Ираком. Они подняли ставки гораздо выше того, на
что Саддам мог бы согласиться: они открыто требовали его головы.

Глава седьмая
Иран - беспокойный сосед

   17  сентября  1980  года   Саддам   Хусейн   выступил   перед   вновь
восстановленным Национальным собранием.  Лицо  его  было  напряженным  и
торжественным. Он говорил медленно, время от времени жестикулируя, чтобы
подчеркнуть важность сказанного. Всем слушателям было ясно, что  это  не
обычная президентская речь.
   - Частые и вопиющие нарушения Ираном суверенитета Ирака, - сказал он,
- делают недействительным Алжирское соглашение 1975 года.  Юридически  и
политически договор неделим. Теперь, когда нарушен его дух, у Ирака  нет
альтернативы кроме как восстановить юридический  статус  Ц1атт-эль-Араб,
каким он был до 1975 года.
   -  Эта  река,  -  продолжал  он  под  гром  аплодисментов,  -  должна
восстановиться в  своей  иракско-арабской  ипостаси,  как  это  было  на
протяжении истории, о чем говорит уже само название,  со  всеми  правами
пользования, вытекающими из нашего полного обладания этой рекой.
   Последствия речи  Хусейна  не  заставили  себя  ждать:  22  сентября,
пытаясь  повторить  блестящий  ход  израильтян  в  Шестидневной   войне,
иракские воздушные силы разбомбили десять аэродромов  в  Иране,  пытаясь
уничтожить иранские  самолеты  на  земле.  Через  день  иракские  войска
пересекли иранскую границу, начав то, что впоследствии  оказалось  одним
из самых долгих, кровавых и дорогостоящих вооруженных  конфликтов  после
второй мировой войны, а для Ирака - самым болезненным  событием  за  всю
его современную историю.
   На что именно надеялся Хусейн,  когда  он  принимал  такое  серьезное
решение,  очевидно,  никогда  не  станет  ясно.  Самое  распространенное
объяснение  расценивает  вторжение  в  Иран  как  доказательство  личной
агрессивности Саддама Хусейна и его безудержных геополитических амбиций.
Если принять это  объяснение,  то  притязания  Саддама  простирались  от
оккупации иранских территорий  (Шатт-эль-Араб  и  Хузистан)  до  желания
нанести решающее поражение Иранской революции,  и  далее  -  до  желания
утвердить первенство Ирака в арабском мире и в  Персидском  заливе.  При
таком подходе, победив Иран, Саддам Хусейн  мог  надеяться  стать  самым
влиятельным лидером среди глав неприсоединившихся стран.
   Саддам Хусейн феноменально честолюбив. Всего лишь за  восемь  месяцев
до вторжения в Иран он хвалился, что "Ирак столь же  велик,  как  Китай,
как Советский Союз  и  как  Соединенные  Штаты".  Совершенно  ясно,  что
Алжирское  соглашение,  установившее  суверенитет  Ирана  над  половиной
Шатт-эль-Араба и признавшее главенство его над Ираком, было для  Саддама
невыносимо. И все же, несмотря на  унижение,  сопровождавшее  заключение
Соглашения 1975 года, начало войны в сентябре 1980 года было  более  чем
неудачным для молодого  и  энергичного  президента.  Благодаря  мировому
нефтяному   буму   1979-1980   гг.   иракская    экономика    переживала
беспрецедентный  расцвет.  Доходы  от  экспорта  нефти  поднялись  от  1
миллиарда долларов в 1972 году до 21 миллиарда в 1979 и 26 миллиардов  в
1980. В месяцы, предшествующие  войне,  эти  доходы  достигали  годового
уровня в 33 миллиарда долларов, давая Саддаму возможность выполнить свои
самые  честолюбивые  программы  экономического  развития.   Бесчисленные
здания росли по всей стране. В 1982 году Багдад готовился к встрече глав
неприсоединившихся  стран.  Повышался  жизненный  уровень  многих  слоев
иракского общества. Война  могла  только  поставить  под  удар  все  эти
достижения и, следовательно, поколебать положение Саддама внутри страны.
   Но даже если бы эти веские аргументы против  войны  не  существовали,
объяснения, основанные на факторе  честолюбия,  представляют  лишь  одну
сторону той решимости, которая  побудила  Хусейна  вторгнуться  в  Иран.
