вокруг режима, и для того, чтобы существовала некая
отдушина  для  всеобщего  недовольства.  Государственное   радио   Ирака
превозносило публичные казни евреев в январе 1969 года как "первый шаг к
освобождению Палестины" и призывало народ дружно собраться  и  "получить
удовольствие  от  этого  угощения".  Так  как  "освобождение  Палестины"
требовало ликвидации  "сионистского  образования",  режим  без  обиняков
отверг резолюцию Организации Объединенных Наций №  242  от  ноября  1967
года,  призывавшую  Израиль  уйти  с  "территорий,  занятых  в  недавнем
конфликте" в обмен на длительный мир  между  Израилем  и  его  арабскими
соседями. Единственным путем  для  освобождения  Палестины  признавалась
вооруженная борьба, а не политическое решение.
   Страстная риторика лидеров партии Баас в  защиту  дела  Палестины  на
самом деле не превратилась в действия.  Когда  у  них  появилась  первая
серьезная возможность оказать решительную  поддержку  палестинцам  в  их
отчаянной борьбе против короля Иордании Хусейна в сентябре 1970, Бакр  и
Саддам остались в стороне.
   После  Шестидневной  войны  1967   года   палестинские   партизанские
организации стали использовать иорданскую территорию  как  трамплин  для
нападений  на  Израиль.  Король  Хусейн  был  глубоко  обеспокоен   этой
стратегией, так как  он  не  мог  полноценно  защитить  свою  страну  от
ответного удара Израиля.  С  увеличением  силы  и  влияния  палестинских
организаций в Иордании они с годами постепенно образовали государство  в
государстве,  установив  полный  контроль  над  палестинскими   лагерями
беженцев на территории Иордании и полностью игнорируя иорданские  власти
и законы. На  такое  развитие  событий  король  смотрел  как  на  угрозу
существованию своего королевства и был полон решимости покончить с этим.
   Напряженность между Иорданией и палестинцами достигла высшей точки  в
сентябре 1970 года,  когда  Иорданию  потрясла  волна  насилия,  включая
покушение  на  жизнь  короля,  угон  и  разрушение  нескольких  западных
коммерческих  самолетов  и,  наконец,  вооруженные  столкновения   между
иорданской  армией  и  палестинцами.  Столкнувшись  с  прямым   призывом
палестинцев к его свержению, король Хусейн сделал  решительный  шаг:  10
сентября он назначил военное правительство, которое начало  повсеместную
кампанию против  палестинцев.  Когда  приблизительно  через  две  недели
борьба утихла, иорданская армия  полностью  контролировала  положение  в
стране, тогда как палестинские организации были разгромлены. По  крайней
мере, 5 000 палестинцев было убито и вдвое больше ранено.  Эту  кровавую
конфронтацию назвали "Черным сентябрем".
   Осенью  1970  года,  когда  иорданская  армия   занималась   массовым
избиением палестинцев, в Иордании располагался иракский контингент войск
приблизительно в 20 000 человек. Багдад открыто грозился, что использует
его для защиты палестинцев: "Сражающиеся баасисты выступят, чтобы помочь
вашим героическим братьям, которые сражаются  в  Иордании  за  победу  и
освобождение  Палестины..   Национальное   управление   переводит   свои
вооруженные силы в состояние боевой  готовности,  дабы  стать  плечом  к
плечу рядом со своими сражающимися товарищами  федаинами  (палестинскими
партизанами)".
   Получив  эти  громогласные   заявления   о   поддержке,   отчаявшиеся
палестинцы умоляли Ирак выполнить свои обещания.  Но  ни  один  иракский
солдат  не  шевельнулся,  чтобы  спасти   палестинцев.   Иракские   силы
оставались в своих казармах и, согласно одному сообщению, даже позволили
иорданским соединениям пройти через свои позиции.
