то было доказательством того,  что  сбываются  их  худшие
опасения. В тот же день, когда был принят Закон об  автономии,  курдские
министры, сторонники Барзани, вышли из кабинета, и КДП, отвергнув  новый
закон, приготовилась к  полномасштабной  конфронтации  с  режимом  Баас.
Взрыв  произошел  очень  быстро,   и   хотя   Барзани   не   пользовался
безоговорочной поддержкой всего курдского населения, вскоре  регион  был
охвачен пламенем.
   Сначала иракские войска достигли некоторого успеха, но к  осени  1974
года они были остановлены. Иракская армия не смогла перерезать  курдские
каналы снабжения с Ираном  (и  Сирией,  которая  тоже  оказывала  курдам
материальную  помощь)  и  столкнулась  с  партизанами  Барзани,   хорошо
оснащенными,  вооруженными  тяжелой  артиллерией  и  ракетами  "земля  -
воздух". Положение  иракцев  значительно  осложнилось,  когда  в  борьбу
вступила иранская армия на стороне  курдов,  зайдя  так  далеко,  что  в
январе 1975 года на территории Ирака были размещены два ее полка.
   Уверенное заявление Саддама месяц спустя, что "политическая и военная
обстановка   на   севере   никогда   не   была   такой   благоприятной",
следовательно, не могло соответствовать действительности. Угроза  режиму
Баас со стороны курдов была самой серьезной  со  времени  ее  прихода  к
власти. Непомерная  цена  восстания  -  по  некоторым  оценкам  свыше  4
миллиардов долларов - грозила привести  страну  на  грань  экономической
катастрофы. Для вооруженных сил последствия были  не  менее  тревожными.
Как Саддам откровенно признался через несколько лет, потери в живой силе
за один год курдской кампании (с марта 1974 по март 1975)  превысили  60
000 человек. Ситуация в тылу, по его собственным словам, была  столь  же
отчаянной. Армия страдала  от  острой  нехватки  боеприпасов,  достигшей
немыслимых размеров в марте 1975 года, когда "у воздушных  сил  осталось
всего три бомбы, чтобы сражаться с курдами". И, наконец,  что  не  менее
важно, война в Курдистане грозила настроить против режима самое  крупное
сообщество  Ирака  -  шиитов,  которые   только   благодаря   количеству
составляли  основу  вооруженных  сил  и,  следовательно,  больше   всего
страдали от борьбы с курдами.
   Поскольку иракская армия была на грани краха,  а  экономика  серьезно
пострадала, иранский шах практически держал Багдад за горло. Если бы  он
захотел, он мог бы расчленить Ирак.  Если  бы  он  захотел,  он  мог  бы
опрокинуть режим Баас. К счастью для Саддама и его соратников,  шаху  не
нужны    были    их    головы    в    такой     степени,     как     его
преемникам-фундаменталистам через пять лет. Все, чего  он  хотел  -  это
недвусмысленного признания  Ираком  геополитической  гегемонии  Ирана  в
Заливе, что конкретно требовало юридического пересмотра правил навигации
в Шатт-эль-Араб и некоторых мелких территориальных уступок. Более  того,
используя курдов как орудие для навязывания своей роли Ираку, шах  вовсе
не намерен был позволить курдам стать излишне сильными. Так как Иран был
обременен своей собственной курдской проблемой, автономный, а тем  более
независимый Курдистан явно не предвещал ничего хорошего.
   Саддам полностью понимал природу амбиций  шаха.  Он  вовсе  не  пылал
желанием смириться с ними, особенно  в  свете  стратегического  значения
объекта Шатт-эль-Араб для Ирака. И все же он понимал,  что  выхода  нет.
Если бы иракские войска в Курдистане потерпели крах,  расплачиваться  за
это пришлось бы ему. Он  уже  не  смог  бы  свалить  ответственность  на
других, как сделал это после "Черного сентября". И в партии, и в широких
общественных  кругах  все  знали,  что  именно  он  занимался   курдской
проблемой. В конце концов, кто был творцом  Мартовского  манифеста  1970
года?!
