ти,  даже  если  для  этого  придется   применять   меры
совершенно исключительные. Мы приговариваем к смерти за воровство,  однако
нам пока нечего заниматься убийствами, которые, к сожалению, слишком часто
происходят в драках.
   - Этого еще не хватало!  -  заметил  какой-то  янки,  который  сидел  и
обстругивал кусок дерева.  -  Разве  дуэль  не  существует  у  большинства
цивилизованных  народов?  Мы  затеваем  драки  во  время  игры  или  когда
напиваемся, то есть каждый день. Мы никому не причиняем  никакого  зла,  а
что касается наших собственных шкур, то мы вправе протыкать их сколько нам
угодно. Не так ли, джентльмены?
   Циничный  выпад  был  покрыт  взрывом  смеха,  который  ясно  показывал
умонастроение публики.
   - Я отлично вижу, - продолжал янки, - куда гнет уважаемый председатель.
Может случиться, что  кто-нибудь  из  нас  вздумает  упрекнуть  этих  двух
джентльменов в  том,  что  они  в  свое  время  покинули  прииск  немножко
неожиданно, я бы сказал - немножко внезапно. Черт побери! У нас еще  не  у
всех зажили рубцы, которые мы от них получили.  Я  уж  не  говорю  о  моем
компаньоне, о покойном Дике, который получил такой миленький удар навахой.
Что ж, ничего не скажешь, игра была честная. Они палили в  нас  из  ружья,
они обрушили на нас стенку конюшни в краале, они выпустили  на  нас  табун
взбесившихся лошадей и топтали нас копытами. Но, я повторяю, все это  была
честная игра... Как они отступали! Я бы отдал мой алмазный участок за  то,
чтобы быть с ними! Тем более  что  ведь  все  мы  ошибались.  Как  это  мы
оказались такими дураками? Как мы могли поверить этим  неотесанным  бурам,
которые из кожи лезли, чтобы заставить нас принять  этого  джентльмена  за
Смита?
   - Верно! Верно! -  воскликнуло  не  менее  двадцати  голосов  на  самых
разнообразных языках.
   - Мы потом видели Сэма  Смита  и  признаем  свою  ошибку!..  Джентльмен
спасся чудом. Это нас научит быть в другой раз поосторожнее.
   - Вы правы, - с ненавистью заметил  мастер  Виль.  Он  вспомнил  угрозу
председателя и нарушил наконец свое молчание.  -  Но  одно  дело  -  всеми
средствами защищать свою жизнь, и совсем другое дело - подло  убить  ночью
безобидного старика, чтобы забрать у него его добро...
   Александр пожал плечами и" презрительно улыбнулся.
   - Джентльмены, - продолжал полицейский, - многие из вас  находились  на
прииске в Нельсонс-Фонтейне, когда  произошло  это  ужасное  преступление.
Убитый провел там всего несколько дней, когда неизвестно откуда  появились
два француза. Один из них удрал,  второй  сидит  сейчас  рядом  с  главным
обвиняемым. А этот главный обвиняемый работал на прииске, и, когда мы  его
арестовали, все его узнали. У него, была довольно  долгая  беседа  с  теми
двумя французами, а затем, когда стемнело, они отправились  к  торговцу  в
фургон, в котором тот проживал со  своей  дочерью.  Поводом  была  продажа
участка. Покупатель уплатил деньги, и  три  француза  тотчас  скрылись.  А
наутро торговец был найден плавающим в луже крови.  Его  дочь  и  прислуга
лежали связанные в глубине фургона, касса была взломана, товары валялись в
беспорядке.
   Ни Альбер, ни Александр не поддерживали  с  Нельсонс-Фонтейном  никакой
связи после своего отъезда и, естественно, ничего не  знали  об  убийстве.
Когда их схватили люди, которыми руководил мастер Виль, и выяснилось,  что
Виль - полицейский и что он обвиняет их в убийстве  и  грабеже,  Александр
подумал, что ему придется отвечать за злодейства Сэма Смита. Когда же  его
личность была установлена людьми, которые его знали,  он  надеялся  быстро
распутать недоразумение и доказать, что его еще раз приняли за Смита.
   Но полицейский уверенно говорил о преступлении, которое было совершено,
когда Смита в Алмазном крае не было.  Дело  чрезвычайно  осложнялось.  Над
Александром Шони нависла страшная опасность.
   Несмотря на  все  свое  обычное  самообладание,  Александр  затрясся  и
воскликнул сдавленным голосом:
   - Убит?! Торговец из Нельсонс-Фонтейна?