   С  чисто  военной  точки  зрения  это  бездействие   было   полностью
оправдано. "Силы Саладина", как назывался иракский контингент в Иордании
(в честь лидера мусульман,  освободившего  Иерусалим  от  крестоносцев),
никак не могли бороться  с  более  многочисленной  и  лучше  вооруженной
иорданской армией. И все  же  для  режима,  который  начертал  на  своем
знамени обязательство защищать дело  Палестины,  это  было  унизительным
признанием своей слабости, и Ирак был жестоко раскритикован палестинцами
и  осмеян  сирийцами.  У  сирийцев   были   все   основания   высмеивать
соперничающий баасистский режим, ибо в отличие от иракцев,  они  собрали
все  силы  для  спасения  палестинцев.  Пусть  даже  решение   Сирии   о
вмешательстве было принято  неохотно  и  их  экспедиционный  корпус  был
наголову  разбит  иорданцами,   Дамаск,   безусловно,   одержал   важную
идеологическую победу в соревновании с Багдадом, которое длилось с  1966
года, со времени раскола между партиями Баас  в  этих  странах.  "Черный
сентябрь"  заставил  иракскую  Баас   доказывать,   что   "революционная
приверженность делу палестинских партизан не обязательно означает прямое
военное сражение с иорданскими вооруженными силами".
   Чувствительность баасистов к палестинскому вопросу  была  еще  больше
подчеркнута тем, что после событий "Черного сентября" головы полетели  и
в Дамаске, и в Багдаде. В Сирии "гражданская группировка" Баас,  которая
спровоцировала  вмешательство  в  Иордании,  упрекнула  главу   "военной
группировки, генерала Хафеза Асада, который  возражал  против  него,  но
последний одержал верх и полностью захватил власть в  стране.  В  Ираке,
наоборот, именно военная группировка оказалась в проигрыше:  использовав
события в Иордании как посланную небом возможность для удара  по  своему
основному сопернику, Саддам сделал Хардана аль-Тикрити козлом  отпущения
за позор Ирака. В жарких дебатах на Совете Революционного  Командования,
когда эти двое, как рассказывали, вытащили свои  пистолеты  и  грозились
друг друга застрелить, Хусейн сваливал на бывшего министра обороны  вину
за невмешательство в дела  палестинцев.  Вероятно,  следом  на  собрании
произошло то, что было  проницательно  описано  британским  журналистом:
"Должно  быть,  в  этот  момент  по  лицам  присутствующих  членов   СРК
скользнули  легкие  улыбки.  Ибо  все   они   знали,   что   решение   о
невмешательстве иракских войск в Иордании было  общим,  с  ним  все  они
согласились ввиду сообщения военных, что их войска не могут рассчитывать
на военную поддержку так далеко от своей базы в условиях открытых боевых
действий против Иордании".
   Саддам не только поддержал коллективное решение о невмешательстве, но
его  возражения  против  такого  шага  были  энергичными,  и   некоторые
обозреватели решили, что Хардан был устранен, ибо именно он  поддерживал
интервенцию в Иордании вопреки мнению Саддама и Бакра,  а  не  наоборот.
Через одиннадцать лет  в  интервью  кувейтской  газете  Саддам  косвенно
признал свою роль в событиях того сентября, оправдывая тогдашнюю позицию
тем, что он был  против  использования  вооруженных  сил  "одним  арабом
против  другого".  Объяснение  Саддама  звучало  весьма   неубедительно.
Наверняка  его  поведение  в   1970   году   было   мотивировано   чисто
прагматическими соображениями,  а  именно  нежеланием  -  вмешиваться  в
конфликт,  чреватый  военным  поражением,  пусть  мелким,  но  способным
скомпрометировать режим Баас и косвенно его собственную позицию.
   Начало войны Судного Дня в октябре 1973 года, когда  Египет  и  Сирия
неожиданно напали на Израиль, чтобы нарушить политическое  равновесие  в
регионе, дало Саддаму возможность поднять  националистическую  репутацию
Ирака. К тому времени он  уже  фактически  стал  "сильным  человеком"  в
Багдаде. Его главные оппоненты были  устранены,  и  влияние  Хусейна  на
Бакра росло с каждым днем.  Вскоре  после  начала  военных  действий  он
склонил колеблющегося президента к  тому,  чтобы  послать  бронетанковую
дивизию на сирийский фронт. На этот раз  решение  о  вмешательстве  было
гораздо легче, так как был значительно меньше сопутствующий  риск.  Ирак
не собирался в одиночку сражаться с Израилем, он был лишь  малой  частью
грозных арабских формирований. Даже если бы  экспедиционный  корпус  был
разбит,  это  не  выглядело  бы  прямым  поражением  Ирака,  но   частью
общеарабской неудачи. С другой стороны, выгода от  такого  вмешательства
была многообразной. За сравнительно низкую цену Ирак изобразил  бы  себя
бескорыстным  защитником  палестинского   дела   и   военной   державой,
выручившей арабов.
