пись, потому что все ваши шкуры в опасности, я не дал бы за
них и рейса [рейс - мелкая португальская монета].
   Мулат пришел в ярость. Он заорал  и  бросился  на  Александра.  А  тот,
считая, что пришло время прощаться с жизнью, плюнул ему прямо в лицо. Но к
обиде мулат был  нечувствителен.  Он  сделал  знак  своим  сообщникам,  те
подхватили пленника и быстро унесли его в глубину леса. Здесь они вышли на
полянку, на которой паслись шесть  прекрасных  оседланных  капских  коней.
Александра взгромоздили на одного из этих коней, на шею; его враг  вскочил
в седло,  отдал  резко  и  кратко  несколько  приказаний,  назначил  своим
сообщникам место встречи, а затем все поскакали в разные стороны.
   Бешеная скачка продолжалась около трех часов. Наконец лошадь  выбралась
на просторную, открытую поляну, посреди которой  стоял  круглый  частокол.
Остальные пять лошадей, несшие меньший груз, пришли раньше.
   Они уже  были  расседланы  и  разнузданы  и  пощипывали  редкую  траву.
Александра спустили на землю. У него ломило все тело.
   Он увидел давно покинутый  крааль.  Хижины  были  сожжены,  сохранилось
только укрепление. Всякого рода отбросы свидетельствовали, что  здесь  еще
недавно было много народу. Возможно,  что  в  течение  некоторого  времени
здесь содержали бушменов, которых он освободил.
   Француза положили на солнцепеке, прямо на раскаленную землю. Его мучила
жажда. Португалец рычал, пена стекала  у  него  изо  рта,  глаза  налились
кровью. Он подошел к Александру.
   - Ну что, проклятый белокожий, - орал он, - теперь тебе ясно, что ты  у
мулата во власти? Теперь, если мулат захочет, он тебе за  все  заплатит...
Да еще с процентами... Твои дружки далеко, а моя шкура все еще на  мне.  Я
тебе сказал, что знаю безошибочный способ заставить тебя говорить.  Сейчас
ты у меня подпишешь чек. Увидишь!..
   Его сообщник  принес  охапку  колючек  "подожди  немного",  которые  мы
описали раньше. Он привязал их к  хвосту  одной  из  лошадей,  и  она  вся
затряслась от боли.
   - Так! - сказал мулат. - А  теперь  посадите  этого  белого  сеньора  в
седло. И привяжите покрепче. Вот так... Садитесь  и  вы  на  своих  коней.
Возьмите чамбоки и хлещите куда попало и коня и всадника... Слушай, белый,
ты будешь скакать час, и мои люди будут тебя хлестать. Потом мы  повторим.
Пока ты не подпишешь чек. Валяйте!
   Коню отдали поводья. Почувствовав свободу, он  шарахнулся,  взвился  на
дыбы и бешено заржал.  Затем  он  стал  на  все  четыре  ноги,  взбрыкнул,
повернулся и понес. Вскоре домчался до частокола, но было слишком  высоко,
перескочить он не мог и стал мелким галопом бегать вокруг. Один из мулатов
до крови хлестнул его  чамбоком.  От  неожиданности  и  боли  конь  сделал
бешеный прыжок в  сторону.  От  этого  резкого  движения  колючки  сначала
хлестнули его по бокам, а  потом  врезались  в  тело.  Он  снова  пустился
вскачь, наткнулся на второго всадника, и тот тоже стегнул его ремнем. Конь
обезумел, понесся, сам не зная  куда,  и  все  норовил  укусить  человека,
который болтался у него на спине. Это ему не удавалось.  Палачи  налетали,
стегали его по  крупу  и  по  шее,  заставляя  проделывать  фантастические
прыжки.
   Наконец, весь в мыле, тяжело дыша, с широко раздувающимися ноздрями,  с
ужасом в глазах. Конь вернулся на середину поляны,  стал  бить  копытом  и
затем, совершенно обезумев, понесся прямо на частокол.
   С каждым его скачком мучения Александра усиливались. Все его тело  было
так туго перевязано лианами, что мышцы, казалось, вот-вот лопнут. Кровавый
туман застилал ему глаза, в ушах шумело, в  горле  пересохло,  не  хватало
воздуха в легких.
   Вдруг Александр услышал треск и обо что-то больно ударился,  а  бешеная
скачка сделалась еще более бешеной.
   Конь очертя голову бросился в крааль. Частокол подался, как если  бы  в
него попала бомба, и теперь бедное животное, вконец замученное  колючками,
неслось куда глаза глядят.
