считал   французской
неблагодарностью на его великодушный жест, эти  откровения  должны  были
вбить клин между двумя союзниками. Саддаму удалось поставить  Францию  в
неловкое положение - Дюма поспешил  опровергнуть  измышления  Ирака,  но
Шейсон молчал, не подтверждая их и не отрицая. Все же, какой бы неловкой
ни оказалась ситуация, разоблачения Ирака не смогли остановить  движение
маятника  в  грозную  для  Саддама  сторону:   особую   резолюцию   ООН,
разрешающую использовать силу, чтобы выбить Ирак из Кувейта.
   Поняв,  что  война,  вероятно,  ближе,  чем  он  предполагал,  Саддам
использовал все свои возможности, чтобы  предотвратить  скорое  принятие
резолюции  ООН.  8  ноября,  когда  госсекретарь  Бейкер  был  близок  к
получению  советской   поддержки   для   намечаемой   резолюции   Совета
Безопасности, Саддам позволил Вилли Брандту уехать  из  Багдада,  забрав
почти 200 заложников. Через десять дней  он  предложил  освободить  всех
заложников, партиями (за три месяца), начиная с  Рождества.  Логика  его
была прозрачна - отсрочка войны до 25 марта.
   - Если после этой даты президент  Буш  все  еще  будет  одержим  этой
идеей, - сказал он, - и решит напасть на нас, тогда нам останется только
уповать на  Аллаха  и  достойно  встретить  свою  судьбу.  Отрицательная
реакция Америки не обескуражила Саддама. Через день он объявил  о  своем
решении освободить всех немецких "гостей", а  29  ноября,  за  несколько
часов до созыва Совета Безопасности, он пообещал Москве  выполнить  свое
обещание, которое он перед этим нарушил, и  позволить  1  000  советских
работников покинуть Ирак. Одновременно  он  сделал  последнюю  отчаянную
попытку предупредить надвигающуюся резолюцию, напустив на себя храбрость
и пообещав  отважно  сражаться  и  дать  отпор  Соединенным  Штатам.  Он
потерпел  неудачу.  В  тот  же  день  была  принята   резолюция   Совета
Безопасности ООН № 678, призывающая Багдад уйти из  Кувейта  к  середине
января и разрешающая применить военную силу, если  к  сроку  решение  не
будет выполнено.
   Немедленная  реакция  Ирака  на  новую  резолюцию  была   вызывающей:
"Великий Ирак под руководством великого Саддама Хусейна останется гордым
и непреклонным, принимая вызов, брошенный скопищем тиранов и  негодяев".
И  все  же  Саддам  был  обескуражен.  Куда  ни  погляди  -  перспективы
мрачнейшие.  Безоговорочный  уход  из  Кувейта,  по  всей   вероятности,
непоправимо подорвал бы его репутацию.  Экономическое  положение,  из-за
которого он и оккупировал Кувейт, не только осталось таким же, но  стало
из-за санкций и того хуже. Политическая  система  Ирака  не  стала  хоть
немного мягче, и опасность, что народ теперь уже недолго  будет  терпеть
такого вождя, стала вполне реальной. Определенно, угроза заговоров будет
нарастать с каждым днем.
   Не лучше была и альтернатива.  Как  только  скажутся  в  полной  мере
последствия  экономических  санкций,  народное  недовольство   неизбежно
заставит Саддама позорно отступить. Тотальная война,  которая  уничтожит
иракскую военную машину  и  стратегическую  инфраструктуру,  несомненно,
приведет его к политической смерти. Следовательно, единственной надеждой
Саддама оставался развал международной коалиции, и как можно скорее.  Но
насколько реалистичен этот  вариант  после  принятия  резолюции  №  678?
Насколько  вероятно   было,   что   коалиция   развалится?   Кто   может
гарантировать, что американцы сыграют ему  на  руку  и  ограничат  войну
Кувейтом?
   В этот момент величайшей опасности спасительный круг был брошен ему с
неожиданной стороны. 30 ноября, через день после  того  как  Джордж  Буш
захватил  самый  важный  рубеж  в  борьбе  против  Саддама,  он   сделал
драматический ход: объявил о своей готовности пройти "лишнюю  милю  ради
мира" и предложил провести прямые переговоры между Соединенными  Штатами
и Ираком. Он готов был послать госсекретаря Бейкера в Багдад  и  принять
министра иностранных дел Азиза в  Вашингтоне  для  встречи  с  ним  и  с
представителями международной коалиции. Но все же он подчеркнул, что его
предложение следует рассматривать не как призыв  к  переговорам,  а  как
последнюю попытку  довести  до  иракского  лидера  всю  серьезность  его
положения, чтобы убедить его в  неизбежности  безоговорочного  ухода  из
Кувейта.