   Поэтому к осени 1974 года Саддаму, казалось, очень  хотелось  достичь
понимания с шахом, которое привело бы к прекращению  иранской  поддержки
курдского восстания. После встречи глав арабских государств в  Рабате  в
октябре королю Иордании Хусейну удалось устроить встречу между иранскими
и иракскими представителями. После этого контакты между двумя  сторонами
продолжались с перерывами до марта 1975 года, когда после саммита ОПЕК в
Алжире президент Хуари Бумедьен свел иранского шаха и Саддама Хусейна. 6
марта Хусейн и шах заключили Алжирское соглашение, которое одним  ударом
покончило с вооруженной конфронтацией между двумя странами, решило  спор
о Шатт-эль-Араб и проложило дорогу для подавления курдского восстания.
   По  этому  соглашению,  сухопутная  граница  между   двумя   странами
размечалась в соответствии с Константинопольские протоколом 1913 года  и
устным соглашением 1914 года. Прежде всего это подразумевало отказ Ирака
от притязаний на Хузистан. Не менее важным,  с  иранской  точки  зрения,
было  то,  что  соглашение  обуславливало  демаркацию  речных  границ  в
Шатт-эль-Араб по старой средней глубоководной линии, что было  в  пользу
Ирана.  Что  касается   Хусейна,   его   очень   успокоило   условие   о
восстановлении безопасности и доверия вдоль общих границ и обязательство
о  строгом  и  эффективном  контроле  с  целью  положить   конец   "всем
проникновениям  подрывного  характера  с  обеих  сторон".  Наконец,  обе
стороны обязались рассматривать условия, согласованные на  встрече  ОПЕК
1975 года, как  элементы  комплексного  соглашения,  так  что  нарушение
любого из них будет считаться подрывом духа Алжирского договора. Договор
был подтвержден в Багдаде 13 июня 1975 года и официально стал называться
"Ирано-иракским договором  о  международных  границах  и  добрососедских
отношениях".
   Ясно, кто в Алжирском соглашении сделал  больше  уступок.  Тогда  как
Саддам шел на все, чтобы умиротворить шаха,  признав  суверенитет  Ирана
над половиной Шатт-эль-Араб; шах практически не уступил ни в  чем,  если
только не считать уступкой невмешательство во  внутренние  дела  другого
суверенного  государства.  В   Алжирском   соглашении   Хусейн   "купил"
неприкосновенность иракской  границы,  фундаментальный  и  самоочевидный
атрибут государственности, заплатив высокую цену в виде  территориальных
уступок. Серьезность этих уступок очевидна в свете чрезвычайной важности
Шатта, единственного выхода Ирака в Залив, для политико-стратегических и
экономических потребностей Ирака. Тогда как у  Ирана  длинная  береговая
линия в Заливе, приблизительно 1240 миль,  Ирак  имеет  всего  15  миль.
Тогда как у Ирана было пять  военно-морских  баз  на  берегу  Залива,  и
некоторые из них вне достижения Ирака,  Ираку  приходилось  рассчитывать
только на две военно-морские базы, Басру и Умм-Каср, обе весьма уязвимые
для иранской артиллерии.
   Согласие Саддама на эти  весомые  уступки  отражало  его  мучительное
понимание, что эффективное осуществление внутреннего суверенитета  Ирака
вообще и его политическое выживание в частности зависело от доброй  воли
иракского соседа на востоке. Оно не было обусловлено давлением  арабских
стран,  направленным  на  завершение  ирано-иракского  конфликта,   дабы
освободить общие ресурсы арабского мира для борьбы с  Израилем.  Египет,
все еще главный арабский  враг  Израиля,  в  то  время  шел  ко  второму
соглашению с Израилем об удалении войск с Синайского полуострова. Сирия,
со своей стороны, не только не подталкивала Саддама к разрешению спора с
Ираном, но резко осуждала его за подписание соглашения, которое,  по  ее
мнению, включало сдачу арабских земель "Арабистана" (Хузистана).
   Заключая  Алжирское  соглашение,  Саддам   меньше   всего   думал   о
палестинской проблеме и борьбе  против  Израиля.  Для  него  немедленное
решение курдского вопроса на  его  собственных  условиях  было  вопросом
жизни и смерти. Если бы он не нашел такого решения, все его будущее было
бы под угрозой. Если бы он не склонился перед превосходящей силой Ирана,
такое решение было  бы  невозможно.  Поставленный  перед  выбором  между
унизительными уступками во внешней политике  и  утратой  власти,  он  не
колебался. Саддам выбрал первое и достиг  своей  цели:  через  48  часов
после  подписания  Алжирского  соглашения  Иран  прекратил  свою  помощь
курдам, и через две недели курдское восстание было подавлено.
