чной  наглостью,  -  надо
признать, что случай устраивает иногда довольно неожиданные встречи.
   - Это верно, мистер Смит, - заметил Александр. - Но времени у нас мало,
так что бросим праздные разговоры, если вы не возражаете.
   -  Я  весь  к  вашим   услугам,   господа.   Позвольте   мне,   однако,
предварительно заявить вам, что ваше присутствие среди врагов  моих  новых
друзей причиняет мне чувствительный ущерб.
   - Мы очень об этом сожалеем, мистер Смит, и хотели бы вступить с вами в
переговоры.
   - Знаете, сударь, - резко перебил его бандит, -  благодаря  сходству  с
одним из вас я узнал некую  тайну.  Она  слишком  значительна,  и  мне  бы
хотелось воспользоваться ею в самом широком смысле. Вы  знаете,  о  чем  я
говорю. О сокровищах кафрских королей. Так вот, я хочу все... или  ничего.
Это единственная форма соглашения, какую я могу вам предложить. Либо  все,
если вы не будете мне мешать, либо ничего, ибо тогда вам достанется только
моя шкура. Это мое последнее слово.
   - Сейчас я этому нахалу заткну  глотку  куском  свинца!  -  пробормотал
Альбер.
   - Знаете, господа, - продолжал бандит, - я буду откровенен. Все то, что
вы делаете ради славы или каких-нибудь других, неизвестных мне целен, то я
делаю ради денег и не задумываюсь над средствами. Вы бескорыстны, я жаден.
Что вам до черных жителей этого побережья и до их междоусобиц? Что для вас
несколько горсточек камней, из-за которых сейчас  прольется  кровь,  когда
неподалеку отсюда есть люди, находящиеся в беде... в такой беде, что  будь
у меня сердце, оно бы разорвалось...
   - Что вы имеете в виду? -  спросили  одновременно  все  три  друга,  на
великодушие которых мог рассчитывать всякий.
   - Меньше чем в двух днях  ходьбы,  если  идти  на  восток,  вы  найдете
фургон, запряженный быками, и одного мерзавца...
   - Дальше!..
   - Этот фургон - тюрьма  на  колесах.  В  ней  содержатся  две  женщины,
которым, по-моему, приходится туго от этого мерзавца, если судить по тому,
как тщательно он их держит  взаперти,  и  если  верить  одному  документу,
который случайно попал в мои руки...
   - Две женщины?.. Вы  сказали  две?  -  переспросил  Альбер,  охваченный
странной тревогой.
   - Да. Одна из них француженка, хотя бы по имени.
   - Вы помните это имя?
   - Право, у меня плохая память на имена. Но  если  это  вас  интересует,
прочитайте несколько слов на первой странице  этой  книги.  Сам  не  знаю,
зачем я ее сохранил. Могу ее отдать вам... Она мне ничего не стоила...
   Бандит передал Альберу известную читателю книгу.
   Де Вильрож раскрыл ее дрожащими  руками  и  увидел  строки,  написанные
кровью. Дрожь пробежала у него по всему телу. Его расширившиеся  от  ужаса
глаза уже  больше  ничего  не  видели,  у  него  перехватило  дыхание,  он
зашатался. Жозеф подхватил его и не дал ему упасть. Еще  ничего  не  зная,
Александр почувствовал, что произошло нечто страшное.
   Де Вильрож сделал огромное усилие, овладел собой  и,  протягивая  книгу
Александру, закричал нечеловеческим голосом:
   - На! Читай! Читай!..
   Александр, которого никогда не покидало спокойствие, прочел  вполголоса
строки, полные отчаяния, а Жозеф, слушая  его,  был  похож  на  воплощение
отчаяния. Если бы не дрожь в голосе Александра и не бледность, разлившаяся
по его лицу,  мистер  Смит,  единственный  посторонний,  подумал  бы,  что
Александру вся эта история так же  безразлична,  как  ему  самому.  Ярость
Жозефа прорвалась в  свирепом  рычанье,  когда  Александр  прочитал  вслух
подпись: графиня Анна де Вильрож.
   - Это мадам Анна!.. Моя благодетельница!.. Жена  человека,  которого  я
люблю больше всех на свете! Она в плену... Здесь, в двух шагах  от  нас...
Горе тем, кто ее похитил! Я придумаю для них такие пытки!..  Ах,  бандиты!
Они мне заплатят пинту крови за каждую ее слезу... По куску мяса я  у  них
вырежу за каждый ее вздох... Да еще и этого мало!..
