атникам,  кто
на самом деле хозяин. Так, казнь министра здравоохранения  в  1982  году
была официально объяснена спекуляцией, как и  увольнение  его  преемника
шесть лет спустя. Точно так же в  июне  1986  года  бывший  мэр  Багдада
Абдель Вахаб Муфти был повешен по обвинению в коррупции. Хотя совершенно
неясно, до какой степени он действительно был  коррумпирован,  поскольку
его казнь совпала с "разоблачением"  очередного  "сирийского  заговора",
это лишний раз подтверждало решимость Саддама сохранять "чистоту"  своей
администрации.
   Еще одним способом сокрытия того,  насколько  глубоко  внедрились  во
власть уроженцы Тикрита, было упразднение в конце 1970-х годов  фамилий,
выдающих  место  происхождения.  Сам  Саддам   отбросил   место   своего
происхождения из своей фамилии еще в 1973 году, приняв вместо этого  имя
своего покойного отца - Хусейн. С тех самых  пор  он  всячески  старался
скрыть свое глубоко провинциальное происхождение - так ему удобнее  было
изображать себя символом иракского единства:
   - Западные журналисты говорят, что Саддам Хусейн родом из Тикрита.  Я
с жалостью говорю им: Саддам Хусейн родился  в  деревне  в  южной  части
провинции Тикрит; провинция Тикрит -  часть  "муфазазы"  (района)  Салах
эль-Дин, и он иракец. Саддам Хусейн родился в "муфазазе" Салах  эль-Дин,
но он не  только  сын  "муфазазы"  Салах  эль-Дин,  потому  что  он  сын
провинции Арбил из Сулеймании, он  сын  Анбара,  Тигра  и  Евфрата,  сын
Барады, и Иордании, и Нила, Дамаска и Аммана, Каира и Касабланки, и  сын
каждого иракского города, и  сын  иракского  народа,  иракской  земли  и
иракского воздуха, арабской родины и арабской нации.
   Правила игры для команды Хусейна просты и  прямолинейны:  они  отдают
своему правителю неограниченную верность и покорность в обмен на  видное
политическое место и материальные  преимущества.  Но  место  на  вершине
пирамиды шатко и ненадежно. Если преданность  члена  внутреннего  кружка
подвергалась сомнению или ежели он обретал чрезмерную  популярность,  то
каким бы ни было его  прошлое  положение,  принадлежал  ли  он  к  семье
Хусейна или нет, карьера его быстро заканчивалась.
   Примером может послужить судьба Аднана Тульфаха, который  таинственно
погиб  при  аварии  вертолета  в  1989  году.  В  официальном  заявлении
говорилось, что вертолет  попал  в  песчаную  бурю.  Этому  верят  очень
немногие. Слишком много высокопоставленных военных встретили свою смерть
в подобных катастрофах после ирано-иракской войны. Даже самым доверчивым
иракцам трудно было понять, почему в  мирное  время  они  теряли  больше
вертолетов, чем в разгар войны.
   Даже для режима, который живет  террором,  судьба  Аднана  Хейраллаха
крайне примечательна, если учесть его  необычайно  близкие  отношения  с
Саддамом. Они провели большую часть детства в одном доме и воспитывались
как родные, а не двоюродные братья. Именно семилетний Аднан в 1947  году
убедил  своего  неграмотного  кузена,  тогда  десятилетнего,  уехать  из
деревни против воли семьи и учиться в Тикрите.
   Дружба была вознаграждена. Отнюдь не  блестящий  офицер,  без  всяких
военных заслуг, штабной полковник  Аднан  Хейраллах  в  1977  году  стал
министром обороны и одним из немногих военных  представителей  в  Совете
революционного командования и в Региональном управлении. Любые  сомнения
относительно того, кому он  обязан  своим  продвижением,  были  рассеяны
двумя  годами  позже,  когда  Хусейн,  уже  президент,  назначил  Аднана
заместителем премьер-министра и заместителем  главнокомандующего.  Аднан
Хейраллах отплатил своему  благодетелю,  обеспечив  абсолютную  верность
вооруженных сил на протяжении всех репрессий в армии.  Воистину  он  был
правой рукой Саддама на протяжении всех восьми лет ирано-иракской войны.