   Александр понял, что это будет продолжаться до тех пор, покуда конь  не
свалится замертво.



        13

   Мрачное возвращение. -  Мучительное  ожидание.  -  Ночной  праздник.  -
Веселье в краале. - Стрелы и яд бушменов.  -  Нгуа  -  яд  смертельный.  -
Туземная музыка. - Гурра и жум жум,  рабукены  и  ромельпо.  -  Пляска.  -
Человек, который так хорошо танцует, должен драться  еще  лучше.  -  Воины
напали на след. - Страшное возмездие. - "Но где белый вождь?" - "Кто  меня
любит, за мной!"

   Альбер де Вильрож решил немедленно  пуститься  по  следам  той  лошади,
которая, как ему казалось, несла двойной груз. Многочисленные  невзгоды  и
приключения сделали Альбера смельчаком. В  пампасах  Аргентины  он  прошел
суровую школу гаучосов,  он  поддерживал  тесные  отношения  с  последними
траперами  Дальнего  Запада  и  с  охотниками  Мексиканской  Соньоры,   он
прекрасно знал пустыню. Так что без долгих размышлений он  решил  оставить
преподобного его пастве вместе с мастером  Вилем,  а  самому  пуститься  с
Жозефом на розыски Александра и его похитителей. В  нескольких  словах  он
посвятил в свои намерения проводника Зугу, но тот советовал подождать.
   Подождать, когда друг, находящийся в  лапах  бандитов,  быть  может,  в
отчаянии зовет его на помощь! Подождать! Одно это слово заставило  пылкого
молодого человека подскочить. Несмотря на все свое внешнее спокойствие, он
был смертельно бледен и весь трясся нервной дрожью.
   - Поверь мне, белый вождь, - почтительно настаивал Зуга. -  Сегодня  ты
уедешь один, а завтра с  тобой  пойдут  бушмены.  Ты  увидишь,  что  такое
благодарность черных людей.
   - Но почему не сегодня?
   - Потому что сегодня в краале будет праздник. И  наконец,  скоро  ночь,
все равно никакие поиски невозможны. Но время не будет  потеряно.  У  тех,
кто похитил белого, лошади долго бегать не смогут, они  скоро  устанут.  А
бушмены быстро их догонят. Потому что бушмен бегает быстрей любого коня. Я
тоже пойду с тобой, потому что тот белый - друг черных людей.
   Альбер признал правильность этих доводов и  последовал  за  охотниками,
которые, неся богатую добычу, возвращались в крааль шумной гурьбой.
   У забора стояла улыбающаяся, счастливая женщина с ребенком  за  спиной,
видимо пришедшая сюда затем, чтобы первой приветствовать возвращающихся. С
невыразимой нежностью смотрела она на своего  ребенка,  время  от  времени
переводя взгляд своих черных глаз на обоих европейцев и Зугу.
   Альбер  узнал  ее:  это  была  мать  того  мальчика,  которого  укусила
пикаколу. А она заметила бледность обоих каталонцев и то, что с  ними  нет
их третьего товарища.
   - Где белый? - воскликнула она с тревогой в голосе.
   Подбежал ее муж.
   - Жена! - сказал он. - Белого похитили. Приготовь стрелы. Приготовь яд.
Я отправлюсь искать белого. Тот, кто поднял руку на великого вождя, умрет.
Ступай!
   - Хорошо! - ответила женщина и пустилась бегом.
   - Слыхал? - торжествующе спросил Зуга. - Белый вождь будет  освобожден.
Его враги завтра умрут. Так сказал бушмен.
   Альбер, снедаемый мучительной тревогой,  уединился  в  хижине,  которую
бушмены наскоро построили для европейцев, а  Жозеф  отправился  на  поиски
преподобного  и  мастера  Виля.  Он  с  возмущением  рассказал  им,  каким
несчастьем закончилась охота, и стал строить  планы  мести  один  страшней
другого.
   Лжемиссионер и полицейский взволновались, на что у  каждого  была  своя
причина. Но Жозеф был им признателен за интерес, который  они  проявили  к
этому делу. Он не мог предположить, что в миссионере заговорила  алчность;
он не знал, что его преподобие готов перевернуть небо  и  землю,  лишь  бы
найти Александра, потому что в  его  глазах  и  в  глазах  его  сообщников
Александр  олицетворял  тайну  фантастического  богатства.  А  полицейский
считал, что у него похитили  преступника,  которого  он  мечтал  изловить.