   - Идем! - сказал хриплым голосом Альбер. - Этот человек говорит  -  два
дня ходьбы?.. Мы доберемся за  двенадцать  часов...  Мы  будем  бежать  до
изнеможения. Но мы добежим... А уж тогда... Правильно ты сказал, Жозеф,  -
горе тем, кто ее похитил!..
   - Идем! - в один голос отозвались Александр и Жозеф.
   - Однако, - прибавил Александр, никогда не терявший присутствия духа, -
нам нужно иметь более точные указания. Мы ведь не можем пуститься  в  путь
очертя голову...
   - Я сказал - на восток, - ответил Сэм Смит. Он  и  не  думал,  что  так
легко избавится от соперников. Их быстрый уход был ему весьма удобен, хотя
причины  все-таки  его  заинтриговали.  -  Идите  все  время   в   сторону
восходящего солнца, и вскоре вы увидите на земле следы фургона.
   У трех друзей только и было оружия, что ножи и единственный карабин,  и
Александр не без зависти посматривал на ружье Смита.
   - Сударь, - сказал он, - мы не знаем, что вас заставило рассказать  нам
все, что вы нам рассказали. Вы видите сами, однако,  как  мы  взволнованы.
Времени мало. Мы должны отправиться в дальний  путь,  но  мы  к  этому  не
готовы. Нам не хватает оружия. Не  согласитесь  ли  вы  уступить  нам  ваш
карабин?
   - Помилуйте, с величайшим удовольствием, - насмешливо ответил бандит. -
Конечно, если вы только можете сейчас же уплатить мне  за  него  пятьдесят
тысяч франков. Ибо я оцениваю его именно в эту сумму.
   - Я плачу сто  тысяч,  если  вы  дадите  патроны,  -  спокойно  ответил
Александр.
   Бандит был потрясен.
   - Идет! -  сказал  он,  протягивая  Александру  ружье  и  переполненный
патронташ.
   - Получите! - ответил Александр, пересыпая алмазы из своих  карманов  в
шлем бандита,  у  которого  дрожали  руки,  настолько  он  был  взволнован
выгодной сделкой. - А теперь прощайте! Благодарю вас,  я  ваш  должник.  И
разрешите мне по этому случаю дать вам совет. Батоки и макололо  только  о
том и мечтают, чтобы  жить  в  мире.  Не  толкайте  их  на  кровопролитие.
Оставайтесь с ними. Добром вы от них получите все, что вы хотите. Вы  меня
поняли? Я сказал все... Все, что вы хотите...
   - А теперь ответьте вы мне, - сказал бандит. - Скажите мне  имя  вашего
друга, которому я отдал книгу...
   - Граф Альбер де Вильрож.
   - Ах, черт возьми, вот оно что!.. Теперь я думаю, что  болван,  который
похитил его жену, наживет себе кое-какие неприятности... Впрочем, это  его
дело, и он получит только то, что заслужил. Что касается меня, то я сделал
прекрасное  дельце.  Вы  были  так  щедры...  Постойте-ка,  куда  же   они
девались?..
   Альбер, Александр и Жозеф предоставили бандиту заканчивать свой монолог
в их отсутствие. Они углубились в лес и вскоре скрылись  в  зарослях,  чем
очень удивили и батоков и макололо. И те и другие были рады,  что  удалось
избежать кровопролития, и собирались пышно отпраздновать заключение мира.
   Три друга, не щадя своих  сил,  шагали  и  шагали  -  правильной  будет
сказать, что они летели. Ни слова не было произнесено. Вся  жизнь  свелась
для них только к одному: поскорей добраться до места.
   Что для них трясины, в которые они проваливаются, пни,  о  которые  они
спотыкаются, колючки,  которые  до  крови  раздирают  тело!  Что  им  тучи
насекомых или  стоящая  в  лесу  температура  парника!  Что  им,  наконец,
усталость, жажда, голод!
   Они преодолевают все препятствия: пробираются меж поваленных  деревьев,
под которыми дремлют змеи, прокладывают себе дорогу сквозь заросли,  перед
которыми отступили бы дикие звери, переплывают  опасные  реки,  но  держат
путь все на восток, все на восток.
   То один, то другой идет впереди, то один, то другой падает, оступается,
застревает в зарослях. Никто и не  думает  об  отдыхе.  Свисток,  ауканье,
поломанная ветка помогут найти дорогу тому, кто случайно отстал, но  скоро
обгонит своих товарищей. Братское соревнование ведет их к единой цели. Они
чувствуют, кроме того, что их беспорядочное движение нельзя останавливать,
ибо  его  было  бы  невозможно  возобновить.  Они  черпают  силы  в  своей
смертельной тревоге и все идут и идут - молча,  тяжело  дыша,  с  безумным
взглядом, страшные в своем гневе и своей тревоге.