   И все же ничто из  этого  не  было  принято  во  внимание,  поскольку
Тульфах, по слухам, стал на сторону своей сестры в семейной распре из-за
романтического  увлечения  Саддама  Самирой  Шахбандар,   бывшей   женой
председателя Иракских авиалиний,  принадлежащего  к  знатной  багдадской
семье.  В  отличие  от   предыдущих   президентских   романов,   которые
старательно маскировались, связь с  Шахбандар  стала  широко  известной,
угрожая его браку и  разрушая  старательно  созданный  имидж  верного  и
преданного своей семье мужа.
   Дело усложнилось тем, что старший сын Хусейна, Удэй, решив  отомстить
за поруганную честь матери, забил до смерти президентского  дегустатора,
который,  помимо  гастрономических,  выполнял  иные,  более   деликатные
поручения. Это он познакомил  Хусейна  с  госпожой  Шахбандар  и  служил
связным между любовниками. В ярости Хусейн посадил  сына  за  решетку  и
заявил, что выдвинет против него обвинение в убийстве, но  после  крайне
эмоционального  заступничества  своей  жены  и  Аднана   Хейраллаха   он
смягчился и выслал Удэя в роскошную ссылку - в Швейцарию. Этот  шаг  был
представлен обществу как совершенный по просьбе семьи покойного, которая
якобы написала президенту, умоляя его прекратить следствие по  делу  его
сына, так как "то, что случилось, случилось по воле Аллаха".
   Гнев Саддама нетрудно было понять. Несколько лет он готовил Удэя  для
высокого  поста,  а  возможно,  и  к  роли  своего  преемника.   Окончив
технический  колледж  в  1984  году  с  оценкой   99,5   процента,   что
неудивительно для сына вождя, Удэй стал президентом  Университета  имени
Саддама и главой  Иракского  Олимпийского  комитета.  Но  его  развязное
поведение в ряде случаев ставило  Саддама  в  неловкое  положение  перед
общественностью. Говорили, что президентский дегустатор был, по  меньшей
мере, третьим из убитых им людей.  Его  первой  жертвой  стал  армейский
полковник, который воспротивился попыткам Удэя соблазнить его малолетнюю
дочь, а второй был  офицер,  осмелившийся  возразить,  когда  Удэй  стал
заигрывать с его женой в багдадской дискотеке. Достаточно странно,  что,
по извращенной логике президентского дворца, предыдущие  убийства  Удэя,
очевидно, не вызывали возражений, поэтому его  мать  не  поняла,  почему
Саддам решил наказать сына именно за убийство дегустатора, тогда как  на
предыдущие он не обратил внимания.
   - Зачем его арестовывать? - спросила она, как говорили, своего  мужа.
- В конце концов, это не первое убийство. И он не единственный  в  семье
убивал.
   Хотя отношения в семье, в конце концов,  наладились  (Удэю  разрешено
было вернуться в Багдад весной 1990 года и занять прежние посты), Хусейн
так и не простил Аднану Хейраллаху вмешательства в это дело, поставившее
его в неловкое положение. Через  несколько  месяцев  после  скандала  он
яростно набросился на министра обороны, обвиняя его в  том,  что  он  не
отреагировал должным образом на попытку  государственного  переворота  в
начале 1989 года.
   По правде говоря, даже если бы не было "дела  Шахбандар",  Аднан  уже
был обречен. Помимо прочих ошибок, он совершил  непростительный  "грех",
разделив с Саддамом Хусейном славу за "победу над персидским врагом". За
этот  грех  прощения  не  было,  в  чем  убедились  и  некоторые  другие
выдающиеся  генералы.  Махер  Абдель  Рашид   и   Хишам   Сабах   Фахри,
национальные  герои  после  освобождения  полуострова  Фао  от  иранской
оккупации в апреле 1988 года, были отстранены от командования  несколько
позже в том же году - считается, что они либо под домашним арестом, либо
казнены. Никому, независимо от степени близости к Саддаму, не  дозволено
было достигнуть такого положения, которое  могло  хотя  бы  теоретически
нанести ущерб либо популярности, либо власти президента.
   Несмотря  на  несчастную  судьбу  Аднана  Хейраллаха,  на  удивление,
немногие из "внутреннего круга"  Саддама  впали  в  немилость  в  1980-х
годах, что давало основания полагать, что даже  в  системе,  пронизанной
патологической подозрительностью, чувство  солидарности,  племенное  или
основанное на страхе, было вытравлено не до конца.