Другой стороной почти наверняка был  комплекс  незащищенности,  гнетущий
страх,  вызванный   ненадежностью   собственного   режима   и   растущей
уязвимостью Ирака перед военной мощью  Ирана.  При  тогдашнем  положении
Ирака Иран являл  грозную  геополитическую  опасность.  Гораздо  большая
страна по территории и населению, с главными  стратегическими  центрами,
расположенными глубоко внутри страны, и с  длинной  береговой  линией  в
Заливе, Иран был гораздо сильнее своего более мелкого соседа.  Признавая
основное превосходство Ирана, Ирак и не думал  соревноваться  с  могучим
соседом за превосходство в Заливе. Вместо  этого  он  обратил  всю  свою
энергию в сторону арабского мира  (о  чем  свидетельствует  Национальная
Хартия Саддама из восьми пунктов, обнародованная в феврале 1980 года), а
это было  менее  рискованной  и  более  перспективной  ареной.  Заключив
Алжирское  соглашение,  Саддам  фактически  признал  новый  региональный
порядок, основанный на гегемонии Ирана в  Заливе,  дабы  отвести  угрозу
целостности Ирака и политическому положению самого Саддама. В конце 70-х
годов ничто, казалось бы, не предвещало, что он намерен нарушить  мир  с
Ираном, не говоря уж о его желании начать открытую войну.
   На этом фоне Хусейн с большим беспокойством  наблюдал  в  конце  70-х
годов  революционную  бурю  в   Иране,   грозившую   подорвать   статус,
установленный Алжирским соглашением. Правда, ослабленный  и  разобщенный
Иран вроде бы был для Ирака менее  опасен.  И  все  же,  как  это  часто
бывает, революционные волнения выплескиваются за границы  государства  и
захватывают соседние страны. А возможность свержения хорошо  укрепленной
диктатуры народным восстанием не очень-то грела душу Саддама Хусейна.  И
все же, поскольку Ирак никак не мог  повлиять  на  исключительно  важные
события в соседней стране, осторожный Хусейн решил приветствовать  новый
революционный  режим   в   Тегеране.   Он   не   только   не   попытался
воспользоваться гражданской войной в  Иране  для  пересмотра  Алжирского
соглашения, но мгновенно  признал  пришедших  к  власти  новых  людей  в
Тегеране   и   продемонстрировал    свою    готовность    придерживаться
"статуса-кво" в отношениях между двумя государствами: "Режим, который не
поддерживает  наших  врагов  и  не  вмешивается  в  наши  дела,   режим,
международная политика которого соответствует интересам  обоих  народов,
наверняка  заслуживает  уважения  и  понимания  с  нашей  стороны".  Это
радушное заявление было подтверждено официальным меморандумом  иранскому
премьер-министру   Мехди   Базаргану,   подчеркивающим   желание   Ирака
установить  "прочнейшие  братские  отношения  на   основе   уважения   и
невмешательства во внутренние дела" и выражающим сочувствие и  поддержку
борьбе иранского народа за "прогресс и свободу".
   Положительное отношение Саддама  к  революционному  иранскому  режиму
продолжалось весной и  летом  1979  года.  Когда  Иран  решил  выйти  из
Организации центрального  договора  (СЕНТО)  -  организации  военного  и
экономического сотрудничества, образованной в 1959 году Великобританией,
Ираном, Пакистаном и  Турцией  и  отменившей  Багдадский  пакт,  -  Ирак
предложил свое посредничество, если  Иран  решит  примкнуть  к  движению
неприсоединения. Когда  в  июне  1979  года  иракские  самолеты  в  ходе
операций против курдов  ошибочно  сбросили  бомбы  на  иранскую  сторону
границы, Багдад тут же отправил Ирану официальные извинения. В то  время
президент Бакр отзывался об Иране как  о  братской  нации,  связанной  с
арабским народом Ирака "прочными узами  ислама,  истории  и  благородных
традиций",  и  хвалил  революционный  режим  в  Тегеране  за   политику,
подчеркивающую эти "глубокие исторические  связи".  В  июле  1979  новый
президент Ирака  Саддам  Хусейн  подтвердил  свою  заинтересованность  в
установлении с Ираном тесных контактов, "основанных на взаимном уважении
и невмешательстве во внутренние дела". Неприветливая  реакция  Ирана  не
охладила Саддама Хусейна: в августе 1979 он пригласил Базаргана посетить
Багдад.