   Только ночь смогла остановить их исступленный  бег.  Поневоле  пришлось
остановиться - слишком много неумолимых опасностей  подстерегает  путников
ночью. Все трое тяжело свалились под одиноким баньяном и заснули свинцовым
сном,  какой  всегда  наступает  после  изнурительных  усилий  и  душевных
потрясений и почти всегда сопровождается мрачными кошмарами.
   Их разбудил могучий раскат грома. Скоро должен был начаться рассвет. Но
пернатые хозяева леса  не  приветствовали  возвращение  утреннего  светила
своей обычной музыкой. Все в  испуге  молчали.  Заря,  омраченная  тучами,
заставила людей вздрогнуть, как пушечный выстрел заставляет вздрогнуть две
встретившиеся армии, возвещая приближение роковой минуты,  когда  начнется
бой. К ним вернулось ощущение реальности,  они  молча  пожали  друг  другу
руки, и Александр произнес всего одно слово:
   - Вперед!
   Первые шаги давались ужасно трудно, и три друга, у  которых  свело  все
члены и которых терзал голод, не знали, смогут ли  продолжать  свой  путь.
Крупные капли дождя  забарабанили  по  листьям,  и  благодетельная  влага,
освежая раскаленный воздух, вернула им силы и легкость.  Затем  над  лесом
разразился ливень, и все скрылось под водой - трава, ветви деревьев и сами
деревья.
   - Какое-то проклятье висит над  нами!  -  воскликнул  Альбер,  которого
душили рыдания.
   - Вперед! - крикнул Александр между двумя порывами ветра. -  Даже  если
мы не сможем пройти больше ста шагов.
   - Вперед! - энергично повторил Жозеф.
   И все трое, прекрасные силой своей  воли,  бесстрашные  перед  разгулом
стихий, продолжали идти, - слабые люди, затерянные среди громадного  леса.
Они наталкивались на гигантские деревья, вырванные с корнем,  запутывались
в лианах, падали и снова вставали,  как  будто  становясь  еще  сильней  и
смелей.
   Мало-помалу в лесу  стало  светлеть.  Мягкий  песок,  прибитый  дождем,
пришел на смену  неровностям  лесной  почвы.  Ураган  успокоился,  стихали
раскаты грома. Вскоре солнце разогнало тучи, пробило мутную завесу  тумана
и пролило на  землю  лучезарные  потоки.  Друзья  вышли  на  просторную  и
совершенно открытую поляну. У  их  ног  речка,  раздувшаяся  после  ливня,
катила насыщенные песком желтые  воды,  на  которых  плавали  и  кружились
всякого рода обломки.
   Поток имел в ширину метров двести, но в обычное время был, по-видимому,
всего лишь скромным ручейком. По ту сторону стоял тяжелый фургон.  Он  был
наполовину затоплен и торчал посреди воды, как скала из дерева в брезента.
Положение  его  было  критическое.  Тем,  кто   там   находился,   грозила
непосредственная опасность, если только они не успели уйти до наводнения.
   Необычайное впечатление произвел  на  Альбера  вид  этого  фургона.  Де
Вильрожа охватило  непостижимое,  хотя  как  будто  ничем  не  оправданное
предчувствие, которому  разум  не  может  сопротивляться.  Бессознательным
движением руки он показал  на  фургон  Александру,  но  тот  лишь  покачал
головой и пробормотал:
   - Все фургоны похожи один на другой. Почему ты думаешь, что это  именно
тот самый?
   - Почему бы нет?
   - Надо подождать, когда спадет вода. Тогда увидим.
   - Я ждать но могу.
   - Пуститься вплавь - значит идти  на  верную  смерть.  Через  несколько
часов река войдет в свое русло.
   - А не поискать ли нам более узкое место где-нибудь вверх по течению?
   - С удовольствием. По только без спешки. Тем более,  что,  по-моему,  в
фургоне никого нет...
   Воздух, промытый дождем, стал так прозрачен, что можно  было  различить
мельчайшие подробности, как если бы расстояние уменьшилось  наполовину.  И
все трое были  изумлены,  когда  отчетливо  увидели  человеческую  фигуру,
которая вылезла из воды и взобралась на передок фургона.
   - Смотри! Смотри! - воскликнул Альбер задыхаясь.