   - Да, господин француз! Убит за несколько часов до  того,  как  вы  так
поспешно скрылись с обоими вашими приятелями. Вы  поступили  довольно-таки
неумно. Надо было по крайней мере переждать несколько дней, тогда  на  вас
не пало бы подозрение. Но  из  всего  населения  прииска  только  вы  одни
скрылись и  пытались  замести  следы.  Должно  быть,  вы  имели  серьезные
основания...
   Александр и Альбер были ошеломлены и не  знали,  что  ответить.  Но  их
молчание, их тревога произвели неблагоприятное впечатление на собравшихся,
которые до сих пор были расположены в их пользу.
   - Но это еще не все! - с торжествующим видом провозгласил мастер  Виль.
- Как преступники ни хитры, а обо всем они  подумать  не  могут.  И  часто
бывает,  что,  поспешно  покидая   место   преступления,   они   оставляют
неопровержимые улики. Вот, господин  председатель,  возьмите  эту  вещицу.
Предъявите ее этим двум джентльменам  и  спросите  их,  не  знают  ли  они
случайно ее происхождения...
   С этими словами Виль передал председателю золотой медальон, на  котором
еще висели два кусочка оборвавшейся золотой цепочки.
   Альбер  не  мог  сдержать  возгласа  изумления.  Он  схватил  медальон,
торопливо раскрыл его и крикнул:
   - Мой медальон!
   Затем он стал рассматривать дорогое его сердцу  изображение.  Несколько
слов мастера Виля вернули его к  действительности.  На  лице  полицейского
играла злорадная улыбка.
   - Итак, - обратился он  к  председателю,  -  джентльмен  признает,  что
медальон принадлежит ему. Он даже знает секретный замочек, и  ему  знакомо
лицо особы, которое здесь изображено. Так вот, знаете ли вы, где и когда я
нашел этот медальон? Наутро после убийства, в нескольких дюймах от  трупа.
Вам хотелось доказательств? Вот они! Теперь судите этих людей  и  вынесите
им приговор по совести и разумению!..
   Ловкий ход мастера Виля произвел впечатление. Как ни были шатки  улики,
виновность обвиняемых уже не представляла для публики никакого сомнения.
   - Тише, джентльмены, - сказал председатель.
   Он был подавлен этой сценой, но, как человек более устойчивый, чем  все
остальные, еще не считал, что обвиняемые виновны.
   - Что ж, господа, защищайтесь! -  воскликнул  он,  поворачиваясь  в  их
сторону.  -  Вы  принадлежите  к  народу  великодушному.   Такие   гнусные
преступления не во французских нравах. Я люблю и уважаю французов, я  знаю
Францию, я преданно служил ей в мрачные годы нашествия [судья имеет в виду
франко-прусскую войну 1870-1871 гг.]. Я видел, как французы защищали  свое
отечество. Я видел, с каким мужеством французы дрались и с какой гордостью
они переносили свое печальное поражение. Нет, честность всегда скажется!..
Еще раз говорю вам - защищайтесь, господа. Вас просит об  этом  собрат  по
оружию, ирландец, потерявший свою родину...
   - Да посмотрите мне хорошенько в лицо! - воскликнул Александр  дрожащим
от негодования голосом. - Все  вы  кричите:  "Смерть!  Смерть!"  Вы  слепо
верите этому презренному полицейскому. А мы  его  кормили,  помогали  ему,
несколько раз спасали его от смерти. Похож я на грабителя и убийцу?  Мы  с
вами  были  товарищами  по  работе.  Заметили  ли   вы   хоть   что-нибудь
предосудительное в моем поведении, когда я жил среди вас? Разве я  не  был
добрым товарищем? Разве сами вы не признавали этого вслух? Разве человек с
безупречным прошлым, как я, может этак вот, ни с  того  ни  с  сего  стать
грабителем и убийцей? И наконец, разве мои слова стоят меньше,  чем  слова
этой подозрительной личности, которая  якобы  принадлежит  к  колониальной
полиции, но пока еще ничем этого не доказала? Почему мы должны верить, что
этот медальон, принадлежащий моему другу, действительно был найден рядом с
жертвой загадочного преступления? А разве вы не могли его  украсть  у  нас
или по крайней мере найти, когда вы жили с нами?
   Публика с лихорадочным любопытством ждала, что ответит мастер  Виль  на
эти горячие слова.