   Тегеран, однако, не  ответил  взаимностью  на  добрую  волю  Хусейна.
Наоборот, с первых дней своего пребывания у власти  революционный  режим
пытался свергнуть режим Саддама. Даже  при  том,  что  воинственный  пыл
Ирана был направлен и  против  других  государств  в  Заливе,  несколько
обстоятельств делали Ирак первоочередной целью для  "экспорта"  иранской
Исламской  революции.  Примерно  60  процентов  всего  населения   Ирака
составляли шииты, и революционный режим в Тегеране  мог  надеяться,  что
это сообщество, всегда считавшее себя угнетенным и  обделенным  правами,
последует примеру Ирана, свергнувшего монархию шаха Пехлеви, и восстанет
против собственных суннитских "угнетателей".  Эти  ожидания  еще  больше
подпитывались светским,  "еретическим"  характером  Баас,  которая  была
непреклонно настроена против  самого  понятия  исламского  политического
порядка, и  местонахождением  самых  святых  шиитских  мест  -  Кербелы,
Неджефа, Кезимеина  -  сочетание,  которое  могло  служить  потенциально
мощным оружием в руках исламского режима.
   А  главное,  муллы  в   Тегеране   столкнулись   с   той   же   самой
геостратегической дилеммой, которая стояла перед шахом десять лет назад:
Ирак как основное потенциальное препятствие на пути стремления  Ирана  к
региональной гегемонии. Так же, как дорога шаха к лидерству настоятельно
требовала обуздания Ирака, так и муллы считали, что замена существующего
положения в Персидском  заливе  исламским  порядком  должна  начаться  с
удаления главной помехи на пути к этой цели - светского  режима  Баас  и
его  самовластного  главаря.  Как  сказал  воинствующий  член  иранского
руководства Худжат аль-Ислам Садек Халхали:
   - Мы вступили на истинно  исламский  путь,  и  нашей  целью  является
победа над Саддамом Хусейном, ибо мы считаем его главным препятствием  к
распространению подлинного ислама в регионе.
   В июне 1979  года  революционный  режим  начал  публично  подстрекать
население Ирака к восстанию и свержению  "саддамовского  режима".  Через
несколько месяцев Тегеран расширил свою кампанию,  возобновив  поддержку
иракских курдов (которая прекратилась в  1975  году),  обеспечив  помощь
подпольным   шиитским   движениям   в   Ираке   и   начав   осуществлять
террористические акты, направленные против видных  деятелей  Ирака.  Эти
действия достигли своего  пика  1  апреля  1980  года,  когда  сорвалось
покушение на заместителя премьера Тарика Азиза в тот  момент,  когда  он
произносил речь в университете Мустансиррия в Багдаде. Через две  недели
иракский министр информации и культуры Латиф  Нуссейф  аль-Джасем  также
едва избежал покушения. Было подсчитано, что только в апреле, по меньшей
мере, 20 иракских официальных лиц погибли от  бомб  подпольных  шиитских
боевиков.
   Акты  давления  со  стороны  Ирана  тем  более  приводили  Саддама  в
замешательство, что они совпали с огромной волной  шиитских  мятежей.  К
концу десятилетия стало очевидно, что шиитская проблема сменила курдскую
и стала главной  внутренней  опасностью,  гораздо  более  серьезной  для
режима Саддама,  чем  предыдущая.  Какой  бы  острой  ни  была  курдская
проблема, она никогда не угрожала Баас  настолько,  насколько  ей  могло
угрожать шиитское  движение.  Хотя  курды  всегда  служили  проводниками
иностранного вмешательства во внутренние  дела  Ирака  и  даже  угрожали
распадом  Ирака  и  крахом  режима  Баас,  они   оставались   неарабским
меньшинством. Их национальные устремления всегда вызывали враждебность у
большинства иракцев, и  поэтому  всегда  можно  было  сплотить  массы  в
поддержку режима, отвергавшего попытки курдов "отнять у  арабской  нации
часть ее земель". Наоборот, шиитское сообщество всегда было  неразрывной
частью арабской нации и самым большим религиозным сообществом  в  Ираке.