   Однако же эта солидарность  не  основывается  на  истинной  верности.
Хусейну не только удалось избавиться, постепенно поднимаясь к абсолютной
власти,  от  всех  своих  потенциальных  соперников  и   окружить   себя
раболепными подлипалами, но он также  связал  свой  внутренний  круг  со
своей политикой и, следовательно, со своею судьбой.  Таковы  были  люди,
образующие основу режима. Они сделали  возможным  возвышение  Саддама  к
абсолютизму, получали огромные награды у  него  на  службе  и  рисковали
потерять все в случае его падения. Многие из них  играли  весьма  видную
роль  в  саддамовских  репрессиях  (можно  вспомнить,  как  Наим  Хаддад
возглавлял особый трибунал, отдававший приказы  о  знаменитых  казнях  в
1979 году). Ходили слухи, что большинство из них брали в руки  оружие  и
участвовали вместе с Саддамом в расстрелах.
   Иракская правящая клика еще более  сплотилась  со  своим  вожаком  во
время ирано-иракской войны. Не забывая, что не только их  хозяин,  но  и
они тоже были объявлены  Тегераном  заклятыми  врагами,  осознавая,  как
безжалостно Хусейн будет наказывать за  нерешительность  в  эти  роковые
дни, "ближний круг" сплотился как никогда вокруг единственного человека,
который, по их мнению, мог найти выход из положения.
   Никто не знал лучше Тарика Азиза о  страшных  последствиях  возможной
победы Ирана для него и его соратников, после того как он едва спасся от
покушения в апреле 1980 года. Седой господин с обходительными  манерами,
занимающий с 1983 года пост министра иностранных  дел  наряду  с  постом
заместителя  премьер-министра,  многими  считался  умеренным  политиком.
Однако этот образ возник больше из-за того, что  он  бегло  и  правильно
говорит по-английски (у него степень бакалавра Багдадского  университета
по английскому языку и литературе), а не из-за содержания его заявлений.
Христианин  в  мусульманской  администрации,  он  во   многом   является
созданием Саддама, старательно прислушивается к голосу своего хозяина  и
подчеркивает его воззрения и цели. В багдадских  дипломатических  кругах
бытует анекдот о  том,  что  во  время  позднего  заседания  СРК  Саддам
повернулся к Азизу и спросил его, который час.
   - Какой вам угодно, господин президент, - последовал ответ.
   В начале 1970-х годов, будучи главным  редактором  партийного  органа
"Эль-Савра", Азиз  предоставил  газету  в  распоряжение  Хусейна,  играя
довольно бесстыдную роль  в  создании  публичного  образа  последнего  и
оправдывая бесчеловечные действия его службы безопасности. Когда в  1969
году  Запад  выразил   свое   негодование   по   поводу   жутких   сцен,
сопровождавших повешение евреев в Багдаде, Азиз  яростно  возразил:  "Не
следует думать, что  сотни  тысяч,  которые  с  удовольствием  приходили
смотреть  на  тела  повешенных,  варвары  или  недоумки.  Это  было   бы
несправедливой  и,  кроме  того,  ложной  оценкой.  Это   событие   было
проявлением уверенности, демонстрируемой революцией на  главной  площади
Багдада, что невозможное в прошлом  стало  теперь  непреложным  фактом".
Через десять лет, когда уничтожались коммунисты, Азиз проявил  такую  же
безжалостность:
   - Коммунистическая партия в нашей стране не нужна,  -  сказал  он.  -
Если коммунисты хотят стать мучениками, мы им поможем.
   Предшественник Азиза в министерстве иностранных дел, Саадун Хаммади -
несколько менее одиозная  фигура.  Один  из  отцов-основателей  иракской
партии Баас, престарелый шиит - единственный в  свите  Саддама  человек,
обучавшийся на Западе  (в  1957  году  он  получил  степень  доктора  по
экономике сельского хозяйства в Висконсинском университете). И все же на
протяжении всей своей карьеры он никак не показал, что этот опыт  внушил
ему хоть  какие-то  демократические  идеалы.  С  начала  70-х  годов  он
преданно поддерживал Хусейна, помогая ему со своего  влиятельного  поста
министра иностранных дел, на который он был назначен в 1974 году. В 1983
году он подал в отставку по состоянию здоровья, но остался  заместителем
премьер-министра, членом  СРК  и  доверенным  советником  президента  по
экономическим вопросам. Именно ему -  во  всех  этих  ипостасях  -  было
поручено  деликатное  задание:  оказывать  давление  на  Кувейт  в  год,
предшествующий вторжению, чтобы тот простил свои займы  Ираку  во  время
войны и согласился субсидировать экономическое восстановление страны.