   Через много лет один из главных  военачальников  Саддама,  Таха  Ясин
Рамадан,  выразительно  описывал  глубину   беспокойства   Ирака   перед
заключением Алжирского соглашения.
   - Подписание  нами  соглашения,  -  сказал  он  сотруднику  арабского
журнала, выходящего в Лондоне, - произошло при обстоятельствах, когда мы
должны  были  выбирать,  потеряем  ли  мы  всю   страну   или   половину
Шатт-эль-Араб. Мы выбрали то, что было в интересах Ирака.
   И действительно, шаг этот  служил  интересам  Ирака,  но  Рамадан  не
упомянул, что именно его хозяин был виноват в том, что Ирак столкнулся с
таким печальным выбором. Впервые стратегическая ошибка  Саддама  загнала
Ирак в угол и связала его национальные  интересы,  фактически  само  его
существование со своим политическим выживанием.
   Если бы он придерживался духа Мартовского манифеста, который  он  сам
организовал, и выполнил бы его до  конца,  курдское  восстание  было  бы
предотвращено. Саддам все же остался  бы  под  давлением  гегемонистских
устремлений иранского шаха,  но  он  не  был  бы  столь  уязвим.  Саддам
преувеличил свои  возможности  решить  курдскую  проблему  по-своему  и,
следовательно, вынужден был одновременно сражаться на двух фронтах.  Это
оказалось свыше сил Ирака,  и  единственным  выходом  из  того  трудного
положения, в которое Саддам себя загнал, оказались унизительные  уступки
Ирану и попытка представить их как выдающееся достижение.
   К счастью для Хусейна,  эта  стратегия  сработала,  и  его  дорога  к
Алжирскому соглашению оказалась важным водоразделом  в  его  карьере.  С
этих пор уже не было сомнений, кто в Багдаде "сильный человек".  Саддаму
удалось провести с  собой  свою  партию  через  четырехлетний  кризис  и
добиться победы, пусть и  ценой  одной  из  самых  крупных  политических
уступок в его карьере. Во время этого путешествия по  извилистой  дороге
он проявил себя кем угодно, но только  не  несгибаемым  доктринером,  не
желающим уступать. Чрезвычайно прагматичный,  он  проявил  поразительную
гибкость,  меняя  курс   и   жонглируя   идеологическими   догматами   в
соответствии с ходом событий. Если оставить  в  стороне  его  заявления,
деятельность Саддама показала редкую целеустремленность, направленную  к
основной цели - собственному политическому выживанию.

Глава пятая
Престол уж близок...

   - Определенно многого можно было бы достигнуть быстрее, ели бы я стал
президентом республики на пять лет раньше, - сказал Хусейн вскоре  после
вступления в должность президента. - В  этом  был  убежден  и  президент
Бакр. Но я ему возражал, потому что не  хотел,  чтобы  он  оставил  пост
президента.
   Саддам не был готов принять высший пост в 1974 году, хотя,  возможно,
он и думал, что этот шаг был бы на пользу национальным интересам  Ирана.
По его словам, такое поведение диктовалось благородными идеалами.
   - Если бы я не вел себя, как подобает, что  бы  я  сказал  народу?  -
эмоционально восклицал он. - Я попал в то же  положение,  что  и  многие
революционеры в мире, в том числе и в арабском. Но если  даже  тот,  кто
лучше, занимает место своего друга и ждет  почестей,  это  аморально.  Я
отнюдь не таков.
   Но в  политической  карьере  Саддама  мало  что  соответствовало  его
заверениям в собственном благородстве. В 1979 году он, в  конце  концов,
вынудил своего начальника уйти в "отставку" якобы по причине  нездоровья
- слова Хусейна говорят о том, что в середине 1970-х годов он все еще не
хотел устранять президента Бакра.  За  его,  казалось  бы,  почтительной
сдержанностью   скрывались   практические   и   обдуманные   соображения
исключительно  осторожного  человека,  который   рискнул   бы   заменить
президента, только если бы был уверен в успехе.