Следовательно, если бы они бросили открытый вызов законности  Баас,  это
было бы сильнейшим ударом по режиму. На идеологическом уровне  отделение
шиитов выбивало почву из-под ног Баас, ибо как  она  могла  нести  знамя
панарабизма, если ей  не  удавалось  сохранить  единство  в  собственной
стране? На практическом уровне бунт подавляющего  большинства  иракского
народа неизбежно  привел  бы  к  тяжким  последствиям  для  стабильности
режима.
   Начало шиизма восходит к политическому противостоянию  после  кончины
пророка Мухаммеда в июне 632 года н. э. Сразу же после смерти  Мухаммеда
его двоюродный брат и зять Али Ибн-Али-Талиб заявил  права  на  наследие
как самый близкий родственник. Его желание не осуществилось, и Мухаммеду
наследовал его тесть и один из его старых друзей, Абу Бекр,  в  качестве
первого халифа, главы сообщества и государства. А  когда  Али,  в  конце
концов,  унаследовал  халифат  в  656  году,  его  главенство  постоянно
оспаривалось, серьезнее всего - правителем Сирии по имени Муавия ибн-Абу
Суфьян.
   В качестве главы  дома  Омейядов,  выдающейся  семьи,  находящейся  в
родстве с  потомками  пророка  Хашимитами,  Муавия  хотел  отомстить  за
убийство предшественника Али и тоже Омейяда,  халифа  Османа-ибн-Аффана.
Вражда между Муавией и Али проходила через разные стадии,  некоторые  из
них отличались неистовостью. Когда Али готовился  к  решающей  битве  со
своим соперником, он был убит в январе 661 года в главном  городе  Ирака
Куфе. Муавия захватил халифат и основал династию Омейядов со столицей  в
Дамаске.
   Через несколько десятилетий жители Куфы подговорили второго сына Али,
Хусейна, выступить против династии Омейядов.  Поддавшись  искушению,  он
выполнил их желание, но понял, что его земляки не поддержат это  дерзкое
предприятие. Он бежал от наступающего войска Омейядов и укрылся в городе
Кербеле, приблизительно в 60 милях к юго-западу от Багдада,  где  вскоре
оказался  в  осаде.  Командующий   экспедиционными   войсками   Омейядов
предложил ему сдаться, но Хусейн, считая,  что,  как  внук  Пророка,  он
неуязвим, отказался. Он был убит в последовавшей битве  10  октября  680
года, и голову его отослали в Дамаск.
   Смерть Хусейна стала критическим водоразделом в истории  шиизма.  Она
скрепила небольшую группу последователей Али, "Шиат Али"  ("партию"  или
"фракцию" Али) в значительное и  прочное  религиозное  движение.  Могила
Хусейна  в  Кербеле  стала  одной  из  самых   известных   святынь   для
паломничества всех  шиитов,  особенно  иранцев.  День  его  мученичества
(Ашура, десятый день арабского  месяца  мухаррам,  когда  он  был  убит)
торжественно отмечается каждый год.
   Хотя шииты намного превосходят все  остальные  религиозные  общины  в
Ираке, им не только не удалось сыграть  ключевую  роль,  соответствующую
хотя бы их количеству  (60  процентов  населения),  но  они  в  качестве
подневольного класса долго находились под властью небольшого суннитского
меньшинства  (20  процентов  населения).  Так,  например,  при  монархии
арабы-сунниты занимали 44 процента всех правительственных  постов  и  60
процентов  высших  постов,  по  сравнению  с  32  и  21  процентом  мест
соответственно  занимаемых  шиитами.  За  десятилетие  после   свержения
монархии сунниты занимали 80 процентов высших постов, а шииты всего 16.
   Подневольное положение шиитов в современном  Ираке  имеет  длительную
историю, начиная с оттоманской эпохи. Тогда  шииты  были  отстранены  от
власти  и   преследовались   властями   в   преимущественно   суннитской
Оттоманской империи. Оно было еще  усилено  бурной  враждебной  реакцией
шиитов в связи с восшествием на иракский трон короля Фейсала I:  они  не
без  оснований  страшились  продолжения  господства  суннитов  во  вновь
образованном государстве Ирак. Географическое расположение тоже  оказало
неблагоприятное влияние на шиитское сообщество.  В  отличие  от  курдов,
обитающих в горах, вдали от  резиденций  государственной  власти,  шииты
вследствие своего  обитания  в  центре  страны  более  уязвимы  и  более
бессильны  перед  контролем  властей.  Наконец,  у  шиитов  нет   общего
руководства, а их сообщество ослаблено  глубокими  разногласиями.  Самый
большой раскол наблюдается между горожанами и  сельским  населением,  но
важные разногласия также существуют внутри как городских, так и сельских
сообществ.