   В  то  время  как  Азиз  и  Хаммади  разговаривают  от  имени  режима
довольно-таки мягко, Таха Ясен Рамадан обычно бряцает оружием. Выпускник
Багдадской  военной  академии,  он  был  уволен  из  армии  из-за  своих
баасистских  наклонностей  и  стал  банковским  служащим.  Его   близкое
сотрудничество с Саддамом начинается  с  середины  60-х  гг.,  когда  он
помогает  ему  организовывать  партийную  милицию,   которую   возглавит
несколькими годами  позже.  Рамадан,  как  и  его  благодетель,  искусно
владеет  приемами  антизападной  и  националистической  демагогии  и   -
редкость в окружении Хусейна - был наделен личной харизмой. Это качество
помогло  ему  в  определенном  смысле  пробиться   к   власти,   о   чем
свидетельствует его пост первого заместителя премьер-министра.  Учитывая
все это, Саддам старается держать его  на  коротком  поводке.  Следующая
история ярко иллюстрирует отношение Саддама к Рамадану. "Как  раз  перед
концом ирано-иракской войны президент  решил,  что  все  толстые  иракцы
должны сесть на  диету.  В  прессе  публиковался  реальный  вес  каждого
министра и вес, которого нужно  достигнуть,  с  призывами  поторопиться.
Господину Рамадану следовало  потерять  более  60  фунтов  -  и  он  это
сделал".
   Другой резкий голос в ближнем окружении Саддама - это голос  министра
информации и культуры Латифа Нуссейфа Ясима.  Пятидесятилетний  шиит  из
маленького города Рашидин в провинции Багдад, Ясим вступил в партию Баас
в 16 лет, и при Арефе в середине 1960-х годов сидел в тюрьме. В 1974  он
стал генеральным директором государственного  радио  и  телевидения.  Он
использовал это положение,  чтобы  создать  телевизионный  образ  своего
патрона - Саддама Хусейна - и был щедро  вознагражден  за  свои  услуги.
Когда  Саддам  стал  президентом,  Ясим  получил  важный  пост  министра
информации.  Он  играл  ключевую  роль  во  время  кувейтского  кризиса,
ретранслируя сообщения своего хозяина по всему  миру.  Его  лицо  внутри
страны еще  более  неприятно,  чем  его  международный  имидж.  Иракские
политические  ссыльные  часто  ужасаются  от  его  грубостей  и  от  его
вульгарного багдадского диалекта.
   - Как низко пал Ирак, если такой тип может быть министром  информации
и культуры, - сказал со вздохом один из них.
   Личный опыт Хусейна научил его обращаться очень осторожно со  вторым,
согласно табели о рангах, человеком в  государстве,  Из-затом  Ибрагимом
аль-Дури.  Помня,  как  он  сам  успешно  использовал   свою   должность
заместителя председателя  в  качестве  трамплина  к  абсолютной  власти,
Хусейн превратил своего заместителя в чисто  церемониальную  фигуру,  не
допуская его к настоящим рычагам власти. В отличие от  Хусейна,  портрет
которого красуется на каждом углу, Из-зат Ибрагим остается, в  основном,
анонимной личностью; подданные редко видят его по телевизору, слышат  по
радио или читают его речи  в  газетах.  Этого  нетрудно  было  добиться,
поскольку  основным  достоинством  Ибрагима  является   его   абсолютное
раболепие перед своим начальником. Довольно  необщительный  человек,  до
прихода к власти Баас зарабатывающий на жизнь продажей льда, заместитель
не имеет никаких желаний быть выше  своего  теперешнего  положения.  Его
слабое здоровье также делает  маловероятными  какие-либо  притязания  на
власть Хусейна. Хусейн ценит Ибрагима за  его  религиозное  благочестие,
вследствие чего именно Ибрагим ведет переговоры с шиитским духовенством.