Мастер  Виль  стал  твердить,  что  надо  без  промедления  вернуться   на
английскую территорию за подкреплением и пройти по всей провинции с  огнем
и мечом.
   - Во всяком случае, рассчитывайте на меня, -  сказал  миссионер.  -  Я,
правда, человек мирный и всякая мысль о пролитии крови мне  претит,  но  я
приму участие в ваших поисках, хотя бы мне пришлось поплатиться жизнью.
   - А что касается меня, - заявил мастер Виль, - то хотя одна рука у меня
еще не совсем действует, зато другая, слава  богу,  достаточно  крепка.  И
ноги крепкие. Да и голова на плечах. Я с вами в любую минуту.
   Жозеф был тронут таким сердечным участием:
   - Значит, друзья, выходим завтра утром. Карай! Скорей бы  прошла  ночь!
Мне не терпится повидать этих мерзавцев вблизи. Уж я  для  них  что-нибудь
придумаю - какую-нибудь невиданную пытку. Они мне ответят за бедного месье
Александра!
   Тем временем начались приготовления к ночному пиршеству.  Всюду  пылали
огромные жаровни, из рук в руки передавались плетенки с пивом. Негры пили,
как слоны; они плясали, точно их всех покусали тарантулы.
   В другое время Альбер не без любопытства и  даже  не  без  удовольствия
посмотрел бы эти бурные развлечения, но сегодня ему было не  до  того.  Он
покинул свою хижину, пошел бродить  по  краалю  и  оказался  перед  жалкой
лачугой, в которой жена бушмена готовила яд и стрелы.
   И в Африке и в Австралии туземцы обычно держат в строгой тайне все, что
относится  к  изготовлению  этих  грозных  орудий  самозащиты,  и   упорно
отказываются посвящать белых в способы изготовления ядов.
   Наполовину от нечего делать,  наполовину  подталкиваемый  любопытством,
молодой человек вошел. Женщина не считала нужным скрывать  что  бы  то  ни
было от друга ее благодетеля и продолжала свою страшную работу.
   Небольшой лук из дерева твердой породы, длиной  не  больше  метра,  она
смазала жиром и поставила новую тетиву из лосевых жил.  Затем  она  вынула
стрелы, хранившиеся в колчане из леопардовой шкуры, аккуратно разложила их
на земле и тщательно осмотрела. Они были сделаны из простого тростника, но
очень искусно: для этих простодушных работниц изготовление хороших стрел -
дело чести. Здешние стрелы далеко не имеют такой  необычайной  длины,  как
стрелы южноамериканских индейцев, достигающие чуть ли  не  двух  метров  в
длину. Бушменская стрела короче в четыре раза. Но  как  они  сделаны,  как
остроумно подогнаны все части, из которых приготовляется это  смертоносное
оружие! Наконечник длиной  в  шесть-семь  сантиметров  представляет  собой
круглую кость с зазубринами. Он вставляется в полый конец тростника, но не
слишком плотно. Когда стрела попадает в живую цель, тростник  можно  легко
выдернуть, а наконечник остается на месте. Сбоку у него небольшой железный
и очень острый крючок,  который  не  позволяет  его  выдернуть.  Крючок  и
зазубрины смазаны ядом.
   Бушменка взяла стоявший в углу большой сосуд из  необожженной  глины  и
осторожно извлекла из него штук тридцать гусениц,  по-местному  называемых
"нгуа".  Она  раздавила  их  на   куске   тыквенной   скорлупы,   отложила
внутренности, а кожицу выбросила. Из этих  внутренностей  женщина  скатала
мягкий зеленоватый шарик, смазала им все стрелы одну за другой -  костяные
наконечники и железные крючки - и затем аккуратно все уложила в колчан.
   Наконец она закончила работу.
   Альбер уже слыхал о страшном действии этого яда и все  же  относился  к
нему скептически.
   - Если это все, - пробормотал он про себя, - на что  они  рассчитывают,
чтобы освободить бедного Александра, то уж лучше я положусь на мой  верный
карабин.
   Незнание бушменского языка не позволило ему  обратиться  к  женщине  за
какими  бы  то  ни  было  разъяснениями.  Его  недоверие   было,   однако,
поколеблено, когда он увидел, как тщательно  она  очищает  свои  ногти  от
малейших остатков налипшего на них вещества.
   Он собирался пойти поискать проводника, когда тот сам вошел  в  хижину.
Увидев, чем занята хозяйка, он обрадовался.
   - Женщина, - сказал он, - это хорошо!  Ты  приготовила  нгуа.  Те,  кто
похитил белого, умрут.