   - В октябре 1973 года Ирак был единственной арабской страной, которая
сражалась на двух фронтах, - хвастался Саддам  позже.  -  Его  воздушные
силы бомбили израильские ракетные базы при первой  атаке  на  египетском
фронте, а его армия двинулась к  сирийскому  фронту,  как  только  война
разразилась в Сирии. Ирак оставил свою  собственную  землю  беззащитной,
чтобы защитить земли арабской нации.
   По его  мнению,  именно  героическая  позиция  Багдада  предотвратила
поражение на сирийском фронте:
   - Иракская армия сражалась достойно и отважно, что привело в смятение
вражеского министра обороны Моше Даяна, который, до  того  как  иракская
армия прибыла на Голанские высоты, утверждал, что на следующий  день  он
планировал позавтракать в нашем любимом Дамаске. Вот как мы осуществляем
национальные принципы нашей партии.
   Реальные  действия  были  гораздо  менее  героическими.   Прибыв   на
Голанский фронт через десять дней после начала войны,  иракская  дивизия
попала в израильскую засаду и за несколько часов потеряла приблизительно
100   танков.   Разумеется,   это   объяснялось   не   только   иракской
некомпетентностью. Между соперничающими баасистскими режимами в  Дамаске
и в Багдаде отношения были враждебными, и сирийцы, не очень-то  хотевшие
видеть иракские войска на своей территории,  приняли  своих  самозванных
защитников отнюдь не радушно.
   Командующий иракскими силами, полковник Имами,  прибывший  в  Дамаск,
убедился, что его не ждали,  и  он  не  мог  получить  ни  указаний,  ни
информации. Ему просто сказали, чтобы он "шел вперед и  сражался",  едва
указав направление фронта. У иракцев были только те карты,  которые  они
взяли с собой. У сирийцев карт  вообще  не  было.  Иракцам  не  дали  ни
шифров, ни позывных, ни радиочастот.
   Вклад Ирака был невелик и не оказал никакого влияния  на  политику  и
стратегию войны. Багдад не поставили в известность заранее о готовящейся
кампании и даже не намекнули о намерении прекратить ее. В  итоге  Саддам
тут же обвинил своих арабских партнеров в том, что его держали в  полном
неведении, и иракцы услышали по радио о прекращении огня точно  так  же,
как они узнали о начале войны. Не  прошло  и  недели  после  прекращения
военных действий, как иракский  экспедиционный  корпус  был  отозван  из
Сирии,  сопровождаемый  громкими  обвинениями  со  стороны  Ирака,   что
соглашение Дамаска о прекращении  огня  на  основании  резолюций  Совета
безопасности №№ 338 и  339  ущемляло  "права  арабского  народа  на  его
узурпированную землю".
   Публичное объяснение Саддама не  раскрыло  реальных  причин  удаления
экспедиционного корпуса. Ко времени прекращения  огня  Израиль  отвоевал
потерянные территории,  и,  более  того,  ему  удалось  захватить  часть
сирийской территории,  в  результате  чего  Дамаск  оказался  в  радиусе
артиллерийского обстрела.  Сирийская  армия  была  в  состоянии  полного
истощения, и Саддам ясно видел, что Дамаск не в силах продолжать  войну.