   На первый взгляд, уже в 1975 году положение Саддама было  подходящим,
чтобы претендовать на президентство. Он  эффективно  избавился  от  всех
возможных претендентов на лидерство, укрепил свою власть над военными  и
использовал аппарат  безопасности  как  свою  собственную  вотчину.  Его
влияние сказывалось на любом важном внутреннем или внешнем  политическом
решении. Именно он разработал план  нефтяной  национализации,  казалось,
это он решил курдскую проблему, подавив  восстание  Барзани;  именно  он
стоял за "Договором о дружбе и  сотрудничестве"  с  Советским  Союзом  и
отразил давление Ирана на режим Баас, пусть и  непомерно  дорогой  ценой
Алжирского соглашения. Все знали,  что  Саддам  был  "сильным  человеком
Багдада" и что Бакр постепенно отходит  на  второй  план,  становясь  не
более чем номинальной фигурой. Разделение обязанностей между  ними  было
простым и понятным: Хусейн определял политику, а Бакр санкционировал  ее
благодаря своему официальному положению и национальному престижу.  Голос
принадлежал Бакру, руки - Саддаму.
   Позже, уже в президентском дворце, Саддам вспоминал о характере своих
отношений с Бакром в этот период:
   - Могло показаться, что  в  момент  кризиса  я  вел  себя  как  глава
государства, но я никогда не превращал это  "чрезвычайное  положение"  в
постоянное. Когда кризис проходил, я снова  становился  вице-президентом
Совета Революционного Командования... Я почтительно возвращался на  свое
место.
   Он возвращался на свое место, но только для проформы. На публике Бакр
был главой государства. Он  являлся  президентом,  председателем  Совета
Революционного   Командования   и   Регионального   управления   партии,
премьер-министром,  министром  обороны  и  главнокомандующим.   Наедине,
однако, Саддам не колеблясь, указывал своему начальнику, кто "заказывает
музыку". Он настаивал, чтобы его  называли  "господин  заместитель",  он
единственный имел такой титул и очень следил за  соблюдением  церемоний.
Он полностью понимал важность символического соблюдения  статуса  и  его
эффект.
   - Кое-кто находил странным, - откровенничал он в  1979  году,  -  что
когда президент Бакр звонил мне по телефону и просил меня  войти  в  его
кабинет, я отказывался это делать, пока меня  не  объявлял  адъютант.  Я
придаю значение этому  кодексу  поведения,  и  это  не  говорит  о  моей
слабости: это источник силы.
   У Саддама были причины, чтобы оставаться в тени. Для  него  Бакр  все
еще был абсолютно необходим.  Тогда  как  президент  не  был  достаточно
хитрым или могущественным,  чтобы  заставить  целеустремленного  Саддама
свернуть с его  пути  вперед,  Бакр,  с  его  безупречным  революционным
прошлым, гарантировал своему заместителю  респектабельность  и  престиж,
которых у самого Саддама не было. Это был мощный щит, за которым  Саддам
мог отбросить страхи о возможных соперниках и осуществлять свою политику
практически бесконтрольно. Если нужно было делиться блестящими успехами,
то все знали, кто был "сильным человеком в Багдаде". Если же  что-нибудь
шло не так, всегда можно было обвинить высшее руководство.
   Надежно защищенный этим удобным прикрытием, Хусейн мог  обдумывать  и
проводить в жизнь свою долгосрочную стратегию.  Само  собой  разумеется,
первым пунктом его повестки дня было дальнейшее укрепление его позиции в
партии и в  вооруженных  силах.  В  январе  1977  года  к  Региональному
управлению присоединились десять новых членов, принеся Саддаму  надежное
большинство в 14 сторонников из 21 члена. Через семь месяцев  все  члены
Регионального управления  вошли  в  Совет  Революционного  Командования,
значительно укрепив власть Саддама внутри основного управляющего  органа
страны. В процессе этих изменений Саддаму удалось устранить  еще  одного
мощного врага - доктора Из-зата Мустафу.