   Затем над водой пронесся полный  отчаяния  крик  женщины,  взывавшей  о
помощи.
   Дрожь охватила всех троих.
   Человек, который вылез из воды, выпрямился во  весь  рост.  Тут  Альбер
зарычал от ярости: он узнал неуклюжую фигуру.
   - Клаас! Бур Клаас!.. Я так и думал!..



        16

   Отчаяние. - Неожиданная помощь. - Противоядие. - Примочки из мокуна.  -
Ужас бандита. - Сейчас фургон будет затоплен. - Фургон-корабль. - Бушующий
поток. - Разлив. - В лагере. - Доморощенные врачи.  -  Зуга  и  бушмен.  -
Мастер Виль. - Подлое предательство. -  Обвинение  в  убийстве.  -  Фургон
скрывается под водой.

   От дикого способа самозащиты, который придумал  Клаас,  пострадали  все
купавшиеся  в  отравленном  ручье,  однако  на   некоторых   сок   молочая
подействовал не так сильно. Несмотря на жгучую  боль,  они  все  же  могли
кое-как помочь тем, кто совершенно потерял зрение. Если бы не эта  помощь,
ослепшие неминуемо погибли бы во время наводнения. Последний  из  них  был
выведен на берег как раз в ту минуту, когда прокатился первый  гром,  лишь
на несколько минут опередивший неожиданное бешенство стихий.
   Было бы невозможно и вместе с тем  излишне  описывать  поляну,  которая
только что была полна веселья. Теперь здесь раздавались проклятия на  всех
языках, вой злобы и отчаяния смешивался со стонами.  Жестоко  пострадавшие
люди   не   знали,   какой   таинственной   причине   приписать   внезапно
приключившееся  с   ними   несчастье.   Они   примешивали   к   проклятиям
душераздирающие мольбы о помощи, но никто не знал, как им помочь.
   Однако первые капли дождя, падая на искаженные страданием лица, промыли
изъязвленные веки, и  это  принесло  некоторое  облегчение.  Но  оно  было
недостаточным  и  кратковременным.  Если   не   применить   энергичное   и
действенное лечение, то большинство пострадавших останутся слепыми на  всю
жизнь.
   Именно в это время прибежали на крики два человека, бродивших в лесу, -
два негра. Вся их одежда  состояла  из  куска  синеватой  бумажной  ткани,
обмотанной вокруг бедер. У каждого был лук, колчан  из  шкуры  леопарда  и
связка копий. Один из них - кафр могучего сложения,  стройный  красавец  с
умным лицом. Второй ростом меньше. У него кривые ноги,  длинные  руки,  он
коренаст и, должно быть, обладает атлетической силой. Его плоское, как  бы
расплющенное лицо кажется свирепым, но оно выражает только сострадание.
   Кафр обращается  к  своему  товарищу  и  гортанным  голосом  произносит
длинную фразу. А тот отвечает жестом,  который  у  всех  народов  означает
сомнение: "не знаю". Тогда  первый  подходит  к  одному  из  пострадавших,
осматривает его глаза, потом переходит  к  другому,  к  третьему  и  видит
тождественность  симптомов.  Он  многозначительно  покачивает  головой   и
обращается к одному из тех, кто наименее пострадал. Тот скорее  угадывает,
чем понимает, о чем его спрашивают.  Ему  известно,  что  туземцы  нередко
знают прекрасные средства против некоторых местных болезней. Он показывает
на реку и знаками объясняет, что все пострадали от купания  в  реке.  Негр
улыбается, быстро оглядывает речку, по которой хлещет дождь,  погружает  в
нее палец и пробует на язык.
   "Я не ошибся", - как будто говорит он  своему  товарищу,  который  тоже
окунул палец в воду и, поднеся его к лицу, тоже  делает  многозначительную
гримасу.
   Они  быстро  обмениваются  несколькими  словами,  среди  которых  часто
слышится слово "мокун". Затем оба бегом  пускаются  в  лес,  но  оставляют
оружие на месте, как бы желая сказать: "Мы вернемся".
