. Оба гиганта предводительствовали и неистово  орали.
Со всех сторон сверкали ножи и щелкали заряжаемые револьверы.  Сейчас  три
француза будут зарезаны и расстреляны. На них смотрели  двадцать  стволов,
надо было торопиться.
   Мексиканец стоял у самой стенки. В руках у  него  сверкала  наваха.  Он
сделал широкий разрез в парусине.
   - Сюда, кабальеро! Сюда!
   Альбер и Жозеф устремились в столь своевременно открывшееся отверстие.
   Что касается Александра, то, по мере  того  как  возрастала  опасность,
возрастало и его самообладание, и он внезапно увидел возможность  выиграть
несколько минут. Но дело опасное: надо было выдержать град пуль. Ничего не
значит. Александр пошел на это.
   Палатку поддерживали две длинные подпорки, вкопанные в землю, а наверху
их скрепляли дужки, напоминавшие спицы гигантского зонтика.  Если  удастся
свалить подпорки, он спасен.
   Александр быстро вскидывает ружье и со спокойствием  охотника,  который
стреляет куропаток, делает два выстрела. Но стрелял он в подпорки и к тому
же разрывными пулями. Подпорки были  разбиты  в  щепки.  Огромное  полотно
упало  на  нападающих,  как  ястреб  на  выводок  цыплят,  и  накрыло  их,
предоставив им барахтаться в поисках выхода.
   Хлопнуло несколько револьверных выстрелов,  но  они  не  имели  никаких
последствий, кроме шума и дыма.
   Крааль, как сказал ирландец, действительно лежал метрах  в  ста  позади
палатки. Покуда их враги кричали, рычали и не знали, как вырваться  из-под
брезента, который они уже весь истыкали ножами, наши три француза побежали
под надежную защиту крааля. Как ни серьезно  было  их  положение,  они  не
могли удержаться от смеха, видя, что делается с  палаткой,  верней  -  под
палаткой: люди, пьяные от  алкоголя  и  осатаневшие  от  ярости,  все  еще
барахтались и работали ножами. Они изрезали брезент в клочья, а  выбраться
не могли.
   Крааль был открыт. Французы  ворвались  как  раз  в  ту  минуту,  когда
радостный вой  возвестил,  что  враги  наконец  освободились  из  ловушки,
упавшей им на голову.  В  глубине  крааля  находилась  конюшня.  Она  была
сложена из толстых бревен -  настоящая  крепость.  Здесь  можно  выдержать
осаду. Двенадцать сильных  лошадей,  и  среди  них  две  особенно  крупные
спокойно жевали доброе зерно.