Иракский контингент в Сирии, учитывая высокие потери, был равным образом
не способен сопротивляться израильскому давлению. С другой стороны,  как
ни ослаблены были иракские войска, они настоятельно требовались в Ираке,
чтобы   укрепить   способность   режима   сопротивляться   другим,   уже
непосредственным угрозам - непрекращающемуся давлению Ирана,  вызванному
региональными амбициями шаха,  и  надвигающемуся  этническому  пожару  в
северной части страны, в Курдистане. Посылая иракские  войска  в  Сирию,
Саддам был гораздо меньше заинтересован в помощи баасистскому  режиму  в
Дамаске, непримиримому сопернику с 1966 года, чем в укреплении репутации
Багдада в арабском мире. Военный вклад Ирака был слишком ограниченным  и
слишком запоздалым, чтобы оказать какое-нибудь влияние на ход войны, это
был просто жест солидарности. Исправив панарабскую репутацию  Ирака  при
помощи символического участия в войне, Саддам воспользовался  первой  же
подвернувшейся возможностью,  чтобы  отозвать  войска,  в  то  же  время
отчитав Дамаск за его якобы пораженчество. Как и  в  случае  бездействия
Ирака во время "Черного сентября", преданность Саддама всеарабскому делу
существовала только до тех пор, пока она не  сталкивалась  с  интересами
Баас, то есть с его собственными. Политическое выживание, а  не  высокие
идеалы арабского единства, вот что определяло его поведение. Быть может,
не всегда, но довольно часто.
   Пламенное  красноречие  Багдада  в  пользу  Палестины  мало   помогло
достижению вожделенной цели арабского единства. Наоборот, яростные атаки
Ирака были направлены не только против Израиля,  но  и  против  арабских
режимов, которые обвинялись в том, что  они  предали  дело  Палестины  и
потому заслуживают свержения. Баас вскоре обнаружила,  что  находится  в
конфликте чуть ли не со всем арабским миром. Самая  резкая  конфронтация
была с Сирией, где баасистский режим пытался дискредитировать соперника,
и  каждая  из  партий-двойняшек  старалась  представить  себя  бастионом
арабского национализма. Отношения с Египтом были не  намного  лучше.  На
рубеже десятилетий обе страны вели острую  полемику  относительно  того,
которая из них  несет  арабское  знамя  освобождения  Палестины.  Саддам
высмеивал репутацию Насера и сомневался в его праве оставаться у  власти
после унизительного поражения в Шестидневной войне 1967 года.  Он  также
обвинял  Египет  в  том,  что  тот  способствовал  трагическим  событиям
"Черного  сентября",  поддержав  инициативу  США  (так  называемый  план
Роджерса) обменять израильскую территорию на мир.  Египетский  президент
отвечал тем же самым, обвиняя иракскую Баас в  невыполнении  панарабских
обязанностей во время кризиса.
   Ирак также находился в изоляции  в  районе  Персидского  залива,  где
консервативные монархии терпеть не могли  самодовольного  краснобайства,
исходящего из Багдада. Их беспокоила не  только  подрывная  деятельность
Ирака, например, поддержка  марксистского  режима  в  Южном  Йемене  или
радикальный  Народный  фронт  за  освобождение  оккупированных  арабских
территорий   в   районе   Залива,   ставящий   под   вопрос   законность
консервативных монархий в Заливе, но также и открытые притязания  партии
Баас на роль "защитницы" арабских интересов в  Заливе:  "Ответственность
партии  и  Революции  за  арабский  Залив  вытекает  из  их  панарабских
принципов и целей. Более  того,  Ирак,  как  самая  важная  и  передовая
арабская страна в этом регионе,  страна  с  самым  большим  потенциалом,
должна нести самую тяжелую  ношу  по  защите  региона  от  опасностей  и
зарубежных притязаний".
   Для стран в Заливе самым убедительным доказательством того, что  Ирак
был  страной,  которую  надо  бояться,  а  не  дружить  с  ней,  служило
постоянное давление Ирака на его крошечного южного соседа -  Кувейт.  До
начала двадцатого столетия  Кувейт  официально  был  частью  Оттоманской
империи. Однако с восемнадцатого века господство  империи  над  эмиратом
было номинальным. Члены рода аль-Сабах,  выходцы  из  бедуинского  клана
Утуб, поселились вокруг лучшей гавани в Заливе и в 1756 году  образовали
в Кувейте автономный эмират. Это было патриархальное общество в пустыне,
где власть основывалась на традиционных племенных  законах  без  сложной
административной иерархии.