   И тот заговорил своим фальшивым голосом:
   - Обвиняемый сказал вам: "Разве я похож на грабителя и убийцу?" На этот
ребяческий довод я отвечаю: да! Разве вы  сами  не  приняли  его  за  Сэма
Смита, за грабителя, одно имя  которого  наводит  ужас  в  Австралии  и  в
Африке?  А  что  касается  моей  личности,  которую   обвиняемый   считает
подозрительной, то всякий, кто помнит его по Нельсонс-Фонтейну,  помнит  и
меня,  потому  что  все  меня  видели  за   исполнением   моих   служебных
обязанностей.
   - Верно! - воскликнул американец. - Я тем более хорошо вас  помню,  что
однажды вам вздумалось захватить и меня, как  какого-нибудь  жулика,  и  я
очень мило вышиб вам зуб.
   - Нет худа без добра, - философски ответил мастер Виль, - ибо благодаря
этой неприятности нельзя больше  говорить,  что  я  кого-нибудь  обманываю
насчет моего служебного положения!
   - Ничего себе положение! - буркнул янки.
   - Я не поменяюсь с этими двумя французами.
   - Гм!.. Да и я не поменяюсь. От них чертовски пахнет веревкой.
   - Но вы все-таки не  думаете  совершить  подобную  несправедливость!  -
снова воскликнул Александр. - Во всякое другое время мы бы пошли на смерть
без сожаления, но сегодня нам надо жить!
   - Да! - зарычал Альбер. - Жить! Еще несколько дней, хотя  бы  несколько
часов.
   - Позвольте мне, джентльмены, обратиться  к  вашей  совести,  -  сказал
Александр. - Мой друг очень тяжело пострадал. У него похитили жену, и  она
молит его о помощи. Дайте нам отсрочку. Несколько дней. А потом, когда  мы
отметим за нее и несчастная  молодая  женщина  получит  свободу,  мы  сами
придем к вам и отдадим себя в ваши руки. Быть может, мы будем  располагать
какими-нибудь доказательствами нашей невиновности. Даю вам слово  француза
и дворянина.
   Несколько человек  были  тронуты,  послышались  возгласы:  "Браво!"  Но
подавляющее  большинство  разразилось  грубым  хохотом:  люди  не  поняли,
сколько величия и самоотверженности было в  предложении  Александра  Шони.
Кроме того, вообще взяла верх обычная жестокая  грубость  этих  людей:  им
хотелось видеть повешение.  Им  было  вполне  безразлично,  кого  повесят:
полицейского или французов.  Но  раз  уж  полицейскому  удалось  выдернуть
голову из петли, то доставить публике развлечение должны французы.
   Председатель был убежден в невиновности Альбера и Александра,  но  ясно
видел, что их дело плохо. Однако он попытался добиться для  них  отсрочки,
хотя бы самой непродолжительной: в душе Инженер надеялся,  что  произойдет
какое-нибудь неожиданное событие, которое переменит обстановку.
   - Джентльмены, - сказал он,  когда  ему  удалось  водворить  тишину,  -
позвольте мне сказать кое-что. Я хочу  кратко  подвести  итоги.  По-моему,
дело нуждается в дополнительном расследовании. Вы не можете составить себе
полное и твердое убеждение...
   - Можем! Можем! Французы виновны! Пусть их повесят! Сейчас же!
   - Завтра!
   Неизвестно, что будет завтра!
   - Сию минуту!
   - Веревка! У вас есть веревка?
   Да, да, веревка!
   Кто полезет на баньян? Вот готовая виселица!..
   Я! Я полезу!
   - Нет, я!
   Несколько  человек  бросились  к  дереву,  расталкивая  председателя  и
присяжных.
   Американец подставил спину, и один из его приятелей смог взобраться  на
дерево.
   А другие тем временем схватили Альбера и Александра. Те  отбивались  со
всей силой отчаяния и каждый раз отшвыривали по нескольку человек, которые
яростно орали и вопили. Но линчевателей  было  много,  а  французов  всего
двое.
   - Давайте веревку! - кричал молодец, взобравшийся на дерево.  Он  очень
добивался чести приготовить виселицу.
   - Держи! - кричали ему снизу.
   Тот уже протянул руку, чтобы поймать веревку, когда все увидели, что он
внезапно схватился за горло. Он кричал и делал усилия,  чтобы  удержаться,
но завертелся и тяжело грохнулся на землю.
   Крик ужаса вырвался у  его  товарищей,  когда  они  увидели,  что  змея
сине-стального цвета  обвивает  его  своими  кольцами,  как  металлическим
тросом, и впивается в него  всей  своей  отвратительной  широко  раскрытой
пастью.