   Несмотря на эти ограничения, Саддам проникся энтузиазмом.
   - Инициатива Буша - это подчинение требованию Ирака,  на  котором  он
настаивал и все еще настаивает, - ликовали средства массовой  информации
в Ираке, - а именно  -  необходимость  серьезного  диалога  о  проблемах
региона. Все это потому, что кризис в Заливе, как они его называют - это
на самом деле отражение хронического кризиса, палестинского кризиса.
   Понять эту радость нетрудно. С самого начала кризиса Саддам  выступал
за прямые переговоры с Соединенными Штатами. Меньше  чем  за  неделю  до
принятия резолюции № 678 он говорил об  этом,  но  представитель  Белого
дома тогда отбрил его:
   - Наша позиция неизменна. Мы не видим необходимости ни в каком особом
посланнике.
   Теперь, когда его положение было хуже некуда,  американцы  неожиданно
согласились на переговоры. Может быть, в  конце  концов,  он  был  прав,
говоря послу Гласпи во время их разговора в июле, что Соединенные  Штаты
не пожелают "глотать" столь дорогостоящую войну. Быть может,  американцы
захотят достигнуть компромисса и  оставить  ему  ту  часть  Кувейта,  на
которую он претендовал  с  самого  начала.  В  конце  концов,  возможно,
появился шанс выйти из кризиса с солидным выигрышем.
   Неожиданный прилив оптимизма у  Саддама  далее  был  поддержан  рядом
благоприятных  событий.  В  начале  декабря  министр  обороны  Жан  Пьер
Шевенман, может  быть,  самый  стойкий  защитник  Ирака  во  французском
кабинете, указал на возможность пересмотра границ Кувейта,  если  Хусейн
уйдет из эмирата, и призвал  к  международной  конференции  по  Ближнему
Востоку  после  выхода  Ирака  из  Кувейта.  Этот  призыв  был  повторен
министром иностранных дел Дюма, который  также  дал  понять,  что  может
пойти по стопам Бейкера и  посетить  Багдад.  И,  что  самое  важное,  в
противоположность   давней    американской    оппозиции    международной
конференции  по  Ближнему  Востоку,  5  декабря  представитель   США   в
Организации Объединенных Наций Томас Пикеринг намекнул на готовность его
правительства рассмотреть такую идею.
   Даже  при  том,  что  заявление  Пикеринга  осталось  исключением   в
непреклонной, открытой решимости администрации США не связывать кризис в
Заливе с арабо-израильским спором, Саддам решил, что, каковы бы ни  были
первоначальные намерения  Буша,  он  развязал  силы,  которые  могли  бы
оказаться за пределами его контроля. Было похоже, что стремление к войне
как-то замедлилось. "Мирный лагерь" использовал все  это,  чтобы  с  еще
большим рвением  требовать  политического  решения  конфликта.  Общество
спорило  относительно  того,  обладает  ли  президент   конституционными
полномочиями, чтобы ввергнуть нацию в войну, не имея явных полномочий со
стороны Конгресса. Старшие демократы, такие как  Эдвард  Кеннеди  и  Сэм
Нанн, сомневались в  мудрости  военного  решения  и  требовали  продлить
санкции.
   В этот критический момент, как решил Саддам,  нужен  эффектный  жест,
который перетянет чашу весов в пользу "мирного лагеря". А что  могло  бы
быть эффективней полного освобождения иностранных заложников в  Ираке  и
Кувейте?  Такой  шаг  наверняка  расценили  бы  как  значительное  явное
свидетельство доброй воли, и поэтому весьма вероятно, что  наберет  силу
политическое движение, которое трудно  будет  сдержать.  Если  исполнить
этот финт достаточно искусно, он позволил  бы  ему  сохранить  кое-какие
новые приобретения и, быть может, даже привести к  созыву  международной
конференции, перенеся, таким образом, международное внимание  с  Кувейта
на палестинскую проблему.  К  тому  же,  заложники  уже  перестали  быть
полезными. Поскольку  ООН  дала  Соединенным  Штатам  четкий  мандат  по
использованию силы против Ирака после 15 января, они вряд  ли  могли  бы
защитить его от американского гнева, как это было раньше.