   К концу XIX века Кувейт и Британия открыли друг друга благодаря общим
интересам:  Кувейт  боялся  восстановления  власти  Константинополя,   а
Британии не нравились возрастающие  притязания  Германии  в  Заливе.  23
января 1899 года участники подписали  двустороннее  соглашение,  которое
передавало Британии оборону Кувейта и  его  иностранные  дела.  Когда  в
Константинополе  узнали  о  соглашении,  султан  быстро  объявил  Кувейт
районом провинции Басра и назначил кувейтского эмира управляющим района,
давая таким образом  понять,  что  Кувейт  подчинен  губернатору  Басры.
Однако этот жест был чисто символическим, и в октябре 1913 года Британия
и Кувейт возобновили соглашение, добавив пункт об исключительных  правах
на нефть: Британия оказывалась единственной страной, которая имеет право
на нефтяные концессии, если это драгоценное ископаемое будет найдено.
   Немного раньше, 29 июля 1913 года, Британия  и,  Оттоманская  империя
заключили важное соглашение - "Проект  конвенции  в  районе  Персидского
залива", - которое ограничивало  оттоманское  господство  над  эмиратом,
признавало автономию эмира Кувейта и статус Британии в Кувейте. По этому
соглашению, собственно кувейтская территория  должна  была  очерчиваться
полукругом, чтобы  указать  площадь,  на  которой  племена  должны  были
подчиняться Кувейту, и туркам не  разрешалось  размещать  гарнизоны  или
предпринимать военные действия  в  эмирате  без  одобрения  Лондона  или
осуществлять  административные  меры  независимо   от   эмира   Кувейта.
Соглашение  также  оговаривало  включение  островов  Варба   и   Бубиян,
расположенных  на  северной  стороне  залива  и  имеющих  стратегическое
значение,  в  границы  Кувейта.  Однако  из-за  первой   мировой   войны
соглашение не было ратифицировано.
   Распад  Оттоманской  империи  сразу  после  войны   создал   насущную
необходимость для определения границ новых государственных  образований,
возникших на обломках Британской империи.  Эта  проблема  была  особенно
острой  на  Аравийском  полуострове,  и  не  только   из-за   отсутствия
исторических оснований для точных территориальных  границ,  но  также  и
потому, что там не существовало важных топографических отметок или явных
этнических различий. На международной конференции в начале 1920-х  годов
были обозначены границы Кувейта и на северной стороне  с  Ираком,  и  на
южной - с Саудовской Аравией. Так  как  некоторые  разногласия  остались
неразрешенными, была создана так называемая Кувейтская нейтральная зона,
на  которой  Кувейт  и  Саудовская  Аравия  должны  были   иметь   общее
судопроизводство и вместе разрабатывать нефтяные  запасы,  если  таковые
будут обнаружены.
   19 июня 1961 года Кувейт был провозглашен независимым государством, а
через  месяц  его  приняли  в   Лигу   арабских   государств.   Британия
гарантировала вновь образованному государству военную поддержку, если ее
об этом  попросят.  В  том  же  году  монархия  избрала  Конституционное
собрание, которое в ноябре 1962 года  приняло  Конституцию  независимого
государства.
   Стремление   Кувейта   быстро   утвердить   только   что   полученную
независимость не  было  обусловлено  только  внутренними  причинами,  но
скорее желанием подтвердить свою решимость сохранить эту  независимость.
Крошечное  государство,  обладающее  огромным  богатством,   с   большой
естественной гаванью и  приблизительно  120  милями  береговой  линии  в
Заливе, Кувейт очень ясно  сознавал,  что  будет  желанной  добычей  для
алчных соседей. Этот страх нетрудно было понять.  Хотя  сразу  же  после
получения независимости Ираком в 1932 году  премьер  Нури  Саид  признал
границы,  установленные  договором  1913   года,   Багдад   никогда   не
отказывался либо давить на Кувейт, чтобы он отдал ему в  аренду  острова
Варба и Бубиян, что  расширило  бы  узкий  доступ  Ирака  к  Персидскому
заливу, острова, которые, как он утверждал, принадлежали Ираку, либо  от
попыток подорвать режим аль-Сабаха. Более того,  в  конце  1930-х  годов
король Гази начал открыто требовать включения Кувейта в состав Ирака.
   То же самое требование  было  повторено  с  еще  большей  горячностью
Абдель  Керим  Касемом.  В  том  же   месяце,   когда   Кувейт   получил
независимость, Касем заявил, что  эмират  всегда