   И в ту  же  минуту  из  листвы  огромного  дерева  послышалось  шипение
разъяренных пикаколу.



        3

   Нашествие змей. - Паника. - Крокодилы на охоте. - Опять вместе. -  Ужас
мастера Виля. - Жозеф говорит, что он  "учится  на  крокодила".  -  Обычай
бакуэнов. - Таланты Зуги. - На реке. - Жозеф угнал у Смита пирогу - теперь
они поквитались.

   Когда из листвы баньяна послышалось шипение  грозного  южноафриканского
пресмыкающегося,    люди,    бросившиеся    на    помощь     незадачливому
палачу-любителю,  благоразумно  отступили  назад.  Все  знали,  что   укус
пикаколу равносилен смертному приговору. Ни у кого не было  мужества  хотя
бы близко подойти к змее, которая  впилась  умирающему  в  горло  и  жадно
насыщалась его кровью.
   А тут послышалось  новое  шипение.  Видимо,  в  густой  листве  баньяна
копошилось целое племя  змей.  Среди  линчевателей  уже  никто  больше  не
вызывался  полезть  на  дерево,  чтобы   приготовить   виселицу.   Падение
палача-любителя, с живым  галстуком  на  шее  имело  то  последствие,  что
председатель, мастер Вяль и французы оказались изолированными, потому  что
в минуту вполне понятной растерянности  они  все  четверо  прислонились  к
дереву.
   Бешеным крикам, которые только что наполняли поляну, внезапно пришла на
смену мертвая тишина. Все  боялись,  что  выползут  новые  гады,  и  стали
отступать  все  дальше  и  дальше,  образуя  полукруг,  который   медленно
расширялся позади факелов. Пламя этих несложных светильников действительно
могло привлечь змей, которые по ветвям и корням баньяна  могли  переползти
на землю.
   Внезапно со стороны реки раздался выстрел.  Он  прокатился  громом  над
водой, которая тихо плескалась в нескольких шагах,  и  был  как  бы  неким
сигналом для всех злых духов, потревоженных вторжением  человека.  Шипение
все усиливалось, и вскоре показался авангард: медленно извиваясь  и  шурша
чешуей, змеи скользили по лианам и спускались с дерева вниз. Они лениво  и
медлительно свертывали и распускали свои кольца;  им,  видимо,  доставляло
наслаждение поворачивать направо и налево свои изящные головы  и  капризно
изгибать  шеи,  отчего  их  голубая  кожа  отливала  самыми   неожиданными
красками.
   Они не спеша тянулись одна за другой, смотрели холодными и неподвижными
глазами на факелы,  со  странной  быстротой  двигали  своими  раздвоенными
язычками и время от времени  останавливались,  сворачивались  в  клубок  и
снова растягивались во всю длину. Шум под деревом, которое они облюбовали,
сначала  испугал  их,  но,  завороженные  огнем  факелов,  они  постепенно
становились смелей.
   Несколько штук уже достигли земли. Высоко подняв головы, они ползли  по
направлению к факелам, не переставая шипеть, точно скликали всю родню.
   Публика судебного заседания продолжала  отступать  перед  этим  грозным
нашествием;  люди  уже  как  будто  забыли,  зачем  пришли.  Многие   даже
высказывались  за  то,  чтобы  всем  убраться  и  закончить   драматически
прерванное судебное заседание в другой раз. Однако новое событие  ускорило
это отступление и превратило его в беспорядочное бегство: со стороны реки,
позади линчевателей, внезапно послышались жалобные крики, похожие на  плач
новорожденного. Вода плескалась, как во  время  прибоя  или  как  будто  к
берегу пристала целая флотилия пирог.
   Этот детский плач, эти жалобные  крики,  которые  не  забудет  человек,
слышавший их хотя бы однажды, издают кайманы на Замбези, самые страшные на
всем Африканском континенте.
   Каждый узнал эти звуки, каждому известно их  значение:  хищники  слышат
запах человека. Они сбегаются из всех глубин гигантской реки.  Несомненно,
обоняние подсказало им, что поблизости находится пожива.
   Какими бы страстными любителями повешения ни были эти люди, нет  такого
любопытства, которое оказалось бы сильней, чем страх очутиться в желудке у
каймана или погибнуть от укуса змеи.
   Раздался протяжный крик:
   - Крокодилы! Крокодилы! Спасайтесь!
   И каждый храбро повернулся на каблуках и пустился бегом  на  дорогу,  к
прииску Виктория.