   Саддам решил, что ему предоставляется уникальная возможность пережить
ураган, что это уникальный шанс, пусть и рискованный, воспрянуть и выйти
из конфронтации с  неким  реальным  достижением.  Он  не  только  мог  с
достоинством выжить, но и приобрести новое международное  влияние.  Учтя
соотношение риска и  возможностей,  Саддам  решил  ковать  железо,  пока
горячо.  6  декабря  он  объявил  об   освобождении   всех   иностранных
заложников.
   Саддамова уловка провалилась. Очень скоро он понял, что, несмотря  на
глубокое облегчение во всем мире,  администрация  США  не  откажется  от
требования о безусловном уходе Ирака из Кувейта.  По  мнению  президента
Буша, его предложение о прямых переговорах по мирному решению  конфликта
давало иракскому диктатору последний шанс спасти свою шкуру, не  потеряв
лица, и это он, Саддам,  должен  был  решать,  воспользоваться  ли  этой
возможностью или нет. Однако Хусейну ситуация представлялась  совершенно
иной. Он оккупировал Кувейт не потому, что жаждал дополнительной  власти
или  усиления  политического  влияния,   но   под   влиянием   отчаянных
экономических трудностей. Следовательно, безоговорочный уход,  или  даже
уход  с  "косметической"  спасительной  формулировкой,  был   совершенно
неприемлемым с самого начала, ибо он не решал основных причин, приведших
к вторжению. Только существенная равноценная замена  -  например,  кусок
Кувейта - могла бы привести к мирному уходу  из  Кувейта.  Но  поскольку
Буш,  несмотря  на  освобождение  заложников,   не   выказывал   никакой
готовности двигаться в  этом  направлении,  Хусейн  рассчитал,  что  его
единственная надежда избежать войны  -  это  попытаться  обойти  крайний
срок, 15 января, отложив встречу с государственным секретарем Бейкером.
   Когда президент  Буш  в  первый  раз  высказал  идею  о  двусторонних
переговорах, он предложил встретиться с иракским  министром  иностранных
дел Тариком Азизом в Вашингтоне  после  10  декабря  и  послать  Джеймса
Бейкера в Багдад между 20 декабря и 3 января. Саддам согласился  послать
Азиза в Вашингтон 17 декабря, но отказался встретиться с Бейкером раньше
12 января. Раздраженная этой явной попыткой оттянуть срок,  американская
администрация ответила, предложив четыре разные даты с 20 декабря  до  3
января для встречи Бейкера с Саддамом. Но Багдад на это не соглашался.
   - Ирак никому не  позволит  устанавливать  даты  для  встречи  с  его
президентом, - надменно вещали средства информации. - Это дело  Ирака  -
устанавливать  подходящие  даты  для  подобных  визитов.  Так  как   эти
аргументы не произвели на администрацию США никакого впечатления, Саддам
сделал важный шаг к краю пропасти, пригрозив отменить переговоры.
   - Мы не поедем в Соединенные Штаты, чтобы получать приказы, -  сказал
он. - Если американский президент  Джордж  Буш  будет  только  повторять
резолюции ООН, тогда нам незачем ехать.
   Саддам говорил то, что думал. По мере того  как  приближался  крайний
срок, установленный ООН для удаления Ирака из Кувейта,  становилось  все
более ясным, что иракский  лидер  постепенно  приучал  себя  к  мысли  о
неизбежности войны.  12  декабря  1990  года  иракский  министр  обороны
генерал Абдель Джаббар  Халил  Шаншал  был  заменен  генерал-лейтенантом
Саади  Тумахом  Аббасом,   опытным   ветераном   ирано-иракской   войны.
Престарелый профессиональный военный, довольно замкнутый, Шаншал вступил
на свой пост в середине 1989 года вслед за таинственной  смертью  Аднана
Хейраллаха Тальфаха. С самого  начала  было  ясно,  что  его  назначение
временное, предназначенное для  смягчения  скрытого  недовольства  среди
военных относительно причины смерти Хейраллаха.  Однако  его  устранение
именно на данной стадии кризиса отражало растущую  уверенность  Саддама,
что войны не избежать.