   - Что ты сказал? - осведомился Альбер.
   - Это нгуа, - ответил тот. - Нгуа ужасен. Нгуа убивает наповал  пантеру
и леопарда. Слон, если стрела попала ему в хобот, умирает очень  скоро.  А
лев приходит от этого яда в такое  бешенство,  что,  прежде  чем  умереть,
грызет землю и деревья. Когда  стрела  с  нгуа  попадает  в  человека,  он
испытывает такую страшную боль, что катается по земле, рвет  свое  тело  и
просит, чтобы мать покормила его грудью: ему кажется, что  он  снова  стал
младенцем. Или же он впадает в  бешенство.  Тогда  он  убегает  далеко  от
крааля, куда-нибудь в глубину леса, и там умирает. А рот его покрыт пеной.
Белый вождь будет отмщен.
   - А нет ли у бушменов и бечуанов другого яда?
   -  Конечно,  есть  яд  пикаколу  и  соки  растений,  которым  вы  даете
непонятные нам названия. Но эти яды  вызывают  оцепенение  и  убивают,  не
причиняя страданий, а нгуа - яд мести.
   Наступила ночь, и на пиру царило небывалое оживление.  К  потрескиванию
тростника,  который  охапками  бросали  в  огонь,  присоединилось  рычание
мужчин, визг женщин, пронзительные крики детей. Все без  различия  пола  и
возраста  были  пьяны.  Общий  шум  перекрывала  невообразимая  какофония,
которую производили жум-жумы, гурра и всякие  другие  местные  музыкальные
инструменты.
   Гурра имеет вид лука. Она состоит из струны, прикрепленной  к  птичьему
перу. В стволе пера проделано отверстие, в которое виртуоз дует  изо  всех
сил, как в дудку. Когда в оркестре есть десяток этаких  гурра,  подымается
такой вой, такое мычанье, что становится страшно.
   Рабукен - длинная треугольная доска, на которую  натянуты  три  струны.
Колка  нет,  и  струны  упираются  в  надутый   пузырь,   который   служит
резонатором. Этот инструмент еще удивительней, чем гурра.
   Но предел - это ромельпо. Представьте себе дуплистый пень, поставленный
на треножник и туго перетянутый шкурой  куагги.  Музыкант  вооружен  двумя
дубинами и беспрерывно бьет ими что есть силы по этой прочной  шкуре.  Это
более оглушительно, чем все барабаны на свете.
   Танцоры соответствуют оркестру. Возбужденные его шумом, они  становятся
в круг. Все почти совершенно голые. У каждого в руке палка,  или  топорик,
или копье. Каждый орет во всю силу своих легких.  Затем  все  одновременно
поднимают одну ногу и одновременно отбивают один  удар.  Это  единственное
движение, какое они производят все вместе. А дальше - кто во  что  горазд.
Какие угодно телодвижения,  какие  угодно  звуки!  Вообразите  оркестр,  в
котором каждый музыкант самым усердным образом исполняет  другую  мелодию,
или балет, в котором каждый танцует что вздумается,  или  хор,  в  котором
каждый поет что бог на душу положит, и вы едва ли  получите  представление
об этом  непостижимом  смешении  звуков  и  движений,  которое  составляет
радость жителей крааля. Руки и головы  дергаются  в  разные  стороны,  все
исступленно кричат; тучи пыли окутывают танцоров,  так  усердно  колотящих
ногами в землю, что после пляски в ней остается глубокий след.
   Время от времени из круга выходит танцор. Сейчас он будет плясать один.
Он исполнит какой-нибудь особенный, им самим  придуманный  номер  и  будет
награжден рукоплесканиями.
   В  пляске  принимают  участие  не   только   молодые.   Южноафриканская
Терпсихора имеет горячих приверженцев среди взрослых и  даже  среди  седых
стариков. Не стоит и говорить,  какую  жажду  вызывают  такие  упражнения.
Плетенки с пивом передаются из рук в руки и опорожняются до капли.
   Бушмен,  который  обещал  Альберу  найти  Александра  и  отомстить  его
похитителям, обращал на себя внимание своим бешеным  темпераментом.  Время
от времени он выходил из круга. Тяжело  дыша,  с  раздувающимися  ноздрями
подходил он к Альберу и горделиво выставлял себя напоказ, как  бы  говоря:
"Смотри и любуйся! Смотри, какой я великий воин! Будь спокоен  -  человек,
который так хорошо танцует, умеет еще лучше драться".