   Несмотря   на   видное   политическое   положение   и    материальное
благосостояние, люди  из  близкого  окружения  Хусейна  находятся  между
Сциллой и Харибдой. Они поставили свое политическое будущее и свои жизни
в  зависимость  от  успеха  политики  Хусейна,  но  сами  они  не  имеют
практически никакого влияния на его решения. Если бы его  сместили,  они
бы почти наверняка пали вместе с  ним;  если  бы  они  достигли  больших
успехов, служа ему, он пожал бы плоды их  трудов,  а  им  оставалось  бы
считать себя счастливчиками, если  за  их  успех  их  не  уберут.  Итак,
"внутренний круг" Хусейна является его эхом, выдавая то, чего он желает,
за действительное и заранее поддерживая те решения, которые  он  намерен
принять.
   Полицейские государства  не  склонны  обнародовать,  как  именно  они
принимают решения. Свидетельства того, что на самом  деле  происходит  в
темных коридорах власти, можно узнать только из вторых или третьих  рук.
Часто это не вполне  соответствует  действительности.  Однако  насколько
можно узнать, никто из иракского политического руководства и не  пикнул,
когда Хусейн в сентябре 1980 года решил  выступить  против  престарелого
аятоллы Хомейни. Наоборот, внутренний кружок собрался, как  овцы  вокруг
своего   вожака,   на   протяжении   всего   того   напряженного   года,
предшествующего войне. Когда Хусейн надеялся ограничить иранскую  угрозу
не воюя, его соратники всем сердцем  его  поддерживали;  как  только  он
решил взяться за оружие, они быстро забыли свою предыдущую умеренность и
настаивали на благотворности вторжения в Иран.
   Как это было с другими лидерами, страдающими манией  величия,  такими
как Николае Чаушеску или последний  шах  Ирана  Мухаммед  Реза  Пехлеви,
которым говорили только то, что они хотели услышать, суждение Хусейна  о
реальном мире было в корне  искажено  византийской  атмосферой  лести  и
самоуничижения, окружающей его. На  заседании  кабинета  в  ноябре  1989
года, согласно сообщению государственного радио, он хвалился,  что  если
бы он вышел продавать камешки на улицах Багдада,  "собралась  бы  тысяча
иракцев   и   иностранцев,   чтобы   предложить   миллион   динаров   за
один-единственный камешек и сказать ему: "Саддам Хусейн, ты и не знаешь,
что это у тебя не простой камень, а драгоценный".
   В недемократических системах основной носитель политических перемен -
сила. Хусейн это понимает и не жалеет стараний, чтобы превратить армию в
"идеологическую силу", верную  только  ему.  Кардинальные  принципы  для
такой "идеологической армии" были заложены в 1974 году  Восьмым  съездом
Баас:
   - От самых своих истоков Партии нужно было незамедлительно решать две
основные задачи. Первой  была  консолидация  руководства  в  вооруженных
силах; надо было очистить их от подозрительных элементов, заговорщиков и
авантюристов,  укоренить  в  солдатах  панарабские  и   социалистические
принципы, установить идеологические и профессиональные критерии, которые
дали бы возможность вооруженным силам  выполнять  свои  обязанности  как
можно лучше и удержать их от отклонений, допущенных  режимами  Касема  и
Арефа и их военными аристократами, и, таким образом,  слить  вооруженные
силы с народным движением под руководством партии.
   В соответствии с этим десятки партийных комиссаров  были  внедрены  в
вооруженные  силы  вплоть   до   батальонного   уровня.   Организованная
политическая деятельность была  запрещена,  "ненадежные  элементы"  были
вытеснены в отставку или же вычищены, а часто и казнены,  кадры  старших
офицеров  постоянно  перетряхиваются,  чтобы  помешать  офицерам  как-то
сплотиться. Социальный состав Республиканской гвардии, элитного  корпуса
внутри армии, сделавший  возможным  захват  власти  Баас  и  с  тех  пор
обеспечивающий ее существование, был  коренным  образом  пересмотрен,  в
него  были  включены  многочисленные  уроженцы  Тикрита  и  прилегающего
района.
   Как и его заклятые враги,  революционные  муллы  в  Тегеране,  Хусейн
пытался обезопасить армию при помощи значительного