   Показателем  этой  уверенности  была  интенсификация  усилий   режима
укрепить военную и гражданскую готовность Ирака. Саддам провел несколько
широко освещенных прессой встреч с военным и политическим  руководством.
Крестьяне, которые в начале кризиса  освобождались  от  военной  службы,
чтобы  как-то  бороться  с  экономическими  санкциями,  получили  приказ
немедленно явиться в свои части. Населению были даны подробные  указания
о самозащите от химических и ядерных ударов,  было  приказано  затемнять
окна и иметь аптечку в каждой квартире. И отдельным людям, и учреждениям
было предписано очистить подвалы и  превратить  их  в  бомбоубежища,  на
всякий  случай  запастись   нефтепродуктами.   Проводились   учения   по
гражданской обороне, была произведена учебная эвакуация из Багдада сотен
тысяч жителей.
   Информационные средства  в  ходе  кризиса  писали  преимущественно  о
войне. Наряду со ставшими уже стандартными сценариями  столпотворения  и
"второго Вьетнама", наряду с угрозами втянуть в  конфликт  Израиль,  для
официальных обращений  стал  характерен  мрачный  и,  быть  может,  даже
несколько заклинающий тон. Иракский народ молили напрячь  все  силы  для
еще одной навязанной войны, которой  его  руководство  хотело  избежать.
"Ирак всячески добивался мирного исхода, он неоднократно демонстрировал,
что хочет мира, - заверяла иракская пресса, - но поскольку США  и  Запад
настаивают  на  войне,  Ирак  грудью  встретит  противника  и  уничтожит
вторгшиеся войска".
   Саддам  Хусейн  несколько  фаталистически   выразил   свое   принятие
неизбежности  войны:  "Если  по  воле  Всемогущего  Аллаха   мы   должны
сражаться, чтобы очистить арабскую землю от всей этой  порчи,  да  будет
так!"
   Жребий был брошен. Саддам принял решение. Конечно, он войны и в самом
деле не  хотел.  Однако,  оказавшись  между  молотом  и  наковальней,  в
какой-то  степени  между  неизбежностью  своей  политической  смерти   и
сомнительными шансами на возможные выгоды, он выбрал войну. Если бы  ему
удалось хоть сколько-нибудь продержаться в этой схватке, война не только
дала бы Саддаму больший шанс на успех, но и некую возможность  оказаться
победителем. Как Насер  во  время  Суэцкого  кризиса  превратил  военное
поражение Египта от британско-французско-израильской коалиции в  громкую
политическую победу, так же и Саддам  надеялся,  что  потеря  Кувейта  в
войне с коалицией сделает его героем, восхваляемым арабскими  массами  в
качестве нового Насера - вождя, бросившего вызов мировому империализму и
победившего.
   Учитывая этот ход мыслей, невозможно было ожидать от иракской стороны
какого-либо внезапного поворота. Готовность Саддама послать Тарика Азиза
в Женеву на встречу с государственным секретарем Бейкером 9 января  была
просто пропагандистской уловкой, напоминающей согласие вести  переговоры
с кувейтцами в Джедде перед  вторжением.  Он  понимал,  что  Джордж  Буш
предложил встречу в Женеве только из-за давления в Конгрессе и что он не
предложит Ираку ничего, кроме безусловного ухода. И все же он думал, что
стоит пойти по женевской дороге,  чтобы  убедить  своих  подданных,  что
грозящая война, всего лишь спустя два года после ужасной предшествующей,
была неизбежным следствием американской непримиримости.
   Неудивительно, что  женевская  встреча  окончилась  полным  провалом.
После  шести  часов  переговоров,  породивших  всеобщие  рассуждения   о
возможной дипломатической удаче, на самом деле бывших  диалогом  глухих,
мрачный Бейкер появился из зала заседаний  и  объявил  о  провале  своей
миссии:
   - Я не услышал ничего, что указывало бы  хоть  на  какую-то  иракскую
сговорчивость,  -  заявил  он   на   пресс-конференции,   выражая   свое
разочарование от  отказа  Азиза  передать  личное  письмо  Джорджа  Буша
Саддаму  Хусейну,  хоть  он  прочитал  его  "очень  медленно   и   очень
внимательно".
   - Вывод ясен, - сказал  он,  -  Саддам  Хусейн  продолжает  отвергать
дипломатическое решение.