   "Но Альберу вся эта  гимнастика  внушала  серьезное  беспокойство.  Он,
пожалуй, не без оснований думал, что завтра утром эти люди и  шевельнуться
не смогут.
   Его тревога оказалась напрасной, потому что задолго до  восхода  солнца
бушмен взял оружие и вместе со своим братом углубился в лес. А через  Зугу
он настойчиво потребовал, чтобы Альбер остался и ждал его возвращения.
   Альбер был раздосадован. Ему хотелось присоединиться к охотникам, и  он
уже пожалел, что доверил розыски друга чужим людям. Жозеф, мастер  Виль  и
преподобный  разделяли  его  нетерпение.  Им  тоже  хотелось   отправиться
немедленно.
   Но проводник отлично знал обычаи черных  охотников  и  потому  всячески
удерживал европейцев в краале, убеждая их, что у черных есть свой  план  и
лучше им не мешать.
   - Терпение, терпение, вождь!  -  беспрерывно  повторял  он.  -  Человек
сказал,  что  вернется  до  наступления  ночи,  -  значит,  вернется.   Не
беспокойся!
   Альберу не оставалось ничего другого,  как  шагать  взад  и  вперед  по
краалю и считать часы и минуты.
   Зуга оказался прав. Солнце стало скрываться за деревьями, когда  вдали,
со стороны хопо, показались люди.
   - Верховые! - воскликнул Жозеф, взобравшийся на крышу одной из хижин. -
Я вижу лошадей!
   - Быть не может! Ты ошибаешься! Это,  должно  быть,  антилопы,  которые
уцелели после охоты.
   - Карай! Я знаю, что говорю! Через минуту  вы  сами  увидите,  что  это
лошади.
   - Но, в таком случае, кто же это едет?
   - Три, четыре, пять... Пять  лошадей...  Постойте,  а  всадников  всего
двое. Вот они остановились. Лошади  Отказываются  идти  дальше.  Ах,  нет!
Копьем в бок - и они скачут!
   - А месье Александр? Его-то ты видишь?
   - Лица я различаю плохо - солнце бьет мне прямо  в  глаза.  Нет,  месье
Александра я не вижу. Ах, да ведь это те двое, которые ушли ночью!
   Крик отчаяния вырвался у Альбера:
   - Я трижды дурак! Я подлец! Как это я мог передоверить чужим людям  то,
что обязан был сделать сам! Двенадцать часов я проторчал здесь сложа руки,
вместо того чтобы помчаться на выручку моему другу!
   Жозеф не ошибался. Двое верховых, которых он увидел, были действительно
бушмены. Они подбадривали коней остриями своих копий  и  скакали  довольно
быстро. И еще три лошади,  дисциплинированные,  как  все  капские  лошади,
привыкшие ходить вместе, следовали за ними свободно.
   Вид у наездников был ужасный. С головы до  ног  оба  они  были  покрыты
запекшейся кровью. Оба исступленно кричали,  лица  обоих  были  перекошены
злобой, раскрытые рты показывали сверкающие острые зубы. И  лошади,  также
покрытые кровавой пеной, имели ужасный вид. У одного из негров - как раз у
отца спасенного Александром ребенка - висела через плечо  сетка,  в  каких
женщины переносят яичные скорлупы с водой.  Но  в  сетках  лежали  не  эти
невинные сосуды, а свежесрезанные человеческие головы.
   Бушмен быстро соскочил  на  землю  и  издал  крик,  на  какой  человек,
казалось, не способен. Он  быстро  освободился  от  своей  страшной  ноши,
схватил головы за волосы и  швырнул  их  к  ногам  окаменевшего  от  ужаса
Альбера.
   - На, смотри! - с демоническим смехом закричал негр. - Ты  их  узнаешь?
Считай! Они все тут. Ни один не ушел.
   Альбер, превозмогая отвращение, взглянул на одну из этих голов и увидел
след чамбока - рубец, который Александр оставил  два  дня  назад  на  лице
португальского мулата.
   И тотчас он все  понял.  Он  понял,  что  друг  его  попал  в  ловушку,
поставленную работорговцами.  Эти  негодяи,  по-видимому,  оставили  своих
лошадей в укромном месте, а сами неотступно следили за краалем, за  охотой
и за охотниками, рассчитывая, что им представится случай утолить  мучившую
их жажду мести.
   И этот  случай  представился,  когда  Александр  бросился  преследовать
раненую антилопу.
   - Но  Александр!  Где  белый  вождь?  -  воскликнул  Альбер  сдавленным
голосом. - Говори!
   Негр как будто и не  слышал.  Ему  было  непонятно