   Глубоко  укорененный  комплекс  дискриминации  у  шиитов  значительно
усилился при баасистском режиме. Выспренний баасистский лозунг - "Единая
арабская нация  с  ее  извечной  миссией"  -  никогда  не  мешал  шиитам
замечать,  что  Ираком  правит  все  более  узкая  социальная  группа  -
"суннитский  треугольник"  и  "тикритская  клика".  Это  раздражение  от
правления  меньшинства   большинством   усиливалось   экономическими   и
социальными неполадками ввиду саддамовской политики всеобщей урбанизации
в 70-е годы, когда многие шииты были превращены  в  горожан.  Обнаружив,
что их сельскую бедность сменило жалкое прозябание в  пригородах,  новые
бесправные  городские  шииты  стали  благодатной  почвой  для  растущего
недовольства. Провозглашаемый партией Баас  антиклерикализм  еще  больше
разжигал  возмущение,  поскольку  нарушал   традиционный   мусульманский
миропорядок  и  вызывал  антагонизм  шиитских  влиятельных   религиозных
деятелей, многовековое положение которых оказалось  под  тяжким  прессом
жесткого партийного контроля.
   Организованная шиитская оппозиция  режиму  стала  проявляться  уже  в
конце 1960-х годов, когда была образована  подпольная  шиитская  партия.
Вдохновленная учением выдающегося  иракского  аятоллы  Мухаммеда  Бакира
аль-Садра,  она  была  не  просто  реформистским  движением,  но  скорее
революционной  партией,  проповедующей  замену  современного   светского
государства   исламским    социально-политическим    устройством.    Эта
перспектива  совсем  не   улыбалась   Саддаму,   который   боялся,   что
распространение  религиозного  фундаментализма   подорвет   стабильность
баасистского  режима.  Следовательно,  нельзя  было   допустить,   чтобы
подобные доктрины укрепились  в  массах.  Их  следовало  незамедлительно
искоренить. Поэтому в службе безопасности был создан  специальный  отдел
для борьбы с шиитской оппозицией, и к середине 70-х гг. западная  пресса
сообщила, что шиитские религиозные  деятели  были  тайно  казнены,  дабы
ликвидировать организованную оппозицию режиму.
   Тем не менее,  эти  суровые  меры  не  предотвратили  нового  кипения
шиитского котла. В феврале 1977 года во время церемоний Ашура в память о
мученичестве  Хусейна  ибн-Али  в  святых  городах  Кербеле  и   Неджефе
произошли  бурные  демонстрации,  руководимые   шиитским   духовенством.
Несколько дней тысячи шиитских паломников вступали  в  стычки  с  силами
безопасности, посланными  для  восстановления  порядка.  Когда  яростная
конфронтация  утихла,  тысячи  шиитов  были  арестованы,  не  уточненное
количество шиитов было убито или изувечено.
   Реакция Саддама оказалась скорой и безжалостной. В конце  месяца  был
создан специальный суд для процесса над участниками беспорядков.  Восемь
религиозных предводителей были приговорены к смерти  и  пятнадцать  -  к
пожизненному заключению. Через несколько месяцев Саддам произнес речь, в
которой он яростно заклеймил попытки подорвать стойкую светскую  позицию
партии в угоду растущим исламским настроениям.
   - Что  нам  следует  сделать,  -  доказывал  он,  -  так  это  жестко
противостоять попыткам придать религии официальный статус в  государстве
и обществе, а также всеми средствами  противиться  религиозному  мятежу.
Давайте вернемся к корням ислама, прославляя их, но не  будем  смешивать
религию с политикой.
   - Баас на стороне веры, - говорил он, - но она никогда не  примирится
с использованием религии в качестве завесы  для  подрывной  деятельности
против нашего строя.
   Подчеркивая  решимость  Саддама   предотвратить   "придание   религии
официального статуса в государстве и в  обществе",  в  марте  1978  года
государство поставил