   Тот, к кому обращены эти  слова,  сразу  успокаивается  и  обнадеживает
товарищей.  Отсутствие  негров   крайне   непродолжительно.   Они   быстро
возвращаются,  и  каждый  несет  огромную  охапку  веток,  густо  покрытых
листьями. В эту минуту разражается гроза,  начинается  ливень.  Однако  на
разгул стихий негры не обращают никакого внимания. Они набивают  себе  рот
листьями и быстро их жуют. Затем,  когда  изо  рта  у  них  начинает  течь
зеленая слюна, они обращают внимание на заполненные дождевой водой  миски,
очевидно принадлежащие больным, и энергично выплевывают в них свою зеленую
жвачку, уже обратившуюся в кашицу, и еще интенсивнее  разминают  ее  между
пальцами. Первый, к кому они обратились, нетерпеливо следит за их работой,
понимая, что негры приготовляют целебное снадобье. Он  отрывает  от  своей
сорочки кусок полотна, обмакивает его в этот  несложный  продукт  туземной
фармакопеи и, полный надежды, прикладывает к  глазам.  У  него  вырывается
крик. Он чувствует острую, колющую боль, которая отдает в  мозгу.  Но  это
продолжается не больше минуты, затем боль стихает, как по  волшебству.  Он
снимает тряпочку и не может сдержать радость:  к  нему  вернулось  зрение.
Если не считать неприятного  ощущения,  похожего  на  то,  какое  вызывает
песчинка или волосок, попавший в глаз, он здоров.
   - Мужайтесь, друзья! - кричит он голосом, который  перекрывает  раскаты
грома. - Мужайтесь, мы спасены!.. Все работоспособные - за  работу.  Идите
помогите этим славным неграм, они одни не управятся. И торопитесь!
   Эти слова воодушевляют больных. Надежда как  будто  возрождается.  Всем
раздают пригоршни листьев. Люди жуют изо всех сил. Им до того не  терпится
получить облегчение, что они уже не  растворяют  свою  жвачку  в  дождевой
воде, а прямо прикладывают к глазам. Ничего, впрочем, не меняется,  потому
что  дождь  все  равно  льет,  как  из  ведра;  он  проникает  в  глаза  и
способствует попаданию целебного сока во все складки разъеденной слизистой
оболочки.
   Негры разрываются на части, они бегают от одного  больного  к  другому,
раздают листву, меняют примочки  и  под  проливным  дождем  смеются  своим
добрым и заразительным смехом.
   На смену  недавнему  бешеному  рычанию  приходят  счастливые  вздохи  -
подлинный благодарственный молебен. Не ко всем вернулось зрение, но стихли
боли, и все позволяет надеяться, что полное  исцеление  не  заставит  себя
ждать.  Тот,  кто  был  первым  пациентом  этих  доморощенных  врачей,   с
любопытством осматривает целебное растение и как будто узнает его.
   - Мокун? - спрашивает он.
   - Мокун, - отвечают оба негра.
   - Но, если я не ошибаюсь, он убивает быков? Да, конечно.  Вот  здорово!
Ведь это те самые листья, которыми Корнелис и Питер отравили быков  своего
дорогого братца. Я отлично слышал, как Одноглазый наказал этому  субъекту,
которого они зовут "Кайман - Пожиратель людей", набросать в крааль мокуна.
Для быков! Ну и грязную штучку сыграли они с мастером Клаасом!  Теперь  он
застрял в низине, выехать у него не на чем, а вода прибывает и  прибывает.
Он вполне может утонуть... Но, в конце концов, это его дело! Джентльмен не
заслуживает сочувствия! Почему он не захотел честно  войти  в  компанию  с
нами? Почему он заперся, как дурак, в этом доме на колесах и говорил,  что
весь клад заберет себе? Если он утонет, тем хуже для него, а мы  избавимся
от лишнего конкурента. Но все-таки интересно знать, что же это  с  нами-то
приключилось? Уж нет ли и тут чьей-нибудь  дьявольской  проделки?  Кстати,
куда девались буры? И где миссионер? Уж не предали ли нас  эти  мошенники?
Не перешли ли они к Клаасу?
   Читатель видит, что этот человек не так уж ошибался: Корнелис, Питер  и
его преподобие действительно совершили черную измену в отношении  всей  их
компании. Но жулики не перешли на сторону Клааса у них было другое на уме.
   А Клаас, увидев, что надвигается потоп, решил было вывести  из  фургона
Эстер и госпожу де Вильрож и тем избавить их от неминуемой смерти. Но вода
подымалась так быстро, что  он  просто  не  успел.  Все  менялось  в  этой
открытой низменной местности на глазах, все преображалось.  Тысячи  мелких
потоков прибывали со всех сторон, и вода сразу поднялась до осей  фургона.
Клаас ругался, увидев, что берега удаляются и  удаляются  и  что  спастись
вплавь он не может, ибо всей его атлетической силы не хватит на  борьбу  с
таким стремительным