   Только четыре человека остались под баньяном,  с  которого  каждый  раз
сваливалась новая змея. Мастер Виль, охваченный ужасом, стучал  зубами,  -
казалось,  он  вот-вот  упадет  в  обморок.  А  французы  и   Инженер   не
растерялись.
   - Право же, господа, - негромко сказал Инженер, - я и не рассчитывал на
такую  счастливую  развязку.  Вы  пока  ограждены   от   людской   ярости,
постарайтесь же не быть укушенными ядовитой змеей.  Опасность  нам  грозит
весьма серьезная. Но если действовать осторожно, то у нас еще  есть  шансы
спастись.
   Поддаваясь порыву, Александр и Альбер протянули честному ирландцу руку,
и тот ее сердечно пожал.
   -  Вы-то  по  крайней  мере  верите,  что  мы  невиновны?  -  прошептал
Александр.
   - Еще бы! Вы могли это заметить по тому, как я вел судебное  заседание.
Но перейдем к делу. Я сейчас срежу  три  тонких,  гибких  прута  -  лучшее
оружие против этой дряни. Что касается кайманов, то они утихли. Не  думаю,
чтобы они смогли много пройти по суше. Стойте  спокойно,  я  сейчас  срежу
прутья.
   - Нет, надо прут для пикаколу,  вождь,  -  внезапно  сказал  кто-то  на
плохом английском языке. Гортанный голос шел из высокой травы. Говорившего
не было видно. Все три европейца вздрогнули.
   - Не двигайся. Моя идет.
   Трава заколыхалась, и голос повторил:
   - Моя вот, вождь!
   Показалась черная голова. Она сидела  на  непомерно  широком  туловище,
которое передвигалось на кривых ногах. Альбер и Александр были удивлены до
предела, узнав своего друга бушмена.
   Славный африканец сиял. Широкая улыбка расплылась у  него  до  ушей,  а
живые глаза с любопытством осматривали поляну.
   - Хорошо! - сказал он на своем наречии. - Пикаколу все еще здесь. Белые
люди ушли. Змеи покинули свои логова из-за  наводнения.  Они  спаслись  на
баньяне. Я все видел. Я был здесь, когда пикаколу укусила белого человека.
Идите смело за мной. Они нас не тронут. Я знаю траву, которой они боятся.
   - А кайманы?
   -  Ну,  кайманов  бояться  нечего.  Идите  смело,  месье  Александр,  -
воскликнул в нескольких шагах по-французски хорошо знакомый голос.
   - Жозеф! Это Жозеф!..
   - Собственной персоной и весь к вашим  услугам!  Вместе  с  Зугой!  Эй,
Зуга! Аваи! Аваи, дружище!..
   - Дорогой ты мой Жозеф! Откуда  ты  взялся?  Каким  чудом  ты  оказался
здесь? Что ты делаешь?
   - Карай! Я взялся оттуда! - ответил Жозеф, показывая в сторону реки.  -
Вы спрашиваете, каким чудом я оказался здесь? Никакого чуда. Просто мы вас
искали. Какой замечательный сыщик этот Зуга! Вы спрашиваете, что я  делаю?
С сегодняшнего утра я учусь на крокодила.
   - Да ты с ума сошел!..
   - Верно! Как же мне не сойти с ума от счастья, если я вас  вижу  вновь.
Были бы у меня кастаньеты, я бы сейчас сплясал такое фанданго!.. Карай!..
   - В чем дело?
   - Змеи. Шутки в сторону. Они кусаются,  эти  мерзавки!..  Постойте,  да
ведь вот наш англичанин! Погоди ты у меня, я тебя сейчас  зарежу.  Я  тебе
обещал, что зарежу, - значит, я обязан сдержать слово.
   - Оставь его! Смотри, в каком он виде.  Это  со  страху.  Он  испугался
змей. Он точно заворожен. Он не может двигаться. Он не способен произнести
ни звука. Как бы он не свалился среди змей...
   - Месье Александр! Из человеколюбия и также для того, чтобы этот подлец
больше нам не попадался, позвольте мне просунуть ножик ему в  ребрышки,  -
настаивал мстительный каталонец.
   - Уйдем, господа, уйдем, - вставил и Инженер. - Надо торопиться.
   В это время бушмен дал каждому  по  пригоршне  бледно-зеленых  листьев,
похожих на листья ивы, и знаками посоветовал сильно натереть себе  лицо  и
руки.
   Факелы догорали. При свете последних вспышек все двинулись  в  путь,  в
сторону, противоп