   То,  что   вывод   Бейкера   оказался   верным,   было   подтверждено
категорическим отказом Ирака  от  настоятельных  посреднических  попыток
обеспокоенных третьих сторон. Просьба со стороны  Жака  Пооса,  министра
иностранных  дел  Люксембурга   и   сменного   президента   Европейского
Сообщества о разрешении прилететь в Багдад  от  имени  Сообщества,  была
сразу же отклонена, как и его же  предложение  встретиться  с  министром
иностранных дел Азизом в  Алжире.  Генеральному  секретарю  ООН  Хавьеру
Пересу де Куэльяру  повезло  немногим  больше:  ему  разрешили  посетить
Багдад лишь для того, чтобы узнать из  первых  рук  о  том,  что  Хусейн
настроен на войну. Не избежал унизительного отказа от иракского вождя  и
французский президент Франсуа Миттеран.  В  то  время  как  он  все  еще
пытался добиться,  чтобы  резолюция  ООН  связала  кувейтский  вопрос  с
палестинской  проблемой,  что  вызвало  сильное  раздражение   партнеров
Франции по коалиции, Саддам категорически отверг его инициативу. Он  был
убежден, что только упорное сопротивление  диктату  Запада  завоюет  ему
сердца арабского мира, а возможно, и победу в предстоящей войне.
   Можно,  конечно,  предполагать,  что  французская   инициатива   была
предпринята слишком поздно,  чтобы  Саддам  принял  ее  всерьез.  Однако
правда в том, что у международной конференции не  было  реальных  шансов
изгнать Ирак  из  Кувейта.  Саддам  никогда  и  не  намекал,  что  готов
променять  оккупацию  Кувейта  на  созыв  международной  конференции  по
Ближнему Востоку. Если на то пошло, прежде он о такой  конференции  даже
не говорил. Поднимая вопрос о  связи  между  палестинской  проблемой  (а
также сирийским присутствием в Ливане) и захватом  Кувейта,  он  имел  в
виду,  что  палестинская  проблема  должна  быть  решена,  а  не  просто
рассмотрена до того, как  можно  будет  перейти  к  вопросу  о  Кувейте.
Учитывая  сложность  арабо-израильского  конфликта  и   немалые   сроки,
потребные для его разрешения, Саддам связывал оба вопроса лишь для того,
чтобы повысить свой престиж среди арабов и под  шумок  закрепился  бы  в
Кувейте навсегда. И будто для того, чтобы окончательно рассеять  надежды
на то, что Ирак оставит Кувейт  в  обмен  на  уход  Израиля  с  арабских
территорий,  Совет   революционного   командования   издал   специальное
коммюнике, формулируя иракскую трактовку связи между двумя проблемами:
   "Когда мы говорим о связи  с  палестинским  вопросом,  как  это  было
сформулировано в инициативе от 12 августа, наша уверенность в  том,  что
Кувейт - часть Ирака, непоколебима, и то, что он является  девятнадцатой
провинцией - свершившийся факт, который расценивается  нашим  народом  и
его вооруженными силами как великое  достижение...  Возвращение  Кувейта
стало символом чести и доблести в этой важнейшей  битве  -  матери  всех
битв. Мы хотели просто установить  связь  между  любым  завоеванием  для
(арабской) нации и любым (иракским) национальным завоеванием.
   На этом фоне не оставалось ничего другого, кроме  как  начать  отсчет
дней до начала войны. 12 января Конгресс Соединенных Штатов  уполномочил
президента Буша использовать  военную  силу,  чтобы  выдворить  Ирак  из
Кувейта.  В  ответ  Национальное  собрание  Ирака  подтвердило  зловещую
решимость Саддама Хусейна сражаться  до  конца.  Они  призвали  иракский
народ "двигаться к священному джихаду" и дали своему абсолютному  лидеру
"все  конституционные  полномочия  делать  все  необходимое  в  решающем
противостоянии, чтобы сохранить достоинство Ирака и арабского народа"  .
Западные дипломаты опрометью кинулись из Багдада  при  приближении  даты
ООН. В европейских и американских городах маршировали тысячи сторонников
мира. В полночь 15 января был перейден порог между миром и войной,  хотя
регион оставался внешне спокойным.  На  следующую  ночь  в  Ирак  пришла
война.

Глава двена