   Доверенное лицо президента Бакра, Мустафа вошел в СРК в  ноябре  1969
года и занимал несколько постов в кабинете,  последним  из  которых  был
пост  министра  местного  управления.  Официальным  предлогом  для   его
устранения, которое произошло вместе с устранением другого  соперника  -
члена  Регионального  управления  Фулайиха  Хасана   аль-Джасима,   была
"неспособность справиться с обязанностями  члена  Совета  Революционного
Командования и пренебрежение своими партийными обязанностями". Их  обоих
обвинили в слишком мягком отношении к участникам  ожесточенных  шиитских
демонстраций в начале того года, но  обвинение  было  просто  предлогом.
Трибунал, в котором они заседали, приговорил 8 шиитских руководителей  к
смерти и 15 других к пожизненному заключению -  вряд  ли  этот  приговор
можно  назвать  мягким.  Более  того,  вскоре  после  суда  Региональное
управление подтвердило, что приговоры  отражали  линию  партии,  которая
намерена приговаривать к смертной казни только  зачинщиков  беспорядков.
Кроме того, в дипломатических кругах Багдада все знали,  что  Мустафа  и
аль-Джасем вообще возражали против организации суда, и что их  назначили
судьями по замыслу Саддама, чтобы потом  дискредитировать.  Сделав  это,
Саддам не только устранил двух личных противников с политической  сцены,
но и лишил Бакра  двух  верных  защитников,  таким  образом  еще  больше
изолировав президента и проложив себе  дорогу  к  президентству.  Как  и
прежние  впавшие  в  немилость  конкуренты  Саддама,  Мустафа  был  убит
приблизительно через три года. Просто лишить соперников  власти  Саддаму
было недостаточно. Помня о том, что Касем и Ареф проявляли мягкость и не
уничтожали противников, а последние потом  одерживали  верх,  Саддам  не
хотел повторять эту ошибку.
   Помимо укрепления своего  контроля  над  государственным  механизмом,
Саддам пытался уменьшить свою зависимость от Бакра, который  в  качестве
президента и министра обороны связывал его с вооруженными силами.  Чтобы
склонить на свою сторону офицерский корпус, Саддам пытался  убедить  их,
что и он, а не только президент, был одним из них, из военных.  Хотя  он
никогда  не  служил  в  армии,  Саддам  добился  присвоения  ему  звания
генерал-лейтенанта, что было эквивалентно начальнику штаба. Более  того,
чтобы сделать военных послушнее, Саддам устроил родственников  и  членов
своего тикритского клана на ключевые военные посты. Самым заметным  было
продвижение его любимого кузена, полковника Аднана Хейраллаха  Тульфаха,
на должность министра обороны в октябре  1977  года,  которую  до  этого
занимал президент. Это назначение было важной вехой на  пути  Саддама  к
президентству. На символическом уровне это  было  лишение  Бакра  первой
исполнительной функции;  то,  что  Аднан  был  зятем  президента,  могло
способствовать готовности президента освободить этот  влиятельный  пост.
Практически замена Бакра Аднаном ставила  вооруженные  силы  под  прямой
контроль Хусейна. Действительно, уже летом 1978 года  Аднан  начал  свою
первую "чистку": десятки офицеров  были  уволены,  включая  командующего
воздушными силами и нескольких дивизионных командиров, а  приблизительно
60 военных были казнены. В июле 1978 года СРК ввел  в  действие  декрет,
объявляющий  небаасистскую  партийную  деятельность  незаконной,  а  для
членов вооруженных сил - наказуемой смертью. Укрепив таким образом  свою
власть над военными, Саддам запустил честолюбивую программу  наращивания
военной мощи, которую  он  финансировал  из  растущих  нефтяных  доходов
Ирака. Такой шаг напрашивался довольно давно, он должен был уравновесить
мощную и грозную военную экспансию Ирана, которая  продолжалась  с  1975
года. И все же, пока Саддам не был  совершенно  уверен,  что  армия  ему
верна, он воздерживался от удовлетворения насущных потребностей Ирака. И
только после назначения Аднана он почувствовал достаточную  уверенность,
чтобы двигаться в этом направлении. Поэтому, начиная с конца 1977  и  до
середины 1979 года иракские вооруженные силы получили самое  современное
советское оружие, ранее им н